Стояло теплое и яркое сентябрьское утро.

Джеймс Эккерт въехал на территорию Ривероук-колледжа и ровно в девять тридцать затормозил перед зданием Стоддард-Холла, на третьем этаже которого сиротливо ютилась небольшая лаборатория Лоренса К. Генсслера.

Как обычно, вместо того, чтобы в данную секунду спускаться к машине Джима, Энджи Фарелл все еще находилась в лаборатории. Она, как всегда, задерживалась. Джим сидел в машине, следил за массивными дверями Стоддард-Холла и тихо злился, тщетно пытаясь побороть внутреннее раздражение.

Но злость Джима была направлена отнюдь не на Энджи. Во всем виноват этот болван Генсслер, который уговорил Энджи участвовать в своем очередном идиотском эксперименте. Джим не сомневался, что все идеи Генсслера — чушь собачья; главное для Лоренса К. — удержать Энджи на работе дольше заранее оговоренного времени.

Вот и сегодня ситуация повторялась. Можно было подумать, что Генсслер пронюхал о планах Энджи и Джима, собиравшихся в это теплое яркое сентябрьское утро отправиться на решающий поиск квартиры… Сами понимаете, трудно оставаться спокойным, когда твоя невеста работает под началом такого типа, как Генсслер. Мало того, что Лоренс К. — один из крупнейших неудачников современности, он, ко всему, неумело, но старательно отодвигает Энджи от Джима, надеясь «забрать» ее себе…

Массивная парадная дверь Стоддард-Холла резко распахнулась, но… вышел коренастый парень с густой рыжей шевелюрой и кустистыми усами. Увидев машину, он сбежал по ступеням и наклонился к открытому окну, одновременно ставя на землю пузатый портфель и здороваясь с Джимом.

— Ждешь Энджи? — спросил он.

— Ты не ошибся, Дэнни, — вздохнул Джим. — Генсслер ни разу вовремя не выпустил ее из своих лап.

— Это в его стиле, — согласился Дэнни Кердак, ассистент с физического факультета; в волейбольной команде колледжа Дэнни с Джимом были единственными игроками класса АА. — Собираешься сгонять и осмотреть трейлер, в котором жила Шерилл?

— Да, если Энджи появится в ближайшие десять минут, — ответил Джим.

— Она появится с минуты на минуту, — заверил Дэнни. — Это точно. Лучше скажи: вы готовы закатиться ко мне сегодня вечером, после игры?

— Морально готовы. А что за причина?

— Ничего особенного. Просто вечеринка. Соберутся ребята из нашей команды — с женами или подружками. Я уже заказал пиццу и пиво…

Звучит заманчиво, — мрачно согласился Джим. — Мы обязательно заглянем к тебе, если не произойдет чего-либо из ряда вон… Например, Шорлз может подбросить срочную работу. В любом случае, спасибо за приглашение.

— Договорились, — Дэнни Кердак выпрямился, подхватив портфель. — Тогда до вечера.

Дэнни развернулся и не спеша удалился, а Джим вновь погрузился в поток тягостных мыслей. Возраст, — внушал он себе, — уже не позволяет терять над собой эмоционального контроля — даже оказавшись в такой ситуации, как в это утро. Даже если у них с Энджи в распоряжении всего два часа на то, чтобы смотаться в трейлер-корт, вернуться обратно, а потом еще успеть перекусить, прежде чем Энджи продолжит «рваный» график работы в лаборатории Генсслера. Он, Джим, обязан помнить, что подобные фрустрации составляют неотъемлемую часть его жизни. Ему, Джиму, еще предстоит научиться жить в окружении и под руководством эгоистичных «шишек» колледжа; научиться жить на жалованье, низкое непропорционально объему выполняемой работы. Конечно, экономическая ситуация в стране вязала Ривероук-колледж по рукам и ногам (впрочем, как и любое другое учебное заведение) до такой степени, что начинало казаться: самое большее, что вы можете сделать со степенью доктора по средневековой истории — использовать официальный документ вместо обычной «неофициальной» тряпочки, чтобы до блеска начистить ботинки перед тем, как идти наниматься «пилотом» зерноуборочного комбайна.

При мысли о бескрайних кукурузных полях Джим резко оборвал малоприятные раздумья, отметив, что не только не обрел душевного спокойствия, а наоборот — впился в старинный руль Оглоеда так, что побелели костяшки пальцев. Оглоед даже не пикнул, с легкостью перенеся пытку. Судьба небольшой автомашины складывалась на редкость удачно, и вам не пришлось бы покривить душой, соглашаясь с владельцем, что десятилетний «фиат» находится в хорошей форме. Впрочем, и сам владелец «фиата» — как и любой другой волейболист класса АА — находился в отличной спортивной форме. Ростом Джим был шести с небольшим футов, но даже профессиональные тяжелоатлеты не дотягивали двадцати, а то и более, до его двухсот десяти фунтов тренированного веса, сумма которого складывалась лишь из костей и мышц.

К большому сожалению, в «центральный компьютер» данной, модификации мотора биохимического сгорания были инстинктивно заложены программы прямого целенаправленного действия. В ситуациях, когда устройству под названием «Джим» бросали открытый вызов, — что происходило, например, на волейбольной площадке — мгновенная ответная реакция была адекватной и эффективной. Но… в обыденной жизни принцип «прямой целенаправленности» не являлся лучшим решением. Поэтому «Джим», как ни старался, был не в силах справиться сам особой.

На счастье, небеса сжалились над ним и послали ему в помощь Энджи, удивительное качество которой состояло в умении добиваться от людей положительных — для себя — результатов. Причем она достигала выбранной цели, не действуя собеседнику на нервы — даже в ситуациях, когда Джим готов был набычиться, засучить рукава и броситься на обидчика, считая, что тот умышленно провоцирует стычку. Кстати, Джиму ни разу не удалось отчетливо подметить, каким образом Энджи удерживает течение беседы в мирных руслах. Единственное, что он разнюхал — она объясняет суть вопроса ровным, доходчивым, дружелюбным голосом. Что бы ни творилось на ваших глазах до появления Энджи, но, стоило ей только появиться и произнести несколько фраз — и люди, с которыми она начинала разговор, по какой-то непонятной причине мгновенно переставали делать то, что противоречило ее словам, и уже через секунду становились стопроцентно ручными — дружелюбными, заботливыми, всепонимающими. Энджи действительно была незаурядна — и внешне, и в общении с людьми; особенно ловко она расправлялась с субъектами, которые вообще не представляли из себя ничего особенного. Надо было видеть, как умело она командует таким типом, как Генсслер. Хотя, что касается рабочего времени в лаборатории Лоренса К., то…

Джим резко вздрогнул, как будто задремал от убаюкивающей бессмысленности течения времени — и вдруг проснулся. Вот и он сам просто сидит здесь, занимаясь пустопорожними размышлениями.

Джим посмотрел на часы: четверть одиннадцатого! Ну что уж слишком! Даже если у Генсслера не хватает ни ума, ни здравого смысла догадаться отпустить Энджи, ей-то этих качеств не занимать. Энджи давно следовало самой встать и уйти.

Джим толчком распахнул дверь со своей стороны и уже начал было вылезать, но тут массивные двери Стоддард-Холла распахнулись, и Энджи сбежала по ступенькам, на ходу натягивая светло-бежевое пальто. Она очень спешила, поэтому карие глаза ее блестели, а щеки порозовели.

— Ага, вот все же и ты, — кисло заметил Джим, усаживаясь обратно в машину.

— Прости, — Энджи быстро забралась в нутро Оглоеда и захлопнула дверцу. — Знаешь, Генсслер по-настоящему взволнован. Он считает, что стоит на самом краю доказательства того, что астральная проекция реальна…

— Какая проекция?

Джим повернул ключ зажигания, Оглоед ожил и отъехал от прямоугольника Стоддард-Холла.

Астральная проекция. Высвобождение духа из плена тела. Отталкиваясь от результатов, которые он уже получил, успешно используя схемы обратной биосвязи и дублируя определенные фазы сна…

— Надеюсь, ты не позволила ему ставить все эти дурацкие эксперименты на тебе? Помнишь, ведь мы договаривались…

— Ради бога, не вмешивайся; по крайней мере, не сейчас… — ответила Энджи, — Я не подопытное животное, а помощник-экспериментатор. Можешь не беспокоиться, он не собирается гипнотизировать меня…

— Но однажды он уже пытался!

Джим вывел Оглоеда с территории колледжа на Вест-стрит, а затем по наклонному въезду вывел «фиат» на Хайвей-файв.

— Вот именно, — попытался. Единственный человек, которому удалось меня загипнотизировать — это ты. Кстати, после того, как тебя научил Генсслер.

— Тем более ты не должна позволять гипнотизировать себя — ни мне, ни Генсслеру, ни… кому другому.

— Конечно, конечно, — спокойно согласилась Энджи. Тихо так согласилась. А главное — перехватив инициативу. Всего пара слов, констатировал Джим, и все его возражения улетучились…

Он глубоко вздохнул и принялся с удивлением вспоминать, из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор? И еще он чувствовал, что провинился, подняв шум из-за сущей ерунды, о которой не то что заводить разговор, а просто упоминать-то вслух не следовало.

— Как бы то ни было, — продолжал он, разгоняя Оглоеда по Хайвей-файв в направлении трейлер-кэмпа, о котором ему по секрету рассказал Дэнни Кердак, — этот трейлер может оказаться той выгодной сделкой, которую приятно заключать: мы сразу же поженимся, а совместное ведение хозяйства позволит сэкономить нам часть денег. И тогда ты бросишь работу у Генсслера, а возможно — и ассистентство на факультете английской литературы.

— Джим, — напомнила Энджи, — тебе известно так же хорошо, как и мне…

— Позволит, — упрямо повторил Джим.

— Или не позволит. Сейчас мы живем в общежитии, что стоит каждому из нас, учитывая низкокалорийную похлебку и двухъярусные кровати в спальнях, по сто двадцать. Любой угол, который мы снимем только для себя, сделает нашу жизнь дороже, а не дешевле. Я даже представить себе не могу более дешевых обедов, чем в студенческой столовой. Поэтому я не брошу работу у Генсслера. Но, самое главное, трейлер на двоих — это действительно то, с чего следует начинать. Даже крохотная квартирка — шаг вперед. Только не надо морочить себе голову насчет дешевизны…

— Но разве нельзя на несколько месяцев отказаться от удобств и жить в походном режиме?

— Все равно нужна какая-то кухонная утварь — в чем готовить, из чего есть. Нужен обеденный стол, за который не стыдно и не противно садиться. И еще нужен письменный стол, за которым мы будем проверять тексты и студенческие работы. Нужно по край-, ней мере четыре стула, потому что два ты тут же займешь под книги и тетради. И еще нам нужен, на крайний случай, хотя бы матрац, на котором можно спать, и что-то вроде комода для одежды…

— В таком случае, я возьму сверхурочную работу.

— Нет, не возьмешь. А вот я прекращу работу над своими тезисами. Почему? Потому что ты обязан заваливать академические журналы статьями до тех пор, пока тебя не начнут печатать. И уж тогда Шорлз уберет тебя подальше от работы с нерадивыми студентами.

— Черт возьми, — охнул Джим, — временами мне кажется, что я никогда, нигде и ничего не напечатаю.

— Даже и не думай выкрутиться! — на секунду голос Энджи прозвучал грозно и с убедительной настойчивостью.

— Я имел в виду совсем другое, — пристыженно заспорил Джим. — Знаешь, последняя статья ложилась на бумагу просто здорово, и если бы мне не пришлось ее отложить и отправиться сегодня утром на занятия:..

Профессор Тибальт Шорлз, «глава» исторического факультета, проявлял откровенное недовольство, когда его ассистенты пропускали занятия, которые он проводил лично. Джиму эти выверты начальства не нравились, поскольку всегда оказывались ненужным довеском к постоянной ежедневной работе: проверке и корректировке текстов, с которыми работали студенты, а также подготовке рекомендаций и ссылок на книги по данному курсу — и так далее, и тому подобное… Нелепая прихоть упрямца-шефа добавляла к ненормированному рабочему времени Джима лишние шесть часов в неделю, но ни цента к его ста семидесяти пяти долларам в месяц.

— Он что-нибудь сказал? — спросила Энджи. — Или ты опять не решился спросить его о ставке преподавателя?

— Он был явно не в духе.

— Он? Или ты?

Джим растерянно заморгал. В прошлом году в Чикаго, во время работы Ассоциации историков, Шорлз долго и подробно беседовал с Джимом и пообещал ему быстрое получение должности преподавателя на возглавляемом Шорлзом историческом факультете Ривероук-колледжа. Ориентируясь на данную перспективу, Энджи, в свою очередь, предприняла ряд шагов и на радость обоим — себе и Джиму — получила место ассистента с правом преподавания на факультете английской литературы. Она получила это место, хотя еще только работала над диссертацией. Джим опередил Энджи на три года, защитившись в Мичиганском университете, где они и познакомились, еще будучи старшекурсниками.

Учитывая, что оба они получили работу в одном академическом учебном заведении, их будущее было практически заказано. Но, когда они прибыли в Ривероук-колледж, Шорлз разбил их радужные планы новостью, что из-за неожиданно возникших финансовых трудностей Джим не сможет получить должности преподавателя — по крайней мере до начала весеннего семестра. В то же время ставка преподавателя на факультете оставалась вакантной и по сей день…

Проведя на новом месте пару недель, Джим выяснил истинную природу «бюджетных» трудностей Шорлза. Исторический факультет Ривероук-колледжа (впрочем, как и любое другое академическое учебное заведение) представлял из себя мишень, которую до состояния дуршлага изрешетили из разнокалиберных интригометов. Две равноценные по силам фракции на факультете противостояли одна другой буквально по любому вопросу. Шорлз, не примкнув ни к одной из враждующих сторон, за четыре года научился ловко подсуживать по очереди обеим командам.

Совершенно очевидно, что Джим, получи он ставку преподавателя, мог вызвать перегруппировку сил, то есть перевернуть лодку, которая перво-наперво утопит самого Шорлза.

Краеугольным камнем в процессе конфронтации, как вскоре прояснил для себя Джим, являлся заместитель Шорлза — профессор Теодор Н. Джеллами. Одна из команд поддерживала последнего, поскольку Джеллами всегда и все говорил начистоту и прямо в глаза собеседнику. Вторая команда всячески протестовала против человека, который постоянно ходил в замшевой куртке и признавал лишь один вид транспорта — мотоцикл. Ходили слухи, что Джеллами всерьез собирался перед началом весеннего семестра покинуть Ривероук-колледж.

Но — не более, чем слухи. И все же, для собственной безопасности Шорлзу не следовало включать в игру нового человека, тем более — молодого и ретивого, а значили непредсказуемого…

— Извини, Энджи, — с искренним раскаянием произнес Джим. — Я вынужден сидеть на его занятиях битый час, бездельничая, но делая вид, что заинтересован его байками. Понимаешь, я ни на секунду не забываю о том, как он с нами обошелся, и поэтому, когда звучит звонок, даже не смею подойти к нему, чтобы заговорить. Боюсь, если он мне откажет, я попросту выбью ему все зубы.

Недолгая, но очень холодная пауза повисла внутри мчащейся вперед машины; потом Джим всмотрелся сквозь лобовое стекло в какую-то очень далекую точку и постепенно почувствовал, что впившиеся в руль пальцы ослабили хватку.

— Брось, все нормально, — подбодрила его Энджи. — Если ты чувствуешь себя именно так, то поступаешь совершенно правильно. Как-нибудь ты отловишь его в спокойной обстановке, чтобы обсудить все вопросы…

Некоторое время они ехали молча.

— Кажется, здесь, — Джим кивнул вправо, чуть в сторону от дороги.