Глава тридцать девятая
Убийцы
Запах, разбудивший его, был запахом смерти. Повсюду лежали мертвые тела, совсем близко к нему. И еще воняло гарью. Аземар сел на кровати и дотронулся до груди. Кожа была мокрой от слюны. Сон его был беспокойным. В сновидениях снова была она, Беатрис, госпожа. Во сне он дважды совершил предательство: предал церковь и свой обет безбрачия и предал друга.
Сон казался таким реалистичным. Он очутился в осеннем лесу, земля была укрыта толстым слоем красных, желтых и бурых листьев. Листья блестели так ярко, что ему представилось, как в пещере сидит гном и вырезает каждый листик из тонкого металла, а потом подбрасывает в небо, чтобы ветер подхватил и уложил его на лесную почву. Причем деревья вокруг вовсе не были голыми и в свете заходящего солнца горели холодным огнем. Она была рядом с ним, а он обнаженный лежал на земле.
— Проснись, — сказала она. — Я смыла с тебя волка.
Аземар сел, обнял ее, а потом лег с ней на застланную листвой землю.
— Кто эти люди? — спросил он. Вокруг них, на осенних листьях лежали покойники, одетые в обноски.
— Их огни погасли, — сказала она. — Я погасила их, чтобы они не причинили нам зла.
Проснувшись во дворце, Аземар твердил себе, что это был сон, однако он больше походил на воспоминание, потому что после пробуждения он помнил, что было дальше. Он помнил тот лес, маленький домик, где они собирались перезимовать. Он помнил, как голод выгнал его из постели и он вынюхивал под луной тела тех мертвых оборванцев.
Аземар полагал, что это наваждение, вызванное пребыванием в Нумере. Он же видел там демонов: человека с белой кожей, волкодлака. Может быть, кто-то из них овладел его сознанием и доводит его до безумия?
Она вошла в комнату одна, без евнуха, без служанки. Беатрис старалась не смотреть на Аземара, но ничего не могла с собой поделать. В ее взгляде не было и намека на дружелюбие.
— Доброе утро, госпожа.
— Судя по колоколам, уже день.
— Значит, добрый день.
От нее почти ощутимо веяло усталостью — так разносится по монастырю запах пекущегося хлеба.
Несколько мгновений Беатрис стояла совершенно неподвижно. Затем она опустилась на диван и произнесла:
— Господин, ты вселяешь в меня тревогу.
— Почему?
— Ия тоже волную тебя, я вижу.
— Я просто не привык общаться с женщинами наедине. Я...
— Дело не только в этом.
Последовала пауза.
— Да, не только.
— Тогда в чем?
Можно ли рассказать ей? Он покажется безумцем. Однако же его так и подмывало рассказать. Дворец казался ему живым, столько в нем было запахов: еда, человеческий пот, плесень на тканях, косметика придворных, кожаные доспехи солдат, — а поверх всего тот же запах, которым веяло от Беатрис, но только гораздо сильнее, с привкусом гари, с горькой ноткой, от которой у него сводило скулы, как будто он полизал лимон.
— Госпожа, ты должна простить меня. Я пережил чудовищные испытания. Меня держали в вонючем подземелье, где не было света, не было пищи, только немного воды. Наверное, пройдет еще время, прежде чем я приду в себя.
— Говори, что ты хотел сказать.
— Не могу.
— Тогда я скажу за тебя. Я знаю тебя, господин. И не только потому, что ты друг моего мужа и помогал ему в прошлом, чтобы сейчас я была здесь. Душа моя стремится бежать от тебя, скажу прямо — я боюсь тебя.
Аземар склонил голову.
— Зачем меня бояться, госпожа?
— Понимаешь, я чувствую. С самого детства мне снятся сны, в которых я попадаю в странное место. На речной берег в лунном свете. Я никогда не бывала там в жизни, однако так часто наведывалась во сне, что это место кажется мне знакомым, словно родной дом. Во сне я ищу чего-то, и что-то ищет меня. Это некий человек, он преследует меня.
Аземар перекрестился.
— В моем сне есть одна женщина, и я бегу за ней.
Беатрис встала.
— Ты желаешь мне зла!
— Нет, госпожа, нет!
— Ты причинишь мне зло. Когда я оборачиваюсь, чтобы взглянуть в лицо этому человеку, спросить, зачем он гонится за мной, он уже не человек.
— А кто же?
— Он волк. Я видела, что он способен сотворить зубами и когтями. Одна придворная дама до сих пор лежит в постели без сознания из-за того, что он сделал с ней.
— Как это?
— Она ходила со мной в то место, на речной берег, и волк цапал на нее.
— Ходила с тобой? Как кто-то другой может пойти в твой сон?
— Женщины в этом городе владеют искусствами, о которых ты даже не догадываешься, Аземар.
— Магия?
— Я не знаю, как это назвать. Просто я знаю, что видела тебя и была свидетелем тому, на что ты способен.
— Я человек мягкосердечный, я никогда не причинил бы вреда другим.
— Но ты же бывал у лунной реки?
— Да.
— Это что-нибудь да значит.
— Дьявол посылает нам множество искушений.
— К дьяволу это не имеет никакого отношения, — возразила Беатрис. Она говорила совсем тихо, хотя на самом деле ей хотелось кричать в голос.
— Тогда кто?
— Это ты скажи.
— Я видел тебя в полях, — сказал Аземар. — Я был обычным мужчиной, а ты — прекрасной женщиной. Я думал, ты просто мне приснилась, как снятся иногда женщины. Это грех — думать о тебе так часто, что ты даже снишься мне, но не более того.
— А потом?
— Это было в Нумере, куда не заглядывает Бог. Ко мне пришел какой-то человек, и я снова увидел тебя. На этот раз не во сне. Это было наяву.
— Ты был в лесу, где лежат мертвецы?
— Да.
— Ты подходил к ним, а я просила тебя уйти, оставить их и не утолять свой голод?
— Да. Я искал тебя повсюду. Под землей, в пещерах и тоннелях. Я гнался за тобой в сновидениях.
— Волк гнался за мной.
— В тюрьме ко мне приходил один человек, скорее демон, и он называл меня волком.
Их глаза встретились. Аземару нестерпимо хотелось обнять ее, рассказать, как он ее любит, какой огромный путь прошел, чтобы найти ее. Однако он не стал. Она замужем за его другом. Он сам монах.
— И что же из всего этого следует?
— Ничего из этого не следует, — сказала Беатрис. — Это явно дьявольское наваждение, а дьяволов в этом городе пруд пруди.
Из коридора снова пахнуло холодным ночным воздухом, несущим запах недавно умерших людей. Если Беатрис и заметила, то не подала виду. Аземар невольно сглотнул слюну. Утер слюну с подбородка. В пустом животе заурчало.
— Наш аббат советовал не придавать слишком большого значения природным явлениям. Черные небеса могут быть посланы Богом, а вовсе не дьяволами, или же это просто погода такая.
— А мертвецы?
— Какие мертвецы?
Беатрис рассказала ему о людях, погибших в соборе, на улицах, покойниках, закоченевших раньше, чем они успели удариться о землю.
— Луису поручено выяснить причину смертей. Он должен составить заклинание, которое положит конец бедствиям.
— То, чего требуют здешние власти, настоящая ересь.
— А в этом городе полно еретиков или, как я подозреваю, кое-кого пострашнее.
— Расскажи мне обо всем, — попросил Аземар. — Я ученый не хуже Луиса, один ум хорошо, а два лучше.
И Беатрис рассказала ему обо всем, что знала сама, начиная с появления кометы, предсказавшей гибель мятежника, почерневшего неба, болезни императора и заканчивая эпидемией беспричинных смертей, которая разразилась в городе.
— В ночь, когда был побежден мятежник, к императору в палатку ворвался какой-то дикарь, предсказавший смерти и бедствия. Луис пытается найти его, — сказал Беатрис.
— В городе?
— Под Нумерой. Он был в тюрьме, но сбежал куда-то в нижние подземелья.
— Я видел его, — сказал Аземар.
Он буквально мог попробовать на вкус страх Беатрис, резкий и пронзительный, но оттого аппетитный, как острая специя. В прежние времена в подобной ситуации он стал бы подыскивать слова утешения, успокаивать бедняжку, но сейчас ее страх казался ему прекрасным. До сих пор мир был окутан саваном ночи. Теперь же наступил солнечный день, он впервые в жизни видел все ясно. Он слышал биение ее сердца, ощущал сладостный аромат пота, выступившего на коже от испуга, замечал, как напряглись ее мускулы, как будто она готова обратиться в бегство. От нее почти осязаемо веяло враждебностью.
— Что он сказал?
Аземар вспомнил волкодлака, своего странного двойника, человека с бледным лицом и удушливую темноту.
— Он сказал, чтобы я бежал отсюда подальше, — проговорил он.
Беатрис зажала рот руками.
— Он знает, что ты как-то связан со всем этим!
— Не уверен. Госпожа, я слишком долго просидел в темноте. Я был...
Аземар не смог завершить фразу. Запах в воздухе сделался невыносим. Он напоминал ему соленую говядину, но только с многочисленными оттенками вкуса. Нужные слова просто не шли на ум.
За дверью что-то сильно грохнуло, Беатрис вздрогнула и невольно перекрестилась.
— Я...
— Что?
— Война и смерть. Здесь... — Монах спотыкался на словах.
— Скажи, чтобы я поняла, Аземар.
Он взял ее за руку.
— Город в опасности, — проговорил он. — Варяги ворвались в ворота. Я чувствую запах их пота. Слышу запах их костров. Дворец будет заперт.
Беатрис выдернула руку.
— Я не останусь здесь с тобой!
— Госпожа, — сказал Аземар, — я буду защищать тебя.
— Я гляжу на тебя, и сердце мое переполняет страх.
— Не бойся меня, я ни за что не...
Он поднял руку. Рука показалась ему какой-то странной, пальцы как будто стали длиннее и сильнее, и эта сила жаждала применения. Ему нестерпимо хотелось испытать новые пальцы в деле, почувствовать, как они рвут и ломают. Он провел языком по зубам и ощутил привкус крови. Этот привкус заставил его сжать челюсти и цыкнуть зубом. Между зубами застряло что-то. Даже не вспомнив, что рядом с ним дама, он поковырял в зубах ногтем, вынул застрявший кусочек и уставился на него. На вид как ошметок куриной кожицы. Он так и не понял, что это такое, но ему отчаянно хотелось сунуть этот ошметок в рот и проглотить.
Он вытянул шею. Даже в слабом освещении все вокруг него играло яркими красками. За дверью, где-то далеко, слышались крики, такие волнующие: голоса мужчин, проклятия, молитвы, имена женщин, матерей, жен и дочерей, произнесенные на последнем издыхании. Он не станет обращать внимания. Госпожа здесь, и единственное его желание — быть рядом с ней.
В следующий миг он увидел нож. Беатрис выхватила его из складок платья.
— Зачем это, госпожа?
— Я забрала его у женщины, на которую ты напал у реки. Сейчас он не нужен ей, потому что она не в силах открыть глаза.
— Госпожа, подумай хорошенько, прежде чем действовать.
— Я убью тебя. Я знаю, кем мы были друг для друга. Я помню все так отчетливо, будто это случилось сегодня утром. Ты шел за мной наперекор смерти, но я не хочу тебя, Аземар, Жеан, Вали. Я тебя не хочу!
Она не знала, откуда взялись другие имена, но они сами собой сорвались с языка.
Беатрис замахнулась ножом, но не смогла заставить себя ударить его.
— Уходи, — сказала Беатрис. — Убирайся отсюда.
Слезы заливали ей лицо.
— Почему?
— Потому что ты появился в моих кошмарах, но обрел плоть и доказал, что мои сны гораздо больше, чем фантазии или ночные страхи. Я помню тебя, я знаю, что должна бежать от тебя. Я навлекла на себя болезнь и пыталась умереть. Я с головой погрузилась в любовь к другому мужчине, чтобы переломить судьбу. В моем сердце живет что-то, взывающее к тебе, но я тебя не хочу.
Она с трудом понимала собственные слова, как будто сейчас говорила глубоко спрятанная частица ее души, как будто эти знания были заперты в подземелье, и вот теперь ворота для них широко распахнулись, и узники, щурясь, вышли на волю.
— Разве ты не слышишь? Там на улицах смерть. Я хочу защищать тебя.
— Уходи, или я тебя убью.
Аземар поднялся.
— Моя душа как будто стоит сейчас на краю бездны, — сказал он, — и ты — та тьма, в которую я готов упасть.
По коридору загромыхали сапоги, раздались голоса:
— Они уже во дворце!
— Как же они прорвались за городскую стену?
— Император предал нас!
Голоса было прекрасно слышно сквозь дверь.
— Так и есть, ребята. Они пришли сюда не за поживой, они пришли, чтобы остаться. Они хотят лишить нас старинного законного права защищать императора. Император отрекся от нас из-за смертей в городе. Время полумер прошло. Мы перебьем их и выживем или же умрем сами. Мы не позволим вышвырнуть себя со службы, мы не станем прозябать в нищете.
— Но их гораздо больше, нам их не победить.
— Конечно, не победить с такими настроениями.
— Нам предстоит погибнуть. Что ж, я умру с радостью.
Дверь широко распахнулась, и три стражника из отряда хитаера ворвались в комнату. Они даже не стали ничего говорить: один сразу подошел к Беатрис и схватил ее за волосы, второй уже задирал юбку своего мундира. Третий надвинулся на Аземара, вскинув меч, чтобы убить монаха.
Беатрис попыталась ткнуть обидчика ножом, но он перехватил ее руку и сильно ударил по лицу, опрокинув на пол и вырвав нож из руки. Чужие руки шарили по ней, разрывая платье, добираясь до тела. Она думала только о ребенке — защитить его, уберечь.
Аземар не раздумывал ни секунды, он ответил на угрозу, как отвечает дикий зверь. Он видел как будто со стороны, как его рука выбила меч из руки грека и оружие загромыхало по полу. Зуд в пальцах, который не давал ему покоя, наконец затих, когда он вцепился ногтями в глаза и щеки противника. Он был удивлен, даже заинтригован той легкостью, с какой сорвал кожу с лица нападавшего.
Он рвал и кусал, удовлетворяя свое любопытство. Что будет, если укусить за шею? А что он почувствует, если запустить пальцы в живот и вырвать кишки? Когда солдаты перестанут шевелиться, трудно ли будет вырвать изо рта язык, чтобы впиться в него зубами, словно в окровавленную миногу?
Он видел, как Беатрис одергивает на себе залитое кровью платье. В угаре битвы он перестал ясно мыслить. Госпожа с ним. Может быть, угостить ее чем-нибудь из добычи? Может, глаз? Или кусочек сладкой печени?
Госпожа взяла меч, и он сначала подумал, что она хочет убить его. Однако она вышла из комнаты широким решительным шагом, придерживая тяжелый живот. Аземар вдохнул воздух, и от запаха крови закружилась голова. Он должен следовать за ней. Он пойдет за ней позже, след никуда не денется. Но сначала он должен поесть.
