Глава 21. «Возвращение в стойбище»
До родного стойбища друзья добрались поздно вечером. Стемнело. К счастью, небеса так и не разродились промозглым дождём. Чутьё Ягиса и на этот раз сработало на пять с плюсом. Спотыкаясь в темноте о невидимые кори, друзья всё же нашли хорошо знакомую тропку и уже по ней вышли к воротам стойбища.
— Стойте, — Ягис резко остановился и вытянул назад руку. — Там кто-то есть.
Действительно: сквозь гудящий в лесу ветер долетел быстро удаляющийся топот.
— Убежал, — произнёс Ягис. — Нас заслышал и удрал.
— Мог бы выйти и встретить. Сородич, называется, — обиженно заметил Ансив.
— Кто бы там ни был, — Саян подался вперёд, — идём дальше. Я так оголодал, что готов сожрать медведя вместе с берлогой.
— Не ты один, — Ягис снова вышел вперёд и пошёл по невидимой в темноте тропинке.
Да-а-а… Ещё не известно, как их встретят сородичи. Вот, наконец, и стойбище. На противоположной стороне длинной поляны угадывается громада засеки.
Но, что это? Возле входа никого нет. Как минимум двое часовых должны охранять сон сородичей. На звук шагов и нетерпеливый стук никто не выглянул. Даже ворота, передвижной тын из толстых веток, не задвинуты до конца. Рассеянно поглядывая друг на друга, друзья по очереди протиснулись через узкий проход. Но и внутри стойбища та же противоестественная тишина.
— Ничего не пониманию, — Ансив удивлённо и растерянно поглядывает по сторонам. — Почему нас никто не встречает?
— Э-ге-гей!!! — Ягис сложил ладони рупором. — Есть кто живо-ой!!!
Призывный возглас эхом пролетел между тёмных полуземлянок и растворился в небе.
— Не пугай народ, — Саян тронул Ягиса за плечо. — Не забывай — мы в прямом смысле вернулись с того света. Будь сейчас яркий день, нас, может быть, и встретили бы с помпой. Да не разбегайтесь по домам!
— Тогда, — Ягис потёр ладонями плечи, — что нам делать? Ещё немного и воспаление лёгких нам обеспечено. Учитывая уровень здешней медицины, так и окочуриться не долго. Ещё раз. Вон! Холод какой.
— Тебе ли теперь бояться смерти, — Саян печально улыбнулся. — Пошли на центральную площадь. Костёр разведём. Согреемся хоть.
Родное стойбище это не тёмный лес. Здесь знаком каждый валун, каждая тропка, каждый поворот. Напуганные до полусмерти сородичи не придумали ничего лучше, как попрятаться по домам. Похватали амулеты, обереги и прочие магические игрушки и дрожат от страха. Идти домой, и тем более сунуться к кому-нибудь в гости, самый верный способ получить топором по башке. Страх, ведь, не только глаза увеличивает, но и силы прибавляет.
Из темноты то и дело долетают шорохи сдвигаемых пологов и возбуждённый шёпот. Пару раз мелькнула полоска красного света. Из крайней полуземлянки ветерок вынес обалденный запах мясной похлёбки с грибами. Рот тут же наполнился слюной, а желудок судорожно сжался. Как и следовало ожидать, наиболее любопытные всё же пересилили страх перед порождениями потустороннего мира и высунули носы из полуземлянок.
В центре стойбища возле очага сложена большая куча дров. В старую шкуру завёрнута растопка и пара кусков кремня. В размеренной и неторопливой жизни охотников всё же бывают моменты, когда срочно требуется собраться всем родом и что-то решить. Как раз для подобных случаев хранится запас дров.
Ансив сложил шалашиком тонкие веточки над кучкой опилок и защёлкал кусками кремния. Снопы искр вспыхивают в темноте опрокинутым в землю салютиком. Наконец в центре большого очага затанцевали языки пламени. Обкладывая огонёк всё более и более толстыми ветками, Ансив развёл большой костёр.
Друзья присели возле очага. От огня повеяло долгожданным теплом. Натянутая на холоде кожа начала отходить. Темнота отступила за ярко освещённый круг. Теперь остаётся только ждать. Пустой желудок оттаял самым первым и недовольно заурчал ещё громче. Но, пока сородичи не успокоятся и сами не выйдут к воскресшим мертвецам, о еде лучше не вспоминать.
Долго ждать не пришлось. Саян едва успел как следует согреться, как в темноте гулко застучал большой бубен. Умелые пальцы ловко барабанят по натянутой коже. Не вставая с места, глядя за пределы яркого круга, Саян громко и отчётливо произнёс:
— Утус Фад, это мы: Саян, Ансив и Ягис. Мы — вернулись.
Как и следовало ожидать, в свете благословенного огня возвращенцы с того света не кажутся злыми порождениями ночи. Имеющий глаза да увидит, что ни рогов, ни хвостов у них нет. Наверняка за пределами освещённого круга столпился весь род. Главное, чтобы палить из луков не начали. Шаман рода, как и положено главному посреднику между миром живых и миром мёртвых, первым вышел к друзьям:
— Охотники Ансив, Ягис и Саян, по прозвищу Умелец, погибли пятнадцать дней тому назад.
— Чёрт побери! — воскликнул Ягис. — Быть того не может!
— Заткнись, — зашипел Ансив. — Нашёл кого поминать.
На встречу с пришельцами шаман оделся по полной форме: на плечах меховая накидка, густо утыканная совиными перьями. На поясе связки амулетов из кости, камней и кусочков потемневшего дерева. В левой руке большой бубен, а в правой колотушка из берцовой кости оленя.
Саян, строго глянув на Ягиса, снова обратился к Большому мху.
— Уважаемый Фад. Двенадцать лет назад Великий Создатель послал нас в этот мир. Точно так же сегодня днём мы вновь появились на вершине Утёса. Мы замёрзли, проголодались. Какие тебе нужны доказательства?
Не даром утус Фад является Верховным Шаманом племени уже много лет. Логика на него действует. Сделав пару шагов на встречу, шаман стукнул колотушкой по бубну и нараспев приказал:
— Умелец! Если это действительно ты! Встань и подойди ближе!
Встречать людей с того света старому шаману не приходилось. Большой мох напуган до полусмерти, но держится очень хорошо. От его решения зависит всё. Буквально всё. Саян невольно поёжился. В спину, словно гвозди, ткнулись сотни глаз и десятки натянутых луков. Выполняя приказ, Саян подошёл ближе.
— Сядь на землю, — последовал новый приказ.
Саян с трудом подавил глупое желание разыграть шамана. Старик и так натянут, как тетива на арбалете. Да и сородичи в темноте вокруг костра нервничают. Подогнув колени, Саян присел возле шамана.
Несомненно, Большой мох очень храбрый человек. Но… Всё равно заметно, как дрожат кончики его пальцев. Старый шаман вытянул руку и осторожно, словно до раскалённого камня, дотронулся до шеи.
Тёплая кожа и удары сердца заметно успокоили шамана. По представлениям первобытных людей, нежить на ощупь должна быть очень холодной и уж тем более у неё не должно быть живого сердца. Чтобы окончательно удостовериться, Большой мох извлёк из недр меховой накидки деревянную коробочку. Из-под крышки мелькнула синяя глина.
Что за символ утус Фад выводит на лбу — не видно. Но, по движению пальца, догадаться не сложно — звезда с тремя закруглёнными лучами, символ Великого Создателя.
Без прежней дрожи в коленях Большой мох сделал шаг назад. Теперь даже самая замаскированная нежить должна рассыпаться в прах. Магия, обращённая к Великому Создателю, самая сильная. Против неё не устоит ни одно порождение ночи. Даже Хессан, физическое воплощение вселенского зла, тут же уберётся обратно в ад. Такова безграничная сила Великого Создателя.
— Утус Ягис, ваша очередь, — к Большому мху вернулась былая уверенность.
Нарисовав последнюю звезду Великого Создателя на лбу Ансива, шаман торжественно объявил:
— Люди рода Мудрой Совы! — звуки бубна поплыли над центральной площадью. — Это действительно уважаемые Ягис, Ансив и Саян. Великий Создатель вернул их в наш мир живыми и здоровыми. На них нет печати зла.
Заявление шамана прозвучало, как стартовый выстрел. Из темноты тут же высыпал весь род. Возбуждённые сородичи едва не сбили с ног. Каждому, непременно каждому хочется потрогать, пощупать нежданно, негаданно воскресших друзей, убедиться лично, что они на самом деле живые и тёплые.
— Саян, — холодные руки обвили шею. — Ты… вернулся.
Инса, рыдая на взрыв, ткнулась лицом в грудь. Саян, едва сдерживая слёзы, обнял любимую женщину, склонился над ней и нежно прошептал:
— Да, родная, я вернулся. Я не мог, не имел права оставить тебя.
Саян долго успокаивал супругу, шептал ей нежные слова и гладил по растрёпанным волосам. За две недели Инса заметно постарела. На лице появились глубокие морщинки, а волосы посеребрила седина. Как хорошо, когда на этой грешной земле есть кто-то, кто искренне, от всего сердца, любит тебя.
— Отец! Великий Создатель, ты — вернулся! — из толпы возбуждённых сородичей вынырнул Иссаам.
— Да, сынок, — Саян обнял Иссаама правой рукой. — Как ни странно, но это так.
— Столько, столько дней прошло! — Иссаам с трудом нашёл нужные слова. — Утус Остом нам всё рассказал. Он единственный, кто вернулся. Да мы и сами на следующий день ходили на то место. Странно очень: где был лес, появилось огромное круглое озеро. Деревья как ножом порезало: где вершины нет, где ствол будто откусан. А недалеко от берега большая лодка менгов по полам разрезанная…
Остом!
Имя сородича вспыхнуло в голове огненными искрами. Остом, Остом — один из семи охотников, которые сопровождали их в том злополучном походе. Он единственный сумел вернуться? Саян, отпустив сына, но по-прежнему обнимая рыдающую супругу, спросил:
— Подожди, Иссаам, что именно рассказал вам утус Остом?
— Так, это, утус Остом вернулся в стойбище рано утром пятнадцать дней тому назад. Он пришёл очень усталый, поцарапанный весь и без оружия.
Он рассказал, как вы остановились на ночлег недалеко от Утёса и как на вас совершенно неожиданно напали менги. Когда начался бой, ему единственному удалось убежать в лес. Сопротивляться было бесполезно. Менгов, говорит, слишком много было. Сотня, а то и больше. Вырвался кто ещё или нет, Остом не знал. Он всю ночь уходил от погони. Вот и всё, в принципе.
— Как он был одет? — Саян нахмурился.
— Я лично не видел, — признался Иссаам. — Но, говорят, как обычно: куртка, брюки, мокасины, шапка на голове.
Между тем ажиотаж вокруг друзей постепенно стихает. Пощупав, похлопав всех троих, сородичи постепенно расходятся. Держа жён за руки, Ягис и Ансив ушли домой. Толпа на площади быстро редеет. Остались только Саян с близкими и ещё с десяток человек.
Поздно уже. Нужно бы последовать примеру друзей. Радость от встречи с родными никак не может заменить полноценный ужин. Но вместо этого Саян громогласно воскликнул:
— Утус Остом! Где он?
Наклеивается что-то интересное. Сородичи, что не успели уйти далеко, тут же повернули назад.
— Я… Я здесь, — вылетел из темноты робкий голос.
В свете догорающего костра появился Остом. Подойти ближе он не решился.
К тридцати пяти годам Остом так и остался тощим мужичком, сказывается перенесённая в детстве тяжёлая болезнь. Пусть звёзд с неба не хватает, но он всё же хороший охотник и полноправный член племени. И без того маленького роста в тусклом свете костра пришибленный и растерянный Остом кажется ещё меньше. Он не пошёл вместе с остальными домой. До последнего хоронился в темноте.
— Подойди ближе, — приказал Саян.
Остом сжался в комок и, смешно ковыляя на полусогнутых, подошёл ближе. Саян, глядя на маленького и жалкого охотника сверху вниз, спросил:
— Утус Остом, там, на стоянке, когда все легли спать, что должен был делать ты?
Остом побледнел, глаза испуганно заметались. Едва не икая от волнения, охотник ответил:
— Я… Я… Я должен был смотреть за рекой. Заодно следить, чтобы течение не унесло лодку с рудой.
Саян, не спрашивая больше ни о чём, выразительно глянул на пришибленного охотника. Ко всеобщему удивлению, Остом рухнул на колени, истерично замахал руками и, срываясь на визг, истошно заголосил:
— Да-а-а!!! Я усну-у-улл!!! Лёг под куст и усну-у-улл!!!
Дёргаясь всем телом, словно увёртываясь от жгучих взглядов сородичей, Остом признался:
— Да-а-а!!! Я проспа-а-алл!!! Пропусти-и-ил менгов! Они меня не заметили! Когда начался бой, я выскользнул из-под куста и убежал! Да-а-а!!! Убежа-а-а-алл!!!
Стыдливое признание жители стойбища восприняли молча. Да и не нужно ничего говорить — Остом подвёл сородичей. Уснул на боевом посту и тем самым предал, погубил девять человек. Но никто не спешит хватать труса за руки и тащить в тюрьму. В первобытном обществе и тюрем то нет. Для преступников существует одно единственное наказание — изгнание. Вне рода, вне племени человек никто и звать его никак. А такие долго не живут.
Остом не услышал в свой адрес ни одного упрёка. Кто был свидетелем его признания, его позора, повернулся к нему спиной и пошёл домой. Поздно уже. Темно и холодно. Остом сам себе вынес приговор. Вскочив на ноги, предатель и трус крысой метнулся в темноту.
— Отец, неужели так оно и было? — спросил Иссаам, глядя в след убежавшему Остому.
— Да, — Саян, обнимаю супругу, повернулся в сторону дома. — Я лично велел ему смотреть за рекой. Как раз на подобный случай. Тревогу поднял часовой у костра, он же погиб первым. Но… было поздно. Менги окружили нас. Их действительно было слишком много. Вырваться никому не удалось. Если бы не Остом.
— А что же тогда с поляной? Откуда там озеро?
— А вот этого я не знаю, — Саян пожал плечами. — Пошли домой. Я устал и чертовски хочу есть. Будет день, будут и ответы.
Поддерживая Инсу левой рукой, Саян пошёл домой, в приземистую избушку, которую сам же построил много лет назад. Иссаам, проводив родителей до порога, вернулся к себе. В точно такой же избушке его ждёт Риса, а маленькая Рола уже спит, умаялась за день. Центральная площадь опустела. С неба посыпался мелкий дождик. Красные угли догорающего огня окутались паром и погасли. Поздно уже, темно, холодно и сыро.
* * *
В ту же ночь Остом исчез. Домой к жене и детям он не вернулся. Трусливый охотник не стал дожидаться, пока его официально выгонят из рода. Но… ненадолго. Через день труп Остома нашли за ограждающей стойбище засекой. Мыши и прочие мелкие обитатели леса успели погрызть засыпанное листьями тело.
Голодной и холодной кончине или безнадёжному путешествию в горы к другому очагу поселения людей Остом предпочёл быструю смерть. На последок ему все же хватило мужество вонзить собственный нож под челюсть. Длинное лезвие пробило глотку, продырявило язык и ушло глубоко в мозг. Смерть пришла к нему быстро, запачканные кровью руки так и застыли на деревянной рукоятке.
Остом совершил страшное преступление. Но сородичи, пусть и посмертно, простили его. Утуса Остома погребли так, как положено уважаемому охотнику и воину. В погребальном костре он сгорел со своими руками.
Чудесное возвращение друзей вызвало в племени небывалый переполох. Но! Грандиозное возбуждение быстро сошло на нет. На всякий случай на следующий день при ярком свете Геполы Большой мох провёл ещё одну магическую проверку.
Старый шаман долго и настойчиво скакал вокруг посаженных в круг друзей, без устали колотил в бубен и бормотал себе под нос. Если у кого и остались опасения, то обильный пот Верховного Шамана развеял последние сомнения.
Такова особенность первобытных людей. Для них грань между миром живых и миром мёртвых не является абсолютно непреодолимым препятствием. Так вдова, бросая в огонь перед идолом Хира-сахема преподношение, напрямую общается с покойным мужем, сын спрашивает совета у давно умершей матери. Охотники постоянно молят дедов и даже прадедов помочь на охоте. Без обращения к предкам не начинается ни одно мало-мальски серьёзное мероприятие.
Причём первобытные люди не только взывают к ушедшим родственникам, но и получают ответы. Так умершая мать вполне может присниться сыну и ответить на заданный вопрос. Хорошая примета, орёл на крыше полуземлянки или пробежавшая через дорогу белка, может быть истолкована, как ответ с того света. Ну а если сородич затрудняется правильно понять намёк с того света, то шаман обязательно поможет ему. Утус Фад лучше всех в роду умеет толковать сны и приметы.
Время шло. С какой-либо потусторонней стороны друзья себя не проявили, ну и слава богу. Но не более.
При первой же возможности друзья лично посетили то странное озеро. Не каждому выпадает сомнительное удовольствие побывать на месте собственной смерти. Иссаам рассказал много, но ещё больше из увиденного способен понять только человек из века атомных станций и полётов в космос.
Вместо поляны и леса действительно появилось идеально круглое озеро. Большое, не меньше двухсот метров в диаметре. А вот границы между лесом и водой как таковой нет совсем. Конечно, кое-где бережок уже обвалился, в одном месте в озеро рухнула старая сосна, но… никакой привычной полосы из песка и гальки.
Такое впечатление, будто на поляне возник огромный шар. Всё, что попало внутрь исполинской сферы, исчезло, разом испарилось. Земля, деревья, части берёз и сосен просто перестали существовать. Огромная сфера съела кусок берега. Речная вода затопила котловину. Как метко выразился Ягис, погибли они с ба-а-альшой помпой!
Как именно менги нашли хорошо укрытую в лесу стоянку навсегда останется тайной. На счастье лесных жителей, работорговцы целиком и полностью сгинули внутри исполинской сферы. Корму ладьи так никто и не тронул. Внутри прибитой к берегу части судна нашли меховые одеяла, свёрнутую палатку и мешок промокшей муки. Будь кто живой, наверняка воспользовался бы запасом провизии и тёплых вещей. А из остатков речной ладьи можно было легко и быстро соорудить плот.
Первая смерть невероятным образом подействовала на Саяна. Внешне он остался прежним Умельцем, колдуном и харизматичным командиром собственной армии, но внутри разительно переменился.
Если раньше Саян как-то стеснялся раскладывать при жене «Политик», то со временем Инса всё чаще и чаще заставала его в позе тяжёлого раздумья над разложенными на столе картами. Смущаясь, словно молодой охотник на церемонии выбора супруга, Саян виновато сгребал карточки в раскрытый сундучок, но на недоумённые вопросы не отвечал.
Во второй половине зимы Саян резко свернул «колдовство над карточками». Плоский сундучок в тёмном углу за кроватью покрылся пылью. Зато Саян попросил охотника по имени Шич вырезать из дерева сову.
Утус Шич талантливый резчик по дереву. Изогнутая ветка, тёмный корень или просто сосновый брусок в его руках превращаются в готовую к прыжку рысь, в пугливого зайца или в нежный цветок лютика. Шич не стал расспрашивать зачем нужна сова, а с превеликим удовольствие выполнил просьбу Умельца.
Статуэтка получилась что надо: ночная птица выглядит совсем как живая. Высотой около двадцати сантиметров, округлая голова мягко переходит в шею, загнутый крючком клюв и большие глаза. Сеть мелких канавок создаёт иллюзию настоящего оперения. Кажется, будто деревянная птица вот-вот оживёт, недовольно ухнет и бесшумно упорхнёт в ночную тьму.
Используя деревянную сову как модель, Саян отлил копию статуэтки из меди. Но зачем извёл последние куски медной руды и даже почти готовый топор никому не сказал. Более того: чтобы сородичи не задавали глупых вопросов, закопал медную сову подальше от любопытных глаз под навесом. Деревянный прототип улетел в очаг.
Наконец, наступила весна. Тёплые дожди растопили осевшие сугробы. Деревья и кусты оделись нежно-зелёной листвой. Большие стаи птиц, оглашая окрестности криками, вернулись с юга.
Как бы не было мало картошки и чеснока, но аппетитные клуби и чесночные зубчики приятно разнообразили похлёбку из замороженного мяса и валённой рыбы. Ради развития сельского хозяйства Саян пожертвовал частью тренировочного плаца. Иначе под огород пришлось бы расчищать густой лес. На этот раз, не в пример прошлому году, картошки и чеснока должно быть больше.
В разгар весны род Мудрой Совы отправился на Большой сбор. Настала пора повидаться с родственникам, юношам стать полноправными членами племени, а пятнадцатилетним девушкам выйти замуж.
