Глава пятьдесят первая
Норны
— Мы собрались втроем.
— Будущее, настоящее и прошлое. Дева, мать и старуха.
— Норны у источника, что прядут нити судьбы людей и богов.
— Норны у источника судьбы. Как долго я искала своих сестер, чтобы привести сюда. Какой дорогой ценой.
Кто это говорит? Женщины. Мертвая девоч'ка? Она одна из них.
— Волк приближается.
— И бог почти пришел.
— Что нужно?
— Что всегда нужно?
— Смерть самого дорогого существа.
— Смерть самого дорогого существа.
— Вы не получите моего ребенка! — Беатрис обхватила живот. — Луис? — Он двинулся к ней, с опаской проскочив мимо Може, который, кажется, не сознавал его присутствия.
— Мудрость источника стоит дорого.
— Один отдал глаз, что отдашь ты?
— Что отдашь, чтобы услышать голос оракула?
У входа в пещеру послышался грохот и стон, и мальчик по имени Змееглаз затопал вниз. Меч по-прежнему торчал из его тела, но в руке он сжимал голову Болли Болисона.
Он, извиваясь, сполз к источнику и уселся на каменный уступ недалеко от Беатрис.
— Вот что интересно, — начал он. — Неужели ты не видишь, как руны стремятся ко мне? Посмотри, вот они кружат по своим орбитам, восемь и восемь. Правда, еще восьми не хватает. Ну, разумеется, они же в воде. Как же они могут прийти ко мне?
На другой стороне озера, на каменном уступе, обхватив колени руками, сидела девочка. Она была совсем юная, бледная в призрачном свете. Рядом с ней сидел старик, одноглазый, с темными пятнами на коже, борода и волосы свисают грязными седыми космами, на шее туго затянута веревка. Он тоже смотрел в воду: один его глаз горел безумным огоньком, а вместо второго была черная дыра. В руке он сжимал копье — закопченный, обгорелый обломок палки, однако опасно заостренный, — он держал его как будто сильно сосредоточившись на чем-то, словно рыбак, поджидающий добычу. В лесу под Руаном Беатрис однажды видела мертвое тело, выкопанное из болота резчиками торфа. И этот старик напомнил ей того мертвеца. При виде него у нее леденело сердце.
Снова вой, ближе и громче.
Старик шевельнулся. Ей показалось, он не видит того, что видит она, он вообще едва замечает ее. Движения его были медленными, слегка заторможенными, и она вспомнила, какой сама была на крыше маяка. Да здесь ли он на самом деле? Или же он какой-то призрак, вроде этой девочки?
Девочка знает, что делать, она укажет путь.
Луис выбрался из воды, все его тело содрогалось от холода. Он подошел к Беатрис, и она раскрыла ему объятия. Он крепко прижал ее к себе, силясь произнести трясущимися губами какие-то слова утешения. Внутри нее что-то стонало и завывало. Этот символ, который называется «волчий крюк».
Что-то тяжелое соскользнуло по камням у нее за спиной, и этот кошмарный мальчишка, этот полумужчина, Змееглаз, отодвинулся от края источника и заговорил с ней. Ее онемевший от холода разум с трудом воспринимал слова. Смерть, смерть, он толковал что-то о смерти. Он протянул к Луису руку и подул в его сторону. Луис не обратил на это ни малейшего внимания, а на лице Змееглаза отразилось недоумение.
Вой зазвучал у входа в тоннель, и Беатрис обернулась, чтобы увидеть волка.
Это был Аземар, хотя с ним произошли чудовищные перемены: его глаза горели в свете ламп зелеными изумрудами, тело стало каким-то перекошенным и бесформенным, напоминая собой выкопанный из земли корень, мышцы налились, налились так, что выпирали, искажая силуэт. Одно плечо у него было выше другого, на руках когти, челюсти вытянулись, а зубы больше походили на кабаньи клыки, и язык торчал из пасти, почерневший от крови.
Глаза Змееглаза широко раскрылись от ужаса.
— Я не желаю вести никакие переговоры с этой тварью, — заявил он и спрыгнул в воду. Этот плеск, по-видимому, привел в чувства Може. Он уставился на свой меч, будто пытаясь понять, для чего нужна подобная штуковина.
Аземар — точнее, существо, в которое он обратился, — заговорил:
— Что со мной происходит? Я пришел за тобой. На протяжении многих жизней я шел за тобой, не отвергай меня теперь. Элис, Адисла, Беатрис, не отвергай меня.
— Я не принадлежу тебе, Аземар.
— Неужели ты не помнишь свет на горах? Неужели не помнишь, в чем мы поклялись друг другу среди холмов? Я твой, я вернулся. Я весь твой.
— Я помню, — сказала Беатрис. — Я помню боль, и страдания, и любовь, которая умирает от клыков волка.
— Я не хочу этого, — ответил Аземар, — но и покинуть тебя я не в силах. Мной правит нечто, чему я не могу противостоять. Я ел. И меня поглотило что-то. Глаз волка следит за мной. — Казалось, слова мучают его, он перепрыгнул через водоем и вжался в стену пещеры, вцепившись в скалу огромными когтями.
— Не подпускайте ко мне эту тварь! — выкрикнул Змееглаз. — Он точно чего-то хочет от меня!
«Истории, которую ты рассказывал бледнокожему богу. Расскажи ее теперь».
В голове Луиса звучал голос девочки.
Ответил Змееглаз:
— Какую еще историю?
«О боге, который умирает, чтобы ублажить судьбу».
— Я знаю тебя, девочка. — В глазах Змееглаза сквозил неприкрытый страх.
«Ты всегда меня знал».
Змееглаз лепетал, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Здесь так мало тех, кого нужно убить. Я не могу подойти к стене, пока он стоит передо мной. — Он указал на Аземара.
«Волк Фенрир стоит перед тобой, истребитель богов, рычащий и воющий от голода. И кое-кто еще лежит на пороге, как это заведено у богини. Ее судьба не видна и не решена. Ее нить еще не спрядена, узел ее смерти еще не развязан».
«Норна Верданди здесь, повелительница настоящего, призывающая волка, носительница воющей руны, мать. Волк убьет ее. Ее судьба предрешена. Норна Скульд здесь, будущее, ее пальцы сплетают невидимые течения, смерть и даже бессмертие. И старая норна здесь. Урд. Прошлое, бессмертное, вечное. Она правит землями, куда попадают герои. Люди называют ее Памятью, и еще ее зовут Хель. Нас трое, и он три в одном».
— Кто? — Змееглаз озирался вокруг, отчаянно силясь отыскать источник звука.
«Он ждет, бестелесный, в воде, три его восьмерки. Боги и люди сведены вместе норнами, чтобы каждый сыграл свою роль».
— А что будет с Луисом? — спросила Беатрис.
«Один человек все равно умрет». Это произнесла призрачная девочка.
— Только не он, потому что я его не вижу, — сказал Змееглаз. — Те, кого можно убить, будут убиты.
«Он прячется от судьбы, как прячешься ты».
— Какая у него судьба? — спросила Беатрис.
«Умереть, чтобы ты смогла освободиться от вечных мучений. Клубок смотан, нити судьбы опутали его».
— Я лучше сама погибну тысячу раз, чем позволю причинить ему зло! — воскликнула Беатрис.
«Он должен умереть. Источник ясно показал. Нить будущего вот-вот размотается».
Когда призрачная девочка снова заговорила, седовласый воин вдруг вспомнил, для чего нужен меч. Он кинулся к Луису по воде, однако Аземар спрыгнул со скалы и выбил оружие из его рук.
— Как бы там ни было, он мой друг, — проговорил он, высовывая жуткий язык из усеянной зубами пасти.
Откуда-то донесся еще один голос, выкрикивающий ритмичные слова. На этот раз говорила не девочка. Голос был необычный, гортанный. Сначала Луис подумал, что он исходит прямо из кроваво-красных вод источника, однако понял, что это говорит человек-волк, только голос его изменился, стал иным.
— Там она видела —
шли чрез потоки
поправшие клятвы,
убийцы подлые
и те, кто жен
чужих соблазняет;
Нидхёгг глодал там
трупы умерших,
терзал он мужей —
довольно ли вам этого?
Громадные зубы Аземара замерли у уха седого воина, с языка на шею Може закапала слюна.
— Я положил конец убийствам, — проговорил Аземар, и его голос проскрежетал, словно разбухшая дверь по каменному полу. — Я служу церкви и ищу лишь покоя. Не вынуждай меня.
Може сделал то, чему его учили с младенчества. Он взмахнул клинком и отсек от бока волка большой кусок плоти. Зверь испустил жуткий вопль, когда изогнутый меч полоснул его по телу, он вцепился в руку Може, вырвал ее из сустава и швырнул конечность, все еще сжимавшую меч, в поток.
Оставшейся рукой Може тянулся к ране в волчьем боку, чтобы расширить ее, однако движения его были слабы и замедленны. Волк схватил воина и ударил о камни. А затем прыгнул сверху и начал рвать его тело на куски.
Луис ощутил на пальцах что-то теплое. Он поднял руку. Кровь. Но не его. Беатрис тяжело привалилась к нему. Аземар, отбрасывая руку с мечом, попал прямо в нее, и теперь она была серьезно ранена.
— Помогите ей! Помогите!
Элиф заговорил, как будто в трансе:
— Мы боролись напрасно. Неужели колесо повернется снова? И мертвый бог придет, предложит свою жертву, и норнам придется принять ее?
— Нет! — прокричал Луис. — Нет!
— Снова и снова будет она страдать и гибнуть? Ей будет вечно отказано в нежности, ее жизнь будет вечно омывать кровавый прилив? — Глаза Элифа были пусты, он удерживал под водой тело матери, и казалось, что слова, которые он произносит, принадлежат не ему.
— Я не допущу, чтобы такое случилось! — Луис пытался зажать рану Беатрис, но кровотечение не прекращалось.
Аземар рвал и глотал мясо, лицо его гротескно кривилось, волчьи глаза горели изумрудами в свете ламп.
А Элиф пытался и дальше творить свой обряд, бормотал и шептал что-то, держа валу под водой.
Волк станет проклятием Одина,
Когда прискачут боги-убийцы.
Волк станет проклятием Одина,
Когда прискачут боги-убийцы.
Аземар оторвался от своей трапезы — его тело напоминало восковую копию Элифа, которую бросили таять на солнце. Глаза его сузились, когда он заметил волкодлака.
Элиф издал отчаянный крик и выпустил мертвое тело, которое прижимал к себе. Он кинулся к Луису, схватил его за ногу.
— Если хочешь спасти ее, сними камень! — проговорил он. — Сними камень! Источник показал мне. Сними камень!
— Для чего?
— Чтобы умереть. Бог приближается.
Руки Луиса были испачканы кровью Беатрис.
Она заговорила, прижимаясь ртом к его уху:
— Не надо умирать ради меня. Не слушай, что он говорит. Беги отсюда. Уходи! Я все видела, Луис. Мы принадлежим смерти. А ты — нет, ты сможешь жить.
Аземар поднялся в полный рост. Он был огромен, на голову выше любого самого рослого воина, невероятно мускулистый, голова была как будто сшита из кусков человеческой кожи и шерсти, однако в ней безошибочно узнавалась голова волка. И он продолжал пожирать тело, придерживая торс покойника одной рукой и откусывая, будто от краюхи хлеба.
Разум Луиса похолодел от ужаса при виде этого волкоподобного существа, при виде Беатрис, раненой, истекающей кровью.
— Сними камень, — повторил Элиф.
— Что ты хочешь сделать?
— Перевести тебя по мосту из света.
— Почему меня?
— Потому что тебе нет места в истории богов. Ты не бог, ты не проклят, ты не чудовище. Ты человек, и твоя нить все еще прядется.
Беатрис умирала, и Луис не мог представить свою жизнь без нее. Луис снял с шеи камень, и Элиф затащил его под воду.