Глава 19
Явившийся по зову попутчика Максим Петрович новым взглядом посмотрел на попутчицу.
– А о чем вы пишете? – поинтересовался он.
– О жизни.
– А обо мне можете написать?
– Смогу, наверное. Если вы мне о себе расскажете.
– А что рассказать?
– Ну, например, почему вы вдруг решили посетить вашу родину, не предупредив никого.
– Так я ведь хочу, чтобы все было по-настоящему. Не понарошку. Вот я войду в дом и по первой реакции увижу – рады мне или нет.
– И все же вы будто чего-то боитесь.
– Ну да, боюсь. Боюсь увидеть, что никому не нужен и мне не рады. А ведь там моя родина. Дом, где я рос. Дед хату своими руками построил. Отец мой там родился в начале войны. Там наша семейная история творилась. Сейчас там могилы предков – деда, отца, матери, двух бабушек, тетки…
– Ваш дед был кубанский казак?
– Он в станице кузнецом работал до войны. Здоровый, высоченный. Вы на меня не смотрите, я не в него. Я в материну родню пошел, помельче. В первые же дни войны его призвали. Он молодой был, жена беременная дома оставалась. Так вот был с ним случай. Часть попала в окружение, и командир послал моего деда в станицу с одним-единственным патроном. Посмотреть – нет ли немцев. Ну, дед пробрался, спрятался за скирдой и только собрался выглянуть – немец, тоже молодой! Столкнулись нос к носу! Вылупились друг на друга. И за эти несколько секунд оба поняли, что стрелять не будут.
– Значит, выжил ваш предок, если вы мне сейчас эту историю рассказываете? – спросила Виктория. Похоже, рассказ ее заинтересовал.
Сергей отправился за чаем.
– Так вот. Слушайте, как дело было. Когда выбирались из окружения, попали в плен. Отправили их в лагерь. Кто согласился работать на немцев, тех еще кормили. А кто отказался – потчевали баландой из немытых овощей. Дед сразу отказался на фрицев работать и через некоторое время при росте метр восемьдесят пять весить стал сорок килограммов. Короче, дошел до ручки. Попал в больничку лагерную. А там русская женщина-врач, тоже пленная. Стала она его подкармливать да подлечивать. И внушала потихоньку, чтобы соглашался работать – там все же кормят. И убедила-таки. Пошел работать кузнецом, как в станице до войны. Стали кормить. Набрался сил и драпанул.
– Убежал? – ахнула Виктория.
– Убежал, – яростно кивнул Максим Петрович, будто это он не о деде повествовал, а о себе лично. – Свою часть, конечно же, не нашел, попал в чужую. Там проверки начались, то да се…
– Посадили?
– Представьте себе – нет. Бои шли. Послали в самое пекло. А он выжил. Всю войну прошел. И потом вернулся в станицу, но и после не посадили. Так и работал кузнецом до старости. После войны он разыскал ту женщину, медичку. Нарочно ездил в Москву, возил ей какие-то гостинцы. Всегда был благодарен, что она ему вторую жизнь подарила. Восемьдесят шесть лет прожил.
– Ну, это повезло, – вклинился вернувшийся с чаем Сергей. – В рубашке родился.
– Выходит, и сын его, мой отец, в рубашке родился, – усмехнулся Максим Петрович. – Он появился на свет в сорок первом. А когда ему было года полтора, в станице немцы стояли. И в нашем доме тоже. А у нашей бабушки сад был… ну не знаю, как и описать. И жердели, и шелковица, черешни полно, яблок…
– Что такое жердели? – поинтересовалась я.
– Да абрикосы те же, только такие, что сами во рту тают. Ну, это пробовать надо, не опишешь вкус. Так вот, фриц гулял по нашему саду, собирал те самые жердели. Самые спелые выбирал, мясистые. Набрал целую каску и тут же под деревом в саду лег вздремнуть на солнышке. А ребенок, мой батя, тут же гулял без штанов. Изучал, что называется, окружающий мир. Ковылял, ковылял, да и сел ненароком – аккурат в эту самую каску. Подавил жердели-то.
Мать увидела, подхватила ребенка – и в погреб. Только крышку над собой опустила – сверху автоматная очередь. С крышки на них труха посыпалась. Но ничего, фриц, видать, оказался отходчивым. Не стал после докапываться, кто его жердели подавил.
– Чудеса, – покачал головой Сергей.
– У вас, наверное, в семье кто-то верующий был? – спросила я.
– Бабка молилась. И при коммунистах, и при фрицах иконы в красном углу висели.
Когда Максим Петрович замолчал, разговор на какое-то время замер. Каждый думал о своем.
Я, например, вспомнила о Кире, как мать ее оставила в лесу, а тетка подобрала. О том, что мы – не сами по себе, а незримыми нитями связаны с прошлыми поколениями. С родителями, с родителями родителей и дальше, в глубь веков. И что от того, как мы живем сегодня, зависит и чья-то судьба в далеком будущем. Кто-то из наших потомков будет вот так вот рассказывать о нашей жизни попутчикам в поезде.
Или – наоборот – умолчит, потому что стыдно, а то и просто сказать нечего. Или, что еще обиднее, придумает собственную историю о нас.
– Вот я и думаю иногда, – нарушил молчание Максим Петрович. – Дед выжил, отец уцелел тогда, вроде как Бог уберег его для чего-то. Получается, для того, чтобы я на свет народился, жизнь свою прожил. Вот я и думаю теперь – а как я ее прожил? Что было в ней такого, из-за чего стоило на свет народиться? Ну, школа, техникум, армия. В Казахстан попал после армии, там женился, остался, детей родили. Потом как-то незаметно выпивать стал, втянулся… Не видел, как дети выросли. Десять лет назад как очнулся – все, думаю, хватит. Завязал. Глядь – а жизнь-то уже прокатилась! Разве наверстаешь теперь? Как-то все не так. А как надо? Спросить не у кого. Там – все родня жены, а моя-то родня далеко. Да и уж не помнит меня, поди, никто – кто я есть такой…
– Вам не надо переживать, – после паузы сказала Виктория. – Все будет хорошо. Вам все обрадуются.
– Почему вы так думаете?
– Потому что чувствую. Вас родина зовет. Корни ваши зовут вас, значит, вы там нужны.
– Не знаю. Волнуюсь маленько.
Он снова ушел в тамбур.
– Курит много, – заметила Виктория. – Надо бы его как-то отвлечь, что ли?
Но «отвлекли» его не мы. После большой остановки наш пессимист вернулся в купе крайне возбужденный.
– Видали, а? – блестя глазами из-под очков, возмущался он. – Вот жулики! Нашли дурака.
– Да что стряслось, Петрович?
– Вышел на станции покурить. Стою себе, подбегает парень с двумя телефонами в руках: «Мужик, подержи телефоны, я шнурки завяжу».
– А ты?
– Да я даже подумать не успел, как у меня эти оба телефона в руках оказались. Тут налетает на меня другой мужик, за грудки хватает.
– А парень?
– Парня след простыл. А тот заявляет, что это его телефоны, что я их украл. Я ничего ведь не понял, начал объяснять, как дело было. Хорошо, проводница у нас – баба ушлая. Она как толкнет грудью того мужика, телефоны у меня выхватила и тому в морду кинула.
«Я, – говорит, – вас выучила, умников! Жулье!» Ну, я скорее в вагон, а она стала пассажиров загонять и все шумит.
– Знаю я этот фокус, – кивнул Сергей.
– Но почему они именно ко мне подошли? – не мог успокоиться Максим Петрович. – У меня что – лицо такое простоватое?
– Доверчивое, – поправил Сергей. – Ты один курить больше не ходи, меня зови. Я этих жуликов за версту чую. В Ростове картежники зайдут, будут звать в картишки перекинуться. А то еще ходят, просят деньги разменять…
Наш попутчик все же сильно расстроился. Сергей старался повлиять на его настроение и увел в коридор, где они долго стояли и разговаривали.
Оставшись с Викторией, я поняла, что вот подходящий случай спросить необычного человека о чем-то важном. Но все нужные вопросы куда-то смылись, и я не нашла ничего лучшего, как признаться:
– А я тоже думаю когда-нибудь написать книгу.
– О чем же?
Видно было, что поинтересовалась она из вежливости, на самом деле мое признание не вызвало у нее интереса. Я немного напряглась.
– По педагогике. О современных детях и их родителях. Там будут разные истории из моей практики. Может быть, и из маминой. У нас потомственная педагогическая линия.
– Это может быть интересно, – согласилась Виктория.
Ее похвала меня несколько приободрила.
– Я уже и название придумала.
– Какое, если не секрет?
– «Гадание на воске».
– Звучит неоднозначно.
– Но ведь и ребенок – существо неоднозначное. Пока он маленький, душа его как воск, и мы можем лишь гадать, какую форму она примет.
– Могу с вами поспорить, – улыбнулась Виктория. – У меня есть приятельница – воспитатель детского сада. Проработала в саду всю жизнь. Она говорит, что уже по пятилетнему ребенку можно вычислить его будущее. По крайней мере будущего преступника и будущего святого видно сразу.
– Но это крайности. А в основном мир состоит из обычных людей. И все они были детьми. И их личности лепим мы, взрослые!
– Детство – самая важная часть жизни, – согласилась Виктория. – Жаль только, что родители упорно не хотят этого понимать. Что ж, я желаю вам удачи.
Мы говорили долго. Кажется, незаметно для себя я выложила Виктории всю свою жизнь.
Поздно ночью мы провожали Максима Петровича. Одевшись и собрав вещи, он то и дело выбегал курить, а возвращаясь, угрюмо смотрел в темень за окном. На него было больно смотреть.
– Неужели вы совсем-совсем никому не позвонили? – не выдержала Виктория.
– Звонил… соседям нашим бывшим. Но просил родне не говорить. Говорю же – сюрпризом еду.
– Ха! Чего захотел! – воскликнул Сергей. – Это же село! Раз соседям позвонил, они обязательно проболтаются, вот увидишь!
– Да нет же. Обещали молчать.
– Да тебя полстаницы явится встречать, дорогой ты наш! – хохотал Сергей, похлопывая бедолагу по спине.
– Я тоже так думаю, – заверила Виктория.
– Издеваетесь? – угрюмо взглянул на нее «Пуговкин».
– Нисколько. Женская интуиция.
– Подожди, Петрович, так мы с тобой еще к ней в книжку угодим! – подначивал попутчика Сергей. – Ты почитывай на всякий случай…
– Да? – «Пуговкин» немного испуганно покосился на Викторию. Она невозмутимо пожала плечами:
– Как знать…
– Вы только это… Вы не пишите там, как я на эти телефоны попался. Глупо как-то вышло.
– Не знаю, как насчет вас с Сергеем, но вот Светлана точно – героиня романа.
Оба попутчика уставились на меня.
– Почему? – опешила я. – Что вы нашли во мне такое особенное?
– Особенного – ничего. Просто я пишу о женщинах и для женщин. Ваша история показалась мне интересной.
Я ничего не успела ответить на это, мы подъезжали к станции.
Поезд замедлил ход. Пожали руки Максиму Петровичу, Сергей помог ему вынести чемоданы. Мы смотрели, как подплывает к нам низенькое здание станции с двумя желтыми фонарями по бокам, как трепещут матовыми изнанками листьев строгие пирамидальные тополя.
На перроне, ожидая поезда, стояли несколько человек.
Состав остановился, и через минуту мы увидели нашего попутчика. В растерянности он встал посреди перрона, поставил на землю чемоданы и огляделся.
В желтом пятачке станционного света он выглядел как грустный клоун, вышедший на середину арены. Мы втроем с тревогой наблюдали за ним. Но вот нашего попутчика заметили. К нему подошли женщина с мужчиной, что-то спросили, он ответил, и лица всех троих озарила улыбка. Пессимист просиял, всплеснул руками, в круг света вбежал еще мужчина, подхватил нашего попутчика, приподнял над землей. Оба что-то закричали…
– Ну вот, – улыбнулся Сергей. – А боялся, что не обрадуются…
Поезд тронулся, перрон потихоньку удалялся. И пока станция оставалась в досягаемости нашего зрения, мы стояли и смотрели, как группа людей, включающая нашего попутчика, оживленно беседуя, движется по направлению к спящему селу.
А утром на поезд обрушился дождь. Мне даже кажется, что мы просто въехали в этот дождь, как в другое измерение. Вода заливала стекла, хлестала по бокам вагонов. И сколько мы ни продвигались дальше по нашему пути, погода не менялась и просвета не чувствовалось. Не дойдя до нашей станции, поезд остановился и три часа стоял под колпаком дождя. Пассажиры истомились в ожидании. Я уже не знала, чем занять Иришку, и Виктория повела ее знакомиться с пассажирами соседних купе.
Опоздав на три часа, наш состав прибыл на залитую водой небольшую станцию в горах. С гор бежали мощные потоки воды. Я с грустью думала о резиновых сапогах и мамином дождевике, оставленных дома. У меня ведь даже мысли не возникло взять эти вещи с собой.
На небольшой площади возле вокзала стояли автобусы с названиями санаториев и баз отдыха, но трудно было даже представить себе путь до них, который предстояло проделать.
Поезд умчался, оставив нас наедине с дождем. Нет, это был не дождь! Это был настоящий потоп. Хотя даже потоп не помешал напористой стае южных таксистов налететь на нас и взять в кольцо наши чемоданы. Спасибо Сергею – не растерялся, помог нам с Викторией перетащить вещи и найти нужный автобус. Здесь мы в спешке обменялись телефонами и расстались. Пожилой водитель нашего автобуса, по виду грек, признался:
– Сколько живу здесь, впервые такое вижу! Сначала ураган, а теперь – ливень. Месячная норма осадков за три дня!
Пассажиры отфыркивались, ворчали и громко обменивались впечатлениями. Моя дочь прижала нос к стеклу, пытаясь что-то разглядеть за окном, но это было почти нереально.
Автобус прореза#л льющую с неба воду и плыл, как подводная лодка. Дворники на лобовом стекле не успевали разгребать воду. И все же кое-что удавалось разглядеть. Ехали мы по склону горы, вдоль ущелья. Далеко внизу прилепилось селение с низенькими домиками-мазанками. Огороды возле мазанок безжалостно смывало потоками воды. Парень в плащ-палатке сидел на крыше дома и пытался на веревке втащить туда какой-то скарб.
– Папа, мы поедем на водопады? – ныла позади нас чья-то девочка.
– Какие тебе водопады? Тебе мало воды?
– Это не настоящие водопады, – не унималась девочка. – Хочу настоящие! А почему не видно море?
Все хотели скорее увидеть море, но ничего нельзя было разглядеть за сплошным потоком воды.
– База отдыха «Новость», – объявил водитель, и часть пассажиров потянулась к выходу.
А нас повезли дальше. И чем дальше мы продвигались, тем тревожнее становилось на душе.
– База отдыха «Радуга», – объявил водитель и добавил: – Сидите пока.
Мы увидели несколько поваленных деревьев да будку охранника, с двух сторон омываемую потоками воды. Открылась дверь будки, появился человек в дождевике и сапогах. Этот человек стал пробираться к автобусу. Представить было страшно, что придется проделать тот же путь, только с чемоданами и ребенком на руках.
Человек оказался женщиной.
– В «Радугу» есть отдыхающие? – спросила она.
– Мы все здесь в «Радугу»! – ответил грузный мужчина в соломенной шляпе. – Вы принесли нам спасательные жилеты?
– У нас круги надувные есть! – откликнулся сзади кто-то.
– Я администратор «Радуги». Шутки шутками, но небольшой форс-мажорчик все же имеется.
– Да уж видим…
– На территории нашей базы повреждены провода, и электричество временно отсутствует. Поэтому пока мы вас разместим в общежитии социального колледжа.
– Нет, ну нормально! – возмутился мужчина в шляпе. – Приехали, блин, расслабиться.
– Экстрим, – заключила администратор и кивнула водителю.
Кое-кто из пассажиров попытался выступить, на что администратор показала пальцем в небо и провозгласила:
– Все претензии туда.
Недовольные замолчали.
Колледж оказался недалеко. Его двухэтажные корпуса стояли на пригорке среди низких разлапистых южных сосен. К общежитию вела широкая лестница с каменными ступенями, к которой нас подвезли вплотную. Оказавшись в холле, одна стена которого была стеклянной, мы могли наблюдать, как внизу, где только что стоял наш автобус, образовалась настоящая река. Она бурлила, торопилась, унося с собой поломанные ветки, шишки и даже небольшие доски.
Горе-отдыхающих разместили на втором этаже. Нам с дочкой досталась отдельная комнатка, одна стена которой была сплошь оклеена фотографиями мальчиков из «Фабрики звезд». Иришка немедленно принялась их рассматривать. А я стала развешивать промокшую одежду. В окно яростно бился ветер, швыряя горсти воды. До меня вдруг дошло, что за окном – море. Это показалось настолько удивительным, что поначалу я даже не поверила. Море было отчетливо видно за слоем дождя – свинцовое, беспокойное и неприветливое. Оно накатывало упругие высокие волны и швыряло на песок, полностью скрывая его под своей темнотой. Не успевала отползти одна волна, а уже надвигалась новая. Казалось, море злится и ругается.
И все же я невольно позавидовала студентам, которые живут тут круглый год. Ведь они, просыпаясь, первым делом видят море – каждый день разное!
За окном стремительно темнело. Пообедав внизу, в буфете, мы вернулись к себе. Позвонила Виктория и сообщила, что прекрасно устроилась, чудесный санаторий, хорошая комната и пока к ней никого не подселили.
– А вы как? – спросила она.
И тут у меня нервы не выдержали. Я начала всхлипывать и в красках расписывать наши злоключения. Замолчала, только когда увидела – ребенок испуганно слушает меня.
– Вызывайте такси и приезжайте ко мне! – предложила Виктория. – Места всем хватит. Пока там ваши провода починят.
– Я уже никуда не хочу, – призналась я. – По крайней мере выходить под дождь – точно.
После разговора с Викторией стало совсем тоскливо. И зачем я притащилась с ребенком в эту Тмутаракань? Путевке обрадовалась! Вот еще, пожалуй, заболеем тут…
Уже совсем стемнело. За окном вдруг громыхнуло так, что стекла зазвенели. Вдалеке над морем тьму прорезала синяя молния. Погас свет. Я выглянула в коридор. Мимо промчалась наша администратор, на ходу предупреждая о том, что пользоваться сотовыми телефонами в грозу опасно для жизни. Она стучалась во все двери и повторяла одно и то же.
– Что ж, – бодро сказала я Иришке, – бабушке сегодня звонить не будем.
Мы забрались под одеяло, Иришка прижалась ко мне и быстро уснула. А я все вглядывалась в тьму за окном. Это было жуткое кино. Возникло ощущение, что настал конец света. Вода, обрушивающаяся на колледж, вела себя столь неистово, что мне казалось – мы плывем и дом уносит в воды бескрайнего моря. И мне так не хватало Игоря, будто у меня отняли часть меня. Будто я не вся сейчас была на этом уносящемся в море корабле, а только часть. Да и та – не самая лучшая. Жалкая, беспомощная, испуганная часть моего «я».
Хотелось плакать или хотя бы кому-нибудь пожаловаться. Но кому? Люди разбежались по комнатам и притихли. Даже недовольного голоса грузного мужчины не было слышно.
Ближе к утру шум дождя принял иное звучание, стал будто бы ровнее, и я незаметно для себя наконец уснула.
А проснулась от бьющего в глаза солнца. На стекле окна не осталось ни капли воды.
– Иришка! Мы проспали завтрак! – спохватилась я.
Моя дочь первым делом вскарабкалась на подоконник и прижалась лбом к стеклу. Синяя гладь воды вдали излучала спокойствие. Будто и не было накануне этого чудовищного шторма, и море не бросалось на берег, стремясь захватить как можно больше территории. Безмятежное и невозмутимое, оно игриво набрасывало на берег легкую пену своих малых волн. Иришка смотрела за окно, распахнув глаза.
– Это море, – сказала я. – Тебе нравится?
Моя дочь, казалось, не слышала меня. Спрыгнула на пол и поскакала к двери.
За завтраком нам объявили, что ночью база отдыха «Радуга» пострадала от стихии еще больше, и теперь нас будут расселять по разным санаториям.
Все снова начали возмущаться, а я уже не знала – радоваться или огорчаться новым обстоятельствам. Мне хотелось оказаться дома и никакого моря уже не нужно было.
Всем велели собраться в холле с вещами. Мы стояли как переселенцы или беженцы из района стихийного бедствия. Мужчина в соломенной шляпе все кому-то грозился судом, требовал компенсации. Его дочка снова канючила – про море и водопады.
А моя Ира стояла у стеклянной стены и наблюдала, как по крыльцу прогуливаются голуби.
Наконец появилась администраторша со списком. Все стали громко выражать недовольство и жаловаться.
– Граждане отдыхающие! Попрошу тишины.
Народ не сразу затих, но наша руководительница неумолимо дожидалась полнейшего внимания.
И вот в момент, когда наконец наступила эта полнейшая тишина, чей-то ребенок громко позвал:
– Папа!
Все обернулись, кроме меня.
– Папа! – настойчиво повторил тонкий голосок.
Администраторша уставилась на меня:
– Это, кажется, ваш ребенок?
Я машинально оглянулась.
– Папа! Папа! – говорила моя дочь и шлепала ладошкой по стеклу.
Папа!
Я застыла – ни жива ни мертва. Это говорила моя Иришка!
Все это слышали! Это не могло быть ошибкой или слуховой галлюцинацией! Я оглянулась на людей, плохо скрывая свою гордость и свое счастье.
– Успокойте ребенка, – повторила администратор. – Я должна зачитать список.
Подлетев к Иришке, я подняла ее на руки и затормошила:
– Что ты сказала, малышка? Повтори!
И тут я увидела Игоря.
Он стоял внизу, на площадке у начала каменной лестницы, и расплачивался с таксистом.
Иришка показала пальцем и повторила:
– Папа!
– Пальцем показывать нельзя, – сказала девочка, которая хотела на водопады.
Я вылетела вместе с дочерью на крыльцо. Иришка вырывалась, желая скорее бежать вниз. Я поставила ее на мрамор крыльца. Игорь стоял внизу и, близоруко щурясь, неуверенно осматривался. Он не видел нас.
– Папа! – неуклюже прыгая по ступенькам, повторяла Иришка.
Ступеньки были мокрыми. Кое-где в углублениях скопились настоящие лужи. Дойдя до середины, наша дочь остановилась, не решаясь наступить в лужу. Игорь уже видел дочку, но все еще не верил своим ушам, как и я в первые секунды.
Он стоял внизу и ждал, что будет дальше. А я стояла наверху и тоже ждала.
Иришка не растерялась.
– Папа, иди сюда! – четко попросила она.
И он побежал, перепрыгивая через ступеньки, попадая в лужи и не обращая на это никакого внимания. Он подхватил нашу дочь и подбросил высоко, как делал это обычно у нас дома.
– Иришка! Я тебя люблю! – кричал он, стоя посреди глубокой лужи. – Тебя и маму!
А Иришка смеялась и пыталась ухватиться рукой за его волосы.
– Тетенька, а почему вы плачете? – раздался рядом со мной голос знакомой девочки. Ее отец в соломенной шляпе вытаскивал на крыльцо чемоданы.
– Хочу увидеть водопады, – улыбаясь сквозь слезы, ответила я.
Как это ни смешно, но на водопады мы все же поехали! Через неделю. И конечно же, встретили там мужика в соломенной шляпе и его настойчивую дочку, а также Викторию и даже Сергея. Мы со смехом вспоминали злоключения первых дней на юге, ураган и наводнение. Следов-то почти и не осталось! Потоки воды как-то враз прекратились, лужи высохли уже на другой день, базу отдыха «Радуга» довольно быстро привели в порядок, и нашей семье достался приличный коттедж в сосенках.
Мы были счастливы в эти дни. И я уже по-другому смотрела на стихийное бедствие, в эпицентре которого довелось побывать. Ведь если бы не ураган…
Как оказалось, Игорь случайно увидел репортаж о нем в новостях, потом залез в Интернет и узнал подробности, а именно – увидел кадры нашей разрушенной базы с поваленными деревьями. Там еще говорилось об автомобильной аварии в тоннеле и о пострадавших пассажирах. Об этой аварии я узнала позже, она, оказывается, произошла в те же дни, недалеко от курорта. Так вот – после того, что увидел в репортаже, мой муж примчался в аэропорт и случайно успел на самолет, в салоне которого оставалось лишь одно свободное место. Прилетев в Москву, он узнал, что все рейсы в южном направлении откладываются на неопределенное время из-за непогоды. Он помчался из одного в другой аэропорт и как только вошел в здание аэровокзала, объявили посадку на рейс до Краснодара. Он едва успел купить билет… Случайно…
Но мы-то знаем – случайностей не бывает! Все происходит не без воли Великого Режиссера…
В самолете он все пытался понять – что же мешало нам быть вместе? Вся наша жизнь уместилась в те два часа, которые самолет прорезал облака от Москвы до Черного моря.
– Понимаешь – все ерунда! – убеждал он меня в шумном холле, заставленном чужими чемоданами. – Все – ерунда, кроме того, что мы должны быть вместе.
Вот так. Чтобы это понять, нам понадобился потоп. Хорошо еще, что не всемирный.
Ночью, в своем коттедже, лежа на широкой кровати и слушая близкий шум волн, мы мечтали о будущем.
– Хочешь, бросай свой интернат, – предложил Игорь. – Я теперь прилично зарабатываю. Можешь сидеть дома с дочкой, готовить ее к школе…
Я молчала. Прислушалась к себе. Представила свой класс – всех своих теперь уже третьеклассников. Ширяева с хитрым прищуром глаз и хулиганской ухмылкой, Скворцова – серьезного и недовольного, Юлю Зуйко с ее удивленными глазищами, умного наблюдательного Сашу Шадта… Зажмурилась и покрутила головой.
– Не могу. Обещала доучить их до пятого класса.
– Что-то изменилось?
Мой муж приподнялся на локте и заглянул мне в глаза. Когда он так смотрит, у меня всегда что-то обрывается внутри и куда-то летит.
– Наверное, изменилось… – согласилась я. – Прежде всего – я сама.
– Ты изменилась, – согласился мой муж. – Ты стала какая-то невозможно красивая…
Когда он так говорит, то я… Впрочем – не важно. Вы и сами можете догадаться.
А ровно через год, когда уже и наш отдых на юге, и все описываемые здесь события заслонили собой другие, многое ушло на второй план, мне пришло письмо.
Письмо прибыло по «электронке», и было оно от Виктории! То, что она помнит меня, Иришку и все, что я ей рассказывала в поезде, так удивило меня, что я тут же на радостях уселась сочинять ответ. И письмо у меня получилось довольно внушительным. Привожу его без сокращений.
«Дорогая Виктория!Очень рада была получить от Вас весточку! А мы все читаем Вашу новую книжку. Приходится занимать очередь – сначала прочитали мама с Кирой, потом перехватила тетя Таня, ну а где тетя Таня, там и Ксюха. Потом книгу заняли Горины, читали вслух для Ники. А уж я добралась только после Лены и потом все выходные не занималась никакими делами. Только читала. Как замечательно, что у главной героини все сложилось хорошо! Я так за нее переживала… А мама даже плакала. Зато Кира говорит, что так бывает только в книжках, а в жизни все зависит от нас самих. И что нужно слушать не друг друга, а стараться расслышать голос Бога. Тогда можно уберечь себя и близких от беды. Знаете, моя бабушка очень изменилась за последний год (а год у нас в семье считается с сентября по июнь). Она стала как-то тише, что ли? С ней стало легче всем, не только мне. Даже Игорь это заметил. Он теперь уже не отлынивает от наших больших семейных мероприятий в доме родителей.Виктория, я попробую отвечать на Ваши вопросы по порядку. Итак, в семье у нас все о'кей. Тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить! Ира говорит так много, что иногда хочется попросить: „Доченька, помолчи!“Кира добросовестно с ней занимается. Они учат стихи. Моя дочь знает наизусть „Лукоморье“ и „Тараканище“. За минувшую зиму Кира и Ира очень сдружились. Игорь зовет их „сладкая парочка“.Лена работает у Ксюши, и, по-моему, неплохо справляется. Ксюха погрузилась в работу и жалуется, что на личную жизнь времени не остается. Теперь у нее работает еще и Женя. Моя подруга приняла его на должность юриста. Кажется, у него роман с Леной. Но может быть, мне только так кажется? Лена молчит как партизан.Мама и папа оформили опеку над Кариной и перевели ее в другую школу, поближе к дому. Дома Карина ведет себя очень даже прилично. Играет с Кирюшей в школу – учит его читать и писать.В новой школе, правда, на нее жалуются, но моих родителей этим не напугать. Они люди старой закалки, так просто не сдаются.А Ника стала сидеть. Передвигается по дому в инвалидном кресле, но доктор говорит, что это уже большой прогресс. Элла сама делает ей массаж, занимается с ней лечебной физкультурой, используя для этого каждую удобную минуту. Элла, по-моему, решила поставить дочь на ноги во что бы то ни стало. Ее упорству можно позавидовать. Думаю, у нее все получится. Тем более она не одна упорствует в этом стремлении. Часто, когда иду в гости в Поле Чудес, вижу, как Солодовников прогуливает Нику в ее кресле до самого леса. Вид у него при этом самый счастливый.Вы спрашиваете об Анжеле. Мы с ней очень сблизились за этот учебный год. И по работе, и так. Можно сказать – стали близкими подругами. Очень хотелось бы написать, что у нее все хорошо. Что муж выздоровел, а все остальное выправилось само собой. Но увы, проблем у Анжелы, к сожалению, только прибавилось. Свекор теперь решил отсудить у нее квартиру. Он считает, что им с дочкой достаточно однокомнатной. Чем все это закончится? Думаю, это будет история длиною в жизнь.Из интерната я так и не уволилась. Мои ученики теперь уже перешли в четвертый, забот с ними хватает по-прежнему. У Скворцова мать лишили родительских прав. Младенца отдали в Дом малютки, а Паша теперь всегда живет в интернате, даже на каникулах. Стал замкнутым, колючим. Стараюсь ладить с ним – пока мне это удается. Ширяев совсем от рук отбился, уже в детскую комнату милиции попадал. Что же делать? Стараюсь понимать их, быть рядом. Надеюсь благополучно довести всех ребят до окончания начальной школы. А там…Игорь намекает, что Иришке неплохо бы иметь братика или сестричку. Я не против. Но осуществление этих планов постараюсь отсрочить до окончания следующего учебного года.Чуть не забыла! Недавно по телевизору мы увидели Айка. В международных новостях, в сюжете о боевиках. Я сначала ничего не поняла. Горин позвонил и кричит: включайте новости!Мы включили. Там показывают сюжет: где-то на Востоке разоружили банду боевиков, есть убитые и раненые. И среди убитых Рома узнал Айка, бывшего водителя Черновых. Игорь тоже его узнал, а я не успела рассмотреть. У меня всегда реакция немного замедленная.Весь вечер после этого сюжета было немного не по себе. Как будто холодом подуло с гор. С тех, что мы видели в сюжете. Или с тех, что темнеют за БТР на армейском снимке покойного Чернова. Честно говоря, мне жаль Айка. Кира говорит, что он сам выбрал такую жизнь. Ведь если бы Айк не стал мстить, а простил бы Вадика…Рома сказал, что не жизнь он выбрал такую, а смерть.А как же тогда Великий Режиссер? Его сценарий? Получается – сценарий сценарием, а выбор всегда остается за нами.В этом вся фишка жизни – выбор мы делаем сами. Всегда. Вносим свои поправки в сюжет.Я Вас еще не утомила нашими новостями? Впрочем, кажется, они все и кончились. Завершаю повествование – Игорь уже стоит у меня за спиной и целится занять на весь вечер компьютер. Все как обычно!»
Назад: Глава 18
На главную: Предисловие
