Глава тридцать девятая
Волчье логово
Камень не сдвинуть с места. Голодный волк внутри Луиса замер, но глаза не закрыл. Его чувства притупились, хотя зрение не потеряло остроты, а слух оставался тонким — пещера влекла разнообразием запахов, но не заманчиво или интригующе. Ему не хотелось нюхать мертвых, прикасаться к ним носом, переворачивать, чтобы открыть не съеденное мясо с живота или обглодать жилы с плеча.
Костер догорел, и он был рад этому. Глаза его слезились от дыма, но он знал, что через время дым рассеется. Он лежал в пещере до тех пор, пока запах костра не притупил его чувства. И вот наконец стало легче дышать.
Луис прошел через пещеру — путь ему освещала тонкая полоска света, пробивающаяся над камнем, который закрывал вход.
Был ли здесь еще выход? Возможно, но волк внутри него спал, поэтому шансов найти выход в темноте практически не было.
Снаружи донесся звук отдаленной битвы, и он опять бросился на камень. Бесполезно. Он сел, прислонившись к поверхности камня, и кожей ощутил его холод.
В царстве богов он освободил из рабства волка, и волк напал на богов. Было ли это мщением за его поступок? Нет. Он вдохнул густой воздух. Один мертв. Но может ли смерть быть мертвой? И хотели ли богини судьбы, чтобы, несмотря на его сопротивление, волком стал он?
Он помнил трех женщин, норн, которые сидели у Источника Мимира и пряли судьбу всех людей. Он думал, что сможет вырваться от них, хотя это будет нелегко. Однажды он встретил у воды сверкающего бога Локи, называющего себя врагом смерти, но на самом деле играющего только роль в истории, которую уже много лет рассказывали женщины у колодца. Луис не был врагом смерти. Он был врагом судьбы, но здесь его поймали в ловушку из мяса и костей, разодранных тел и мертвых глаз. Чтобы освободить человека, он должен освободить волка.
Он услышал над собой голос волчьей руны, долгий горестный вой. Они поймали ее, и если убили, то судьба вышла победительницей в этом сражении, единственная цель которого была продолжить войну, заманить его в бесконечную историю, в которой не было смысла.
Он обнюхал разодранные тела. Их запах не вызывал отвращения, но и не наполнял слюной рот — пасть зверя внутри него. Опять послышался зов руны, одинокий несчастный голос.
Он приблизился к убитым. Он увидел в темноте немного больше, чем просто скрюченные тела.
— Ты должен есть! — послышался голос его матери. — Тебе нужно быть сильным, чтобы справиться с заданием!
— Ешь! — убеждали его друзья-монахи. — Подумай о беднягах, которые обрадовались бы такому обеду.
— Подумай обо мне, я бы сам это съел, если ты не хочешь. Ешь!
Он вспомнил другие времена, другие жизни. Он был монахом в лесу, его пытали, он был немощен, и его заставили проглотить свежую печень его друга. Его заключили в башню, где он умирал от голода. Он слабо помнил свои предыдущие жизни, проходившие под пристальным взглядом волка. Луис знал, что ни разу не сделал то, что уже готов был сделать по собственному выбору, — он только подчинялся принуждению.
Он поднял руку. Она была маленькая и тонкая. Умер ребенок — ужасное событие, но регулярно происходящее в цикле человеческих страданий. Он не испытал ужаса, прикоснувшись к холодной руке, к коже, крови, словно цветочным ароматом, заполнившим его нос и рот. Это просто пища. И это было отвратительно. Все его воспоминания, все его радости свелись к простому укусу, рваной коже, ощущению, когда зубы задевают кость, отрывая кусок мякоти. Ужасом были все эти годы, прожитые и не прожитые, разорванные связи, любовь и потеря. В мясе ужаса не было.
Он начал есть, и волк внутри него открыл глаза. В пещере тут же стало светлее, его чувства обострились, а рациональное мышление с его вопросами и ответами, наоборот, стало вялым. Рядом было мясо, рядом были враги. Сначала — мясо, потом — враги.
Он надеялся, что съест немного мяса, чтобы волк внутри него пробудился и эта волчья натура сослужила службу ему, человеку. Волчий аппетит мучил его, запах крови щекотал ноздри. Он не стал откусывать по маленькому кусочку, словно леди за обедом, он вгрызался и разрывал зубами плоть, глотая ее целиком.
Пока он ел, он говорил сам себе:
— Я — Луис, монах из Нормандии. Я нарушил обет и сбежал на восток с дочерью герцога, и там Бог наказал меня за любовь.
Я путешествовал по запретной земле и освободил волка, который потом убил богов. Но я — человек. Я — Луис, я — возлюбленный Беатрис, которая пожертвовала жизнью, чтобы снасти меня, и за которой я буду следовать до самой смерти.
Хрящ, кровь, кость. Холод захлестнул его, словно он вышел морозным утром из теплого дома, прекрасного и чистого. Он произнес еще несколько слов, но они упали, потеряв смысл, будто листья, укрывшие собой землю.
— Кто я такой? Я — Луис. Кем я был? Я был Луисом. Я был Аземаром, другом Луиса, которого заставили помочь своему будущему убийце, а мной следил волк, и я не знал об этом до тех лор, пока подземелья Константинополя не разбудили мой аппетит. Я — волк, я противоположность луны. Я брат, я — два брата. Меня — несколько, меня — много. Я рожден, чтобы убить богов, но богов уже не осталось.
Он глотнул, почувствовал вкус металла, очень приятный. Он засмеялся. Все, что было знакомым, стало незнакомым. Темнота сейчас перестала для него существовать, и он долго лежал, глядя на горшок, не в состоянии понять, нужно ли есть из него, помочиться в него или надеть на голову. В горшке что-то было. Мясо. Он тоже состоял из чего-то. Из мяса. Он захихикал и слизал ручеек крови, стекавший с губ.
Где-то здесь был смысл, ради которого он ел, но он не мог вспомнить, какой именно. Он хотел спасти женщину. Он не помнил, для чего это надо, но чувствовал, что это важно. И он не должен ее съесть. Он должен выбраться — это он помнил четко. Но почему? В пещере было тепло, здесь была еда. И только когда жажда сдавила ему горло, он решил, что лучше выбраться отсюда, чем остаться. Он должен уйти, но ненадолго, только чтобы найти воду. Потом он вернется в пещеру, теплую и полную мяса.
Края валуна, закрывающего вход в пещеру, уже трижды освещались и становились темными, когда он все-таки решил выйти.
Чутье подсказало ему, где находится камень, и за ним — холодный, влажный воздух. Он уперся руками в камень и толкнул его. Камень немного качнулся.
Он опять толкнул его, верх камня качнулся сильнее, предоставив взору усыпанное звездами небо. На третий раз камень перевернулся набок — и он выскользнул наружу. Тумана уже не было, и он стоял в долине, освещенной яркими звездами, и смотрел на плывущую по небу луну, на переливающуюся в мерцающем свете траву.
Его окружил запах тел, которые звали его. Ему нужна была вода, но первое, что он увидел, было тело знакомого ему человека. Он не понял, как и откуда он узнал его, но запах и очертания были знакомы ему. Луис слизал влагу с мокрой травы.
Потом он опустился на колени и ногтями стал срывать кожу с лица трупа. Его пальцы менялись прямо на глазах. Они становились длиннее, толще, а ногти — крепкими и черными.
— Хорошее место, — громко сказал он и удивился звучанию собственного голоса. Голос был глубокий и грубый, слова вылетали, будто из-под точильного камня.
Он опять поел, полежал на траве, слизывая влагу, и опять поел. Он был сильный и быстрый, но спешить никуда не хотел. Да и зачем, когда в долине так много еды?
Он запрыгнул на откос над входом в пещеру. Здесь лежало еще больше тел, и одно из них пахло волком. На шее мертвеца висел камень. Вот теперь он точно узнал его. Для чего этот камень?
Не для еды. Тогда для чего? Он не мог вспомнить. Да и не важно. Он потащил тело вниз по склону, занес его в пещеру и положил рядом с первым, которое уже начал есть.
Какая же зима ждет его здесь, рядом с гниющим мясом, в пещере, защищенной от ветра и мороза!
Он принюхался. Недалеко находились чужие, враждебно настроенные люди, он чуял, как они нервничают, чуял в легком ветерке их агрессию. Обнаружат ли они его логово? Он должен выследить их. Не спускать с них глаз, а затем, если понадобится, убить. Это теперь его территория, и он не потерпит незваных гостей.
Еще раз вой разорвал темень в его сознании, и он увидел перед собой руну, вращающуюся и извивающуюся в воздухе. Звук манил, зачаровывал его. Он должен идти к нему. Он помчался по высокому холму на звук руны, к запаху воинов и лошадей.
