Глава 9
Это только звучало так скромно: “Съездить со мной по одному адресу”. Они исколесили на разных видах транспорта пол-Самары, прежде чем нашли госпиталь того ведомства, что было обозначено в бумажке. Теперь в этом пятиэтажном здании предстояло найти человека, которого Юля никогда и в глаза-то не видела.
— Ты характер ранения знаешь?
— Ничего я не знаю. Только то, что в письме.
В письме значилось ясно: воевал в Чечне, ранен, зовут Андрей Голубев.
Так они и объяснили дежурной по первому этажу.
— Ранение какое? Лежит? Ходит? Возраст какой? Девушка засыпала их вопросами, а они только переглядывались, не в силах ответить ни на один.
— Девушка, свяжитесь с дежурным врачом, — степенно попросила Наташа, распрямляя плечи и придавая голосу значительность.
Иногда Наташу выручал ее вес: она убедилась, что большие люди выглядят внушительней и на всяких чиновников действуют быстрей.
— Женщина! Дежурный врач на обходе! Вы что же думаете, у него дел других нет, кроме как вашего Голубева разыскивать? — вскинулась медсестра. Видимо, отбривать особо назойливых посетителей было для нее делом обычным.
Юля начала вежливо изъяснять суть дела, но медсестра и не силилась вникать.
— Вы ему кто, девушка? Сестра? Невеста? У нас военный госпиталь, между прочим.
Но Наташа уже заметила военного в наброшенном поверх мундира белом халате. Наташа направила свой взор прямо на движущийся объект. По причине своей близорукости Наташа не сумела разглядеть ни лица, ни звания приближающегося врача. Но она решительно двинулась навстречу.
— Товарищ полковник! — обратилась она к военному, сдержанно улыбаясь. — Не могли бы вы нам посодействовать? У нас с подругой возникла маленькое затруднение…
Медсестра подскочила и подавилась Наташиной наглостью.
— : Подполковник, — поправил ее военный и, бегло окинув Наташу взглядом, сделал жест рукой, означающий “пройдемте”.
Юля засеменила вслед за Наташей. Подполковник только что пообедал и теперь находился в хорошем расположении духа. И готов был побеседовать с женщинами. Пока медсестры разыскивали по компьютеру нужного раненого, подполковник, поил дам чаем и даже пытался заигрывать с Наташей.
А Юля волновалась. Она волновалась, словно предстоящая встреча касалась ее лично. Она одергивала себя, злилась, вопрошала, зачем все это затеяла, и, не зная, что себе ответить, снова злилась.
— Имеется Голубев, который с ногой, и тот, который ранен в голову. Вам который больше нравится, девчонки? — подмигнул подполковник.
Женщины переглянулись.
— Я не знаю, — призналась Юля и достала письмо. — Вот.
Врач надел очки и с минуту изучал текст письма, дату, штамп на конверте. Лицо его было серьезно и сосредоточенно.
— Ну вот что, — поднял он наконец голову от бумага. — Тот, что в голову, все равно сейчас беседовать с вами не сможет; А тот, что с ногой… Танюш, приготовь нам Голубева. Помести его в вестибюле, что ли? А то в палате неудобно разговаривать…
В вестибюле, на кожаном диване, одной рукой держа костыль, сидел молодой человек и недружелюбно смотрел на приближающихся к нему посетителей.
— Как самочувствие, Голубев? — поинтересовался подполковник.
— Нормально, — бесцветно буркнул раненый и уставился в пол.
Врача недружелюбие раненого не смутило. Пока он расспрашивал парня, Юля сумела разглядеть Андрея Голубева, пытаясь найти в нем сходство с Сашкой Моревым. Зубы в отличие от подростка Андрей имел ровные, один к одному.
Худое скуластое лицо с мазками неровного румянца было словно исчерчено разномастными царапинами. Приглядевшись, Юля догадалась: шрамы. Голова парня, коротко стриженная ежиком, тоже заинтересовала ее. Она силилась найти общее с Сашкой. С белобрысым Сашкой. Но не могла определить цвет волос Андрея. Они поблескивали в полумраке плохо освещенного вестибюля пепельным. Цвет волос вызвал у нее неожиданное затруднение. Нет, не похож. Но подполковник уже изложил парню суть дела и испросил у дам позволения удалиться по делам службы.
Раненый уставился на них выжидательно. Юля не знала, с чего начать, а Наташа ждала, что начнет именно Юля. Тогда она глубоко вздохнула и вытащила из кармана письмо.
— Вот, посмотрите, пришло на мой адрес…
Андрей прочел, но не выразил никакого интереса:
— Это не обо мне. Я никогда не был в вашем Вишневом. И родственников у меня там нет. Голубевых полно. У нас в части было трое, двое Андреев. Что из этого?
Юля вздохнула и спрятала письмо. С самого начала нужно было догадаться, что затея обречена. Она лезет не в свое дело. Что у нее нет своих забот? Поперлась в госпиталь! Иногда она сама себе не могла объяснить собственные поступки. Но Наташа, видимо, придерживалась другой точки зрения.
— А ваши родители живы, Андрей? — мягко поинтересовалась она.
Лицо ее не выражало жалости, бабской слезливости. Оно было располагающим.
Юля мысленно похвалила себя за то, что взяла с собой Наташу.
— А при чем здесь мои родители? — с вызовом буркнул Андрей. — Вы хотите меня усыновить?
Наташа пропустила мимо ушей явное хамство.
— Нет, просто я была давно знакома с одним Голубевым, директором завода. Я подумала — а может, это ваш отец? Или, например, дядя? Год назад я брала у него интервью для радио.
— Вы журналистка? — подозрительно покосился в ее сторону раненый.
Наташа рассмеялась:
— Громко сказано. Я работаю на заводском радио. У нас на заводе, кстати, работает много ребят, отслуживших в Чечне.
— Нет, это не мой отец. Мой пять лет как умер.
— Извини, — отозвалась Наташа. — Тебя можно понять. Я тоже рано, осталась, без родителей. А Юля совсем недавно похоронила мужа. Так что мы в чем-то близки. Все трое. Юля удивленно зыркнула на Наташу. Во дает! Да она мертвого разговорит! Не зря Евгений Петрович прозвал ее Радио “Маяк”.
— Представляю, как счастлива твоя мама, что ты вернулся живой, — расцвела, Наташа в улыбке. Со стороны могло показаться, что она является ближайшей подруг его мамы. — У нас в подъезде одна женщина недавно получила похоронку. Так мы всем подъездом рыдали, как по родному. Такое горе…
Реакция Андрея на Наташины слова была неожиданной.
Он усмехнулся с вызовом, нахохлился как воробей. Пальцы с силой сжали костыль.
— Моя не зарыдает, — бросил он. — Она и знать не знает, где я и что я. Она от отца ушла, когда я еще на велосипеде гонял.
Наташа с Юлей переглянулись. Юля открыла было рот, но Наташа опередила ее.
— Послушай, Андрей… Она, конечно, могла уйти от отца, но это не значит, что тебя забыла или отреклась от тебя. Она могла узнать, где ты служишь. И начать поиски. Или рассказать кому-то из своих близких о тебе.
Андрей собрался возразить, но в разговор встряла Юля.
— Там же черным по белому написано: брат. Тебя ищет твой брат.
— Да нет у меня братьев!
— Твой младший брат по матери. Ты о нем мог и не знать.
Голос Юли был решительным. Она увидела сходство. Оно пряталось в глазах. Глаза повторяли по форме другую пару глаз. Были большие, блестящие и серые. И то же выражение недоверчивости и обиды на весь мир. Андрей смотрел на нее во все глаза и молчал. Его взгляд колол физически, но она не отвела глаз.
— Судя по всему, твоя мама родила еще одного ребенка. Потом ее новый муж куда-то делся, я не в курсе. Я только знаю, что бывшая хозяйка дома… ну, мать того мальчишки, что тебя ищет, она умерла. Дом незадолго до смерти она продала. Его купил мой муж. А мальчик оказался в приюте. Только он в приюте жить не хочет. Он ищет тебя. Вот.
Юля замолчала, глядя на обтянутые бритой кожей скулы солдата. Они подрагивали, выдавая волнение.
— Это только ваши предположения, — наконец выдавил из себя Андрей. — Какая-то женщина, какой-то ребенок… Мне даже странно это слышать. Вы мне какие-то сказки рассказываете! Почему вы уверены, что тот, кого ищут, — я, а не кто-то другой? Голубевых полно!
— Вы со своим братом — одно лицо! — вдруг зло оборвала его Юля. — У него глаза твои, тоже серые. Но если тебе нравится, что он проведет свое детство в детприемниках и интернатах, то я умываю руки.
Наташа молчала, наблюдая за поединком. Андрей ничего не возразил на ее тираду, отвернулся к окну, где по поводу осени уже импровизировали сумерки. Его молчание взбесило Юлю.
— Пойдем! — вскочила она и дернула за руку подругу. — Чего мы перед ним бисер мечем как дуры? Нам это надо?!
Поскольку парень на ее крики не реагировал, она нервным движением выдернула из кармана письмо и сунула его раненому.
— Вот тут адрес. Захочешь — разберешься. Не захочешь — дело твое. Я за твоим братом бегать не собираюсь. К твоему сведению, он из интерната снова сбежал. Ему никто не верит, что у него брат есть. Добрые дяденьки милиционеры подозревают его в пособничестве террористам, поскольку он вырезки из газет собирает о Чечне, Пока! Скорейшего выздоровления!
Юля не дала Наташе даже вякнуть, сдернула ее с дивана и потащила к выходу. Наташа двинулась за Юлей, которая фурией неслась по коридору. Наташа замедлила шаг, в глубине души она надеялась, что Голубев окликнет их, остановит. У выхода она остановилась и оглянулась. Он сидел все в той же позе. Медсестра катила к дивану кресло-каталку.
Всю дорогу до вокзала Юля не могла успокоиться. Злость на Андрея Голубева так и брызгала из нее. Наташа как могла заступалась за солдата.
— Его тоже можно понять. Мать умерла. Пусть не жила с ним, пусть бросила, но все-таки — мать. А к брату ревность. Одного бросила, другого родила…
— Тьфу, сантименты! — злилась Юля. — Он солдат! Взрослый мужик! А рассуждает как чиновник! Чем, мол, докажешь наше родство? У меня такое чувство… Лучше бы я не ездила туда! И тебя от дел оторвала.
“От телефона”, — мысленно поправила Наташа.
В электричке они расстались. Наташа вышла. Юля отправилась дальше, к себе в Вишневый.
Еще с порога Наташа унюхала — на кухне что-то готовится. Боясь развеять иллюзии, Наташа сняла сапоги и приблизилась к кухне. Так и есть! Рожнов колдует у плиты!
— У нас что, гости намечаются? — осторожно поинтересовалась она.
— Никакие не гости, — проворчал Рожнов. — Тебя вот жду… Утку тушу с капустой. Лерка салат нарезала.
— Боже! — воскликнула Наташа, всплеснув руками. — Случаются еще чудеса на этой земле! На кухне, в фартуке — трезвый. Глазам своим не верю! Лерка ты отца закодировала?
— А то кто же! — Лерка не отрывалась от телевизора. А когда Наташа прошла в комнату, добавила шепотом: — Евгений Петрович звонил, сказал, что перезвонит.
Сердце — бух в пятки. И медленный подъем назад.
Звонок раздался во время ужина. Наташа только-только взяла утиную ножку. Ни Лерка, ни Рожнов не дернулись. Все и так знали, что звонят ей.
— Привет, мадам Брошкина! — Пьяненький голос Бородина щекотал ухо.
— Привет, солнышко, — прошептала Наташа, слушая, как сердце тихо плавает в животе. — Ты на работу убежал мне звонить?
— Нет, я дома. На балкон вышел с радиотелефоном. Я тебе звонил. Где ты была?
— В военном госпитале. Познакомилась с подполковником. Симпатичный.
— Убью!
— Кого? Меня?
— Сначала его, потом тебя, а потом себя.
— Какой хитрый! Себя — в последнюю очередь.
— Я ревную! — завыл в трубку Бородин.
— И правильно делаешь. Полковник мне глазки строил.
— Постой. Он ведь только что был подполковником. Ты ври, да не завирайся, шельма.
— Я его в звании повысила.
— Убью сначала себя, потом его.
— Ладно, потом убьешь. Расскажи, как вы празднуете.
— Весело, — грустно сказал Бородин. — Сейчас все танцуют. А я хочу к тебе. Я разрываюсь между вами. Вроде стабильность в семье. Внучку крестили, на концерт все вместе ездили. А плохо мне. Мне тебя не хватает.
— Стабильность — это хорошо… — отозвалась Наташа. — Мы не виделись двадцать дней.
— Три недели! — с ужасом откликнулся Бородин. — Я изнываю без тебя! Приезжай!
Наташа услышала, как там, за спиной Жени, скрипнула дверь. Голоса, музыка. В трубке раздались гудки. Она вернулась на кухню с пылающими щеками. Остаток ужина пыталась шутить, громко рассказывала случаи из заводской жизни, анекдоты о своих сотрудниках по Дому творчества. Лерка с готовностью подыгрывала ей — хохотала, прыскала. А Рожнов сдержанно улыбался.
В двенадцать часов снова позвонил Женя. Лерка спала, Рожнов в гостиной на диване смотрел телевизор.
— Спи, ночь в июле только шесть часов… — шепотом спел Бородин.
— Сумасшедший! Ты где?
— Я с работы! Только что отгуляли, я забежал “проверить” санаторий. Праздник удался, она довольна…
— А ты?
— Я доволен, что им хорошо. Но мне не хватает тебя. Поэтому и звоню. Ташка! Мне мало наших телефонных разговоров. Мало! Я бы тебя растерзал сейчас! Что ты делаешь?
— Лежу в постели…
— О… С ним?
— С Леркой. Она спит с открытым ртом.
— Господи, ну что же делать? Я с ума схожу по тебе! Слушай!!!
И Бородин стал петь песню от начала до конца про ночь в июле. Хотя на дворе стоял ноябрь. Наташа грелась о его голос. Она представляла его кабинет, пустые коридоры и холлы санатория, стеклянные стены столовой.
— Я хочу быть последним, кто скажет тебе сегодня “спокойной ночи”.
— Целую.
С этими словами Наташа погрузилась в теплый, как летнее море, сон. Но телефонный звонок вновь выдернул ее из забытья. Порядком обалдевшая, она сняла трубку и испуганно взглянула на часы. Десять минут четвертого.
— Я хочу сказать, что ужасно люблю тебя, — шептал в трубку Бородин. — Я хочу, чтобы мы были вместе. Ты меня понимаешь?
В соседней комнате поднялся с дивана Рожнов. Его босые ноги прошлепали в туалет.
Бородин продолжал нести в трубку свой любовный бред. Наташа слушала его в полусне и отвечала:
— Да. Я понимаю. Хорошо. Да.
Потом долго не могла уснуть. Рожнов в соседней комнате тоже не спал. Смотрел видео, курил. Но в спальню не зашел и ни о чем не спросил. Утром он поднялся рано и ушел устраиваться на работу.
