— Голубая, подернутая дымкой линия, которая когтем тянется на север и виднеется сразу за лесом, — это и есть начало топей…

Смргол, паривший рядом с Джимом, замолчал сразу же, как только они вышли из восходящего термала; для того, чтобы перебраться в другой поток, им пришлось изрядно поработать крыльями. Здесь преобладали встречные ветры.

Джим подметил у старого дракона привычку замолкать всякий раз, когда тому приходилось прилагать серьезное физическое усилие, что придавало информации, которой Смргол с готовностью делился, некую фрагментарную пикантность.

— …В наши дни в топях ничего значительного уже не происходит, — продолжал Смргол, как только они, поймав следующий восходящий термал, начали затяжное плавное снижение в сторону смутно виднеющихся болот. — Твои соплеменники, разумеется, интересуются жизнью водяных драконов, ведь они наши дальние родственники, Горбаш. Среди них ты несомненно отыщешь братьев и сестер в пятнадцатом или шестнадцатом колене, хотя те и забыли давным-давно о родстве. Мы и раньше не очень-то много общались с этими мелкотелыми, ну а после наведенной на всех нас порчи контакты полностью оборвались.

Смргол замолчал и откашлялся.

— И с тех пор мы живем порознь. Где среди болот и воды сыщется приличная сухая пещера? И питаются они, должно быть, в основном рыбой, что и неудивительно. Разве что попадется редкий сандмирк, морская ящерица или случайно отбившийся от выводка цыпленок. На краю болот живут полуразорившиеся фермеры, на владения которых изредка и нападают изголодавшиеся водяные драконы. Но фермеры не менее серьезно пострадали от порчи, и все взращенное ими уродливо и недостойно желудка здоровых драконов вроде нас с тобой. Я слышал сплетни, что некоторые наши родичи из числа водяных драконов пали так низко, что существуют за счет объедков с огородов. Слыхано ли, чтобы кто-нибудь из нас питался капустой? Капуста! Невероятно…

Еще раз им пришлось поработать крыльями и войти в следующий термал. Перейдя на планирующий полет, Смргол заговорил снова, но Джиму стало ясно, что пожилой дракон окончательно выдохся.

— Вот, пожалуй, и все… Горбаш… — сказал он. — Я рассказал тебе все. Не… горячись, мой мальчик… Пусть естественная… ярость дракона не затмит рассудка и не погубит тебя… Старайся. Пожалуй, я поверну обратно.

— Да, — согласился Джим. — Так будет лучше. Спасибо за добрый совет.

— Не надо благодарностей… мой мальчик. Это все, чем я могу помочь… Прощай…

— Прощай.

Джим наблюдал, как Смргол, перейдя в пике и развернувшись на сто восемьдесят градусов, поймал нижний термал и попутный ветер с моря. Смргол быстро исчез из вида, и Джим полностью переключил внимание на пространство, лежавшее перед ним.

Лес с пригорками и опушками, в котором жил Каролинус, сменился монотонными пустошами, редкими деревьями да бедняцкими лачугами, выстроенными из сухих ветвей и стволов деревьев, чем придется связанных между собой. На крыши хижин были навалены охапки соломы и травы.

Завидев летящего Джима, обитатели хижин сразу же бросались в убежища. Явно отказавшиеся от традиционной одежды, они были закутаны в шкуры и на первый взгляд не выглядели привлекательными.

Однако, чем дальше летел Джим, тем реже встречались поселения, пока наконец не исчезли вовсе. Пустошь заканчивалась, и приближался указанный Смрголом лес — не хвойный, как вокруг Звенящей Воды, а лиственный, из дубовых и ивовых зарослей.

Листва уже опала, что было странно для нынешнего времени года. Искореженные, кривые ветви низкорослых деревьев придавали лесу зловещий оттенок. Создавалось впечатление, что любое живое существо, забредшее сюда, будет перемолото и съедено лесом. Искорка самодовольства вспыхнула в Джиме при мысли, что он может безопасно парить в поднебесьи.

Опьянение полетом вновь улучшило его самочувствие, и он почти забыл обо всех своих неприятностях. Джим не имел ни малейшего представления о том, что ждало его впереди, но неизвестность ни в коей мере не отразилась на жизнерадостном расположении духа. Он жаждал лететь прямо к Башне Ненависти, но помнил, что Каролинус отговорил его от такого поступка.

Однако в данный момент он летел точно по направлению к Башне — причем по настоянию того же Каролинуса. Неважно, какими причинами руководствовался волшебник, главное — у Джима сложилось осознанное ощущение правильности собственных действий.

Джим подлетел к кромке леса, за которым начиналось зеленое неистовство болот, уходящих к горизонту и сливающихся с туманной темно-синей линией моря. Болота занимали все видимое пространство: девственно-чистые холмики опалесцирующего мха, островки свеже-бурой земли, мелкие, как разбросанные блестящие стеклышки, озерца. Болота простирались во все стороны, лишь у самого горизонта ограничиваясь морем.

Телескопическим зрением драконьих глаз Джим обшарил всю поверхность болот, но строения, которое могло бы оказаться Башней Ненависти, не обнаружил. Встречный бриз резко оборвался, однако новый попутный ветерок легко подталкивал его в спину. Он расправил крылья, поймал воздушный поток и медленно, под небольшим углом, начал спускаться вниз, как бы скользя по невидимой волшебной поверхности. Болота приближались: мшистая, с сочной густой травой земля, разрезанная протоками с голубой водой на островки, задушенные кольцом мелких заливчиков и запруд, заросших водорослями и камышом.

Стайка водоплавающей дичи легкой струйкой дыма подымалась с одного озерца — шлейф неспешно растягивался на несколько сот футов и медленно оседал на соседнем озере. Крики птиц, приглушенные расстоянием, слабо доносились до сверхчувствительных ушей Джима.

А с запада, начиная нависать над прибрежной линией, собирались тяжелые тучи.

Продолжая полет над тихой стоячей водой и мягкими травами, Джим вдыхал принесенные издалека запахи моря. Он с беспокойством поглядывал на заходящее солнце, край которого начинал вязнуть в черных облаках. Скоро наступит темнота. Он был голоден и не имел ни малейшего представления о том, что будет делать, когда наступит ночь. Продолжать полет небезопасно — малоприятно врезаться в землю из-за полной потери ориентации. Столь же неприятно спикировать в озеро или залив. Он может приземлиться и дальше идти пешком, но тогда появится вероятность завязнуть в трясине.

Самое разумное решение — хотя подобная перспектива была безрадостной — заночевать после захода солнца на одном из островков. Но если кто-нибудь вознамерится напасть на него, то наверняка застанет Джима врасплох.

Сомнения Джима оборвала очевидная мысль — точнее, напоминание. Он же дракон! А рассуждать продолжает, как человек! Кто в здравом уме и рассудке осмелится напасть на дракона?! Исключение, как Джим успел выяснить, составляют только рыцари в «скорлупе». Станет ли рыцарь в латах разъезжать в темноте по болотам? Но, может, Джиму стоит опасаться другого дракона? Если сведения о водяных драконах, поведанные Смрголом, верны, то единственным драконом, которого следовало опасаться, оставался Брайгх. Но Брайгх совершит большую ошибку, если приблизится сейчас к Джиму, пребывающему в откровенно агрессивном расположении духа.

Джим счел бы за счастье прямо сейчас вцепиться зубами и когтями в этого предателя. Матерая, тяжелая злоба горячим углем распалялась в груди. И как сладостно было это ощущение! Искра раздулась в настоящий пожар — и гнев его был гневом дракона, а не человека. Вероятно, об этом и предупреждал Смргол, советуя не горячиться, не давать воли эмоциям.

Джим попытался успокоиться, но пламя гнева, бушевавшее внутри, было непросто загасить…

Неожиданно удача улыбнулась ему. На одном из крохотных островков он краем глаза выхватил очертания дракона.

Дракон возился с чем-то, лежащим в траве. С такой высоты и под таким углом Джим не мог различить, что это было; идентификация не интересовала его, поскольку самого вида дракона оказалось достаточно, чтобы пламя гнева вспыхнуло во всю мощь.

— Брайгх! — непроизвольно взрычал он.

Подчиняясь рефлексу, он вошел в пике, как истребитель с наведенными на цель пушками.

Атака была проведена достаточно стремительно, чтобы застать врасплох дракона, находившегося внизу. Но, к сожалению, существовало одно естественное препятствие, о котором не подозревал Джим. Даже идущий на снижение легкий самолет с выключенным двигателем производит достаточно шума, чтобы разбудить спящего, а большой дракон — такой, как Горбаш, — встречал не меньшее сопротивление воздуха, чем двухместный самолет. К тому же, дракон внизу явно имел опыт встречи с подобным нарастающим звуком. Не подымая головы, он сделал отчаянный прыжок и кубарем покатился от того места, куда пикировал Джим.

Атакованный дракон еще раз перекувырнулся, сел, взглянул на Джима и принялся визгливо причитать:

— Это несправедливо! Несправедливо! — кричал он неестественно высоким для дракона голосом. — И все потому, что ты крупнее меня! А я сражался целых два часа, и она раз шесть едва не сбежала. Впервые за несколько месяцев на болота забрела еда таких габаритов, и вот… все прахом… и ты, ты отнимаешь мою добычу! Ведь не нужна она такому упитанному и сильному! А я голоден и немощен…

Джим растерянно заморгал. Он посмотрел на дракона, а затем перевел взгляд на существо, лежавшее перед ним в траве, и увидел, что это туша старой, тощей коровы, уже изрядно покусанной и с переломанной шеей. Он осмотрел дракона и впервые осознал, что перед ним сидело изможденное, в половину его собственного размера существо, находящееся на грани смерти от истощения…

— …где ты, удача? — стенал дракон. — Каждый раз, стоит поймать приличную жратву, кто-нибудь моментально отнимает ее. И что остается мне. Одна рыба…

— Замолчи! — рявкнул Джим.

— …рыба, рыба, рыба! Холодная рыба, чья холодная кровь не прибавляет сил моим насквозь промерзшим костям!

— Обожди, говорю! Заткнись! — скомандовал Джим, на полные обороты включив голосовые связки Горбаша.

Драконьи жалобы прекратились моментально, словно он был проигрывателем и кто-то отключил его от блока питания.

— Да, сэр, — смиренно произнес он.

— О чем ты говоришь? — спросил Джим. — Я не собирался отнимать у тебя корову.

— Нет, сэр, — ответил дистрофик и покатился со смеху, показывая, что его нельзя обвинить в отсутствии чувства юмора.

— Да нет же.

— Хе-хе-хе, — заливался коротышка. — Какой же вы шутник, ваша честь!

— Черт побери! Я говорю серьезно! — рявкнул Джим, отходя в сторону от туши. — Ешь! Я принял тебя за другого.

— Не хочу, сэр. Я не голоден. Чистая правда! Я пошутил, что голоден. Чистая правда, что пошутил!

— Обожди, — сказал Джим, крепко беря под уздцы заново разгорающийся гнев. — Как тебя зовут?

— Ну… — промямлил коротышка. — Ну, оно вам неизвестно…

— Назови свое имя!

— Секох, ваше святейшество! — В страхе тявкнул дракон. — Просто Секох. Я ничтожный дракон, ваше высочество. Маленький, ничтожный водяной дракон…

— Только не надо меня убеждать, — хмыкнул Джим. — Верю. Хорошо, Секох, — и он махнул лапой в сторону коровы, — рубай. Она мне не нужна. Но возможно, ты поделишься кой-какой информацией об этой местности, о ее жителях, и укажешь куда лететь, а?

— Ну… — начал увиливать Секох; в течение всего разговора он потихоньку подгребал вперед, но теперь решительно приблизился к туше убитой коровы. — Простите мои манеры, сэр. Я простой водяной дракон… — И он внезапно и жадно набросился на тушу.

Джим наблюдал. Его первым импульсом было сострадание: дать дракону поесть прежде, чем расспрашивать его. Но, сидя и наблюдая, Джим почувствовал активность — и весьма значительную — пробудившегося голода. Его желудок внезапно и громко заурчал. Глядя на разодранную тушу коровы, он пытался убедить себя, что это не пища для цивилизованного человека. Сырое мясо мертвого животного: дохлая плоть, кости, шкура…

— М-м. Да, — сказал Джим, придвигаясь поближе к Секоху и к корове; через минуту он откашлялся: — Выглядит неплохо.

Желудок снова заурчал. Очевидно, тело дракона было лишено человеческой щепетильности, которая нашептывала, что лежащая перед Джимом туша непригодна в пищу…

— Секох?

Секох с неохотой поднял голову и настороженно вгляделся в Джима, не переставая при этом лихорадочно чавкать.

— Э… Секох… Я впервые в этих краях, — признался Джим. — Предполагаю, ты хорошо знаешь местность. Я… А как, как она на вкус, эта корова?

— Отвратительная… М-мм, — морщась, но с полным ртом сообщил Секох. — Жесткая, старая… вонючая. Годная разве что для водяного дракона, как я, но не для…

— Я хотел расспросить о местности…

— Да, ваша честь?

— Думаю… Впрочем, это твоя корова.

— Так обещала ваша честь, — осторожно напомнил Секох.

— Но мне любопытно, — Джим доверительно улыбнулся, — какой у этой коровы вкус? Раньше мне не доводилось пробовать ничего подобного.

— Неужели, сэр?

Из глаза Секоха выкатилась крупная слеза и пала в траву.

— Да, никогда. Можно — если ты не возражаешь — отведать кусочек, а?

По щеке Секоха скатилась вторая слеза.

— Если… если ваша честь того желает, — сдавленно произнес он. — Прошу вас присоединиться к трапезе.

— Благодарю, — сказал Джим.

Он подошел к корове и запустил зубы в лопаточную часть. Ароматная кровь парного мяса струйкой потекла на его язык. Резким движением он вырвал предплечье…

Немного погодя он сидел рядом с Секохом, облизывая кости шершавой верхней поверхностью раздвоенного языка, который больше всего напоминал наждачную бумагу.

— Наелся, Секох? — спросил Джим.

— От пуза, сэр, — ответил водяной дракон, голодным, безумным взглядом озирая обглоданный скелет. — Да простит меня ваша честь, но я ужасно неравнодушен к костному мозгу…

Он схватил берцовую кость и принялся похрустывать ею, как леденцом.

— Завтра выследим корову, и я убью ее, — сообщил Джим. — И ты съешь ее в одиночку.

— Благодарю вас, ваша честь, — Секох принял подношение с вежливым скептицизмом.

— Я обещаю… А теперь расскажи, где находится Башня Ненависти?

— Ч-ч-то? — начал заикаться Секох.

— Башня Ненависти. Башня Ненависти! Знаешь, где она?

— О, да, сэр. Но ваша честь не пойдет туда? Да, ваше святейшество? Я не вправе советовать вашему высочеству, — испуганно запищал Секох.

— Продолжай, — сказал Джим.

— Разве можно сравнивать тщедушного, робкого водяного дракона с вашей честью? Но Презренная Башня — это ужасное место, ваше высочество.

— Презренная Башня?

— Так называют ее у нас на болоте, ваше…

— Насколько ужасное? — оборвал его Джим.

— Это… необъяснимо. — Секох несчастно огляделся вокруг. — Пятьсот лет назад Башня наслала на нас вырождение, а до того мы были такими же, как и остальные драконы. Безусловно, не такими громадными и свирепыми, как вы, сэр. По слухам, Темные Силы были очень быстро усмирены, а Башня разрушена, только какой прок был от того водяным драконам? Все разбежались по домам, бросив нас в новом обличье на произвол судьбы. Говорят, сейчас Башня уже не опасна. Но на вашем месте я ни за что бы не отправился туда. Ни за что, ваше величество.

— Но в чем опасность? — спросил Джим. — Кого следует опасаться? Кто обитает в Башне?

— Не скажу, что там кто-либо живет, — осторожно ответил Секох. — Ваше высочество не сможет запустить в него лапу. Дело в том, что если кто-либо или что-либо, кому туда нет доступа, приближается к Башне, то Башня как-то влияет на них, сэр. Разумеется, туда частенько наведывается всякая нечисть. Но иногда оттуда исходит нечто странное, а совсем недавно…

Секох остановился, сбившись с повествования, и усердно зашарил среди коровьих костей.

— Что недавно?

— Ничего… ничего особенного, ваше превосходительство! — пронзительно взвизгнул Секох. — Ваша достопочтенность не должна слишком много требовать от ничтожного водяного дракона. Мы не блещем умом. Я только… хотел сказать, что с недавних пор Башня стала еще страшнее и грознее. Никто не знает, почему. И мы стараемся держаться от нее подальше!

— Возможно, у тебя разыгралось воображение, — кисло заметил Джим.

Он всегда был скептиком по натуре, и поскольку этот странный мир не всегда следовал нормальному порядку и течению событий — по крайней мере, как он их понимал, — сознание Джима инстинктивно восставало против слепой веры в сверхъестественное — особенно в сверхъестественные ужасы старинных второсортных кинолент.

— Мы знаем то, что знаем, — с необычным упрямством ответил водяной дракон. Он выставил напоказ свою костлявую иссушенную лапу. — Это вот разве воображение?

Джим невразумительно промычал. Только что поглощенный ужин нагонял сон. Серые свинцовые сумерки уходящего дня притупили восприятие. Он чувствовал вялость и апатию.

— Завалюсь-ка я спать, — сообщил он. — Так как мне добраться отсюда до Презренной Башни?

— Пойдете на запад, ваша смелость. Сбиться с пути невозможно.

В последних словах водяного дракона слышалась убедительная дрожь, уже совершенно безразличная сонному Джиму. Он продолжал слушать Секоха, словно сквозь какой-то туман.

— Держитесь Большой Гати. Это широкая полоса твердой земли, тянущаяся миль на пять с востока на запад через болота к морю. Держитесь ее, и выйдете к Башне. Она стоит на высокой скале на краю океана.

— Пять миль… — пробормотал Джим.

Надо ждать рассвета; перспектива обрадовала Джима. Вечерний холодок не тревожил покрытое бронированными пластинками тело, а трава окутывала своей мягкостью.

— Да, пожалуй, я посплю, — пробормотал он. Джим растянулся на траве и, повинуясь драконьему инстинкту, изогнул шею, по-птичьи спрягав голову под крыло. — Спокойной ночи, Секох.

— Как пожелает ваше превосходительство, — робким голосом отозвался водяной дракон. — Я пристроюсь вон там, и если вашему святейшеству понадобятся мои услуги, — только кликните, и я сразу же приду…

Слова стерлись и исчезли. Джим медленно погружался в сон, словно идущий ко дну перегруженный корабль с пробоиной…