Apxиепископ Гелиопольский Геннадий АРАБАДЖОГЛУ (Константинополь, Фанар). ГЛАВНЫЕ ДОГМАТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ, ОТНОСЯЩИЕСЯ К СОЕДИНЕНИЮ ЦЕРКВЕЙ
Около десяти лет тому назад, в статье, появившейся на французском языке в и озаглавленной: «Соединение или сближение христианских церквей», я писал — «Полное и совершенно внутреннее единение между христианами различных вероисповеданий может быть, как нам кажется, достигнуто только тогда, когда эти христиане признают одни и те же основные принципы христианской веры» (стр. 33). С тем большим правом это можно сказать о каноническом и органическом воссоединении церквей, которое предполагает в качестве условия sine qua non тождество верований во всех важнейших пунктах, иначе говоря их догматическое единство. Поэтому прежде чем приступить к делу соединения церквей юридически, различные христианские исповедания должны сообща исследовать свои основные догматические расхождения; они должны без всякой предвзятости искать путей для соглашения в вопросах веры и таким образом устранить существующие религиозные перегородки, догматические и церковные, которые их разделяют и делают их чуждыми друг другу.
Следовательно, с православной точки зрения перед нами прежде всего ставится задача принципиальная: согласие церквей в вопросах веры есть необходимый и единственный путь, который может нас привести к единой нераздельной церкви первых восьми веков, к истинному соединению церквей.
Без этого предварительного условия у нас могут быть конгрессы, называемые христианскими, или конференции, называемые интерконфессиональными, но не будет истинных вселенских христианских соборов (экуменических), в том смысле, как этот термин понимался в эпоху семи вселенских соборов и как он сохраняется до известной степени и теперь для обозначения аналогичных церковных собраний православных. Христианские конференции нашего времени — это собрания инакомыслящих христиан, которые исповедуют различные христианские учения и принадлежат к различным вероисповеданиям. Члены каждого такого исповедания считают именно его христианским. Конференции эти собираются для обмена мыслями, для обсуждения религиозных, церковных и общественных дел. С точки зрения православных мало чем отличается и по своему составу и по своей религиозной ценности от различных мирских политических, научных и других собраний и это независимо от достигнутых практических или теоретических результатов. На это мне могут возразить, что все эти христианские собрания не что иное, как переходная и подготовительная ступень, а ни в коем случае не официальный шаг. Но не забудьте, что я здесь говорю о церковной и религиозной ценности таких собраний.
Совершенно иное дело, если имеется согласие во всех главных догматических положениях, единство веры, — в этом случае собрание христиан становится ipso iure священным собрание, собором, к которому могут быть отнесены слова св. Кирилла Александрийского, сказанные об отцах церкви первого Никейского собора: «Когда отцы церкви произносили непогрешимые определения веры, то говорили они благодатью Духа Святого, вдохновляющего их. Ибо согласно словам Спасителя, не они говорили, но Дух Бога и Отца глаголил в них».
Без предварительного догматического согласия невозможно церковное единение членов и групп различных существующих ныне вероисповеданий — а таковых легион, — невозможно свободное и успешное сотрудничество различных христианских церквей с церковью православной, не смущаемое религиозным или каноническим разногласием; одним словом, — без него каноническое соединение остается навсегда абсолютной невозможностью. Св. Иоанн Златоуст, один из наиболее верных выразителей православного духа сказал: «Единение существует только тогда, если мы все исповедуем одну и ту же веру». И что бы ни говорили другие, без единства веры не будет столь желанного соединения церквей, будет только церковный хаос. Уже не раз предлагалось каноническое и органическое соединение без единства догматического. Такого рода соединение основывается на том, чтоб рядом друг с другом оставлять сааме противоположные доктрины, не стремясь ни изменить, ни примирить их, и предоставляя каждому свободу выбора. В Вышеупомянутой брошюре я писал (стр. 28): «в середине XVII в. немецкий богослов, Каликст, имевший большое влияние в свое время, учил, что ни одна из трех церквей — православная, католическая и протестантская — не могут себя считать непогрешимыми и не нуждающимися в реформах». Такого рода мысли, добавлю я, и теперь вдохновляют многих духовных лиц в Англии и в особенности в Америке. Они требуют соединения и даже слияния церквей, без того, чтобы какая-нибудь из них могла вмешиваться путем ли убеждения, или другим каким путем, в область догматического учения другой. Такого рода общение (Ibid 31) не старается добиться органического слияния, но просто оставляет рядом различные доктрины, ни в чем их не изменяя. Такого рода соединение мы называем «неорганическим». В сущности, это не что иное, как теория «complementariness» некоторых англиканских богословов. Применение такой системы привело бы не к внутреннему духовному сближению и соединению церквей, но разложению и хаосу. Конечно, когда дело касается какого-либо коммерческого, политического или социального вопроса, то возможно достигнуть единения сторон , возможно согласовать различные доктрины и системы, насколько это требуется совместной работой, без того, чтобы различные системы, партии или лица приносили в жертву свои основные принципы. Но церковь Христова, хотя она тоже имеет человеческую сторону, не может отождествляться с чисто человеческими убеждениями; иначе она не может рассматриваться, как богоустановленная. Поэтому единение должно носить совершенно иной характер. Ему необходимо должно предшествовать единство веры, единство догматическое, дабы все было едино (Иоанн, 17, 21). В отчете делегации Вселенской Константинопольской Патриархии , посланной на конференцию в Lambeth в 1920 г., между прочим, мы читаем следующие слова: «Во время нашего пребывания в Англии мы убедились, как и раньше были убеждены, что чрезмерная широта, веротерпимость и снисходительность, выраженные (православными) по поводу инославных догматических убеждений и общения в таинствах, без предварительного соглашения и объединения в догме и учении, не могут привести к верному и спасительному соединению церквей».
Святейший Синод той же патриархии в письме, обращенном к богемским христианам в 1452 г. (18 января, XV указание), желающим присоединиться к Константинопольской церкви, выразился следующим образом: «Да сподобит вас Господь прославлять Его с нами едиными устами и единым сердцем, признавая те же догматы и те же нравы, в дому той же церкви во веки веков».
Таким образом мы видим , что для православной церкви первая задача, задача первенствующей важности для соединения церквей это необходимость единства в вере. Какая же с этой стороны главные конкретные догматические затруднения являются серьезным препятствием для соединения церквей?.
Субъективное усвоение дела спасения, объективно совершенного Иисусом Христом, дает ключ к догматическим разногласиям между православной церковью с одной стороны и всеми другими церквами, в особенности церквами протестантскими, с другой.
Для православных церковь есть божественное установление, в котором продолжается субъективное усвоение даров, исходящих из Жертвы Крестной. Следовательно на церковь как на «конкретное проявление христианства», надо смотреть, как на «воплощенное Слово Божие». В этом смысле церковь не менее чем сам Иисус Христос выражает дело искупления. Св. Иоанн Златоуст говорит: «через церковь (воплощенное Слово) тайна божественного произволения стала нам известна, тайна, сокрытая даже от ангелов».
Почти все догматические вопросы, относящиеся к соединению церквей, могут быть разрешаемы как вытекающие из понятия церкви. Исследуем поэтому что такое Церковь —
a. в ее строго богословском значении;
b. в ее отношении к Иерархии (Священству);
c. как установление, хранящее божественную благодать, освящающую верных посредством таинства;
d. как хранительницу откровения в его двояком содержании: священного писания и священного предания.
a. Все христианские вероисповедания признают божественное установление церкви, но не все одинаково мыслят о ее природе и ее свойствах. Именно в этом вопросе мы продолжаем и впредь видеть, как и раньше видели, пропасть, отделяющую православную церковь от других церквей, особенно от церквей протестантских. Во время совещания World Conference on Faith and Order созванного в Лозанне в августе 1927 г., делегация православных церквей заявила определенно, что она не может принять две главы отчета комиссии, названной ad hoc «Природа церкви и общее исповедание веры».
Православные смотрят на церковь, как на Богом установленное общество, как на «Тело Христово», как на общество, состоящее из верных, соединенных исповеданием единой веры, участием в одних и тех же таинствах, подчинением единой иерархии. Мы уже говорили, что церковь в качестве Тела Христова неразрывно связана с тайной искупления и святой Евхаристией. Непрерываемое действие тайны искупления в царстве божественной благодати есть не что иное, как дело воинствующей церкви. Тайна церкви, мистического Тела Христова, есть продолжение тайны Христа Богочеловека.
В этом определении церковь представляется, как органическое тело, обладающее видимыми составными частями. Эти части суть: 1. Сам ее Основатель Воплощенное Слово, как историческое лицо; 2. верные, в качестве ее членов; 3. иерархия; 4. ощущаемое действие таинств; 5. единый символ веры, как внешнее выражение общей веры, ибо «сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению» (Рим. X, 10). Следовательно церковь есть обитель спасения, потому что она есть «столп и утверждение истины» (1 Тим. III, 15). Св. Ириней учит, что только церковь обладает полнотою истины, обладает ею непрестанно и проповедует ее непрерывно. Ею руководит Дух святой, и Она обладает божественным авторитетом. Следовательно, только у нее надо искать истину. Св. Киприан говоря о том же пишет: «ubi Ecclesia, ibi est spirilus Dei, ubi spiritus Dei illie Ecclesia et Domini gratia... nec perveniet ad Christi praemia qui relinquit Ecclesiam Christi; alienus est, profanus est, hostis est». Ориген настаивает на том, что желающий спастись, необходимо должен быть членом церкви. Церковь же может включать не только праведников, но и грешников: «Si qui ergo salvari vult veniet in hanc domum... Nemo ergo sibi persuadet, nemo semetipsum decipiat: extra hanc domum, id est extra Ecclesiam nemo salvatur».
Святой Иоанн Златоуст учил о церкви следующим образом: «Церковь спасение наше, ибо в ней обитает Дух Святой, который направит нас ко всякой истине». «Отделенные от этого тела, невидимый глава которого есть Иисус Христос, мы удаляемся и от братьев наших». «Поэтому если мы хотим услаждаться Духом, исходящим от Главы (Христа), то будем вместе» .
Этому православному понятию Церкви, согласно которому она содержит в себе сокровища благодати и истины, согласно которому она обладает единством, святостью, вселенскостью, кафоличностью и апостольством — обладает богоустановленной иерархией и непогрешимым авторитетом, без чего она не могла бы существовать — этому понятию противопоставляется протестантское понятие Церкви.
С протестантской точки зрения церковь есть общение святых, без всякой иерархии или авторитета. Она: «Socieetas fidei et spiriti Sancti in cordibus» (Apol. 144). Атрибуты, по которым можно узнать эту Церковь, суть: чистота евангельской проповеди и верности в совершении таинств (Conf. Aug. n. 7). Согласно протестантскому учению каждый христианин сам совершает свое спасение единственно верою, не нуждаясь для этого ни в каких посредниках. Это привело к расцвету индивидуализма и создало главное препятствие к соединению церквей. Без авторитета нет единства, а без единства побеждает хаос и смешение. Протестантский богослов Мартенсон писал: «Свободное развитие, которое остается законом бытия Церкви, — это оно влечет за собою возможность столь различного и даже противоречивого понимания событий. Покуда будет продолжаться это свободное развитие, возможно будет спорить о том, где находится истинная церковь, причем ни одна из спорящих сторон не сможет дать решающего доказательства».
Теория протестантов, создающих невидимую идеальную церковь, нанесла тяжелый удар тому понятию церкви, которое было принято и развито отцами церкви. В вышеприведенной статье своей я писал (стр. 20): «Уничтожив всякий внешний авторитет, протестантизм тем самым изъял из христианской религии всякий элемент соборности; он превратил ее в индивидуальную религию, в церковь, которая уже не есть έϰϰλησία (собрание многих)». Характерные слова матери регента: каждый творит себе свою идеальную религию» — очень подходят к протестантизму. «Нет ничего более протестантского» — сказал Брюнетиер в своем труде, «Discours de combat, utilization du positivisme» (р. 187). И если протестантизм, добавлю я, еще существует как церковь, то это только оттого, что его последователи не делают из системы протестантизма всех прямых и естественных выводов. Красноречивым подтверждением нашего тезиса является заглавие одной статьи, появившейся в журнале Neue Kirchliche Zeitschrift. Вот это заглавие: «Die Heilmittel der luterischen Kirche gegen den unkirchlichen vismus unserer Zeit». «Целебные средства Лютеранской Церкви против не-церковного субъективизма наших дней».
Но, дело соединения парализуется рационализмом и крайним субъективизмом протестантов, оно с другой стороны удушается обособленностью и абсолютизмом Римской церкви. В настоящее время система папизма возведена в догмат. Следовательно, здесь мы встречаемся с догматическим расхождением, с одной из главных преград к соединению нашей церкви с церковью Римской. Но к этому мы еще вернемся позже.
b. Давая православное определение церкви, мы упомянули об иерархии, как об одной из существенных составных частей этого божественного установления. Нельзя себе представить церковь без священства (иерархии). Св. Игнатий Антиохийский считал священство необходимой частью церкви как Тела Христова. Он говорит: «Без них (епископа, священника, диакона) нельзя говорить о церкви».
Св. Киприан в своем LXIX послании приводит следующие характерные слова: « Знай, что епископ в церкви, и церковь в епископе».
По слову Св. Иоанна Златоуста, этого истинного истолкователя Православия, « священник есть посредник между Богом и человеческой природой». «Если бы Бог не действовал через него (священника), ты не получил бы крещения, ты не участвовал бы в святом причащении, ты не получил бы благословения, и следовательно, ты не был бы христианином».
Лица, облеченные священнической властью, продолжают дело Спасителя в качестве его преемников. Бог не хотел оставлять христиан как бы покинутыми. В одном из своих творений знаменитый Константинопольский патриарх особенно подчеркивает тесную связь существующую между иерархией (священством) и двумя главными таинствами: крещением и Евхаристией: «Так как никто не может войти в царствие небесное, не родившись снова водою и Духом, и так как всякий не ядущий Тела и не пьющий Крови Господа Нашего Иисуса Христа будет извержен из жизни вечной; и так как все сие может твориться лишь святыми руками священника, — то каким образом можно было бы без них (без рук священника) избегнуть геенны огненной, или получить венец уготовленный нам?».
Из всего сказанного нами о православном понятии священства становится ясным: что священство есть божественное установление, что оно составляет неотъемлемую часть общего понятия церкви; что же касается того лица. Которое удостаивается этой сверхъестественной чести, то оно получает ее от Бога посредством наложения рук епископа, т. е. через таинство хоротонии. То же самое мы читаем в исповедании веры Могилы (quest. A. 109) и в исповедании веры Доссифея (definit. 10).
Не трудно, следовательно, убедится в громадной разнице существующей между православным и протестантским и даже англиканским понятием церкви. Царское священство протестантов их разделение священнического достоинства на две части: на пастырство и священство, из которых первое принадлежит всем верным и проистекает от Бога, тогда как второе даруется лишь некоторым посредством выборов jure humani — все это не имеет ничего общего с православным священством. Когда захотят серьезно к соединению церквей протестантских с церковью православной, здесь окажется громадный пробел, который придется заполнить.
Но в том же вопросе мы встречаемся с большим затруднением при соединении католической церкви с православной. Дело касается церковного и религиозного положения папы. Сверх тех трех степеней священства — епископ, священник, диакон — признанных православной церковью как божественное установление, католическая церковь признает еще четвертую, высшую степень, которой подвластны все другие: это папское достоинство, претендующее на божественное установление и на догмат непогрешимости. Знаменитый Эд. Деллингер говорил на своих известных лекциях в Мюнхене, что главным камнем преткновения для соединения церквей будет папство в его ультрамонтанской форме, иначе говоря, абсолютное владычество епископ Римского. Критопуло пишет в своем исповедании веры: «Никогда вселенская (кафолическая) церковь не считала, что человек смертный и обремененный многочисленными грехами может назвать себя главою церкви. Наша церковь учит, что видимый глава каждой отдельной церкви это ее епископ, а видимый глава единой вселенской церкви это собор епископов.
c. Излагая православное понятие о церкви, мы упомянули о «святости» ее. Мы верим в святую соборную (кафолическую) и апостольскую церковь. Церковь освящает своих членов Духом Святым, который оживотворяет ее и руководит ею. Она сокровищница благодати, сообщаемым верным посредством таинств. Благодать и ее действие для спасения верных, отношение ее к человеческой свободе, участвующей или не участвующей в деле спасения, — все эти спорные догматические вопросы, приводящие к догматической розни между различными церквами, являются препятствиями для соединения церквей, и притом такими, которые порою кажутся непреодолимыми.
Православная Церковь признает, что для спасения человека необходимо воздействие божественной благодати: она учит, что природный человек сам по себе не может стать достойным божественной благодати, и только благодатное воздействие Того, «который хочет, чтобы все спаслись и в разум истины пришли», может пробудить человека и заставить его искать спасения. Но с другой стороны наша Церковь не умаляет участия человека в спасении: человек остается свободным принять или отринуть благодать, этот дар предложенный ему Богом. Досифей пишет: «Мы так учим о свободе выбора: просвещающая нас божественная благодать (мы также называем ее предшествующей) дарована нам божественным и сверхъестественным действием слова Божия». Я считаю, что во все этих вопросах можно было бы придти к соглашению без особых затруднений.
Божественная благодать сообщается верным также и посредством таинств. Я назову здесь лишь три самых важных: крещение, Евхаристию и священство. Должен тут оговорится, что к несчастью все христианские церкви разно смотрят и на природу таинств и на способ их совершения, и на число их. С православной точки зрения, таинства суть установленные Богом священные действия, имеющие видимую и ощутительную форму, и сообщающие верным спасительную божественную силу, иначе говоря, божественную благодать. Досифей говорит: «Таинства содержат в себе природный и сверхприродный элемент; они не являются простыми знаками божественных обетований. Если бы это было так, то не было бы никакой разницы между ними и обрезанием; что может быть более жалким, нежели это?».
Мы, напротив, исповедуем, что таинства являются для посвященных действительными и необходимыми орудиями благодати.
Что касается протестантов, в особенности реформаторов и других рационалистических сект, то для них таинства являются лишь знаками божественных обетований, стоящими ниже по своему значению, нежели Слово Божие; или — всего только «благочестивыми обрядами, сохранившимися из уважения к древности». В силу порядка идей, которому мы здесь следуем, понятие о таинствах и мнение об их природе будет зависеть от понятия Церкви в каждом вероисповедании или у каждого христианина. Поэтому определение понятия «церкви» укажет нам и степень необходимости таинств.
Что касается отношений, существующими между таинствами и священнослужителями, совершающими их, то православная церковь учит, что «все во власти Божьей». Св. Иоанн Златоуст говорит: «Не было бы ни крещения, ни Тела Христова, ни просфор, совершаемых ими (священниками), если бы благодать всегда зависела от их личного совершенства».
И все же, твердое намерение священника совершить таинство является необходимым условием его действительности, ибо иначе человек, облеченный достоинством священства, был бы обращен в неодушевленное орудие, в машину, а это было бы недостойно величия священных действий, опирающихся на божественное установление.
Мы уже говорили о тесной связи, которая, согласно мнению Святого Иоанна Златоуста и всей православной Церкви, существует между священством с одной стороны, и крещение и Евхаристией, с другой. Эти два таинства столь тесно связанные со священством, обладают исключительной важностью для основания и существования христианской церкви. В вышеприведенном труде я писал: «Если два первых таинства (крещение и Евхаристия) входят в состав самой сущности христианства, то и третье — рукоположение, является необходимым его элементом». Так как я уже выше говорил о таинстве рукоположения, то здесь ограничусь разбором лишь двух других таинств, крещения и Евхаристии, которые так часто были предметом споров и борьбы между богословами различных церквей, особенно после великой реформы. Если бы удалось добиться различных христианских церквей по вопросу о природе и действии этих двух таинств, то догматическое сближение и дело соединения церквей было бы значительно облегчено.
В малом катехизисе Лютера мы читаем, что крещение состоит в мистическом соединении воды и божественного слова. Это соединение дает силу производить очищение грехов и второе рождение. Цвингли видит в крещении прежде всего ритуал, вводящий в церковное общение и являющийся символом благодати; крещение указывает на благодать, но оно не сообщает благодати. Кальвин учит, что это таинство есть залог, печать и обетование возрождения, обещанного верующим. Квакеры верные своему принципу отбрасывать все внешние знаки и действия, не совершают внешнего ритуала крещения. Крайние либералы (рационалисты) признают за ними лишь педагогическое значение.
Мы уже говорили, что протестанты, согласно своему учению о состоянии природного человека после грехопадения и об оправдании верою, расходятся с православными в оценке сверхъестественных последствий и плодов этого таинства, называемого по-гречески λόυτρόν παλιγγενεσίας (баня возрождения).
Св. Иоанн Златоуст говорит: «Велика сила крещения, преображающая того, кто вкусил от сего дара Духа Святого, и как бы не позволяющая человеку оставаться только человеком».
Анализируя мысль великого Константинопольского Патриарха, мы усматриваем двойное действие крещения: отрицательное и положительное. Первое состоит в том, что крещение аннулирует состояние первородного греха, а также личные грехи, снимая вину с человека, и, так сказать, уничтожая тело греховное. Второе действие сообщает крещаемому дары усыновления: «Вы приняли Духа усыновления, Которым взывает Авва Отче» (Рим. VIII, 15), и духа жизни вечной, оживляющего душу и укрепляющего веру в Бога, надежду и любовь.
В своем исповедании веры Досифей утверждает: «Плоды крещения суть: 1) прощение первородного греха и грехов совершенных самим крещаемым; 2) избавление от вечных мук, присужденных ему в силу первородного греха и личных прегрешений против правды божественной и, в 3) крещение дарует бессмертие; нельзя утверждать, что какие-либо грехи остаются без прощения; даже грехи, совершенные до крещения, теряют свою силу».
Протестанты же, придерживаясь своего учения об оправдании верою, считают, что крещение не уничтожает самой сущности первородного греха, совершенного Адамом; крещение лишь снимает вину человека перед Богом, вину, которая лежит на нем, как в силу первородного греха, так и в силу своих личных грехов. Но сущность греха остается: это похоть. Таким образом получается, что крещение не имеет силы сделать человека святым и праведным перед Богом.
Несмотря на все разногласия в чрезвычайно важных вопросах веры, все же существует много догматических точек соприкосновения между учением православной церкви, с одной стороны, и учением церквей католической, англиканской и протестантской, с другой. Поэтому наша церковь и признает действительность протестантского крещения (кальвинистов и лютеран). В самом деле, истинное крещение есть то, которое совершается во имя Отца и Сыны и Святого Духа; а потому не трудно будет, как мы надеемся, придти к соглашению по поводу вышеупомянутых догматических разногласий относительно крещения. Святой Иоанн Дамаскин пишет:
«Крестится надлежит, по слову Господа Нашего, во имя Отца и Сына и Святого Духа, восприняв исповедание, относящееся к Отцу и Сыну и Святому Духу».
Но главное препятствие к соединению церквей всегда происходит от различия системы, принятой протестантскими церквами и отчасти англиканской церковью — в своих религиозных и церковных убеждениях. Вся настоящая статья посвящена этим различиям. Они выступают с очевидностью и в таинстве святой Евхаристии.
Это — второе таинство, которое также тесно связано со священством и вообще с православным понятием церкви.
Догматическое разногласие в этом вопросе касается двух пунктов: 1) Евхаристии, как таинства, и 2) Евхаристии, как искупительной жертвы.
Православная Церковь в согласии с Римско-Католической, признает реальное присутствие Христа в Святой Евхаристии, превращение хлеба и вина в Плоть и Кровь Иисуса Христа, иначе говоря, утверждает пресуществление, тогда как лютеране отрицают реальное присутствие Господа и признают только «impanatio», духовное присутствие нашего Спасителя (consubstantiation). Кальвинисты же видят в этом таинстве лишь воспоминание о Тайной Вечери (сие творите в Мое воспоминание. Лука XXII, 19). Некоторые англиканские богословы отрицают природу искупительной жертвы в таинстве Евхаристии; но более выдающиеся среди них признали свойство «искупительности» в этом таинстве. К тому же архиепископы англиканской церкви официально и торжественно признали эту православную истину в своем ответе на буллу Папы Льва XIII (1897). Что же касается англиканского учения о «пресуществлении» — оно никогда не было ясно выражено. Впрочем, англикане обычно обнаруживают большую эластичность в обсуждении с другими церквами своих догматических разногласий. Православная Церковь устами Св. Иоанна Дамаскина учит о пресуществлении следующим образом: «Приносимый хлеб, так же, как вино и вода, сверхъестественным образом превращаются посредством призывания и нисхождения Духа Святого в Тело и Кровь Христа; они уже не двое но одно». Ту же мысль выражает Св. Иоанн Златоуст, говоря: «Дары, предстоящие нам, не дело человеческих рук. Тот, Кто создал их на Вечери, Сам действует в них. Один и тот же есть освящающий и пресуществляющий их».
Что же касается принесенной в Евхаристии жертвы, Св. Иоанн Златоуст говорит: «И теперь мы приносим ту же жертву, которая была принесена на Голгофе, и которая никогда не перестает совершаться» . Это продолжение великой Голгофской жертвы и есть то, благодаря чему Церковь никогда не лишена сверхъестественных даров, исходящих от Креста. Исповедание православной веры (Могила, вопрос А 107) говорит: «Это таинство предлагается, как жертва за всех православных, живых и мертвых; жертва, которая не перестанет совершаться до страшного суда». «Таинство Тайной Вечери называется причащением» — читаем мы у св. Иоанна Дамаскина, — «потому что через него мы становимся причастными к божественности Иисуса Христа; Оно также называется приобщением χοινωνία и поистине оно так и есть, ибо через это таинство мы приобщаемся ко Христу, его плоти и Божеству. Этим же таинством мы соединяемся друг с другом; ибо вкушая от одного хлеба, мы все становимся Телом Христовым и членами друг для друга».
Затем следует заключительная мысль этого отца церкви. Имеющая большое значение для православных в вопросе об общении с инославными (проблема интерконфессионализма). Приводим подлинные слова Св. Иоанна: «Мы сделаем все от нас зависящее, чтобы уберечься от приятия причащения из рук еретиков и от дарования им нашего причащения, чтобы не быть участниками в их ложных мнениях и в их осуждении. Ибо если здесь происходит единение со Христом и единение друг с другом, то во всяком случае мы будем соединяться со всеми, причащающимися вместе с нами».
Я привел эти слова Св. Иоанна Златоуста, чтобы с особой отчетливостью показать, какое важное место, с православной точки зрения занимает Святая Евхаристия в деле соединения христианских церквей. Здесь перед нами проблема, чреватая опасными последствиями — особенно для православных.
Однако, для того, чтобы Евхаристия обладала указанными свойствами и действием, необходимо, чтобы ее совершал истинный священнослужитель и, следовательно, в истинной церкви, в которой действует божественная благодать. В такой церкви непогрешимой и руководимой Духом Святым, можно найти истинное объяснение божественного откровения, т. е. священного писания и священного предания. Но в основу протестантской церкви легло свободное толкование библии и отрицание предания; поэтому мы предвидим с этой стороны большие затруднения для соединения протестантской и православной церквей.
Уже Климент Александрийский писал относительно обязательности подчинения православным догмам и считал отвержение церковного предания и следование человеческим мнениям признаком ереси (Col 532). О значении предания и его равноценности с писанием Св. Василий писал: «Говорим ли мы о предании? Ничего большего не ищи. Только двумя способами сохраняются в Церкви догматы и учения: писанным словом и тем, которое дошло до нас через апостольское предание». По словам Св. Иоанна Златоуста: «Апостолы многое (из учения) передали через неписанное предание».
Отцы церкви, собравшиеся на константинопольском Соборе в 869 году, чтобы обличить ересь Фотия, запечатлели в первом каноне следующую истину: Мы объявляем, что желаем сохранить и соблюдать законы, переданные кафолической и апостольской церкви святыми и славными апостолами, или православными соборами, вселенскими и поместными, или даже каким-нибудь отцом церкви, глубоко изучившим богословие и считающимся учителем церкви; ибо Павел, великий апостол, преподал нам сохранять предание, дошедшее до нас путем слова, или писания святых, прославившихся до нас».
Конечно, существуют и другие догматические разногласия, касающиеся подробностей совершения таинств, или других доктрин, как напр., исхождения Святого Духа и т.д. Но смею сказать, повторяя слова Лабрюера: «Все это разновидности, но совместимые» или словами Св. Василия: «Затруднения излечимые».
Этот короткий перечень основных проблем, касающихся соединения церквей, сделанный мною, не вызовет в вас слишком радужных надежд на успех этого великого дела, которым в настоящее время интересуется все человечество. Затруднения лежат не в той или иной доктрине, но в различии всей системы, проводимой каждой церковью. Переменить всю систему, переменить образ мысли, к которому мы привыкли в течение многих веков, не легкое дело, и нельзя этого добиться сегодня или завтра. Но проповедовать истину, указывать на трудности — это уже значит служить в какой-то мере делу соединения. Мы должны вооружиться терпением, если хотим идти к цели. Не забудем, что Предвечный Бог измеряет времена иным мерилом, нежели люди, преходящие поколения. Божественная арифметика не похожа на нашу маленькую человеческую арифметику. «У Господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день» (II Петр, 3, 8). И наступит день Господень, когда все будут едино и все поймут, Иисус Христос — вчера и сегодня и во веки веков; — когда поймут в христианском смирении истинное учение Христа. Но что же нам остается делать, пока соединение церквей еще не осуществлено?
Английский епископ Чарльз Гор на Мировой Конференции августа 1927 года, ответил на этот вопрос следующим образом: «Если невозможно добиться соединения церквей принятием общего символа веры, то лучше перестать делать усилия в этом направлении и посвятить себя более осуществимому делу, т. е. нравственным и общественным целям, совершенно независимо от догматических разногласий каждой церкви. Если нам удастся работать, совместно на нравственном и общественном поприще, то мы можем быть уверенными, что в более или менее отдаленном будущем мы будем в состоянии затронуть догматические вопросы и с успехом обсудить их».
