Глава 24

Никогда еще дни не тянулись так долго, как неделя, оставшаяся до 14 декабря. Но и этот день наступил. И вдруг Саша запаниковала. А если Каштанова отменила свой визит к стоматологу? Если она забыла о нем или ей просто лень?

Паника горячей волной обжигала Сашины внутренности. Сегодня последний день. Завтра приезжает Каштанов. Она не может позволить плану, рожденному в тот роковой день, рухнуть. В тот день Иринка перебросила ей через забор игрушечного зайца. Саша сразу его узнала. Эту игрушку привезла с собой Настя. Привезла из дома, на память о детстве.

Заяц висел у них на окне в общежитии, пришитый к занавеске. У зайца на спине был рюкзачок. Саша прощупала игрушку пальцами. Так и есть — записка! С бешено бьющимся сердцем Саша вернулась в дом, закрылась в туалете. Руки не слушались. Она развернула дрожащими руками тетрадный листок. Записка была написана мелким угловатым почерком Ильи. Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ — отпечаталась в мозгу первая строчка. Саша долго не могла читать дальше. Она впитывала глазами первую строчку, словно та была бесконечной.

Только потом, гораздо позже, до нее дошел весь смысл этого маленького послания. Ее любят! Ее не бросили! У нее есть друзья, которые готовы прийти на помощь. Только нужно не раскисать и помочь им. План, разработанный Сашей в ту ночь, должен осуществиться сегодня. Если только Каштанова не отменила визит к стоматологу. Сразу после обеда Элла ушла к себе, и Саша стала молиться о том, чтобы Каштанова не обнаружила пропажу мобильника. Саше с большим риском удалось улизнуть во время обеда наверх и переложить мобильник Эллы из сумочки в нижний ящик тумбочки. Только когда Каштанова спустилась вниз, Саша позволила себе первое маленькое ликование. Лишь на миг. А в следующий миг она уже была в своей комнате и готовила детали своего плана. Затем Саша сделала кислое лицо и вышла из своей комнаты. Горничную она нашла в гостиной. Та натирала паркет.

— Мне что-то нехорошо, — сказала Саша. — Вызовите, пожалуйста, врача.

Горничная уставилась на Сашу.

— Вызовите врача, мне плохо! — зло повторила Саша и для убедительности схватилась за живот.

— Ты прекрасно знаешь, что врач осматривает тебя только в присутствии Эллы Юрьевны, — недоверчиво взирая на Сашу, возразила горничная. — Ты нарочно дождалась, когда Элла Юрьевна отлучится, и теперь капризничаешь! Наслышана о твоих фокусах!

Горничная говорила, а сама внимательно изучала глазами Сашу. Сомневалась. Саша не стала возражать. Развернулась и поковыляла к себе, держась за живот. Горничная проводила ее глазами. Саша была уверена, что горничная сейчас прибежит следом. Саша остановилась на лестнице. Она слышала, как терзает диск телефона, пытаясь дозвониться до хозяйки, горничная. В спальне, в тумбочке, мобильник выводил ответную трель. Горничная запсиховала. Саша поняла это по торопливым шагам в коридоре. Еще бы! Хозяйка не берет телефон, а номера врача горничная не знает. Ей строго-настрого приказано в любом случае вначале соединиться с хозяйкой.

«Забегала!» — злорадно подумала Саша, разводя чернила от маркера в приготовленной заранее чашке. Когда шаги снова зазвучали в коридоре, Саша громко застонала. Она стояла у своей кровати и держала в руках «окровавленное» полотенце, когда в комнату вошла горничная.

— Лариса… Я, кажется, умираю.. — Саша, как могла, изображала растерянность, руки ее с полотенцем вполне натурально дрожали. Горничная увидела «кровь» и, что называется, «сошла с лица». Она затряслась и попятилась к двери. Это никуда не годилось. Она портила весь сценарий.

— Лариса, вызови «скорую», — подсказала Саша, тряся полотенцем. — Вызывай «скорую», иначе будет поздно!

Лариса помчалась к телефону, натыкаясь на мебель. Саша поковыляла вниз, чтобы к приезду машины оказаться как можно ближе к двери. «Скорая» прибыла ровно через четыре минуты. В суете всеобщей паники ни у кого не возникло подозрений по поводу не правдоподобно оперативного появления медицины. Деловая медсестра с озверевшим от решимости лицом ворвалась в холл, за ней с носилками неслись два медбрата. Они напоминали гончих псов накануне охоты.

— Дотянули! — ругалась медсестра, расталкивая столпившийся в холле персонал. — На носилки живо! Кто будет сопровождать больную?

— Я! — крикнула горничная.

— Бегом за страховым полисом! И захватите комплект постельного белья.

Медбратья подхватили носилки, в которые улеглась Саша, и резво помчались к машине. Медсестра, выпятив вперед белый крахмальный колпак, припустилась следом. Пока горничная металась в поисках страхового полиса и комплекта белья, дверь за медбратьями захлопнулась, и карета «скорой помощи» благополучно отчалила. Машина вывернула в проулок и помчалась, подпрыгивая на кочках. Когда машина вылетела на шоссе и мимо замелькали деревья придорожной посадки, медсестра стянула крахмальный колпак и жгуче-черный парик. Под париком оказались светло-русый хвостик и маленькая челочка.

— Вот это я понимаю! Круто! — изрекла она, глядя поочередно то на одного, то на другого «медбрата». — Настоящее приключение!

— А мне можно сесть? — первый раз за всю дорогу открыла рот Саша. Она все еще продолжала лежать, что при тряской дороге оказалось весьма неудобно. Миша с Вадимом помогли ей подняться.

Все четверо с минуту молча взирали друг на друга. Первой не выдержала Настя. Саша сидела меж двух «медбратьев». Причем Миша в белом халате выглядел настоящим костоломом, тогда как Вадим производил впечатление студента медицинского колледжа. Взъерошенная Саша с «окровавленным» полотенцем в руках смотрелась как персонаж боевика. Из разряда жертв. Настя согнулась и начала икать от смеха. Вслед за ней нервно рассмеялась Саша. Глядя на девушек, заржали «медбратья». Этот одуряющий нервный смех довел всех четверых до коликов. Перебивая друг друга, начали делиться впечатлениями.

— А она стоит с этим полотенцем… У меня коленки подкосились!

— А у меня руки затряслись, думал, носилки выроню!

— Я как Настю увидела в парике, ну, все…

— А у Михи халат сзади не сходится, на веревочках… Я как посмотрю на него…

— А я такая…

— А он такой…

— А куда мы едем? — наконец задала вопрос Саша.

— К твоему милому, — улыбнулась Настя. — Он пока еще непригоден для таких погонь.

Мальчики тактично притихли. Саша отодвинула шторку на окне.

Ехали полем. Просторы, припорошенные снегом, напомнили что-то пушкинское — про колокольчик и версты полосаты.

— Едем на дачу одного Мишиного друга, — пояснила Настя.

— Всю операцию по твоему плану разрабатывал Илья, — добавил Вадим. — Мы только исполнители.

— Вы классные! Знаете, какие вы? — горячо возразила Саша. — Я вас всех так люблю!

— Каешься, что отказала мне тогда, летом? — быстро поддел Миша.

Саша зажмурилась и отрицательно покрутила головой.

— Ну, понятно… — в унисон пропели «медбратья».

Машина остановилась на деревенской улице, возле двухэтажного деревянного домика, спрятанного за шеренгой рябин. Рябины без листьев вызывающе горели алыми пятнами. Под рябинами стоял Илья в распахнутой куртке. Миша с Вадимом помогли Саше выбраться из машины. Илья не двигался с места, и Саша, сделав пару шагов, остановилась. Настя взяла «медбратьев» за руки и увела за машину. Илья наконец сделал шаг навстречу Саше, дошел до калитки. Дернул калитку на себя. Та не поддалась. Саша покрутила ручку к себе — дохлый номер. Вдруг оба занервничали. Стали трясти несчастную калитку, словно она была Берлинской стеной, разъединившей их навеки. Первым опомнился Илья. Он оставил калитку в покое и протянул руки сквозь прутья. Он трогал Сашины волосы, лицо, словно слепой. Саша прижалась лбом к прутьям калитки. Илья достал губами ее лоб.

— Ты замерз, — отметила Саша.

— Я дежурил. Несколько раз доходил до самого леса. Вы ехали так долго…

— Это ты ехал долго.

Саша почувствовала, что плачет.

— Я больше никогда от тебя не уеду, — тихо сказал Илья. И поправился:

— От вас.

— От нас, — повторила Саша и ткнулась носом в изгиб его локтя.

Настя подошла и повернула щеколду на калитке.

— Что бы вы без меня делали…

Калитка открылась, Саша прижалась к Илье.

— Нам пора ехать, — сказала Настя. — Шофер уже ворчит. Вы тут не скучайте..

— Не будем, — пообещал Илья.

— Аська! Я не знаю, как благодарить тебя! — Саша обняла подружку. — Ты не представляешь, что ты для меня сделала.

— Благодарить она меня вздумала! Да для меня кайф участвовать в таком шоу! Но конечно, вам придется расплачиваться со мной!

Илья и Саша переглянулись.

Настя хитро улыбнулась:

— Я хочу быть крестной!

— Заметано! — ответил Илья.

Они стояли обнявшись под рябинами, пока машина не скрылась из виду.

В августе на островах стало прохладно. Лето на Вологодчине короткое, и ночами бывает по-осеннему зябко. Саша закуталась в бабушкину шаль и отправилась проведать мужа. Илья стоял на лесах, под самым куполом. Там же был укреплен мощный фонарь. Свет от него заливал храм, делая пространство в нем по-утреннему молочным.

— Долго еще? — прокричала Саша снизу. Ей была видна клетчатая рубаха Ильи. Он повернул голову, и она увидела перетянутый льняной полоской лоб.

— Еще немножко, Сашок. Уже спускаюсь.

«Уже спускаюсь» могло тянуться и час, и два, Саша это прекрасно знала.

Когда Илья работал, он не замечал времени. А работа в храме захватила его целиком. Он мог работать с утра и до поздней ночи. Очень уж ему хотелось закончить купол к приезду гостей. Настя с Мишей обещали прибыть к двенадцатому числу, пожить здесь недельку перед новым учебным годом.

Саша уселась на доски внизу и стала дожидаться мужа. Немного погодя он спустился и подошел к Саше.

— Одни глаза остались, — проворчала она. Глаза на забрызганном краской лице Ильи действительно жили особенной жизнью. Они горели огнем, смеялись, лучились счастьем.

— Наша принцесса уже спит?

Саша покачала головой:

— Как же! Уложишь их! Бабушка потащилась с ней на берег, смотреть закат.

— Похоже, бабушке здесь нравится?

— А разве может здесь не понравиться? Я, например, не представляю, как мы уедем отсюда, когда реставрация закончится.

— Поедем еще куда-нибудь.

Они вышли на воздух. Пространство звенело цикадами; лягушки давали вечерний концерт. За соседним островом таяло малиновое солнце. В длинном бревенчатом доме, в котором жила артель художников, зажгли огни. Кто-то сидел с удочкой на берегу. Саша и Илья подошли ближе к воде. Возле плакучей ивы стояла Валентина Ильинична и что-то объясняла правнучке. В ответ слышалось равномерное агуканье. Илья разделся и, прежде чем Саша успела возразить, с разбега бросился в воду.

— Сумасшедший! — охнула Саша. — Вода холодная! Валентина Ильинична подошла к внучке.

— Как вы здесь живете? — проворчала она, наблюдая, как художник, отфыркиваясь, плещется в воде. — У вас даже врача нет!

— Поэтому мы и не болеем, — отшутилась Саша. — Знаем, что нельзя.

— А ребенок? Она тоже знает, что нельзя?

— Настенька у нас дама закаленная! — Саша поправила чепчик на головке у дочери. Та живо ухватила мать за палец.

— Саша! Она ведь не игрушка!

— Игрушка, игрушка! — Саша подхватила дочь на руки и закружила, не отрывая глаз от ее смеющегося личика. — Чем не игрушка?

— Она грудной ребенок, — не поддавалась Валентина Ильинична. — И ей нужны определенные условия. А здесь, в лесу…

— Ей нужны мама и папа.

— А здесь, в лесу, на острове, — продолжала Валентина Ильинична, не замечая возражений Саши, — нет элементарных санитарных условий. Рукомойник на улице, общий туалет…

— Ты сама мне рассказывала, что и вы так жили, когда строили свой завод.

— Да! Именно поэтому мне пришлось оставить твою мать на бабушку. Я хотя бы знала, что она в тепле и вовремя накормлена.

— Бабушка! Ты опять? — Саша строго взглянула на Валентину Ильиничну. — Ты за этим приехала?

— Когда я ехала, то не знала — зачем. Ехала просто проведать вас. А теперь посмотрела на ваше житье-бытье и повторяю тебе который раз: Настеньке будет лучше пока пожить у меня. Тут у вас артель. Какой-то каменный век… Кругом компьютеры, ультразвук, а тут…

— А тут клюква и брусника!

Валентина Ильинична вздохнула.

— Сашенька, ты влюблена, и это понятно. Твой избранник.., творческая личность. Все они немного…

— Сумасшедшие? — весело подхватила Саша.

— Я этого не говорила, — строго одернула внучку Валентина Ильинична. — Илья мне очень нравится. И он любит тебя. Но.., художники настолько непрактичны… А ты настолько молода, что ребенок…

— Настя останется с нами, — оборвала бабушку Саша. Замолчали обе.

Саше стало стыдно, что она так резко говорила с бабушкой. Та ведь из добрых побуждений… Ехала в такую даль. И возраст у нее уже не тот, чтобы переживать и волноваться.

— Бабушка, ну вспомни, ты ведь так сердилась на маму! Ты не простила ее.

— Это другое дело, — возразила Валентина Ильинична. — Когда я узнала о ее поступке.., о том, что она продала своего ребенка новым русским…

— Ты лишила ее родительских прав на меня, — закончила за нее Саша. — И решила вырастить меня самостоятельно. И скрыть от меня правду.

Саша знала, что ее голос звучит жестко. Но она не научилась еще говорить бесстрастно о таких вещах.

— Саша! Ну пойми же меня наконец! Ну не могла я рассказать тебе тогда ничего! Ты ведь была совсем ребенок! И мне стыдно было за дочь, и обидно. И виноватой я себя чувствовала, наверное, хоть и не признавалась себе.

— Я не хочу повторять ничьих ошибок, — сказала Саша, укачивая дочь. Она завернула ее в шаль, и ребенок задремал в тепле. — Настя останется рядом с нами, и ей подойдут любые условия. Тем более она пока в них ничего не понимает.

Илья, отфыркиваясь, выходил из воды. Малиновые полосы за рекой почти растворились в синеве ночи.

— Спит? — Он заглянул Саше через плечо. — А о чем спор?

Вытираясь, художник переводил взгляд с бабушки на Сашу.

— Бабушка утверждает, что о нас здесь некому позаботиться, — улыбнулась Саша.

Илья натянул рубаху.

— А вот это напрасное беспокойство, — серьезно ответил он. — Вот они о нас постоянно заботятся.

Он махнул рукой в сторону спрятанной в строительных лесах церквушки.

Валентина Ильинична застыла, обернувшись в ту сторону, куда показывал Илья. Белая свечка церковного здания выделялась на фоне потемневших в сумерках деревьев. Густое облако, проплывая, задевало брюхом макушку купола.

Молодежь ушла вперед, а Валентина Ильинична задержалась. Проходя мимо церкви, увидела молочный свет, льющийся оттуда. Ей, атеистке по воспитанию, бывшей руководительнице и коммунистке, вдруг по-детски почудилось, что во всем притихшем мире осталась лишь одна дверь, где продолжалась, несмотря на поздний час, неустанная, кропотливая работа. Поддавшись спонтанному порыву, она подошла к двери и заглянула внутрь. Церковь была пуста. Валентина Ильинична перешагнула через ведра с краской и мешки с цементом. Взглянула вверх. Со стен на нее взирали спокойные светлые лики. «Они» — женщина поняла, кого имел в виду Илья. Отреставрированные фрески излучали спокойствие. Даже Георгий Победоносец с копьем не показался Валентине Ильиничне воинственным и грозным. Святые смотрели на нее без осуждения. Даже, как показалось Валентине Ильиничне, — с сочувствием.

— Да, дочку я не сумела воспитать, — медленно проговорила женщина, заранее соглашаясь с упреками святых. — Суетой занималась, строила коммунизм. Но внучку-то! Внучку ведь я растила, и она получилась хорошая! Ведь так?

Святые молча согласились. Взоры их не посуровели. Все фигуры в композиции смотрелись светло и гармонично.

— Ну что ж, смотрите за ними тут получше, — вновь обратилась она к ним, — а меня простите, если что не так…

Валентина Ильинична вышла из храма и ступила в прохладную августовскую ночь, тропинка привела ее к дому артели. Отсюда, со стороны церкви, были видны освещенные окна. Многие из них не были занавешены и просвечивали насквозь. Валентина Ильинична решила обойти дом так, чтобы заглянуть в Сашино окошко. В душе у нее возник особенный настрой.

Словно кто-то невидимый добровольно взялся водить ее по острову и показывать знакомые вещи с незнакомой стороны.

За окном накрывали к вечернему чаю. На столе красовался подарок Валентины Ильиничны — расписной электрический самовар. Вокруг стола толклись молодые. Они хотели так украсить стол, как нравилось ей, бабушке: с салфетками, блюдцами и с вазочками под варенье.

Валентина Ильинична улыбнулась. Она вдруг почувствовала себя путешественником, после долгих странствий вернувшимся домой. Незнакомое волнение толкнуло ее в грудь.

"Что это? — испугалась Валентина Ильинична. — Всему виной любование чужим счастьем? — И тут же поправила себя:

— Не чужим. Оно ведь и мое немножечко тоже".

В ответ на ее рассуждения на щеку упала капля дождя. Дождь застучал по листьям акации, заморосил по стеклу. Валентина Ильинична заторопилась под крышу. Там ее ждали.