Глава 15

Катя была в смятении — ее племянница Анютка забаррикадировалась в соседней комнате и не пускала к себе даже ее, родную тетку!

Последнее время с девочкой творилось что-то неладное. Третий день Виталька находился в больнице, и третий день Анна ни с кем не разговаривала, отказывалась от еды и ни к чему не проявляла интереса. «Неужели мы с Дашей были такие в двенадцать лет?» — силилась вспомнить Катя и ничего не вспоминала, кроме хора в музыкалке и вечного английского.

Виталька уже пришел в себя, но, чтобы не волновать его излишне, к нему пока не пускали. Кроме Филиппа, которого мальчик не отпускал от себя, и Даши. Им приходилось по очереди дежурить там.

Анютку оставлять одну было тоже нельзя. Бабушкины нервы не выдержали, и она ушла, хлопнув дверью, — внучка не пожелала с ней разговаривать. Катю труднее было вывести из себя. Она решила взять племянницу измором.

— Ань! Бабушка принесла пельмени…

В ответ из комнаты не донеслось ни звука.

— Я сейчас буду варить. Сколько тебе бросить? Десять хватит?

— Не хочу я… — Вялое бурчание из-за двери. И то ладно, — отозвалась.

— Виталька тебе привет передает, — бросила Катя следующий «пробный шар».

За дверью молчание.

— Когда пришел в себя, первым делом спросил, где его мячи. Представляешь?

— Врешь ты все! — вдруг взвизгнула Аня из-за двери. — Если бы он пришел в себя, меня бы пустили к нему, я его сестра. А меня не пускают! Вы все мне нарочно врете, думаете, я не понимаю!

Катя насторожилась. Только что прозвучала самая длинная речь племянницы за последние три дня.

— Почему ты думаешь, что мы тебя обманываем? Зачем нам это?

Катя говорила спокойно. Сама при этом осторожно надавила на дверь. Та не поддавалась.

— Моей подруге Юле тоже всегда приветы от дедушки передавали из больницы. А дедушка потом умер.

— Анна! — Катя нахмурилась. Упрямство племянницы начало ее доставать. — При чем тут Юлин дедушка? Зачем нам врать тебе про Витальку? Попытайся-ка мне втолковать. Что-то я тебя не пойму.

— Вы всегда все врете. У вас у всех какие-то тайны от меня. Вас никогда не поймешь!

Анька задыхалась от эмоций. Катя так ярко представила ее, сидящую на полу с мягким ворсистым слоненком в обнимку. Маленькую, растерянную, зареванную, одинокую.

— Хочешь, Анька, я расскажу тебе свою тайну? — вдруг спросила Катя и услышала, как за дверью шмыгнули носом. Там произошло какое-то шевеление, и в щель под дверью Катя разглядела Анькины пальцы.

— Хочу.

Катя опустилась на пол в прихожей рядом с закрытой дверью.

— У меня действительно есть тайна. Из нашей семьи ее не знает никто. Ты — первая. У меня, Аня, есть ребенок. Сын. Ему три годика.

— А где он? — помолчав, спросила Анютка.

— Он живет… в санатории, — продолжала Катя. — Пока я не могу забрать его, но…

— Значит, это к нему ты так часто уезжала?

— К нему.

— Ой, Катя! Даже бабушка не знает?!

— Никто. Только Филипп. Я ему тогда, в ресторане, рассказала. Мне нужна была его помощь.

— Ты на меня сердишься из-за ресторана? — донеслось из-за двери.

— Нет, нисколько. Все к лучшему.

— Ничего не к лучшему, — тихо возразила Аня. — Это из-за меня Виталька попал под машину! Я бежала, они кричали мне — он и Филипп, — а я как дура… А потом…

Катя слышала, как безудержно рыдает племянница, и тоже зашмыгала носом.

— Зато ты поняла, как любишь брата, — сказала Катя.

— Да, я люблю его! Он самый добрый! — кричала сквозь рыдания Анька, разгребая завалы у двери. — Он всегда мне свои конфеты отдавал, когда нас угощали! И от Петюни защищал, когда тот жил у нас. Виталька хороший, а я — плохая!

— Не говори глупостей!

В следующую минуту Катя уже пробралась в Анюткину комнату и увидела племянницу среди перевернутых стульев, диванных подушек и прочей белиберды. На полу стояла швейная машина. Это она, вероятно, так плотно прижимала дверь.

— Да, Катя, я знаю, что говорю, — серьезно глядя на тетку, возразила племянница. — Я хотела, чтобы у меня не было брата, я стеснялась его. Я думала, что если Витальки не будет, то подруги будут приходить ко мне и мальчишки захотят со мной дружить. Даже, — Анютка заговорила шепотом, — я даже думала, что, может, папа бы не ушел от нас, если бы не было Витальки!

Аня смотрела на тетку с испугом.

Видимо, она осмелилась выложить тетке свою «страшную тайну» в ответ на еще более «страшную». Не поделись с ней Катя своим секретом, глодала бы Анютка себя еще долго…

— А теперь? — осторожно спросила Катя.

— Теперь я думаю, что все это ерунда — подруги и все такое… Пусть только Виталька будет жив, пусть берет мои картинки, пусть гоняет свои мячи, пусть ко мне никто не ходит.

Катя глядела на девочку, не зная, что сказать. А слова были так важны!

— Ты становишься взрослой, — проговорила Катя, — и начинаешь понимать — что важно, а что — не важно. А к Витальке мы обязательно пойдем, ты сама поговоришь с ним.

Они обнялись и сидели так, думая каждый о своем. Вонзившийся в тишину звонок заставил их вздрогнуть.

Аня кинулась наводить порядок в комнате, а Катя пошла открывать. На площадке стоял Шатров с Катиными валенками в руках.

— Вот… валенки…

Катя кивнула и отступила в глубь прихожей. Того особого настроения, которое случилось в ресторане «Орбита» три дня назад, как не бывало. Кате было неловко оттого, что большому Шатрову была тесновата Дашина прихожая, что в соседней комнате был беспорядок, а возможно, совсем не поэтому. Но чувствовала она себя безоружной и не знала, что делать и что говорить. Оказалось — Шатрову она нужна по делу. Они отвезли в больницу Анютку и поехали в областной центр.

— Куда мы едем? — поинтересовалась Катя, просто чтобы не молчать.

— В один бар. У меня там деловая встреча.

— А какова моя роль?

— Самая главная ваша роль. Дело касается вашего сына.

Он привез ее в бар гостиницы «Волна». Катя здесь никогда не была. Оказалось довольно уютно. Цветной неяркий свет мигал, подчиняясь неторопливой мелодии. Народу было мало.

— Что будем пить? — спросил Шатров. Катя пожала плечами. Кто знает, что они пьют, эти деловые люди, среди бела дня — водку, шампанское, ликер? Так вот ляпнешь и сядешь в лужу. Ей было немного не по себе. Кажется, прошлый раз она слегка перебрала. Что она плела Шатрову в ресторане? Он мог подумать о ней бог знает что. Вообще ей не нравилась та роль, которую приходилось играть с этим человеком. Мужик, судя по всему, неплохой. А она по отношению к нему — то террористка, то ненормальная, то какая-то несчастная, почти убогая. Вот и сегодня она совершенно не представляла — какой тон взять в разговоре с Шатровым. Тактика преданного заглядывания в глаза и целования ручек была ей крайне неприятна. Однако со спонсорами, как правило, ведут себя именно так.

Марат улыбнулся, вероятно, заметив ее мучения.

— Я закажу вам апельсиновый коктейль. Здесь он замечательный.

Катя деловито кивнула. Конечно, она в свободное время только и делает, что дегустирует коктейли. Апельсиновый так апельсиновый. Себе Шатров заказал водки.

— Чем вы занимаетесь? — спросил Шатров.

Катя поперхнулась коктейлем и закашлялась.

— Я имею в виду вашу профессию, — уточнил он, с удивлением наблюдая за ней. Куда-то бесследно исчез тот кураж, который так украшал ее прошлый раз. Ему захотелось во что бы то ни стало расшевелить ее, увидеть ту Катю, которая поразила его тогда, в ресторане.

— Бухгалтер. Но работаю воспитателем в общежитии. А вы?

Катя впервые пожалела, что она не фотомодель, не актриса и не журналистка. Представься она учительницей музыки, это, пожалуй, прозвучало бы более благозвучно и придало бы ей уверенности. Она чувствовала себя так, как если бы была с ног до головы одета во все чужое. Их с Шатровым разделяла пропасть. Вероятно, он чувствовал что-то подобное, потому что спросил:

— По-моему, мы еще прошлый раз перешли на ты. Или я что-то путаю?

— Кажется, перешли. Так кто ты по профессии? Юрист, наверное?

— Летчик. Вернее — вертолетчик.

— Вот как?

Коктейль сделал свое дело — голова стала легкой, к ногам потекло приятное тепло.

Шатров помахал кому-то рукой, и к ним подошел мужчина.

— Катя, это Смирнов — знаменитый сыщик и мой друг.

— Брось, — отмахнулся сыщик и посмотрел на Катю теплыми глазами. — Егор.

— Катя.

Шатров накрыл своей ладонью Катину.

— Катюша, этому человеку нужно рассказать всю твою историю с самого начала. Как на духу. Хорошо?

Его горячая ладонь подействовала на нее быстрее, чем коктейль. Тепло потекло к плечу. Она кивнула. Когда Смирнов задал ей первый вопрос, Шатров поднялся и вышел в вестибюль. Здесь он остановился в раздумье. Не нужно было пить. Его тянет к ней. Он наэлектризован как перед грозой. Что в ней такого особенного? Или его возбуждает воспоминание об их новогодней встрече в бане? Шатров усмехнулся. Дежурный администратор принял его улыбку на свой счет и быстро вышел из-за конторки.

— Вы к нам, Марат Борисович?

— Что-то вроде того. Мне может понадобиться номер.

— Двойной люкс подойдет?

Шатров сдержанно улыбнулся. «Этого не следует делать, — сказал он себе. — Не стоит. Не сейчас».

Но уже знал, что уговаривает себя впустую. Она занимала его мысли с того самого вечера в ресторане. Он хотел ее. Нужно переспать с ней, и все пройдет. Нельзя же, в самом деле, так мучиться? Это мешает работе.

Когда Шатров вернулся в бар, Егор уже собирался уходить. Он только сделал запись в блокноте, попрощался и ушел.

— Он поможет? — В Катиных глазах колыхнулась надежда. Шатров кивнул.

— Все будет хорошо, Катя. Расслабься.

— Не могу, — призналась она. — Последнее время живу как на иголках. Никогда не думала, что смогу из-за чего-то так переживать. Вообще-то я спокойная.

Шатров подвинул Катин стакан с коктейлем и плеснул туда водки.

— Выпей. Бифштекс хочешь?

Катя послушно выпила залпом и отрицательно помотала головой.

Нет, есть она не хочет. Перспектива жевать мясо под пристальным взглядом Шатрова се не вдохновляла. У него сегодня прямо-таки прожигающий взгляд. И вообще почему он так на нее смотрит? И улыбается. Скорее всего она кажется ему смешной. Конечно, она совершенно себя не контролирует. Взяла и хлобыстнула почти целый стакан водки. Залпом. И от закуски отказалась. Хороша! Хотела как лучше, получилось как всегда. Катя вздохнула.

— Вы меня извините. Я вас загрузила своими проблемами — дальше некуда.

— Опять на вы?

— Ой, забыла! — Она хлопнула себя по губам и расхохоталась.

А он так и прилип глазами к этим губам. Помада осталась на стакане и на ее пальцах. Теперь ее губы выглядели естественными — цвета вишни из компота. Он живо вспомнил вкус консервированной вишни из своего детства. Неожиданно для себя протянул руку и потрогал пальцем ее губы. Она удивленно уставилась на него.

— Пойдем, — сказал Шатров. Катя послушно поднялась.

Он провел ее мимо гардеробов, в вестибюль гостиницы. Потом они поднялись на второй этаж, там было пустынно. Он толкнул дверь в длинный немой коридор, отливающий лакированным деревом. Как часовые вдоль коридора торчали фикусы и пальмы. До Кати дошло. Марат открыл одну из дверей, и они оказались в полутемном люксе. Эффект полутьмы создавали плотные коричневые шторы. Огромная двуспальная кровать была застелена коричневым покрывалом из того же материала, что и шторы.

Шатров взял Катю за плечи. Его глаза горели, и ей от этого взгляда некуда было деться.

«А ты думала — тебе просто так двадцать тысяч отвалят? — мысленно поздравила она себя. — Давай расплачивайся. Долго же придется такую сумму отрабатывать…» Кривоватая усмешка выбралась на лицо вслед за этими мыслями.

Шатров эту усмешку заметил и убрал руки с Катиных плеч.

— Если ты не хочешь…

— Я разденусь в ванной? — перебила она и плечом толкнула боковую дверь. Она угадала — это была ванная.

Когда она вышла, Шатров лежал под одеялом.

— Отвернись, пожалуйста, — попросила она.

— Почему?

— У тебя странный взгляд.

Она легла под одеяло рядом с ним. Одеяло было холодное, а Шатров рядом — горячий. Как будто у него повышенная температура.

— Только знаешь, я в этом деле не профессионал, — предупредила Катя, — у меня и было-то всего двое. С одним я жила десять лет, а с другим — одну ночь. Зато у меня от него сын.

— Хорошая была ночь, — отозвался Шатров и повернулся к ней. Поцеловал се в губы. Его губы оказались такими же горячими, как он сам.

Катя дотронулась пальцами до его спины. Мускулы под пальцами вздрогнули.

— Почему у тебя опять холодные пальцы? Они что, всегда такие? — Он взял ее руки и стал целовать их, а потом прижал к своей груди и накрыл ладонями. Катя прислушалась к себе. Кажется, он ей не противен. Это плюс. Хуже, если бы спонсор оказался толстым типом с жирным лоснящимся лицом. Ее бы вырвало прямо на постель.

Катин благотворитель не имел лишних килограммов и к тому же был нежен и предупредителен. Наверное, он ждет ответной страсти? — пришло ей в голову. Притворяться она не умела. Этому тоже надо научиться. Пусть берет инициативу в свои руки и делает с ней что хочет. Его усы приятно щекотали шею и грудь. Запах его одеколона был ненавязчив, как вся дорогая парфюмерия. Руки настойчивы, но не грубы. Вскоре она совсем освоилась в его объятиях и даже попыталась что-то там изобразить руками на его спине. Но Шатров, похоже, не нуждался в этом. Его напряжение дошло до пика, движения стали яростными, даже остервенелыми, и Катя на миг почувствовала себя лишней. Словно она являлась не участницей происходящего, а всего лишь зрителем. Впрочем, все кончилось. Ей показалось, они не пробыли в номере и получаса. Она села. Он поймал ее за руку и вернул в кровать.

— Я думала, что ты… уже все?

— О Боже! Ну нельзя же так… Побудь со мной еще немного.

Катя послушно легла. Ее ухо оказалось у него под мышкой. Она лежала и слушала, как неровно стучит его сердце.

— Я тебе неприятен?

Катя испугалась прямолинейности вопроса.

— Нет, что ты, конечно, нет!

Понятно, она делала все не так, как надо. Вскочила как ошпаренная. Зачем? Ей и торопиться-то некуда. Никто ее не ждет.

Катя лежала рядом с ним и на чем свет ругала себя.

— Тогда почему… Я хотел сказать — ожидал, что все будет несколько иначе. Что-то не так?

— Извини меня. Я на самом деле тебе очень благодарна, ты добрый. Ты вообще удивительный человек. Щедрый.

— Замолчи!

Шатров сел. Нашел на тумбочке сигареты. Зажигалка упала на пол. Он нашарил ее рукой. Нервно закурил. Затянулся.

— Если ты еще раз что-то запищишь о своей безмерной благодарности… то я не знаю, что с тобой сделаю! Неужели… ты ничего не чувствуешь? — Ему хотелось сказать ей о том электрическом поле, о паутине, о колпаке над столом, но он боялся показаться излишне сентиментальным.

— Ну… мне было хорошо с тобой… — промямлила Катя, пытаясь угадать, чего ждет от нее партнер.

— Да я не об этом! Черта с два тебе было хорошо со мной! Ты дрожала, как пойманный кролик! Как будто не ты, а я взял тебя в заложники. Почему?

— Я никогда раньше не бывала с мужчиной в гостинице.

— О'кей! В следующий раз едем к тебе в общагу. Или в квартире у подруги? Или когда родителей нет дома? Где бы ты чувствовала себя комфортно?

— Ты хочешь… встретиться со мной еще раз? — Катя не хотела в свой вопрос вложить какие бы то ни было эмоции, Боже упаси! Само получилось. Какой-то оттенок ужаса повис там. Хотя в предложении Марата она не видела ничего такого ужасного.

Шатров отвернулся от нее и начал одеваться. Катя отправилась в ванную.

— Прошлый раз мне показалось, что между нами что-то мелькнуло. Знаешь, что-то вроде искры, как бывает между двумя людьми. Готов поспорить, что ты это заметила. Или я ошибался?

— Извини, я была очень расстроена! — крикнула Катя из ванной. — Потом — эта авария…

— Сейчас же прекрати извиняться! — заорал он и метнулся в ванную. Если бы там было закрыто, то от его напора легко вылетела бы дверь. Но дверь оказалась открытой. Она только звучно ударилась о кафель на стене.

Катя стояла в одних трусиках и инстинктивно прикрывала грудь кружевным лифчиком. Она придавила грудь кулаками, и та торчала, устремляясь вверх, к ключицам.

Шатров скрипнул зубами. Чертовщина. Он снова хотел ее, словно этой сцены в постели и не было вовсе. Он вышел из ванной и прислонился к дверному косяку.

— Я хочу быть с тобой не потому, что дал тебе эти чертовы деньги, будь они трижды неладны. Ты нравишься мне. Нравишься. И я просто хочу с тобой встречаться, как встречаются мужчина и женщина.

— Понятно. — Она уже оделась и вышла из ванной. — Я буду с тобой встречаться в любое удобное для тебя время. У меня свободный график работы. — И она посмотрела ему в глаза. Он зажмурился.

— Катя. Слушай. Ты меня убиваешь своей… своим…

— Я опять что-то не то ляпнула?

— Я очень хочу тебя. Но чувствую себя подонком. Будто я тебя принуждаю.

— Как же быть? — Ее вопрос прозвучал виновато, а глаза смотрели на него с сочувствием. Как на ребенка. Она даже нижнюю губу оттопырила от сострадания.

Эта нижняя губа его добила. Он хотел схватить эту женщину в охапку, прижать к себе и держать так, пока она не оттает. Но он знал, что это бесполезно. Он сделает только больнее и ей и себе. Они оделись, и он отвез ее домой.