Элис лежала у очага в большом зале князя Олега. Ее уложили на пуховую перину, и она в первый раз с тех пор, как они вышли из лесу, по-настоящему согрелась. Сначала от тепла невыносимо болели пальцы на руках и ногах, но постепенно они снова обрели восхитительную гибкость. По мере того как холод покидал ее тело, оно делалось все подвижнее, ей казалось, что конечности никогда еще не были такими свободными. Элис потянулась, с облегчением сознавая, что наконец-то оказалась там, где она сможет стать такой, какой была прежде. Интуиция подсказывала, что Олег действительно хочет ее защитить. Руны не утверждали, будто он ее друг, не говорили даже, что он расположен к ней, однако у нее было стойкое ощущение, что ее безопасность — главное для него, и она была так счастлива обрести пристанище, что не спрашивала о причинах.

Элис все ждала, что сейчас принесут Жеана. Она так сильно замерзла, что даже мысли замедлили ход, и Элис заблудилась в своем магическом «я», среди поющих и гудящих рун. Теперь же, отогреваясь, она начала беспокоиться, где же исповедник.

Большой зал Олега представлял собой просторную, почти лишенную обстановки комнату в духе викингов; по стенам стояли скамьи, в одном углу лежали постельные принадлежности. Народ толпился в дверях, все вытягивали шеи, пытаясь ее рассмотреть. Она заметила шаманку, вымазанную белой глиной, с нечесаными волосами, обвешанную лентами и побрякушками; здесь были и дети, и двое суровых воинов с напряженными и даже испуганными лицами. Их беспокойство она чувствовала как лишенную тональности, нестройную музыку.

Люди расступились, и вошел Вещий Олег. Он был высок ростом, с широкими плечами и длинными светлыми волосами. На нем была богато расшитая рубаха из синей шерсти со шнуровкой на груди и мешковатые штаны в восточном стиле.

Олег присел рядом с ее периной, и Элис посмотрела ему в глаза. Всю свою жизнь она умела улавливать намерения людей, их скрытые мотивы — слова или чувства для этого не требовались, достаточно было красок и звуков, — однако с Олегом она не ощутила ничего. Его душа никак не звучала, он казался ей едва ли не покойником. В нем отсутствовало свечение жизни, которое она различала в людях, стоящих у двери, не горел тот огонек, который горел в других, не было той свечи, какие мерцали в нише стены в саду ее сознания. На корабле она ощущала исходящую от князя тревогу и желание спасти ей жизнь, он так волновался, что волнение заглушало все остальные звуки. Но теперь и вовсе воцарилась тишина.

— Ты ведь волшебник, провидец, — сказала она.

— Так меня называют.

— Ты знаешь, кто я?

— Элис из Парижа. Я так долго тебя искал, моя госпожа.

— И вот я пришла к тебе. Ты сможешь мне помочь? Ты сможешь помочь исповеднику Жеану?

Олег догадался, что она говорит о монахе с корабля.

— Тому, кто прибыл с тобой?

— Да.

— Мы уже позаботились о нем, — сказал князь, — теперь позволь позаботиться о тебе.

— Я сейчас сама не своя, — призналась Элис. — Внутри меня живет магия, и я никак не могу избавиться от нее.

— Я помогу тебе, — сказал Олег, — только ты должна позволить мне. То, что в тебе поселилось, обладает большой силой, оно не захочет уйти просто так. Сможешь ли ты хотя бы на миг сделаться его властительницей? И если я попытаюсь прогнать его, дашь ли ты мне хоть немного свободы, чтобы я мог действовать?

Элис почувствовала, как закопошились руны; образы, которые были чем-то большим, чем просто образы, — они были цветами, звуками, запахами и текстурами, — зашевелились в сознании.

— Я не знаю, — призналась она, — но я попытаюсь.

— Попытайся. Но пока поспи. Ты проделала долгий путь, ты много страдала. — Он хлопнул в ладоши, и вошел кто-то из дружины. — Принеси госпоже подогретое вино и закуски. Неужели я должен объяснять, как подобает принимать гостей?

— Я все сделаю, князь.

Элис ощутила страх воина, подобный порыву холодного ветра.

Принесли вино, согрели кувшин над очагом. Элис упивалась его сладким ароматом. Ей подали жареную козлятину, лепешку, которая показалась ей невероятно вкусной. От вина ее потянуло в сон, и, поев, она снова улеглась на перину.

Элис провалилась в дремоту, и ей что-то приснилось. Снова стояло росистое утро, она снова была в лесу своего детства, отмахивалась от бражников, которые порхали вокруг головы. Бабочки пели и издавали странный звон, когда она пыталась их поймать, некоторые звучали мелодично и чисто, звук других походил на шум ветра на море. Она с восторгом отдавалась всем радостям солнечного утра, однако чувствовала на шее что-то неудобное. Она опустила глаза. На шее висел камень, Волчий Камень. Она попыталась снять его, однако руки не слушались ее. Это было просто нелепо, но она не могла совершить простое действие и снять с шеи ремешок. Она посмотрела на камень, зная, что уже видела его раньше. Это была часть чего-то, как и она сама, отбитый осколок чего-то цельного. Она знала название — на языке северян Гьелль, или Крик. Элис огляделась вокруг. В лесу потемнело, и все бабочки улетели.

Олег отошел от ее постели.

— Присматривайте за ней, — сказал он, — и ни в коем случае не позволяйте ей снимать с шеи амулет.