12. Твори добро

Я был воспитан в убеждении, что каждый из нас может изменить мир. Я верил, что наш долг состоит в том, чтобы помогать другим и по мере своих сил творить добро – и для меня это никогда не являлось тяжким долгом. Это, скорее, чувство удовлетворения от того, что ты помогаешь семье, друзьям и соседям – и получаешь похвалы за хорошо сделанную работу. Когда я начал учиться в частной школе, умудрялся выдавать творческие и (как мне казалось) полезные идеи. Думаю, директор школы был в шоке, когда я представил ему длиннющую докладную записку на предмет того, как лучше управлять нашим учебным заведением. Опус заканчивался величавой фразой: «Мне было бы крайне интересно узнать Ваше мнение по данному вопросу, а сэкономленные деньги могли бы пойти на осуществление моих следующих планов…»

Директор не рассмеялся и даже не наказал меня за наглость. Он вручил мне мое послание, сопроводив его сухим комментарием:

– Очень хорошо, Брэнсон. Напечатай это в школьном журнале.

Вместо этого я бросил учебу и основал свой собственный журнал, увидев в нем возможность изменить что-то в нашем мире.

Когда с моей сестрой Линди мы пытались продавать номера Student на улице, какой-то бродяга остановил нас и попросил немного денег. У меня не было ни пенса, но я так горел желанием творить добро, что тут же сорвал с себя одежду и вручил ему. Чтобы меня не арестовали, мне пришлось одолжить одеяло и завернуться в него. Ганди, может, и удалось доказать что-то, бродя по Индии в одной простыне, но прогулки в старом одеяле по улицам Лондона, похоже, не возымели такого же эффекта.

Еще одним способом помочь людям стало открытие консультационного центра для студентов. Желающие могли обращаться туда анонимно, а работали в центре студенты-добровольцы с таким же складом ума и теми же проблемами, как и у тех, кто туда обращался. Люди могли задавать вопросы о чем угодно: от цен на квартиры до условий получения грантов, но в основном их интересовали проблемы, связанные с сексом. Интересно отметить, что некоторым – хотя и весьма непрямым – образом я был связан с Мари Стоупс, пионером движения за здоровье женщин и их сексуальное образование. Когда маме было всего двенадцать лет, она сыграла небольшую роль в постановке по пьесе миссис Стоупс на Уэст-Энд. Однако моя идея создания центра родилась из насущной необходимости, когда одной из моих подружек понадобилось сделать аборт. В те времена с такими вопросами больше некуда было обратиться – а мы давали консультации бесплатно и круглосуточно. Постепенно на работу в центре стало уходить все больше и больше времени. В три часа ночи я мог беседовать с потенциальным самоубийцей, а потом рекомендовать беременным девицам хороших и доброжелательных врачей и давать информацию кому-то еще о часах работы клиники венерических болезней при больнице Чаринг-Кросс. В оставшееся время – а оставалось его совсем немного – я пытался заниматься журналом. Когда мы открыли нашу консультацию в часовенке старой исторической церкви в самом центре Лондона, в ней работали добровольцы, раздававшие телефонные номера, детали и контактную информацию всем, кто нуждался в помощи. Дела у центра шли так успешно, что и сейчас, спустя тридцать пять лет, он пользуется большой популярностью.

Журнал сменила фирма грамзаписи, потом авиалиния, потом все остальные наши компании. Следующие несколько лет я провел, создавая Virgin. Нужно было зарабатывать, чтобы держаться на плаву и оплачивать счета, но моей целью было проявить свою творческую жилку и при этом как следует поразвлечься. Мой творческий запал вылился в занятия бизнесом потому, что, хотя поначалу я и хотел стать журналистом и редактировать журнал, мне очень быстро пришлось научиться быть издателем, чтобы этот журнал окупался. К тому же упорная работа была для меня чем-то вроде перманентного вызова. Человек, основавший IКЕА, делит весь свой день на десятиминутные отрезки. Вот что он говорит: «Если десять минут прошли, то уже безвозвратно. Раздели свою жизнь на кусочки по десять минут и не позволяй пропасть даже мгновению».

Однако необязательно заполнять все свое время беготней, чтобы использовать его по максимуму. По словам Билла Гейтса – человека, который больше всех в мире тратит на благотворительность, – его сотрудникам дозволяется часами пялиться в пространство при условии, что их ум постоянно занят. Альберт Эйнштейн выстроил свою теорию относительности в голове, не прибегая к бумаге и ручке. Записал он все уже потом. И, честно говоря, я тоже разрабатываю свои лучшие идеи в уме. А поскольку руки для такой работы не нужны, мне доставляют радость задачи, требующие физической выносливости, вроде плавания через Атлантику на моторной яхте, походов в лес с отцом, полетов на монгольфьере или непосредственного участия в работе тех предприятий, которые я помог организовать для молодежи Африки.

Говорят, что страсть к деньгам – корень всех зол. Но так быть не должно. Деньги можно использовать и для добрых дел. Самые большие благотворительные фонды основаны богатыми людьми, но некоторые из этих организаций начинались буквально с нуля. Гарвард, самый богатый университет в Америке, основан благотворительным фондом и начинался с нескольких книг и трехсот пятидесяти долларов. IКЕА начиналась с сарая в саду, а ее материнской компанией стал благотворительный фонд. Человек, придумавший бигмак, начинал карьеру с продажи бумажных стаканчиков. Он тоже был не из тех, кто тратит время попусту, и говорил своим сотрудникам: «Если хватает времени слоняться, значит есть время и на работу». Может быть, он так торопился потому, что идея создания МсDonalds возникла у него только в пятьдесят два года. Сейчас его компания тратит на благотворительность пятьдесят миллионов долларов в год.

Так что деньги могут стать и доброй силой. И необязательно быть богатым, чтобы творить добро. Раньше дети сдавали фольгу и пустые банки из-под колы, чтобы собрать средства, которые пойдут на добрые дела. В наши дни они проводят спортивные благотворительные мероприятия или делают взносы для проведения Live Aid. Мы с моим сыном Сэмом собираемся пересечь Арктику, чтобы привлечь внимание к проблеме глобального потепления. Есть множество способов помочь другим. Один из них – не причинять вреда, а это, как вы понимаете, не стоит денег.

Когда мне стукнуло сорок, я почувствовал, что нахожусь в самой нижней точке своей жизненной кривой. Мы воевали с British Airways за место в небе. Да, наша авиалиния стала победительницей в категории «Лучший бизнес-класс», но добывание денег на то, чтобы компания не загнулась, превратилось в нескончаемую битву. Только череда хитов, выпущенных Virgin Music, держала нас на плаву. Саймон, руководивший в то время Virgin Music, казалось, потерял к компании интерес – в основном из-за того, что был уверен: авиалиния нас разорит. Я решил остановиться, окинуть взглядом прожитую жизнь, и спросил себя: хочу ли чего-то нового, не следует ли мне полностью сменить обстановку? Я никогда не был страстным книголюбом, но начал читать биографические книги и обнаружил, что это очень интересно.

В один прекрасный день я сказал Джоан:

– Слушай, а что, если мне поступить в колледж и получить диплом историка?

– Ты просто хочешь побегать за хорошенькими студентками, – без обиняков заявила она.

Была ли Джоан права? Действительно ли у меня наступил кризис среднего возраста? Возможно. Тогда, вместо того чтобы думать, что могу сделать для себя, задумался о том, что могу сделать для других. Я предположил, что смог бы использовать свои деловые способности, чтобы сделать что-то полезное для решения важных проблем, таких как борьба с курением. Я бы мог финансировать разработку лекарств от рака, заняться системой здравоохранения или помогать бездомным. Существовало множество способов почувствовать свою полезность. Этот путь я и избрал для себя на всю оставшуюся жизнь.

Думаю, нам всем время от времени стоит оценивать прожитую жизнь. Достигли ли мы поставленных целей? Есть ли что-то, нам уже ненужное, от чего стоит освободиться? Я не имею в виду изношенные туфли или старые стулья. Я говорю о необходимости избавляться от дурных привычек или лености мысли, которые не дают нам идти вперед и только засоряют наш ум.

Мой двоюродный брат сэр Питер Скотт руководит большим птичьим заповедником на болотах в Слимбридже, в графстве Глостершир. Когда я сказал ему, что хотел бы привлечь диких птиц на озеро у своего дома в Оксфорде, он дал мне все необходимые советы. Я углубил озеро и насыпал несколько островков, чтобы птицам было где свить гнезда. Лебеди, утки, гуси и цапли слетелись отовсюду. Это очень тихое место – как раз такое, где я могу оставаться наедине со своими мыслями. Обычно мне нравится быть в гуще людей или со своей семьей, но иногда человеку нужен покой. Мне нравится бродить вокруг собственного озера и просто думать.

Каждому из нас необходимо иметь возможность уединиться. Вирджиния Вулф, говоря о ремесле писателя, называет такое уединение «своей собственной комнатой», но это не обязательно должна быть комната в буквальном смысле. Нам нужно какое-то пространство, где мы могли бы размышлять без помех, – пусть даже пространство в нашей собственной голове.

Период борьбы за выживание нашей авиалинии стал одной из редких ситуаций, когда я вконец растерялся. Гуляя вдоль берега озера, обдумывал кардинальные решения, которые предстояло принять. Когда я сказал в банке, что Virgin Music стоит по меньшей мере миллиард долларов, меня стали убеждать продать ее, чтобы расплатиться со ссудами, взятыми на раскрутку авиалинии. Существовало только два варианта выбора: закрыть Virgin Airlines или продать компанию грамзаписи. Моя проблема состояла в том, что мне казалось возможным сохранить и то и другое. Просто хотел, чтобы банк не паниковал. Я-то считал, что, убедившись, насколько серьезен наш музыкальный бизнес, в банке осознают: их деньги вне опасности. Но дело в том, что банки не любят рисковать. Мне дали понять, что, если не продам Virgin Music, они потребуют немедленного погашения долгов по ссудам. Я не знал, что мне делать. Virgin Music была моей любовью, и я видел, что она динамично развивается. Кроме того, мы только что заключили контракт с The Rolling Stones и Джанет Джексон, и я чувствовал себя так, словно предаю и этих людей, и всех остальных музыкантов. Был дождливый день. Я брел вдоль берега озера в раздумьях, как же мне поступить.

В самый разгар этого тревожного для меня периода, в августе 1990 года, Ирак вторгся в Кувейт. В новостях передали, что сто пятьдесят тысяч беженцев пересекли границу с Иорданией. Я был дружен с иорданским королем Хусейном и королевой Нур. Американка арабского происхождения, она была не только красавицей, но и профессиональным архитектором. С мужем Нур познакомилась, работая на иорданских авиалиниях. У нас было много общих интересов. Дружба наша началась двумя годами ранее, в 1988-м, когда королева увидела меня по телевидению во время моего кругосветного полета и позже позвонила, чтобы узнать, не взялся бы я научить членов ее семьи управлять монгольфьером.

Я перевез свой воздушный шар в Иорданию и познакомился с королевской семьей. Все они оказались такими же приятными людьми, как и сама королева, а дети были очень вежливы и дружелюбны. Летать над столицей и смотреть вниз, на старинные постройки, покрытые красной черепицей, было просто замечательно. Когда люди узнавали, что в плетеной корзине, проплывающей над их головами, находятся их король и королева, они начинали бежать за шаром, запрокидывая головы и выкрикивая приветствия. В тот период Ближний Восток погружался в хаос, и королю как человеку, получившему образование в Англии, и большому другу нашей страны приходилось нелегко. Он уже пережил несколько покушений на свою жизнь и был постоянно окружен кольцом вооруженной охраны. Однако в тот день перед охраной встала неразрешимая задача: как можно защитить короля, когда он летит в небе безо всякого сопровождения? Для самого же Хусейна это был радостный момент полной свободы.

Когда Саддам вторгся в Кувейт в 1990 году, я видел по телевизору, как тысячи беженцев непрерывным потоком бредут через иорданскую границу. Я позвонил королю Хусейну и королеве Нур и спросил, не могу ли чем-то помочь. Мне хотелось сделать что-то полезное и хоть как-то облегчить участь беженцев. Королева ответила, что узнает, в чем возникла самая острая нужда, и свяжется со мной. Она позвонила в тот же день и поинтересовалась, не смогу ли я раздобыть одеяла. В пустыне очень жарко днем – и очень холодно ночью. Королева объяснила, что одеяла можно использовать как тент днем, а ночью люди могли бы согреваться, закутываясь в них.

– Несколько маленьких детей уже умерли, – сказала Нур.

– Сколько нужно одеял? – спросил я. Она назвала цифру: сто тысяч.

– Но у нас осталось буквально два-три дня. После этого люди будут умирать сотнями. Это очень срочно, Ричард.

Сотрудники авиалинии Virgin тут же принялись за работу, обзванивая всех, кого только можно. Через два дня один из наших аэробусов уже летел в Иорданию, неся на борту сорок тысяч одеял, тонны риса и ящики с медикаментами. На обратном пути мы захватили с собой британских граждан, застрявших в Иордании из-за войны. Как только я вернулся в Англию, мне тут же сообщили, что глава British Airways вне себя от ярости. Он заявлял, что, поскольку они крупнейшая авиалиния Великобритании, то за помощью надо было обратиться именно к ним. Ему объяснили, что я – в отличие от него – сам вызвался помочь. Кроме того, раньше он запрещал использовать British Airways в ситуациях, вызванных международными конфликтами – и даже в тех случаях, когда к ним обращалась Christian Aid. Теперь же он набил самолет одеялами и направил его в Иорданию. Я был рад тому, что наш пример хоть в какой-то степени побудил его оказать помощь людям.

Узнав, что наши поставки так и не дошли до беженцев, я сразу же вылетел в Иорданию, чтобы снова встретиться с королевской четой в их дворце. Я спорил с министром, который, как мне стало известно, блокировал весь процесс, и вынудил его отправить все грузы в лагеря беженцев. С королем Хусейном мы много говорили о Саддаме. Король хотел, чтобы Иордания осталась нейтральной в вооруженном конфликте, казавшемся неизбежным. Его страна находилась в довольно шатком положении, а кроме того, он хорошо понимал проблемы каждой из конфликтующих сторон. Король надеялся, что все проблемы удастся решить путем переговоров, но при этом опасался, что Запад все-таки может начать войну, обеспечивая защиту нефтяных полей Кувейта. Хусейн знал, что время, отведенное на принятие каких бы то ни было решений, истекает.

Несколько дней спустя в Лондоне я смотрел новости по телевидению и увидел Саддама. Как выяснилось, он захватил британских заложников и собирался использовать их в качестве живого щита. Я задумался: чем бы мне им помочь в этой ситуации? Я был одним из очень немногих людей Запада, имевших прямой контакт с королем Хусейном. В свою очередь, он был одним из очень немногих людей, кому доверял Саддам. Мы могли бы провести переговоры в обход всех разъяренных политиков, стоявших между нами, и, возможно, сделать что-то до того, как разразится война. Я подумал, что, может быть, Саддам обменяет заложников на медикаменты. Король Хусейн мог бы связаться с ним и передать ему мое предложение. Я позвонил королеве Нур и спросил, не поможет ли она осуществить мой план.

– Приезжай и побудь с нами, Ричард. Ты сам можешь обсудить это с королем, – сказала она.

Я опять оказался в Иордании, где провел трехдневные переговоры с королем Хусейном. Он согласился с тем, что нужно что-то предпринять – и срочно, пока дела не приняли совсем плохой оборот. Я сел и, обдумывая каждое слово, от руки написал очень вежливое письмо Саддаму с просьбой отпустить всех иностранцев, удерживаемых в Ираке, и в качестве жеста доброй воли предлагал доставить по воздуху медикаменты, в которых нуждался Ирак. Письмо я подписал так: «С искренним уважением, Ричард Брэнсон».

После ужина король унес мое письмо в свой кабинет и перевел его на арабский. Он приложил к нему свое личное послание Саддаму и отправил пакет в Ирак со специальным курьером. Других дел у меня не было, и я улетел домой.

Два дня спустя король Хусейн связался со мной и сообщил очень хорошие новости. Саддам заявил, что согласен отпустить часть заложников: больных, женщин и детей. Но при этом он требовал, чтобы какое-нибудь имеющее достаточный вес лицо прибыло в Ирак и лично – перед телекамерами – попросило бы его об этом. Я тут же позвонил сэру Эдварду Хиту, бывшему премьер-министру. Мы оба были яхтсменами, и между нами сложились вполне теплые отношения. Он сразу же согласился, что выглядело очень смелым шагом с его стороны. По плану мы сначала должны были лететь в Иорданию и остановиться у королевской четы. Оттуда нас безопасным маршрутом доставили бы в Ирак.

Через день мне позвонил сам король Хусейн:

– У меня для вас хорошие новости, сэр. Можно отправляться в Ирак. Саддам дал слово, что вы будете в полной безопасности.

Я считал, что должен лететь и сам, хотя бы потому, что в Ирак летели наши пилоты и экипаж – все они были добровольцами. Перед отлетом меня волновало только одно: многие полагали, что, несмотря на обещание, данное королю, Саддам возьмет меня и Эдварда Хита в заложники и арестует самолет. Из-за высокой степени риска никто не брался страховать авиалайнер. Если Саддам действительно конфискует его, наша компания разорится. В этой авантюре я рисковал буквально всем – но на карте стояли жизни людей. Обратной дороги не было.

Когда наш самолет наконец вылетел из Ирака с заложниками, экипажем и Эдвардом Хитом на борту, чувство облегчения было таким огромным, что мы праздновали наш успех до самого Лондона. Но один человек все-таки остался недоволен. Президент British Airways заявил: «Кем, черт подери, этот Ричард Брэнсон себя возомнил? Министерством иностранных дел?»

Позже я записал в своем дневнике: «Что побудило меня к подобным действиям? Еще месяц тому назад я пребывал в сильнейшей депрессии. Жизнь, казалось, потеряла всякий смысл. Я уже доказал себе, чего могу добиться в разных областях. Мне только что исполнилось сорок. Я искал новые непокоренные вершины…»

Перечитав написанное, я понял, что могу приносить большую пользу именно как бизнесмен. Спасательная операция в Ираке это подтвердила. Как бизнесмен я встречался с выдающимися личностями, такими как Нельсон Мандела, с мировыми лидерами, например с Владимиром Путиным, и с самыми богатыми людьми планеты, в том числе с Биллом Гейтсом и его менее известным коллегой Полом Алленом, вместе с Гейтсом стоявшим у истоков Microsoft. Вообще говоря, бизнесмены и миллиардеры имеют уникальные возможности. Они в состоянии наладить контакты с кем угодно, от высокопоставленных особ до самых простых граждан. Одно из преимуществ бизнесмена (в отличие от политика) – это стабильность. С тех пор как в возрасте пятнадцати лет я начал заниматься бизнесом, сменился целый ряд премьер-министров. Поэтому у бизнесменов есть ощущение непрерывности и преемственности их действий – то, чего у политиков нет.

Убежден, что люди бизнеса могут использовать данную им власть для того, чтобы делать добро в интересах всего человечества, – как я и писал когда-то в моей самой первой колонке редактора в журнале Student.

Я хочу, как и прежде, преодолевать препоны, чинимые бюрократической машиной, как я делал это перед первой войной в Персидском заливе, когда мы бросили все и вылетели туда, чтобы помочь людям. Сразу же после гигантского цунами в Индийском океане мы вместе с Oxfam организовали самолеты, на которых в Шри-Ланку были отправлены гуманитарные грузы. Нам повезло: мы располагаем тремя авиалиниями, чьи самолеты летают по всему миру. К тому же у нас есть небольшая специальная группа быстрого реагирования на случай возникновения кризисных ситуаций. Мы первыми успели попасть в Шри-Ланку после цунами, одновременно отправив самолеты на Мальдивские острова и в Индию. Транспортировать питьевую воду по воздуху – не самый эффективный способ с точки зрения экономики, но когда люди отчаянно нуждаются в ней, расходы не имеют значения. Шри-Ланка испытывала острейшую нехватку пресной воды – и мы набили «Боинг-747» бутылками с водой, отправив его туда. Oxfam и другие гуманитарные организации знают, что, каких бы расходов нам это ни стоило, наши самолеты полетят туда, где люди в этом нуждаются. В те дни мы не особо стеснялись и на наших регулярных маршрутах. Экипажи обращались к пассажирам с просьбой жертвовать деньги в помощь жертвам цунами – и люди проявляли беспримерную щедрость.

Моя первая любовь – музыка – это тоже мощная сила, способная творить добро. Вспомните хотя бы Live Aid и Live 8, всю невероятную работу, проделанную Питером Гэбриелом, Боно и Бобом Гелдофом по сбору денег в помощь жертвам голода и других катастроф в странах третьего мира. Когда принцесса Диана была жива, она очень много делала для благотворительности, и я всегда был рад хоть в чем-то ей помочь. Я горжусь тем, что убедил Элтона Джона спеть Candle in the Wind на ее похоронах. А вот убедить королевскую семью позволить ему это сделать оказалось гораздо более сложной задачей. Я также попросил постоянного соавтора Элтона, Берни Топина, немного изменить текст песни. В оригинале, посвященном Мэрилин Монро, шла речь и о том, что «пресса до сих пор преследует тебя». Конечно, для траурной церемонии это не годилось.

В 2004 году, основав Virgin Unite, я еще на шаг приблизился к своей мечте – помогать как можно большему числу людей. Эта сеть призвана объединить усилия сотрудников Virgin во всем мире в совместной работе по решению сложных социальных проблем. Руководителем этой структуры я назначил Джин Элванг – яркую личность с исключительными человеческими качествами. Значительная часть моего времени уходит на работу по защите окружающей среды, а также – когда время позволяет – на непосредственное участие в благотворительных акциях. Конечно, некоторые регионы мира нуждаются в помощи больше, чем другие, поэтому, хотя у нас есть несколько благотворительных проектов в Великобритании, наиболее активно мы работаем в Южной Африке, где, как я надеюсь, мы и впредь будем вносить свой вклад в изменение ситуации к лучшему.

Мы описали полный круг, дойдя до точки, с которой когда-то начинал я, организуя студенческий консультационный центр. Теперь он называется Центром консультационной помощи, поскольку работа ведется в более широком спектре проблем, однако услуги его по-прежнему бесплатны. Моя дочь Холли, которая учится на последнем курсе медицинского института, занимается сексуальными проблемами британской молодежи и работает волонтером в Virgin Unite.

Один из главных уроков, усвоенных мной в жизни, состоит в том, что, если мы подадим пример нашим детям, они последуют за нами. Это единственный способ двигаться вперед, если люди в мире хотят помогать друг другу.