Кобёрн не знал всего, что происходило в этот момент в голове Саймонса. Он не был осведомлен о разговорах полковника с Перо и Рашидом, а Саймонс ни с кем не делился информацией. Из того, что было известно Кобёрну, – три возможности – вывоз в багажнике автомобиля, перевод под домашний арест и похищение и штурм Бастилии – все выглядело довольно-таки туманно. Более того, Саймонс не предпринимал ничего, чтобы это произошло, но, казалось, был вполне доволен сидеть в доме Дворанчика, все более детально обсуждая варианты. Однако это никоим образом не беспокоило Кобёрна. Во всяком случае, он был оптимистом и, подобно Россу Перо, считал, что не было смысла порицать крупнейшего на свете эксперта по спасению.

В то время как все три возможности потихоньку дозревали, Саймонс сосредоточился на путях выезда из Ирана – той проблеме, о которой Кобёрн думал не иначе как «улизнуть тайком».

Кобёрн искал пути организовать вылет Пола и Билла. Он совал свой нос в склады в аэропорту, обдумывая идею отправить Пола и Билла под видом груза. Он разговаривал со служащими в различных авиакомпаниях, пытаясь наладить контакты. В конце концов у него состоялось несколько встреч с начальником службы безопасности «Пан Американ», причем Кобёрн посвятил его во все, за исключением имен Пола и Билла. Они разговаривали о том, как протащить двух беглецов на рейс по расписанию в форме членов летной команды «Пан Американ». Начальник службы безопасности хотел оказать помощь, но ответственность авиакомпании в конце концов оказалась непреодолимой проблемой. Затем Кобёрн подумывал о краже вертолета. Он произвел разведку в районе вертолетной базы на юге города и пришел к выводу, что кража возможна. Но, учитывая хаос, царивший среди иранских военных, он подозревал, что за этим летательным аппаратом не было должного ухода, к тому же ни для кого не составляло секрета, что существовал дефицит запчастей. Затем, опять-таки, некоторые из летательных аппаратов могли быть заправлены загрязненным горючим.

Он довел все это до сведения Саймонса. Полковник уже испытывал недоверие к аэропортам, а подводные камни, обнаруженные Кобёрном, утвердили его в этих предубеждениях. Вокруг аэропортов всегда кишели полицейские и военные; если что-нибудь пойдет не так, скрыться не представлялось возможным – аэропорты были спроектированы таким образом, чтобы помешать проникновению людей туда, где их нахождение не предусмотрено; в аэропорту вы всегда отдавали себя в руки других. Более того, в такой ситуации вашими худшими врагами могли оказаться сами беглецы: им следовало быть чрезвычайно хладнокровными. Кобёрн считал, что Пол и Билл обладали достаточной отвагой, чтобы пройти через нечто подобное, но не было смысла говорить об этом полковнику: Саймонс всегда должен был произвести собственную оценку характера человека, а ему не доводилось встречаться с Полом или Биллом.

Итак, в конце концов, команда сосредоточилась на вывозе по автомобильной дороге.

Набралось шесть вариантов.

На севере находился СССР, отнюдь не гостеприимная страна. К востоку располагался Афганистан, равным образом негостеприимный, и Пакистан, чья граница отстояла слишком далеко – почти за тысячу миль, по большей части проходящая по пустыне. На юге находился Персидский залив с дружественным Кувейтом, всего за пятьдесят или сто миль водным путем. Это выглядело обещающе. На западе лежал недружественный Ирак; на северо-западе – дружественная Турция.

Кувейт и Турция были местами назначения, к которым они отнеслись наиболее благосклонно.

Саймонс попросил Кобёрна найти надежного иранского служащего компании, чтобы проехать до самого Персидского залива с целью разведать, является ли путь проезжим, а местность – мирной. Кобёрн обратился по этому поводу к Мотоциклисту, получившему эту кличку потому, что он носился по Тегерану на мотоцикле. Системный инженер-стажер вроде Рашида, Мотоциклист, примерно двадцати пяти лет от роду, был невысок ростом и являл собой самого настоящего лихача. Он обучался английскому языку в школе в Калифорнии и мог болтать с каким угодно местным американским выговором – южным, пуэрториканским, любым. «ЭДС» приняла его на работу, невзирая на отсутствие степени, присуждаемой по результатам обучения в колледже. Дело в том, что он набирал примечательно высокое количество баллов в тестах на проверку способностей. Когда иранские сотрудники «ЭДС» устроили забастовку, Мотоциклист удивил всех, неистово порицая своих коллег и высказываясь в пользу работодателей. Он не делал секрета из своих проамериканских настроений, однако же Кобёрн был совершенно уверен в том, что Мотоциклист связан с революционерами. Однажды он попросил у Кина Тейлора автомобиль. Тейлор предоставил таковой в его распоряжение. На следующий день он попросил еще один. Тейлор оказал ему такую любезность. Однако же Мотоциклист всегда разъезжал на своем мотоцикле. Тейлор и Кобёрн были стопроцентно уверены, что эти автомобили были взяты для революционеров. Им это было безразлично: главное, что Мотоциклист теперь оказался в долгу перед ними.

Таким образом, в оплату за оказанные в прошлом любезности Мотоциклист поехал к Персидскому заливу.

Молодой человек вернулся несколькими днями позже и сообщил, что нет ничего невозможного, если у вас есть деньги. Можно было добраться до залива и купить или арендовать катер.

Но он не имел представления о том, что произойдет, если вы высадитесь в Кувейте.

На этот вопрос ответил Гленн Джэксон.

Являясь охотником и баптистом, Гленн Джэксон был еще и ракетчиком. Сочетание первоклассных математических мозгов и способности сохранять спокойствие в стрессовой ситуации привели его в отдел контроля полетов Центра управления полетами НАСА в Хьюстоне в качестве диспетчера полетов. Его задачей было проектировать и управлять компьютерными программами, которые рассчитывают траектории для маневрирования в полете.

Невозмутимость Джэксона была самым жестким образом испытана в день Рождества 1968 года во время последнего полета, над которым он работал – облет Луны. Когда летательный аппарат вышел из-за Луны, астронавт Джим Ловелл снял показания приборов, обозначил данные, которые показывали Джэксону, насколько летательный аппарат был близок к его запланированному курсу. Джэксон перепугался: данные вышли далеко за пределы приемлемых границ погрешности. Джэксон потребовал, чтобы оператор связи космической службы попросил астронавта вновь снять эти показания для двойной проверки. Затем он заявил руководителю полета, что, если эти данные были подлинными, трем астронавтам грозила неминуемая смерть, ибо в наличии не было достаточного количества горючего для корректировки такого огромного отклонения.

Джэксон попросил Ловелла снять показания приборов в третий раз, сверхтщательно. Они оказались точно такими же. Затем Ловелл заявил:

– Ох, погодите минутку, я неправильно их снимаю…

Когда были получены настоящие показания, оказалось, что маневр был близок к идеальному.

Все это было так далеко от налета на тюрьму.

Однако дело все больше выглядело так, что Джэксону никогда не выпадет шанс совершить нападение на тюрьму. Он в течение недели несколько охладил свой пыл, когда получил от Саймонса указание отправиться в Кувейт через Даллас.

Он вылетел в Кувейт и поселился в доме Боба Янга. Янг убыл в Тегеран, чтобы оказать содействие команде по переговорам, а его жена Крис и новорожденный ребенок находились в Штатах на отдыхе. Джэксон сказал Мэллою Джонсу, который в отсутствие Янга исполнял обязанности управляющего филиалом в данной стране, что прибыл оказать помощь по первичному технико-экономическому обоснованию, подготавливаемому «ЭДС» для Центрального банка Кувейта. Он проделал кое-какую работу в подтверждение своей легенды, а затем начал осматриваться.

Джэксон провел некоторое время в аэропорту, наблюдая за чиновниками иммиграционной службы. Как ему удалось вскоре выяснить, вели они себя чрезвычайно жестко. В Кувейт прилетали сотни иранцев без паспортов: на них надевали наручники и выпроваживали обратно следующим рейсом. Джэксон сделал вывод, что Пол и Билл никоим образом не могут лететь в Кувейт.

Если предположить, что они могут приплыть на лодке, позволят ли им позднее уехать без паспортов? Джэксон пошел на встречу с американским консулом, заявив, что один из его детей потерял паспорт, и спросил, какова процедура его замены. В ходе длинной и сбивчивой беседы консул открыл ему, что у кувейтцев был способ проверки при выдаче выездной визы, въехал ли этот человек в страну на законных основаниях.

Это представляло собой проблему, но, возможно, не столь уж неразрешимую: едва оказавшись в Кувейте, Пол и Билл будут защищены от опасности со стороны Дадгара, и, определенно, посольство США вернет им их паспорта. Главный вопрос был таков: если предположить, что беглецы смогут достигнуть юга Ирана и отплыть на небольшой лодке, удастся ли им сойти незамеченными на берег Кувейта? Джэксон проехал шестьдесят миль по побережью Кувейта, от границы с Ираком на севере до границы с Саудовской Аравией на юге. Он провел много часов на пляжах, собирая зимой морские раковины. Как ему сказали, обычно патрулирование побережья было весьма поверхностным. Но исход из Ирана изменил все. Появились тысячи иранцев, которые стремились покинуть свою страну почти так же отчаянно, как Пол и Билл, и эти иранцы, подобно Саймонсу, могли взглянуть на карту и возложить свои упования на Персидский залив к югу, на границу с дружественным Кувейтом, расположенным как раз за водной преградой. Береговая охрана Кувейта прекрасно осознавала все это. Куда бы ни посмотрел Джэксон, он видел в открытом море по меньшей мере один патрульный катер. И они, похоже, останавливали все небольшие плавсредства.

Прогноз был безрадостным. Джэксон позвонил Мерву Стофферу в Даллас и сообщил, что выезд через Кувейт невозможен.

Оставалась одна Турция.

Саймонс с самого начала отдавал предпочтение Турции. Путь туда был короче, нежели в Кувейт. Более того, Саймонс знал Турцию. Он служил там в пятидесятых годах, выполняя часть программы американской военной помощи по обучению турецкой армии. Он даже немного говорил на их языке.

Так что он послал Ралфа Булвэра в Стамбул.

Ралф Булвэр вырос в барах. Его отец, Бенджамин Рассел Булвэр, был крутым и независимым чернокожим, который имел целую вереницу небольших дел: продовольственный магазин, собственный жилой дом, торговлю запрещенным к продаже товаром, но по большей части бары. Теория воспитания детей Бена Булвэра заключалась в том, что, если он знал, где находятся его отпрыски, ему было известно, чем они занимаются, так что ему приходилось держать своих сынишек под присмотром, по большей части в баре. Такое детство было не бог весть каким, и у Ралфа возникло чувство, что он всю свою жизнь был взрослым.

Он понял, что отличается от других мальчиков его возраста, когда пошел в колледж и обнаружил, что его однокашники с ума сходят по азартным играм, выпивке и женщинам. Ему уже было все известно об азартных играх, пьяницах и проститутках. Ралф бросил колледж и вступил в военно-воздушные силы.

За девять лет службы в военно-воздушных силах он никогда не нюхал пороху, и, тогда как в целом его это радовало, Булвэра не покидала мысль, обладает ли он тем, что требуется для участия в войне с боевыми действиями. Ралф счел, что спасение Пола и Билла может предоставить ему шанс узнать это, но Саймонс отправил его из Парижа обратно в Даллас. Похоже было на то, что они опять будут представлять собой наземную команду. Затем поступил новый приказ.

Он был передан через Мерва Стоффера, правой руки Перо, который теперь стал связующим звеном между Саймонсом и разбросанной спасательной командой. Стоффер отправился в магазин радиоаппаратуры и купил шесть пятиканальных дуплексных радиопередатчиков, десять зарядных устройств, запас батареек и приспособление для управления радиопередатчиками с прикуривателя для сигарет на приборной панели. Он передал это оборудование Булвэру и приказал ему встретиться со Скалли и Швибахом в Лондоне перед вылетом в Стамбул.

Стоффер также снабдил его сорока тысячами долларов наличными на расходы, взятки и общие цели.

В ночь перед отъездом Булвэра жена устроила ему головомойку по поводу денег. Он взял тысячу долларов из банка, не известив ее, перед отъездом в Париж – Ралф предпочитал пользоваться наличными, – и Мэри впоследствии обнаружила, как мало осталось на их счете. Булвэр не хотел объяснять ей, почему он взял деньги и как потратил их. Мэри настаивала, что ей нужны деньги. Булвэра это не особо волновало: она оставалась с хорошими друзьями, и ему было известно, что о ней позаботятся. Но жена не принимала его отговорки и, как это часто случалось, когда та действительно хотела настоять на своем, муж решил ублаготворить ее. Ралф пошел в спальню, где оставил коробку с радиопередатчиками и сорока тысячами долларов и отсчитал пятьсот. Мэри вошла, когда он занимался этим, и увидела, что было в коробке.

Булвэр дал ей пятьсот долларов и спросил:

– Ты продержишься с этим?

– Да, – подтвердила жена.

Она бросила взгляд на коробку, затем перевела его на своего мужа.

– Я даже не собираюсь задавать вопросы, – бросила Мэри и вышла из комнаты.

На следующий день Булвэр улетел. Он встретился в Лондоне со Скалли и Швибахом, отдал им пять из шести радиопередатчиков и вылетел в Стамбул.

Из аэропорта он прямиком направился в контору турагента, господина Фиша.

Господин Фиш встретил его в офисе без перегородок, вмещавшем, помимо него, еще три или четыре человека.

– Меня зовут Ралф Булвэр, и я работаю на «ЭДС», – начал Булвэр. – Полагаю, вы знакомы с моими дочерьми, Стейси Элейн и Кисией Николь. – Эти девочки играли с дочерьми господина Фиша во время остановки эвакуированных в Стамбуле.

Господин Фиш был не особенно приветлив.

– Мне необходимо побеседовать с вами, – заявил Булвэр.

– Прекрасно, беседуйте.

Булвэр осмотрелся вокруг.

– Мне надо поговорить с вами с глазу на глаз.

– Почему?

– Вы поймете, когда я поговорю с вами.

– Это мои партнеры. У меня нет от них секретов.

Господин Фиш ставил Булвэру палки в колеса, и тот мог предположить почему. В первую очередь после всего того, что господин Фиш сделал во время эвакуации, Дон Норсворти дал ему на чай 150 долларов, что, с точки зрения Булвэра, было смехотворным. («Я не знал, что и делать! – сокрушался Норсворти. – Он выставил счет на двадцать шесть тысяч долларов. Сколько же мне было давать ему чаевых – десять процентов?»)

Во-вторых, Пэт Скалли попытался втюхать господину Фишу явно липовую историю о провозе контрабандой компьютерных лент в Иран. По предположению Булвэра, турагент не был ни дураком, ни преступником; и, безусловно, он отказался иметь что-либо общее с махинациями Скалли.

Теперь господин Фиш явно придерживался того мнения, что сотрудники «ЭДС» были (а) крохоборы и (б) опасные правонарушители-дилетанты.

Но турок был мелким бизнесменом. Булвэр прекрасно разбирался в повадках мелких бизнесменов – его отец был таковым. Они знали только два языка: разговор начистоту и деньги наличными на бочку. Деньги наличными решат проблему (а) и проблему разговора начистоту (б).

– О’кей, давайте начнем все сначала, – не отступал Булвэр. – Когда люди с «ЭДС» были здесь, вы на самом деле помогли им, прекрасно относились к детям и вообще многое для нас сделали. Когда эвакуированные уехали, произошло недоразумение, связанное с суммой оценки ваших трудов. Мы чрезвычайно смущены тем, что это не было улажено должным образом, и я обязан урегулировать эту задолженность.

– Это несущественный вопрос.

– Мы чрезвычайно сожалеем об этом, – промолвил Булвэр и вручил господину Фишу тысячу долларов стодолларовыми банкнотами.

В помещении воцарилась гробовая тишина.

– Итак, я собираюсь поселиться в «Шератоне», – сообщил Булвэр. – Возможно, мы побеседуем попозже.

– Я поеду с вами, – засуетился господин Фиш.

Он лично помог Булвэру заселиться в отель, удостоверился, что ему выделили хороший номер, затем согласился встретиться с ним за ужином в кафе отеля тем же вечером.

Господин Фиш является высококлассным пронырой, размышлял Булвэр, распаковывая свой багаж. Человек вынужден быть ловкачом, чтобы иметь то, что с виду выглядело весьма процветающим бизнесом в этой нищей стране. История с эвакуацией продемонстрировала, что у господина Фиша было достаточно предпринимательской сметки для дел большего размаха, нежели выписка авиабилетов и бронирование номеров в отеле. Судя по тому, как он лихо протащил весь багаж через таможню, у него имелись нужные связи для смазывания колесиков бюрократической машины. Господин Фиш также помог решить проблему приемного иранского младенца без паспорта. Ошибкой «ЭДС» было разгадать в нем проныру, но пренебречь тем фактом, что он был высококлассным пройдохой, – возможно, их обманула его невзрачная внешность: турок был весьма тучен и неряшливо одет. Булвэр, учившийся на прошлых ошибках, пришел к выводу, что договориться с господином Фишем можно.

Этим вечером за ужином Булвэр поведал ему, что хочет поехать на ирано-турецкую границу, чтобы встретить кое-каких людей, пересекающих ее.

Господин Фиш пришел в ужас.

– Вы не понимаете, – воскликнул он. – Это омерзительное место. Там живут курды и азербайджанцы – горцы, они совершенно не подчиняются никаким властям. Вы знаете, чем они там промышляют? Контрабандой, грабежом и убийствами. Лично я не осмелился бы и нос туда сунуть. Если вы, американец, отправитесь в эти места, вы не вернетесь обратно. Ни за что!

Булвэр счел, что его сотрапезник, возможно, преувеличивает.

– Я вынужден ехать туда, даже если это опасно, – заявил он. – Вот что, я могу купить здесь легкий самолет?

Господин Фиш покачал головой:

– В Турции частным лицам не разрешается иметь в собственности самолеты.

– Вертолет?

– То же самое.

– Хорошо, я могу зафрахтовать самолет?

– Это возможно. Вы можете зафрахтовать его туда, куда нет маршрутных рейсов.

– А в этот приграничный район есть рейсовые маршруты?

– Нет.

– Прекрасно.

– Однако фрахтование – дело настолько необычное, что вы наверняка привлечете внимание властей…

– У нас нет планов совершать нечто противозаконное. В то же самое время нам не нужны препоны в виде расследования. Так что давайте выберем вариант с фрахтом. Справьтесь о цене и наличии самолета, но воздержитесь от бронирования. Тем временем я хочу узнать побольше о поездке туда на автомобиле. Если вы не хотите сопровождать меня, что ж, пускай, но, может быть, вы найдете кого-нибудь, кто согласится на это.

– Я посмотрю, что можно сделать.

В течение последующих дней они встречались несколько раз. Первоначальная холодность турка улетучилась, и Булвэр почувствовал, что они становятся друзьями. Господин Фиш держал ухо востро и ясно излагал свои мысли. Хотя он не имел никакой склонности к правонарушениям, турок был готов преступить закон, если размер вознаграждения оправдывал такой риск, сделал вывод Булвэр. Ралф сам в некоторой степени не противился подобному подходу – он также при определенных обстоятельствах пошел бы на нарушение закона. Природа отнюдь не обделила господина Фиша сообразительностью в отношении выведывания тайн умело поставленными вопросами, и мало-помалу Булвэр рассказал ему всю историю. У Пола и Билла, возможно, не будет паспортов, признался он, но, очутившись в Турции, оба получат новые в ближайшем американском консульстве. У обоих также могут возникнуть определенные трудности с выездом из Ирана, сообщил Ралф, и ему надо было самому подготовиться к пересечению границы, возможно, в легком летательном аппарате, чтобы вывезти сотрудников корпорации. Ничто из всего этого так не тревожило господина Фиша, как замысел путешествовать по бандитской местности.

Однако несколькими днями позже он познакомил Булвэра с человеком, у которого была родня среди горных разбойников. Господин Фиш прошептал, что этот человек – преступник, да этот тип явно и выглядел таковым со своим шрамом на лице и глазками-бусинками. Он заявил, что может гарантировать Булвэру безопасный проход к границе и обратно, а в случае необходимости его родственники могут даже перевести американца через границу в Иран.

Булвэр позвонил в Даллас и изложил этот план Мерву Стофферу. Стоффер передал эту новость Кобёрну, закодировав ее; а Кобёрн довел до сведения Саймонса. Саймонс наложил свое вето. Если этот человек является преступником, сказал полковник, нам не стоит доверять ему.

У Булвэра это вызвало раздражение. Неужели Саймонс счел, что ему было легко найти этих людей? А если вы собираетесь путешествовать по бандитской местности, кто же другой, кроме разбойника, отправится сопровождать вас? Но Саймонс был шефом, и у Булвэра не оставалось другого выбора, кроме как попросить господина Фиша начать все с самого начала.

Тем временем Скалли и Швибах прилетели в Стамбул.

Убойный дуэт вылетел в самолете рейсом из Лондона в Тегеран через Копенгаген, когда иранцы вновь закрыли свой аэропорт, так что Скалли и Швибах присоединились к Булвэру в Стамбуле. Бросив якорь в отеле, они ждали дальнейших событий, и все трое испытывали неприятные последствия длительного пребывания в ограниченном пространстве. Швибах старался войти в роль «зеленого берета» и сделал попытку заставить их поддерживать форму с помощью пробежек вверх-вниз по лестницам отеля. Булвэр отважился на это один раз, а затем отказался от подобного занятия. Они уже потеряли всякое терпение в отношении Саймонса, Кобёрна и Поше, которые просиживали штаны в Тегеране и, по всей видимости, даже пальцем не пошевелили: почему эти парни не стараются приблизить события? Затем Саймонс отправил Скалли и Швибаха обратно в Штаты. Они оставили радиопередатчики у Булвэра.

Когда господину Фишу попались на глаза радиопередатчики, у него случился припадок. Он просветил Булвэра, что иметь радиопередатчик в Турции было в высшей степени преступно. Даже обычные транзисторные радиоприемники подлежали регистрации в правительственных ведомствах – из страха, что их детали могут быть использованы для сборки аппаратуры для террористов.

– Разве вам не понятно, насколько ваше поведение бросается в глаза? – укорял он Булвэра. – Вы названиваете на пару тысяч долларов каждую неделю и платите наличными. У вас нет здесь никакого бизнеса. Горничные, безусловно, видели радиопередатчики и болтали о них. Теперь вы наверняка находитесь под наблюдением. Забудьте о своих друзьях в Иране – в тюрьме окажетесь именно вы.

Булвэр согласился отделаться от радиопередатчиков. Паршивым в явно бесконечном терпении Саймонса было то, что дальнейшее промедление создавало новые проблемы. Теперь Скалли и Швибах не могли возвратиться в Иран, однако никто все еще не был обеспечен радиопередатчиками. Тем временем Саймонс продолжал твердить «нет» и другим вариантам. Господин Фиш указал, что есть два пункта перехода из Ирана в Турцию, один – в Серо, другой – в Барзагане. Саймонс выбрал Серо. Барзаган является более крупным и цивилизованным местечком, заметил господин Фиш: все будут там находиться в большей безопасности. Саймонс настоял на своем: «нет».

Был найден новый сопровождающий для доставки Булвэра к границе. У господина Фиша был коллега по бизнесу, чей зять служил в «Милли Истихбарат Тескилати», или МИТ, – турецкий аналог ЦРУ. Имя этого тайного агента было Илсман. Его удостоверение личности обеспечит для Булвэра защиту армии в разбойничьей местности. Без такого удостоверения, заверил господин Фиш, обычный гражданин подвергался опасности не только со стороны бандитов, но и турецкой армии.

Господин Фиш испытывал чрезвычайное беспокойство. По пути на встречу с Илсманом он заставил Булвэра пройти через весь обычный ритуал приемов рыцарей плаща и шпаги со сменой автомобилей и даже пересадкой на автобус на одном отрезке пути, будто бы стараясь отделаться от хвоста. Булвэр не видел необходимости во всем этом, если они действительно собирались навестить кристально честного гражданина, которому просто выпал жизненный жребий работать в разведывательной среде. Но Булвэр был иностранцем в чужой стране, вынужденным подчиняться и доверять господину Фишу.

Они в конце концов оказались в большом запущенном многоквартирном доме в незнакомой части города. Электричество было отключено, как и в Тегеране, так что у господина Фиша ушло некоторое время на то, чтобы найти в темноте нужную квартиру. Вначале он не мог добиться никакого ответа. В этот момент его попытка соблюсти тайну провалилась, ибо ему пришлось чуть ли не полчаса барабанить в дверь, а тем временем буквально все обитатели дома имели возможность как следует поглазеть на посетителей. Булвэр стоял там с ощущением белого человека, попавшего в Гарлем. В конце концов дверь отворила женщина, и они вошли внутрь.

Это была небольшая грязная квартира, набитая старомодной мебелью и тускло освещенная парой свечей. Илсман оказался невысоким мужчиной, возрастом примерно как Булвэр – лет тридцати пяти. Он давно не видел ступней своих ног – настолько был ожиревшим. Вид этого человека воскресил в памяти Булвэра стереотипный образ тучного полицейского сержанта в кинофильмах, в слишком тесной и пропитанной потом рубашке и скрученном галстуке, обмотанном вокруг места, где должна была бы располагаться его шея, если бы он обладал таковой.

Они сели, и, по предположению Булвэра, госпожа Илсман подала чай – как это было принято в Тегеране! Булвэр изложил свою проблему, господин Фиш переводил. Илсман весь исходил подозрением. Он подверг Булвэра перекрестному допросу о двух американцах-беглецах. Как мог Булвэр быть уверен в их невиновности? Почему у них не было паспортов? Что они привезут в Турцию? В конце концов он, казалось, убедился в том, что Булвэр откровенен с ним, и предложил доставить Пола и Билла от границы в Стамбул за восемь тысяч долларов, все включено.

Булвэр ломал голову, не разыгрывает ли Илсман комедию. Контрабандный ввоз американцев в страну был забавным времяпрепровождением для агента разведки. А если Илсман действительно был таковым, кто, в таком случае, по мнению господина Фиша, мог следовать за ним и Булвэром по городу?

Возможно, Илсман действовал по собственной инициативе. Восемь тысяч долларов были для Турции огромной суммой. Возможно, Илсман даже доложит своему начальству о том, что он делает. В конце концов Илсман мог рассчитать: если история Булвэра была подлинной, нет никакого вреда в оказании помощи; если же Булвэр лжет, наилучшим способом вызнать, что же он действительно задумал, было сопровождение его к границе.

Во всяком случае, в этот момент Илсман представлял собой наилучшее, что мог раздобыть Булвэр. Ралф согласился на названную цену, и Илсман открыл бутылку виски.

В то время как прочие члены спасательной команды нервничали в различных частях света, Саймонс и Кобёрн ехали в автомобиле по дороге из Тегерана к турецкой границе.

Слово «разведка» было девизом Саймонса, и он хотел ознакомиться с каждым дюймом маршрута побега перед тем, как отправиться в путь с Полом и Биллом. Много ли вооруженных стычек происходило в этой части страны? Каково было наличие полиции? Были ли дороги проезжими зимой? Работали ли станции бензозаправки?

На самом деле к Серо, выбранному им пункту пересечения границы, вели два пути. (Полковник предпочел Серо, поскольку он представлял собой редко используемый пункт погранперехода в крошечной деревушке, так что народа там было мало и граница должна охраняться слабо, тогда как Барзаган – альтернативный вариант, настоятельно рекомендуемый господином Фишем, – был более оживленным.) Ближайшим большим городом по соседству с Серо был Резайе. Прямо на пути из Тегерана в Резайе располагалось озеро Резайе длиной сто миль: вы были вынуждены объезжать его, либо в северном, либо в южном направлении. Северное направление протянулось через большие города, и дороги там были лучше. Поэтому Саймонс предпочел южный маршрут при условии, что дороги там были приемлемыми. Полковник принял решение, что в этой разведывательной поездке они проверят оба маршрута, северный по дороге к границе и южный на обратном пути.

Он счел, что наилучшим видом машины для этой поездки является «Рейнджровер». Теперь в Тегеране не было ни действующих представительств фирмы, ни магазинов продажи подержанных автомобилей, так что Саймонс дал задание Мотоциклисту найти два «Рейнджровера». Решение Мотоциклистом этой проблемы было характерно оригинальным. Он напечатал объявление с указанием номера своего телефона, гласившее: «Если вы хотите продать свой «Рейнджровер», позвоните по этому номеру». Затем молодой человек объехал город на своем мотоцикле и поместил объявление на «дворник» лобового стекла каждого припаркованного «Рейнджровера».

Он раздобыл два автомобиля по цене 20 000 каждый, а также купил инструменты и запчасти для всех видов ремонта, за исключением самого ответственного.

Саймонс и Кобёрн прихватили с собой двух иранцев: Маджида и его двоюродного брата, который был профессором сельскохозяйственного колледжа в Резайе. Этот профессор приехал в Тегеран, чтобы отправить свою супругу-американку и детей самолетом в Штаты: отвезти его обратно в Резайе было прикрытием Саймонса для этой поездки.

Они покинули Тегеран рано утром, с одной из 55-галлоновых канистр горючего Кина Тейлора в багажнике. Первые сто миль до Казвина тянулась современная скоростная автострада. После Казвина дорога стала двусторонней с асфальтово-щебеночным покрытием. Холмы по сторонам дороги были покрыты снегом, но сама дорога оставалась чистой. Если она окажется такой на всей ее протяженности, до границы, подумал Кобёрн, то мы за день туда доберемся.

Они остановились в Зенджане, за двести миль от Тегерана и на таком же расстоянии от Резайе, и побеседовали с местным начальником полиции, родственником профессора. (Кобёрн никогда так и не смог постичь семейные связи иранцев: похоже, они использовали понятие «двоюродный брат» весьма произвольно.) Эта часть страны была мирной, сообщил начальник полиции, если они столкнутся с какими-то проблемами, это наверняка произойдет в районе Тебриза.

Всю вторую половину дня они колесили по узким, но хорошим провинциальным дорогам. Еще через сто миль автомобили въехали в Тебриз. Там проходила демонстрация, но это было ничто по сравнению с тем, к чему их приучил Тегеран, и поэтому они чувствовали себя в достаточной безопасности, чтобы пройтись по базару.

По дороге Саймонс разговаривал с Маджидом и профессором. Это выглядело случайной болтовней, но теперь Кобёрну была известна технология Саймонса, и он знал, что полковник прощупывает этих двоих, решая, можно ли им доверять. Пока что перспектива выглядела неплохой, ибо Саймонс начал делать намеки на реальную цель путешествия.

Профессор сообщил, что население местности вокруг Тебриза было настроено прошахски, поэтому перед отъездом Саймонс установил на лобовое стекло фотографию шаха.

Первые признаки беды появились за несколько миль к северу от Тебриза, где их остановил дорожный блокпост. Это было любительское сооружение, просто два древесных ствола, положенных поперек дороги таким образом, чтобы автомобили могли объехать их, но не могли проехать на скорости. Охрана состояла из жителей деревни, вооруженных топорами и палками.

Маджид и профессор заговорили с крестьянами. Профессор показал свое университетское удостоверение и объяснил, что американцы являются научными работниками, приехавшими помочь ему с научно-исследовательским проектом. Ясно, подумал Кобёрн, что спасательной команде потребуется взять с собой иранца, когда и если они отправятся в путь с Полом и Биллом, дабы улаживать подобные ситуации.

Жители деревни пропустили их.

Немного позже Маджид остановился и помахал автомобилю, двигавшемуся в противоположном направлении. Профессор несколько минут поговорил с водителем этого автомобиля, затем сообщил, что следующий город, Кой, настроен антишахски. Саймонс убрал фотографию шаха с лобового стекла и заменил ее изображением аятоллы Хомейни. Далее они регулярно останавливали встречные автомобили и меняли фотографию в соответствии с местными политическими настроениями.

На окраине Коя располагался еще один блокпост.

Подобно первому, он имел самодеятельный вид и был укомплектован гражданскими лицами; но на сей раз оборванные мужчины и подростки, стоявшие за стволами деревьев, были вооружены ружьями.

Маджид остановил автомобиль, и все они вышли.

К ужасу Кобёрна, подросток нацелил на них оружие.

Кобёрн остолбенел.

Оружие было 9-миллиметровым пистолетом системы «Llama». Подростку на вид было лет шестнадцать. Возможно, раньше ему никогда не приходилось держать в руках оружие, подумал Кобёрн. Любители с оружием были опасны. Паренек вцепился в оружие так отчаянно, что косточки пальцев у него побелели.

Кобёрн перепугался. В него множество раз стреляли во Вьетнаме, но сейчас его больше пугала вероятность, что его прикончит чертова случайность.

– Русский, – сказал паренек. – Русский.

Он думает, что я – русский, мелькнуло в голове у Кобёрна.

Возможно, он подумал так из-за его рыжей бороды и маленькой шапочки из черной шерсти.

– Нет, американец, – возразил Кобёрн.

Паренек не спускал его с мушки прицела.

Кобёрн уставился на эти побелевшие косточки пальцев и подумал: «Уповаю на то, что этот подонок не чихнет».

Крестьяне обыскали Саймонса, Маджида и профессора. Кобёрн, не спускавший глаз с паренька, услышал слова Маджида: «Они ищут оружие». Их единственным оружием был небольшой перочинный ножик, который Кобёрн держал в футляре за спиной под рубашкой.

Крестьяне принялись обыскивать Кобёрна, и наконец паренек опустил свой пистолет.

Кобёрн вновь свободно вздохнул. Затем он стал гадать, что произойдет, когда они обнаружат нож.

Обыск не был дотошным, и ножа не нашли.

Стражи поверили в историю о научно-исследовательском проекте. «Они извиняются за обыск старика», – перевел Маджид. «Стариком» был Саймонс, который выглядел почти натуральным крестьянином-иранцем преклонных лет.

– Мы можем ехать, – добавил Маджид.

Они сели обратно в машину.

За Коем они повернули на юг, петляя по побережью верхнего конца озера, и въехали по западному берегу на окраину Резайе.

Профессор направлял их в город кружными путями, и они не наткнулись ни на один блокпост. Путешествие из Тегерана заняло у них двенадцать часов, и теперь они находились в часе езды от пункта пересечения границы в Серо.

Этим вечером они все поужинали – челла кебабом, иранским блюдом из риса и ягненка, – с квартирным хозяином профессора, который оказался сотрудником таможни. Маджид осторожно выведывал у него информацию и узнал, что на пограничном участке Серо очень небольшая оживленность.

Они провели ночь в доме профессора, трехэтажной вилле на окраине города.

Утром Маджид и профессор проехали до границы и обратно. Они сообщили, что блокпостов не было, а дорога безопасна. Затем Маджид отправился в город искать источники, в которых можно было закупить огнестрельное оружие, а Саймонс и Кобёрн поехали на границу.

Они увидели там небольшой пограничный пост всего с двумя часовыми. Пост состоял из таможенного склада, весовой установки для грузовиков и здания охраны. Дорога была перегорожена низко висящей цепью, натянутой между столбом с одной стороны и стеной дома охраны с другой. За цепью простиралось около двухсот ярдов нейтральной зоны, затем виднелся другой пограничный пост, поменьше, уже на турецкой стороне.

Они вылезли из автомобиля, чтобы осмотреться. Воздух был чистым и бодряще холодным. Саймонс указал на склон горы.

– Видите колею?

Кобёрн посмотрел в направлении пальца Саймонса. В снегу, недалеко за пограничным постом, виднелась колея, где небольшой караван пересек границу в дерзостной близости к часовым.

Саймонс вновь указал пальцем, на сей раз над их головами.

– Часовых легко нейтрализовать. – Кобёрн посмотрел вверх и увидел одинокий телефонный провод, протянувшийся вниз по холму от станции. Быстрое движение ножницами для разрезания проволоки – и часовые будут изолированы.

Они вдвоем спустились вниз по горе и вышли на боковую дорогу, всего-навсего грязную колею, уходившую в горы. Через милю или около того показалась небольшая деревушка, примерно дюжина домов, построенных из дерева или глиняных кирпичей. На ломаном турецком языке Саймонс спросил старосту. Появился мужчина средних лет в мешковатых штанах, жилете и головном уборе. Кобёрн прислушивался к разговору, ничего не понимая из того, что говорил Саймонс. Наконец полковник пожал руку старосты, и они удалились.

– О чем шла речь? – полюбопытствовал Кобёрн, когда они отошли подальше.

– Я сказал ему, что хочу пересечь границу ночью верхом на лошади с несколькими друзьями.

– И что он ответил?

– Сказал, что может устроить это.

– Откуда вы знаете, что люди именно в этом районе промышляют контрабандой?

– Посмотрите по сторонам, – велел ему Саймонс.

Кобёрн посмотрел на покрытые снегом голые склоны.

– И что вы увидели?

– Ничего.

– Верно. Здесь нет ни сельского хозяйства, ни промышленности. Чем, как вы думаете, люди зарабатывают себе на жизнь? Здесь все – контрабандисты.

Они вернулись в «Рейнджровер» и поехали обратно в Резайе. Тем вечером Саймонс объяснил свой план Кобёрну.

Саймонс, Кобёрн, Поше, Пол и Билл отправятся из Тегерана в Резайе на двух автомобилях. В качестве переводчиков они возьмут с собой Маджида и профессора. В Резайе сделают остановку в доме профессора. Вилла была идеальным местом: больше там никто не жил, здание располагалось в отдалении от прочих домов, и от него вел спокойный выезд из города. Между Тегераном и Резайе они будут ехать невооруженными: судя по тому, что произошло на блокпостах, оружие только накличет на них беду. Однако в Резайе будет куплено оружие. Маджид нашел в городе человека, который продаст им автоматы 12-миллиметрового калибра системы «Браунинг» по шесть тысяч долларов за штуку. Тот же самый человек может также обеспечить их пистолетами «Llama».

Кобёрн пересечет границу на законном основании в одном из «Рейнджроверов» и состыкуется с Булвэром, который будет ожидать их в автомобиле на турецкой стороне. Саймонс, Поше, Пол и Билл пересекут границу вместе с контрабандистами верхом на лошадях. (Вот почему им нужно было оружие: на тот случай, если контрабандисты решат «потерять» их в горах.) На другой стороне их встретят Кобёрн и Булвэр. Они все отправятся в ближайшее американское консульство и получат новые паспорта для Пола и Билла. Затем вся команда вылетит в Даллас.

«Хороший план», – подумал Кобёрн и теперь осознал, что Саймонс оказался прав, настаивая на Серо как пункте пересечения границы, ибо было бы трудно проскочить через границу в Барзагане, более цивилизованном, густо населенном районе.

На следующий день они вернулись в Тегеран. Странники пустились в дорогу поздно и проделали большую часть пути ночью, чтобы наверняка прибыть утром, когда закончится комендантский час. Они поехали южным маршрутом, пролегавшим через небольшой городок Мехабад. Дорога оказалась грязной, петляла в горах, а погода выпала самая паршивая, какую только можно себе представить: снег, лед и сильный ветер. Тем не менее все дороги оказались проходимыми, и Саймонс вознамерился использовать конкретно для побега скорее этот маршрут, нежели северный.

Если только побег когда-нибудь состоится.