Книга: Тэсс из рода д'Эрбервиллей
Назад: 10
Дальше: ФАЗА ВТОРАЯ «БОЛЬШЕ НЕ ДЕВУШКА»

11

Сначала лошадь скакала легким галопом, а парочка хранила молчание. Тэсс, цепляясь за своего спутника, все еще переживала свой триумф, но у нее уже возникали и опасения. Она заметила, что ехали они не на той горячей лошади, на которой он иногда ездил, и, хотя ей трудно было держаться в седле, волновалась не по этому поводу. Она попросила его пустить лошадь шагом, и Алек послушно исполнил ее просьбу.
— Чисто было сделано, не правда ли, милая Тэсс? — спросил он затем.
— Да! — ответила она. — И я, конечно, должна быть вам очень благодарна.
— А вы благодарны?
Она промолчала.
— Тэсс, почему вам так неприятно, когда я вас целую?
— Я думаю, потому… что я вас не люблю.
— Вы уверены?
— Иногда я сержусь на вас.
— А! Я этого опасался. — Однако Алек не возражал против такого признания: что угодно — только не холодность. — Почему, когда я вас рассердил, вы мне об этом не сказали?
— Вы прекрасно знаете почему. Потому что здесь я чувствую себя зависимой.
— Я не часто обижал вас ухаживанием.
— Иногда обижали.
— Сколько раз?
— Вы знаете не хуже, чем я, — слишком часто.
— Каждый раз, как я старался вам понравиться?
Она ничего не ответила. Довольно долго лошадь шла иноходью, пока наконец их не окутал слабый светящийся туман, поднявшийся из ложбин и оврагов, где он клубился еще на закате. И в тумане лунный свет казался еще ярче, чем ясной ночью. По этой ли причине, а может быть, по рассеянности или потому, что у нее глаза слипались, но Тэсс не заметила, что они давно уже миновали то место, где от главной дороги ответвлялась проселочная дорога, ведущая к Трэнтриджу, и что спутник ее не свернул на эту дорогу.
Она невыразимо устала. Всю неделю она вставала в пять часов утра и целыми днями не присаживалась, сегодня вечером прошла вдобавок три мили пешком до Чэзборо, ждала три часа своих товарок и ничего не ела и не пила, охваченная нетерпением поскорее вернуться домой; потом прошла пешком еще милю и пережила бурное волнение ссоры, а теперь было уже около часу ночи. Но по-настоящему задремала она только один раз. И тогда в забытьи на секунду прислонилась к нему.
Д'Эрбервилль вынул ногу из стремени, повернулся в седле и обнял ее за талию, не давая упасть.
Тэсс мгновенно очнулась и, подчиняясь одному из тех порывов бессознательного протеста, которые были ей свойственны, слегка оттолкнула его. Он с трудом сохранил равновесие и не упал только потому, что лошадь, на которой ехал, была хотя и сильная, но очень смирная.
— Это чертовски несправедливо! — воскликнул он. — Я ничего дурного не имел в виду, хотел только поддержать вас.
Она недоверчиво обдумывала его слова; наконец, решив, что это походке на правду, смягчилась и сказала смиренно:
— Простите меня, сэр.
— Не прощу, если вы не будете хоть сколько-нибудь мне доверять. Черт возьми! — не выдержал он. — И долго я буду терпеть, чтобы меня отталкивала какая-то девчонка? Вот уже скоро три месяца, как вы смеетесь над моими чувствами, избегаете меня, браните. Я этого сносить не намерен.
— Завтра я уйду от вас, сэр.
— Нет, завтра вы от меня не уйдете! Я еще раз прошу, докажите, что вы доверяете мне, и позвольте обнять вас за талию! Послушайте, сейчас мы одни. Друг друга мы знаем хорошо, и вы знаете, что я вас люблю и считаю самой хорошенькой девушкой в мире. Да это так и есть! Могу я ухаживать за вами, как влюбленный?
Она тревожно перевела дыхание, смущенно повернулась в седле и, глядя вдаль, прошептала:
— Не знаю… я бы хотела… как могу я сказать «да» или «нет», когда…
Он разрешил вопрос, обняв ее, как ему хотелось, и Тэсс больше не протестовала. Так сидели они бок о бок, пока ей не пришло в голову, что едут они бесконечно долго, значительно дольше, чем полагается ехать из Чэзборо даже шагом, и едут не по проезжей дороге, а по простой тропе.
— Да где же это мы? — воскликнула она.
— Проезжаем лес.
— Лес… какой лес? Да ведь это совсем не по дороге.
— Это Заповедник — самый старый лес в Англии. Ночь чудесная, и почему бы нам не продлить нашей прогулки?
— Как могли вы меня так обмануть? — сказала Тэсс не то кокетливо, не то испуганно и освободилась от обнимавшей ее руки, отогнув его пальцы один за другим, хотя и рисковала соскользнуть с лошади. — И как раз теперь, когда я вам доверилась и не стала с вами спорить, чтобы доставить вам удовольствие, потому что думала, что зря вас обидела, оттолкнув. Пожалуйста, дайте мне сойти с лошади, я пойду домой пешком.
— Вы не могли бы идти пешком, милочка, даже если бы ночь была ясная. Должен вам сказать, что мы находимся за много миль от Трэнтриджа, туман сгущается, и вы всю ночь будете блуждать по лесу.
— Ничего! Прошу вас, спустите меня, — упрашивала она. — Мне все равно, где бы мы ни находились, только, прошу вас, сэр, дайте мне сойти с лошади!
— Хорошо, согласен, но при одном условии. Я вас завез в эти глухие места, и, что бы вы об этом ни думали, на мне лежит ответственность за ваше благополучное возвращение домой. Идти вам одной в Трэнтридж немыслимо, потому что, говоря правду, дорогая моя, я и сам хорошенько не знаю, где мы находимся, — в этом тумане даже знакомые места кажутся незнакомыми. Я охотно дам вам здесь сойти, если вы обещаете подождать возле лошади, а я пойду бродить по лесу, пока не найду дороги или какого-нибудь дома и не узнаю точно, где мы находимся. Когда я вернусь и укажу вам направление, вы можете поступить как угодно: хотите идти пешком — идите, хотите ехать — поедем.
Она приняла эти условия и соскользнула с лошади, но Алек успел ее поцеловать и спрыгнул с другой стороны.
— Я должна держать лошадь? — спросила она.
— В этом нет необходимости, — ответил Алек, поглаживая тяжело дышавшее животное. — Сегодня ей уж никуда бежать не захочется.
Он повернул лошадь головой в кусты и привязал к суку; потом устроил для Тэсс гнездышко из опавших листьев.
— Посидите тут, — сказал он. — Листья не пропустят сырости. Посматривайте изредка на лошадь — этого вполне достаточно.
Он отошел от нее на несколько шагов, потом вернулся и сказал:
— Кстати, Тэсс, сегодня кто-то подарил вашему отцу нового жеребца.
— Кто-то? Вы!
Д'Эрбервилль кивнул.
— О, какой вы добрый! — воскликнула она, мучительно сознавая, как некстати случилось, что благодарить его она принуждена именно теперь.
— А дети получили игрушки.
— Я не знала… что вы им что-нибудь посылали, — прошептала она, растроганная. — И почти жалею, что вы это сделали… да, почти жалею.
— Почему, дорогая?
— Это меня очень… стесняет.
— Тэсси, неужели вы не любите меня хоть чуточку?
— Я благодарна вам, — неохотно призналась она, — но боюсь, что не…
Внезапно поняв, что он действовал под влиянием страсти, она опечалилась: слезинка медленно скатилась у нее по щеке, за первой последовала вторая, и Тэсс расплакалась.
— Не плачьте, милая, дорогая! Ну, сядьте здесь и подождите, пока я приду.
Безвольно она села на собранную им кучу листьев и слегка вздрогнула.
— Вам холодно?
— Не очень… чуть-чуть.
Он коснулся ее платья, и его пальцы словно утонули в пене.
— На вас только это воздушное муслиновое платье… как же так?
— Это мое лучшее летнее платье. Когда я вышла из дому, было очень тепло, и я не знала, что мне придется ехать, да еще ночью.
— Ночи в сентябре холодные. Подождите-ка…
Сняв с себя легкое пальто, он нежно накинул его ей на плечи.
— Вот так, теперь вы согреетесь, — сказал он. — Отдыхайте, моя красавица, я скоро вернусь.
Застегнув пальто у нее под подбородком, он нырнул в паутину тумана, который к тому времени уже клубился между деревьями. Она слышала, как шуршали ветки, когда он взбирался на холм, потом шум стал глуше, напоминая шорох птицы, и, наконец, замер. Луна заходила, бледный свет тускнел, и Тэсс, погруженную в мечты, нельзя было разглядеть на ковре из листьев, где он ее оставил.
Алек д'Эрбервилль поднимался по склону, так как действительно не был уверен, в какой части Заповедника они находятся. По правде говоря, последний час он ехал куда глаза глядят, сворачивая наобум, только чтобы затянуть прогулку, и обращал больше внимания на залитую лунным светом Тэсс, чем на дорожные приметы. Теперь, отыскивая дорогу, он не спешил, так как измученная лошадь нуждалась в отдыхе. Спустившись с холма в прилегающую долину, он увидел изгородь, а за ней дорогу, которую узнал, и вопрос об их местонахождении был решен. Д'Эрбервилль повернул назад. Но к тому времени луна закатилась, и окутанный туманом Заповедник погрузился в глубокую тьму, хотя утро было уже близко. Вынужденный идти с протянутыми вперед руками, чтобы раздвигать ветви, д'Эрбервилль вскоре обнаружил, что найти место, откуда он начал поиски, не так-то легко. Бродя вокруг, то взбираясь на холм, то спускаясь, он услышал наконец шорох — лошадь была от него в двух шагах — и неожиданно задел ногой рукав своего пальто.
— Тэсс! — окликнул д'Эрбервилль.
Ответа не было. В непроницаемой тьме он видел у своих ног только бледное облачко, — там, где оставил на куче сухих листьев девушку в белом муслиновом платье. Все остальное вокруг сливалось в черноту. Д'Эрбервилль наклонился и услышал тихое, ровное дыхание. Он опустился на колени, склонился ниже, почувствовал ее теплое дыхание на своем лице, и через секунду его щека коснулась ее щеки. Тэсс крепко спала, а на ресницах ее еще не высохли слезинки.
Кругом правили тьма и молчание. Над ними вставали вековые тисы и дубы Заповедника, в ветвях которых приютились птицы, досыпая последний предутренний сон, а на земле прыгали кролики и зайцы. Но где же был ангел-хранитель Тэсс? Где было провидение, в которое она простодушно верила? Или, подобно другому богу, о котором говорит скептический Фесвитянин, оно развлекалось беседой с кем-нибудь, кого-нибудь преследовало либо просто путешествовало? А может быть, оно спало и не желало просыпаться?
Почему случилось так, что эта прекрасная женская душа, чувствительная, как паутинка, и в сущности чистая, как снег, обречена была носить клеймо? В течение тысячелетий умозрительная философия не могла нам, жаждущим гармонии, объяснить: почему так часто грубое берет верх над прекрасным, почему хорошей женщиной завладевает недостойный мужчина, а хорошим мужчиной — недостойная женщина. Остается, конечно, допустить, что эта катастрофа могла быть возмездием. Несомненно, в былые времена кто-нибудь из одетых в кольчугу предков Тэсс д'Эрбервилль, возвращаясь навеселе домой после битвы, причинял деревенским девушкам то же зло, если не с большей жестокостью. Но если возмездие, карающее детей за грехи отцов, и может, с точки зрения морали, удовлетворить богов — заурядный человек такую мораль презирает, и потому она не исправит дела.
Земляки Тэсс в своей глуши не устают со свойственным им фатализмом твердить друг другу: «Так было суждено». А это печально. Отныне неизмеримая пропасть должна отделять нашу героиню от той девушки, которая ушла из дома матери, чтобы попытать счастья на птичьей ферме в Трэнтридже.
Назад: 10
Дальше: ФАЗА ВТОРАЯ «БОЛЬШЕ НЕ ДЕВУШКА»