На подступах к городу Сумы
29. VII, 23 ч. 45 м.
К сведению редакции. На фронте 40-й армии затишье. Был в городе Мирополье, на подступах к Сумам. Пока что в Мирополье находится руководящий центр освобожденной от гитлеровцев части Сумской области. Сегодня с огромным трудом добрался обратно — убивает бездорожье.
Передаю фактические сведения, которые понадобятся вам, когда на этом участке фронта развернутся события.
* * *
Город Сумы находится в 12 километрах за передним краем фронта. Контуры его можно разглядеть в бинокль, он весь как на ладони. Бойцы и командиры, которые сами выросли в этом городе, с болью в сердце рассматривают его обезображенные черты. Там, в долине трех степных речек — Псел, Стрелка и Сумка, — где когда-то стояли чистенькие дома областного центра, теперь высятся щербатые руины, безобразную внешность которых бессильна скрыть даже густая летняя зелень.
Цехи огромного рафинадного завода «Красная звезда» разрушены. В груды камня превратились и многие цехи большого машиностроительного завода имени Фрунзе, на котором когда-то работали тысячи людей. Густой городской парк — в прошлом краса и гордость Сум — исчез: он вырублен на дрова. Памятник В. И. Ленину и памятник погибшим героям гражданской войны уничтожены. Разрушены областная библиотека, краеведческий музей, музей изобразительных искусств.
Советские люди, которым удается перейти линию фронта, подробно рассказывают о том, что творится сейчас в Сумах. Город обезлюдел, жизнь в нем полностью парализована. В пятиэтажном доме на Первомайской улице разместилось гестапо. Бургомистром Сум гитлеровцы назначили уголовного преступника Дяденко. Редактором фашистской газеты «Сумской вестник» является некий Фрей. До войны он был членом коллегии защитников и носил громкую фамилию Свободный, но когда пришли гитлеровцы, то оказалось, что он вовсе не русский и не украинец, а немец, и не Свободный, а Фрей.
Рассказывают, что в тылу у гитлеровцев все активнее действуют наши партизанские отряды, доставляющие им мною хлопот. Партизанское движение охватило Путивль, Шостку, Ямполь, Глухов, Червонный. В годы гражданской войны именно там создавали свои легендарные полки Щорс и Боженко. И снова там земля пылает под ногами у захватчиков…
В Мирополье мы встретились с руководителями Сумской области, которые заняты сейчас восстановлением народного хозяйства в освобожденных районах и организацией вооруженного сопротивления гитлеровцам в тех районах, которые еще остаются в руках противника. Они работают с утра до вечера, не покладая рук.
Мирополье — небольшой чистенький городок. В сквере цветут цветы. Играет детвора. Все выглядит тихо и мирно, как будто бы здесь и не было войны. И вдруг вы подходите к арке, читаете надпись на ней — и у вас холодеет кровь. Вот что здесь написано: «Тут, на перекладинах этой арки, нiмецько-фашистськими розбiниками було повiшено до ста чоловiкiв, кращих радяньских людей».
Да, этот сквер был облюбован гитлеровцами как место казней. Однажды они повесили на арке сразу 12 человек, и они висели страшными гроздьями. Рядом с аркой, у памятника В. И. Ленину, гитлеровцы зимой замораживали насмерть пойманных ими партизан. Но ничто не могло устрашить советских людей, и каждый акт жестокой репрессии вызывал ответную волну партизанской борьбы. Вот и сейчас там, за линией фронта, в Сумах и дальше за ними полыхает огонь всенародного партизанского движения.
Мне довелось встретиться с одним из смельчаков, который в течение долгих месяцев вел борьбу против гитлеровцев в их тылу, попал к ним в плен, прошел все ужасы концлагеря, бежал и снова партизанил, пока район, где он находился, не был освобожден Красной Армией. Зовут его Семен Азарович Шмидт.
Кто он? Самый обычный рядовой советский гражданин. В мирное время он и не помышлял о военной карьере — заведовал приемно-сдаточным пунктом механического транспорта в Дробовском районе, на Полтавщине. Вдруг 19 сентября 1941 года туда нежданно-негаданно ворвались гитлеровцы, стремительно развивавшие свое наступление. Фронт быстро удалился далеко на восток. Что было делать?
Семену Шмидту не с кем было даже посоветоваться. Подумав, он решил: надо действовать так, как подсказывает совесть, — вредить фашистам. Подстерег у реки Сумы двух пьяных гитлеровцев, удушил их… Потом познакомился с бежавшим из плена Андреем Степановичем Ворониным. Стало легче: все-таки вдвоем! Сожгли две скирды сена, принадлежавшие немецкому интендантству. Гитлеровцы насторожились: действуют партизаны! Начались обыски…
Шмидт и Воронин ушли из района, стали пробираться к линии фронта. В Краснополье остановились, облюбовали глухой хуторок Думовку. Начали там распространять листовки против фашистов. Постепенно сколотили подпольную группу из 16 человек, раздобыли четыре винтовки, два полуавтомата, гранаты, патроны. Начали охотиться за фашистами.
На борьбу против партизан был прислан карательный отряд в составе 150 солдат. 11 партизан прорвались, шестеро, в том числе и Шмидт, были схвачены. Их пригнали в Сумы и бросили в концлагерь, созданный на территории сахарного завода.
— Всего нас, заключенных, было там пять-шесть тысяч, — глухим, надтреснутым голосом рассказывает этот преждевременно состарившийся человек. — Лежали вповалку на грязном полу. В одном помещении длиной двенадцать метров и шириной восемь метров находилось двести пятьдесят человек. Среди нас было много женщин, стариков и даже детей. Стоял невыносимый смрад. Каждый день выносили десятки трупов: нас морили голодом. Тех, кто еще держался на ногах, выгоняли на уборку помещений, где размещались немецкие лазареты, — в Сумы привозили с фронта огромное количество раненых.
Надсмотрщики зверски избивали нас. Помнится, грозой лагеря был гитлеровский капитан, злой седой старикашка в очках, плюгавый на вид. Он ненавидел нас. Как появится в лагере, так и начинает бить заключенных по зубам. А за ним идут здоровенные верзилы с дубинками, и кому он отвесит пощечину, они того бьют наотмашь…
7 августа прошлого года Шмидту посчастливилось бежать из этого ада: 15 заключенных были посланы на уборку огорода, часовой зазевался, Шмидт прыгнул в кусты — и был таков! Его спрятали незнакомые люди в совхозе Вирты. Там он познакомился с двумя бывшими военнопленными — Алексеем Цыплаковым и Николаем Аносовым, и они решили снова возобновить борьбу, совершая акты саботажа на обмолоте хлеба, который гитлеровцы спешили вывезти в Германию. Позднее, в феврале этого года, Шмидт вступил в партизанский отряд под командованием Василия Литвиненко и сражался в его рядах, пока в район, где действовал этот отряд, не пришли советские войска.
Там, в отряде, Шмидт встретил еще одного беглеца из Сумского лагеря смерти — бывшего председателя правления колхоза одного из хуторов Краснопольского района, от которого узнал продолжение страшной истории этого лагеря.
Оказывается, вскоре после побега Шмидта гитлеровцы перевели своих узников в более надежное, с их точки зрения, помещение тюрьмы. Начались массовые расстрелы. Дважды в сутки приезжала за смертниками крытая машина — в 9 часов 30 минут вечера и в 4 часа утра. Никто не знал, чья следующая очередь. Поэтому весь лагерь постоянно пребывал в страшном моральном напряжении, В 9 часов 30 минут вечера и в 4 часа утра тюрьма оглашалась неистовыми криками. Бились в истерике женщины, громко рыдали дети, кричали старики, проклиная палачей. Гитлеровцы поспешно впихивали своих жертв в машину, и вопли постепенно стихали.
Расстрелы производились в овраге, у водокачки…
Я рассказываю обо всем этом предельно сжато, почти конспективно: факты сами говорят за себя и не нуждаются и комментариях. Пусть же как можно больше людей узнает о том, что происходит по ту сторону линии фронта, и почувствует, с каким нетерпением ждут там Красную Армию!
На обратном пути мы завернули в колхоз «Широкий лан». Нам повезло: мы попали на собрание комсомольской организации. Пока здесь всего 6 комсомолок: Вера Лемишко и Василиса Кочура, окончившие перед войной десятилетку, Дора Собина — до войны училась на втором курсе Харьковского педагогического института, Шура Симоненко, успевшая окончить всего шесть классов, Мария Рожевец и Мария Степченко, окончившие семилетку.
Все они рады-радешеньки, что им удалось спрятаться от гитлеровцев, которые, отступая, угоняли всю молодежь и Германию. Угнали многие десятки юношей и девушек. «Крику-то, крику сколько было!» — восклицает Дора. И вот сейчас девчата обсуждают вопрос о том, как и что надо делать, чтобы поставить разоренный гитлеровцами колхоз на ноги.
Повестка дня большая и разнообразная: как быстрее и лучше убрать урожай; какие подарки получше подобрать для бойцов, идущих освобождать Украину; кто из девчат сплетет венки на братскую могилу; когда выйдет первый номер стенгазеты. По каждому вопросу — жаркое обсуждение. Глаза комсомолок блестят от волнения. Чувствуется, что сам факт созыва этого собрания для них после гитлеровской неволи большой праздник. Как о тяжелом кошмаре, вспоминают они о недавних днях, когда комсомольские билеты надо было прятать где-нибудь под стрехой или в земле, когда советскую газету, сброшенную с самолета, передавали из одного кутка села в другой с величайшей опаской и хранили ее как драгоценность.
Все девчата сейчас с утра до вечера работают в поле, помогают старикам собрать разбросанный колхозный инвентарь, привести его в порядок и пустить в дело. Когда-то «Широкий лан» был богатым хозяйством — одной земли у него 1350 гектаров. Колхоз участвовал во Всесоюзной сельскохозяйственной выставке. Была у него молочная ферма, была свиноводческая ферма, была птицеферма. Все это разграблено гитлеровцами. Уцелела только пасека из 50 ульев, ее спас старый пасечник — инвалид Федот Павлович Стулень, и вот уже колхоз продал государству два с половиной центнера меду.
Жизнь начинает теплиться. Колхоз уже имеет 21 коня. Под руководством пятидесятисемилетнего Кочуры колхозники собрали плуги, бороны, нашли сеялку, готовятся к озимому севу. Они верят, что вот пройдет какое-то время, и «Широкий лан» опять заживет хорошей жизнью, как до войны, а может быть, и еще лучше. Вот только прогнать бы подальше фашистов!..
И прогоним! Еще немного, и там, на западе, где сейчас еще свистит плетка фашистского надсмотрщика, вот так же точно соберутся под сенью вишневых садочков комсомольцы, сядут у хат старики, и пойдет у них спокойный, теплый разговор о хозяйственных делах.
Одного только хочется: чтобы побыстрее наступил этот долгожданный час.