К сведению редакции. Прибыв в район Харькова, установил, что нашего корреспондента здесь все еще нет. Буду давать ежедневно материал о ходе Харьковской операции. Учтите, что на участке, откуда я уехал, близятся новые события и корреспондент там крайне нужен.

Широкая лента асфальтированного шоссе рассекает огромный пригородный парк, так хорошо знакомый каждому, кому приходилось бывать в Харькове. Перед войной сюда, в эту летнюю пору, шли сплошной чередой переполненные автобусы, Люди в нарядных платьях выходили из них и рассыпались по прохладным лужайкам. Пестрели майки, взлетали волейбольные мячи, бойко торговали ларьки газированной водой, бутербродами, играли баяны… Люди веселились, отдыхали.

Кажется, сейчас все то же: и аллеи, рассекающие лесопарк, и асфальт шоссе, и стройные клены и тополи… Только людей не видно.

Но вот из-за поваленного киоска вдруг раздается сухая дробь пулемета, а посреди зеленой лужайки с противным звуком шмякается мина и клочья зеленого дерна взлетают к небу. Здесь, в предместьях Харькова, среди нарядных дач, на окраинных улочках, в студенческом городке сегодня с новой силой возобновился жаркий бой.

— Начался последний акт спектакля, — сказал нам, улыбаясь, офицер штаба дивизии, прошедший с боями путь в 115 километров за десять дней.

Да, это последний акт Харьковской эпопеи. Ему предшествовали военные события небывалого размаха и напряжения — начиная с 4 августа и по сей день на широком фронте, от берегов Северного Донца до Ахтырки, бушует пламя величайшего сражения. На протяжении одиннадцати дней с исключительной четкостью и слаженностью работают все винтики большой и сложной машины наступления. Танки прокладывают дорогу пехоте, пехота помогает танкам, авиация прикрывает с воздуха тех и других, артиллерия дробит немецкие узлы сопротивления и расчищает путь.

Широко задуманный маневр крупных соединений обеспечил быстрое продвижение войск вперед. Мощные танковые кулаки, появлявшиеся внезапно то на одном участке немецкой обороны, то на другом, оказывали на противника деморализующее воздействие, лишали его возможности организовать прочную оборону на новых рубежах. Когда наши танковые соединения, обошедшие Харьков с запада, перерезали железную дорогу Харьков — Полтава и заперли город на этом направлении, положение харьковского гарнизона еще более ухудшилось. И все-таки гитлеровское командование, отдающее себе отчет в стратегическом значении Харькова, решило упорствовать в своем стремлении удержать город.

В Харькове оставлен мощный гарнизон, перед которым командование поставило задачу: умереть, но из города не уходить. Население Харькова, как мы уже сообщали, на протяжении последних полутора месяцев изо дня в день выгонялось на стройку мощных оборонительных сооружений на дальних и ближних подступах к городу. Немецкие саперы тщательно минировали все подступы к окраинам Харькова. И когда вчера, 14 августа, наши части, сломившие сопротивление противника на дальних подступах к городу, взяли штурмом цепь опорных пунктов, опоясывавших Харьков в радиусе 50–60 километров, и вышли непосредственно к городу, они натолкнулись на новый пояс оборонительных сооружений, возведенных на окраинах Харькова. И здесь опять разгорелись жаркие бои.

Вчера на закате мы въехали в живописную лощину лесопарка, изрытую воронками от мин и снарядов. Отсюда узкая тропа вела к наскоро отрытым блиндажам, в которых работал штаб уже знакомой нашему читателю 89-й гвардейской дивизии, которой также было присвоено почетное наименование Белгородской.

Воинам Белгородских дивизий, мужеству которых весь мир отдал дань восхищения 5 августа, вновь выпала честь решения больших военных задач. Теперь они — участники освобождения Харькова.

На траве перед полковником Васильевым был раскинут огромный план города. Острые красные стрелы указывали направления ударов дивизии. На лицах всех работников штаба была запечатлена какая-то особенная гордость, я бы сказал — торжественность. Ведь именно этой дивизии удалось сегодня первой ворваться на северную окраину города и занять район медицинского училища и прилегающего к нему поселка!

Из полков по телефону и по радио непрерывно поступали донесения. За день они с яростными боями углубились в предместья города примерно на километр, сражаясь на улицах, на огородах, в домах. В ходе боя непрерывно уточнялись детали немецкой системы обороны. Только что разведка доставила данные, подтверждающие показания мирных жителей, что немцы на этом направлении соорудили мощный противотанковый ров, что дома, расположенные за рвом, превращены в сильно укрепленные узлы сопротивления, оснащенные большим количеством пулеметов, что подступы к ним густо минированы.

Один из таких домов-крепостей стоит как раз у Белгородского шоссе, и немцы, засевшие в нем, преграждаю! ураганным огнем путь машинам, идущим к городу. Такое стойкое сопротивление не ставит в тупик белгородцев: они прекрасно знали, что гитлеровцы будут держаться за Харьков до последнего, и потому сейчас надо думать только о том, как эти неизбежные трудности преодолеть с наименьшими для нас потерями.

Офицеры, склонившиеся над картой, определяют маршруты, которыми должны будут пойти через час полки. Они рассчитывают, как будет производиться в ходе уличного боя снабжение их боеприпасами и продовольствием, дают заявки на помощь артиллерийским огнем и бомбовыми ударами с воздуха. Тем временем в окраинных кварталах Харькова, куда с ходу ворвались белгородцы, с новым напряжением разгорается перестрелка. Оттуда доносятся отголоски громового «ура» — это пехота штурмует еще один очаг немецкого сопротивления на подступах к знаменитой площади имени Дзержинского.

Подполковник Бочаров — заместитель командира дивизии, бывалый солдат, не раз испытавший всю тяжесть труда на переднем крае, — пробирается в эти часы в батальоны, чтобы там на коротких митингах рассказать бойцам о великом значении битвы за Харьков. В подразделении, которым командует товарищ Городецкий, смастерили красный флаг. Бойцы поклялись водрузить его на Клочковской улице, вдоль которой с боями будет продвигаться это подразделение. Флаг вручен самому испытанному воину полка— автоматчику Коновалову, который поклялся любой ценой выполнить поставленную перед ним задачу. Вместе с Коноваловым в бой идут 18 его боевых друзей. Все они сказали на митинге, что флаг будет водружен в Харькове даже в том случае, если из 18 останется в живых только один.

Уже темнело, когда мы поднялись на скат лощины и осторожно выглянули вперед — туда, где лежал израненный, измученный, истосковавшийся по родным людям Харьков. Всякому, кто хоть немного знает Харьков, кому до войны доводилось пройтись по Сумской улице или площади имени Дзержинского, равной которой нет в мире, надо будет побывать в этом городе, когда его освободят, чтобы составить себе представление о том, какая страшная участь его постигла из-за подлой воли фашистов.

Еще минувшей зимой гитлеровцы выжгли и взорвали перед уходом центр Харькова, все лучшие дома, которыми справедливо гордилась страна: Дом госпромышленности, Дом проектов, здание обкома партии, гостиницы и многие другие. Тогда казалось, что предел хаоса и разрушения достигнут. Но изобретательные гитлеровцы умеют находить объекты для уничтожения; и когда мы взглянули из-за гребня высотки вперед, нам открылось зрелище, от которого мороз пошел по коже: Харьков снова горел. Клубы дыма вставали до неба. Фашисты жгли то, что они не успели сжечь минувшей зимой. Вдали, озаренная мертвенным светом полной луны, лежала призрачная площадь Дзержинского. Скелеты мертвых многоэтажных домов зияли пустыми глазницами, и как-то жутковато и просто не по себе становилось от мысли, что в одном из крупнейших городов СССР в эти минуты гитлеровцы расправляются со всеми, кто хоть бы словом обмолвился о своих радостных чувствах в связи с приближением Красной Армии.

Чуть поближе виднелись в сумраке контуры пригорода Алексеевка. Это большой поселок, Наши подразделения уже прошли через него, направляясь к городу. Сейчас в поселке относительно тихо, а ведь буквально несколько часов назад немцы с бешеным ревом, улюлюканьем и свистом бросались отсюда в контратаки против наших наступающих подразделений, Они рассчитывали задержать наше движение, но ничего, кроме новых огромных потерь, не достигли.

Здесь, в Алексеевке, вчера произошел трогательный случаи. Местный сапожник Литвинов несколько дней назад видел, как немцы минируют шоссе. Заметив, где лежат мины, он решил во что бы то ни стало предотвратить потери наших частей на минном поле. И как только разгорелся бой за Алексеевку, дед потихоньку, по-стариковски побрел на перекресток, где проходили машины, остановился под градом осколков и начал сам регулировать движение автомобилей.

Поперек дороги — там, где было расположено немецкое минное поле, старик положил преграду из огромных ярко-желтых тыкв, сорванных тут же, на бахче. Потом он достал где-то ящик из-под мин, поставил его вертикально и написал на нем размашистым стариковским почерком: «Мины!» Но и этим старик не удовлетворился. Стоя у минного поля весь день, он неустанно повторял всем идущим и едущим: «Так не забудьте же, тут мины! Понимаете, мины!..»

Старик ушел с дороги только тогда, когда саперы сняли все мины. Проверив, не пропустили ли они хоть одну, старик ушел и спрятался в щель от дьявольского обстрела.

…Впереди слышался непрерывный грохот не стихающего много дней боя. Мины и снаряды то и дело рвались и здесь, в лощине, — немцы нервничали, опасаясь накопления в ней наших частей, и потому старательно обстреливали ее вслепую. Вскоре немецким минометам и пушкам пришлось замолчать: на них обрушила ураганный огонь наша артиллерия.

Но все же немецкие артиллеристы успели нанести непоправимый урон белгородцам: прямым попаданием снаряда был убит только что вернувшийся из трудной боевой разведки храбрый воин-москвич старший сержант Александр Корженков. Бережно подобрав его останки, товарищи отнесли их на опушку леса и начали заступами рыть могилу В эти же минуты неподалеку отсюда составлялась реляция на представление Корженкова ко второй награде — ордену Отечественной войны 1-й степени — за доблесть и отвагу в наступлении. Только в последние дни Корженков со своими товарищами атаковал и уничтожил немецкую самоходную пушку с прислугой, подорвал машину с 19 вражескими автоматчиками, а сегодня одним из первых ворвался на окраину Харькова в районе медицинского училища и уничтожил четырех солдат и двух офицеров.

Вот так и живет сейчас напряженной, полной контрастов жизнью наш передний край, проходящий уже по территории самого Харькова. Сейчас, когда пишутся эти строчки, наши части ворвались на окраины города с ряда направлений. Они ведут бой в районе Тракторного завода, у станции Лосево, сражаются в районе южнее этой станции, ведут бой в Сокольниках — харьковчане, как и москвичи, имеют парк, именующийся Сокольниками, — углубляются в северную окраину города, держа курс к центральным площадям.

Немцы сопротивляются с упорством отчаяния. Сюда брошены все силы, какие гитлеровскому командованию удалось собрать. Против белгородцев, например, дерутся заново пополненная 320-я немецкая дивизия, остатки 106-й немецкой дивизии, растрепанной еще в начале наступления, остатки 6-й немецкой танковой дивизии — немецкие танкисты понесли за эту декаду такие огромные потери, что четвертый танковый полк, например, входящий в эту дивизию, имеет сейчас всего четыре танка — один «тигр» и три средние машины. Эта дивизия была буквально разгромлена силами белгородцев, Достаточно сказать, что только в одном бою они вывели из строя у немцев 58 танков. 6-я немецкая танковая дивизия потеряла в этих боях своего командира генерал-лейтенанта и командиров танковых полков.

Невзирая на огромные потери, гитлеровцы пытаются удержать Харьков, но каждый час обстановка меняется не в их пользу. Количество путей, связывающих их со своим тылом, все время катастрофически для немцев уменьшается.

Сегодня белгородцы перерезали последнюю ниточку, которая связывала Харьков с Полтавой, — Полтавское шоссе. Теперь у них остается лишь путь через Днепропетровск— круговой и к тому же весьма ненадежный. Поэтому надо ожидать, что немецкие контратаки будут по-прежнему направлены главным образом на Богодухов: гитлеровцы будут упорно пытаться пробить себе в этом направлении дорогу на запад.

Сейчас, когда дописываются эти строки, окутанный дымом пожарищ и облаками пыли Харьков чутко дремлет сном бывалого солдата. Прислушиваясь к каждому шороху, к каждому выстрелу, он с напряженным вниманием ждет, когда придет Красная Армия, чтобы вторично и навсегда освободить его от фашистского рабства.