Глава сороковая
Слава
Змееглаз брел по Средней улице. Вокруг него кипела ожесточенная битва, но ему было на это наплевать. Он был весь в испарине от страха после того, как повстречал в своих грезах волка.
Он был у серебристой реки, залитой светом огромной луны, прогуливался у стены с горящими свечками, которые были жизнями людей. Руны показали ему, как пройти через лабиринт собственного сознания. У реки он встретил кого-то, хотя не мог вспомнить, кого именно, зато помнил, что очень хотел убить этого человека. Однако на него вышел волк, который до того рычал и сопел где-то в темноте. У волка не горело огонька на стене, он не был порождением света. Наоборот, он был враг света, разрушитель и пожиратель. Голод его был настолько велик, что ощущался так же явственно, как запах, который источал зверь, мощный запах мускуса. Змееглазу вовсе не понравилось ощущение, какое вызвал в нем волк. Он съежился от страха вместо того, чтобы ринуться в бой, и ему уже не хотелось снова заглядывать внутрь себя, чтобы оказаться у стены на речном берегу, где он был богом, способным задуть огонек человеческой жизни.
От созерцания побоища кружилась голова. Он понял, что ему трудно сознавать происходящее вокруг него. Мельчайшие детали казались до ужаса важными. Пятно крови алело на голове упавшего викинга, словно роза в волосах у девушки. Он замечал, как похожи на танец движения воинов, которые сходились, громыхая щитами, и расходились, чтобы снова сойтись, замечал, как раздуваются синие одежды и багровые плащи греков. Что же тут происходит? Самое лучшее, что может быть на свете, то, о чем он мечтал всю свою жизнь. Битва! Как прекрасен сверкающий серебром металл, как восхитительны алые и белые краски, яркие даже под блеклым солнцем. Солнце? Он поднял голову к небесам. Бледный диск, подобный щиту бога. Должно быть, это луна — солнца до сих пор не было на небе.
Змееглаз обнажил меч и подобрал брошенный кем-то щит. Он заставил себя ринуться в битву, заставил отыскать в себе тот гнев, который был в нем всю его жизнь, и он явился, жарко дыша, страшный зверь.
Перед Бычьим рынком три варяга кружили в смертельном танце с четырьмя греками. Из-за тонкой завесы тумана казалось, будто это происходит на морском дне. Змееглаз слышал предания об Атлантиде и сейчас представил себя там: светлые здания поднимаются в соленой воде, оружие сверкает во мгле, словно спины быстрых рыб.
К нему бежал какой-то грек. Змееглаз закрылся щитом от вражеского копья, сделал выпад и рубанул мечом. По бедру он не попал, зато полоснул противника по лодыжке. Грек покачнулся, и Змееглаз ударил его по здоровой ноге. Тот откатился в сторону, но Змееглаз камнем упал на него, отбил щитом копье врага и вонзил ему в грудь острие меча. Вот так-то лучше.
Багровая вспышка. В поле зрения возник Болли Болисон, он сыпал проклятиями, отбиваясь от пятерых греков. От четверых, после того, как его необычный загнутый меч ударил по шлему одного солдата, и тот рухнул на булыжники мостовой. Змееглаз убрал меч в ножны, взял копье и ринулся в бой. Выбранный им противник не заметил его приближения, и Змееглаз со всего разбега толкнул его на товарищей, сбив с ног. Грек так и не успел подняться. Меч Болли Болисона разил с невероятным проворством — казалось, у него три руки и каждая сжимает по мечу. Двое греков пали, осталось трое.
Болли Болисон ударил одного ногой прямо в грудь, опрокидывая на землю, а сам присел, спасаясь от греческого меча, просвистевшего над головой. Он выпустил свое оружие и поднял противника, вцепившись одной рукой ему в пах, а другой — в ворот туники. Грек взлетел высоко в воздух, а затем рухнул на землю вниз головой. Болли Болисон подобрал свой меч, и оставшийся грек пустился наутек.
— Отличная работа, — похвалил Болли Змееглаза. — Значит, наконец-то ты можешь драться. Не отставай, ты мне еще пригодишься.
Змееглаз ощутил, как от слов викинга по телу прошла волна восторга. Его заслуги признал не кто иной, как сам Болли Болисон. Как часто он мечтал о чем-то подобном.
— Давай покажем им! — воскликнул Змееглаз.
— Да еще как! — отозвался Болли Болисон. Он вынул свой рог и громко затрубил.
К нему со всех сторон побежали викинги с факелами. Послышался грохот, как будто по забору провели сотней палок. Время словно замедлило ход, и Змееглаз увидел, как стрела отскакивает от его щита и срезает ему кусочек уха. Он поднял руку. Кровь. Булыжники вокруг были усыпаны стрелами, однако никого из воинов не задело.
Он засмеялся. А жизнь-то становится все лучше и лучше. Любой, кто увидит его рану, поймет, где он ее получил.
Викинги бросились в переулки, спасаясь от стрел, но Змееглаз пошел вперед, силясь рассмотреть в тумане лучников.
— Я Змееглаз, сын Льота, сына Тьёрека из клана берсеркера Тетмара! И ваши бабы не испугают меня своими вязальными спицами!
Взметнулось новое облако стрел и упало над тем местом, где викинги побросали факелы. Лучники плохо видели во мгле, они просто целились в светлое пятно. Змееглаз съежился за щитом. Он был так мал, что щит закрывал его целиком, и, хотя две стрелы засели в древесине, остальные пролетели мимо, не причинив ему вреда. Он заметил впереди, движение, издал боевой клич и ринулся в атаку. Снова полетели стрелы, однако лучники ударились в панику Кто-то хватался за копья и топоры, кто-то кинулся бежать, кто-то еще стрелял. Змееглаз то и дело менял направление и приседал, наступая вслепую за большим щитом. Еще несколько стрел воткнулось в древесину, но ни одна не задела его. Другие северяне, ободренные примером Змееглаза, тоже рванулись в атаку. Им оставалось преодолеть шагов пять, когда боевой дух покинул греков и они дружно побежали. Змееглаз проткнул одного лучника мечом из-за своего щита. Викинги с криками мчались мимо него, когда Змееглаз воздел руки к небесам и запрокинул голову, словно крестьянин, радующийся долгожданному дождю после засухи.
Голова кружилась от счастья. Он отбросил потяжелевший от засевших в нем стрел щит, высматривая новых противников. По улице у него за спиной бежали женщины, много женщин — без сомнения, бегут от северян. Или же, наоборот, бегут к ним, подумал Змееглаз. Шлюхи! В штанах затвердело, голова закружилась, как будто он слишком резко поднялся.
— Я мужчина и могучий воин, — провозгласил он. И снова засмеялся. Голос его звучал сипло, словно собачий лай. Наконец-то он сделался мужчиной.
Он развернулся, чтобы последовать за Болли Болисоном, и в этот миг вокруг него как будто закружилось что-то. Руны, все на одной орбите, целых восемь штук. Нет, не все, то есть, их восемь, но эта восьмерка всего лишь часть целого. Часть двадцати четырех. Это число было очень важно для него. Двадцать четыре. Три раза по восемь.
Он побежал по улице в сторону дворца. Вот там-то он повеселится. Там женщина, которую искал Може. И еще ученый, снявший с него проклятие. Что же делать? Он поклялся Може, что отведет его к ученому, а ученому пообещал наградить его. Он сможет исполнить оба обещания. Можно ведь сначала позабавиться с женой ученого, а потом уже наградить его? Змееглаз сегодня убил троих мечом и копьем, не прибегая к магии. Конечно, у него все получится. Дворцовые ворота были на засовах, а у варягов не было с собой никаких осадных орудий, поэтому им оставалось только колотить по дереву.
Земля всколыхнулась под ногами Змееглаза. Ему показалось? Или это землетрясение? Змееглаз слышал о подобных явлениях, хотя лично сам никогда такого не видел. Нет, это не землетрясение, эта волна пришла из леса у серебристой реки. Это дрожь из мира его грез.
На мгновенье улица исчезла. Он стоял на ветке громадного серебристого дерева, раскинувшегося над ним под звездным небом. Под ним тоже были звезды, сияли, словно осколки хрусталя под солнцем, и еще под ним был источник, питаемый тремя реками, которые в то же время были женщинами. Его поразила такая странность, но когда он взглянул снова, оба видения — поток и женщина — снова представились ему, стоило кинуть взгляд на серебристые ручьи, струящиеся из корней дерева. Это реки? Или три длинных нити, которые тянутся от прялок в руках женщин, сидящих в корнях дерева? Почему он так ясно их видит, если они так далеко от него? Почему он не может понять, женщины они или реки, вода это или пряжа, если он так отчетливо видит их?
Один поток изогнулся и устремился вверх, туда, где стоял он, и серебристые воды коснулись его. Змееглаз протянул руки, и вода захлестнула его, с силой разворачивая тело.
Он понял, куда ему нужно идти — к корням дерева, раскинувшегося в центре мира. Там внизу его ждет что-то. Мысленно он представил себе символ — ожерелье мертвого бога, три треугольника, входящие один в другой, — и понял (как он понимал, что реки на самом деле женщины, которые на самом деле реки, струящие нити пряжи от женщин-рек), что сам он один из этих треугольников. Под ним их было не три и даже не два. Был всего один, но он хотел, чтобы остальные слились с ним.
В голове прояснилось. Змееглаз снова стоял посреди улицы, люди бежали, спасая свои жизни, греки и северяне дрались. Он упал на колени. Кто-то взывал к нему из-под земли. Он должен ответить на этот зов. Он попытался запустить пальцы под булыжники мостовой, словно желая прорыть лаз.
Впереди снова послышались крики. Он двинулся на звук. Гневные возгласы и грохот стали о сталь были для него искрами света, вспыхивающими в тумане, они звали его. Странный маслянистый запах растекся вокруг, что-то сверкнуло в тяжелом воздухе, заполыхал огонь.
Ворота Нумеры были широко распахнуты. Викинги жались по бокам от створок, но никто не осмеливался идти дальше. Проход был очень узкий, и там поджидали хитаерос со щитами, длинными копьями и сифоном греческого огня. Четыре обожженных тела лежали в коротком проходе, ведущем к зданию тюрьмы. Пока он наблюдал, несколько языков пламени вырвались, словно из жерла вулкана, заставив викингов вжаться в стены.
Змееглаз подошел. Ему придется собраться с духом — не для того, чтобы войти в тюрьму, а чтобы отправиться туда, куда его влекло, в то место, где поджидает волк, в сад на берегу реки, где над водой висит луна, а сама река похожа на мост из света. Позволяя себе войти, он слышал на периферии сознания, как волк принюхивается, истекая слюной, как крадется сквозь заросли.
Викинги соображали, как быть дальше.
— Уморим их голодом!
— Болли Болисон хочет, чтобы тюрьму захватили немедленно, он сказал, это очень важно.
— Если войдем все вместе, то не все же мы сгорим.
— Да, ты прав. Некоторых подстрелят, а некоторых проткнут копьями.
— Нам нужен берсеркер.
— Да его изжарят. Шансов никаких.
— Я пойду, — сказал Змееглаз. Воины даже не заметили, что он стоит рядом.
— Нам надо раздобыть лучников.
— Но им придется войти в ворота, чтобы стрелять, и это равносильно самоубийству.
— Имя мне — смерть! — прокричал Змееглаз во весь голос.
Один жилистый викинг просто отмахнулся от него.
— Ты мальчишка, слабак, что доказал уже не раз. Женщины и дети грабят рынок, ступай к ним, раздобудь нам мяса. Когда все кончится, я не откажусь от доброго жаркого.
— Я войду туда.
— Ступай домой.
— Нет, пускай идет. — Крупный, грубый с виду воин указал на Змееглаза топором. — Я родич Арнульфа. Этот парень оскорбил нашу семью. Если хочет идти на верную смерть, не будем ему мешать.
Кто-то засмеялся.
— Похоже, парень, на жаркое пойдет твое мясо.
Змееглаз не обратил внимания на насмешку.
— Я готов.
На нем был железный нагрудник, в одной руке меч, в другой — топор. «Каким великолепным воином я, должно быть, кажусь им».
Викинги разделились на два небольших отряда, каждый укрывался за своей створкой ворот.
Змееглаз шагнул вперед. В свете факела, которым поджигали смесь из сифона, он увидел закопченные лица двух греков, обернувшиеся к нему. Они не закричали, не стали угрожать, но Змееглаз понимал, что стоит ему сделать еще пару шагов, как они надавят на мехи сифона и поток несмываемого горящего масла обрушится на него. Он твердо вознамерился войти в здание, однако не сомневался, что огонь достанет его.
Но здесь были и другие огни, маленькие свечки, трепещущие и мерцающие в стене на берегу реки, которые видел только он. В ушах раздавалось глухое ворчанье, но он успеет дойти до стены, сделать дело и убежать.
Вокруг трепетало множество маленьких огоньков, однако ему требовалось всего два. Он протянул руку и загасил один из них пальцами. Воин с сифоном рухнул, и раструб механизма ударился о землю, изрыгая масло. Змееглаз загасил второй огонек. Воин с факелом упал, как подкошенный, и сифон загорелся. Огонь с глухим ревом вырвался из прохода, словно отрыжка дракона. Змееглаз отшатнулся назад, успев опалить волосы и брови. Стражники во дворе вопили и визжали, сгорая заживо. Змееглаз вошел и зарубил воина, несущегося на него по проходу, словно огненный великан с пылающей головой.
— Имя мне — смерть! — выкрикнул он. — Я — смерть!
Он обогнул мертвое тело и вошел в тюрьму, перепрыгивая через мертвецов и рубя мечом тех, кто еще был жив, потому что они были заняты борьбой с огнем и уже не могли защитить себя. Из недр тюрьмы во двор выбегали новые стражники, но им пришлось тут же отступить перед толпой варягов, стремительным потоком ворвавшейся вслед за Змееглазом. Греки успели захлопнуть двери и запереть их на засов.
— Разве я не мужчина? — прокричал Змееглаз. — Разве я не герой?
Он видел перед собой столько огоньков на стене: огоньки узников, огоньки стражников, даже огоньки флейтиста и танцовщицы, спрятавшихся в углу.
Змееглаз улыбнулся девушке.
— Сегодня я не хочу развлекаться, — проговорил он.
А потом провел рукой по стене в своем сознании, сбивая на землю бесчисленные свечи.
