Жесткий диск

В номере было темно. Дети спали, а так как ей пришлось поместиться в той же комнате на диване, пришлось погасить свет. Зайка очень плохо засыпала при включенных лампах.

Родители вернулись в Умео. Конечно, они заметили, что с ней что-то не так. По утрам она выглядела еще более усталой, чем накануне. Она стала рассеянной и легко теряла нить разговора. Она злилась на детей, хотя они вели себя примернее некуда. Как будто они впервые в жизни поняли, какие серьезные проблемы существуют во взрослом мире.

Но никто из них не знал, что на самом деле ее тяготило. Этот пожар доставил много неприятностей, пришлось заниматься страховкой, ремонтом, слушать жалобы соседей, закупать новую одежду и гигиенические принадлежности. В то же время это были всего-навсего житейские моменты. Хуже было бы, если бы соседи решили, что пожар произошел по вине Матса или Сесилии, и их выгнали бы из квартиры, но и тогда просто пришлось бы найти новое жилище. Соседи снизу вообще должны быть благодарны: получили бесплатный ремонт в кухне и гостиной. Страховка покрыла все.

Она постоянно думала только о том, что услышала от Матса. Неужели Беньямин и Зайка в опасности? Может быть, Матс что-то скрыл? Она попыталась вспомнить все, что происходило с Беньямином в последние годы. Как, например, он пришел с тренировки и заявил, что не хочет мыться вместе с другими мальчиками, потому что они хватают друг друга за зад.

– Они шлепают друг друга полотенцами, – заявил он.

Стоило ли тогда забить тревогу? Может быть, он на самом деле хотел рассказать о другом?

Или когда Зайка раздела куклу, положила ее на кухонный стол и заявила, что «она какает через писю».

Сесилия осторожно открыла дверь. В коридоре пусто и полутемно. Синий ковролин похож на глубокие тихие воды.

Она оставила дверь приоткрытой, чтобы заметить, если кто-то из детей проснется.

Телефон жег руку. Она набрала 114 14.

– Я бы хотела заявить о преступлении.

– Слушаю, оно происходит сейчас?

– Нет, это было давно, то есть довольно давно.

– Подождите минуту.

Ее переадресовали на внутренний номер. Следующий полицейский сказал приблизительно то же самое.

– Мой муж смотрел детское порно в Интернете, – сказала Сесилия.

На следующий день она все рассказала Матсу.

Он, против ее ожиданий, не разозлился, скорее забеспокоился. Он стиснул руки и нервно покачивал ногой:

– Но доктор Ашраф сказал, что меня выпишут сегодня. Мне намного лучше. Я дышу почти свободно.

– Знаю, поэтому я и позвонила в полицию.

– Но я же все рассказал! Ты угрожала, что позвонишь, если я не расскажу, и я рассказал. И вдруг ты так поступаешь…

Он барабанил пальцами по простыне.

– Где ноут? – спросил он.

* * *

Ян Вообще-то Неплохой Парень рассказал Тедди, что ему удалось выяснить. Множество следов Филипа, пара отпечатков самого Тедди, и все. Кроме того, образцы ДНК неизвестного человека на бутылке виски и упаковке из-под пирога.

Тедди задавал вопросы. Отпечатки пальцев? Следы ботинок? Свидетельства насилия? Сперма?

К чему был последний вопрос, Эмили не поняла.

– Зачем ты вообще пришел? – спросила она, когда Ян закончил.

Тедди посмотрел на нее сверху вниз.

– Я только что говорил с Магнусом, он сообщил, что ты здесь и что он очень хочет, чтобы мы работали вместе. И я хочу узнать, кто ночью пытался забить нас до смерти. Кроме того, мне нужно кое-что передать Яну.

Эмили посмотрела на Яна, стоявшего в глубине прихожей в своих резиновых перчатках и бахилах. Все-таки он довольно милый, этот Просто Ян.

Тедди протянул ему пакет, сказав:

– Проверь-ка, удастся ли получить ДНК вот с этих стаканов.

Они вышли на улицу и пошли той же дорогой, что и ночью.

– Так чем ты все это время занимался? – спросила Эмили.

– Проводил свои маленькие изыскания.

– И что ты выяснил?

– Пока еще рано что-то говорить.

– О чем ты?

Тедди промолчал.

На углу сидел попрошайка и раскачивался из стороны в сторону. Тедди остановился и дал ему двадцать крон. Эмили оставила Тедди в покое. Но его высокомерие ее бесило.

– Ты выяснил что-то о тех, кто на нас напал? – спросила она.

– Да, об обоих. У нас же есть номер паспорта Даниэля Байлана, и я попросил одного другана кое-что о нем разузнать. У меня есть фото из паспорта, но не скажу, что оно на кого-то из банды похоже. Темно там было, и фотографии могут ввести в заблуждение. А насчет Хамона Ханна – тот же друг раздобыл еще фотографии. Всех, кого так зовут. Они вот здесь, в пакете. Посмотрим, прояснят ли они что-нибудь.

Эмили снова вздрогнула от неожиданного выбора слов. «Могут ввести в заблуждение». Он не всегда говорит как бандит.

Она посмотрела на помятый пакет из супермаркета у Тедди в руке.

– Ты можешь взять нормальную сумку в офисе.

– Отлично, но послушай-ка меня. Даниэль Байлан работает аудитором здесь недалеко, на Кунгсхольмен, и сегодня у него рабочий день.

И снова они вдвоем в такси.

Они направлялись в аудиторскую фирму «Эйс Ревижн» на Хантверкаргатан.

– Так что ты думаешь? – спросила Эмили, когда машина проезжала по Центральному мосту над проливом между районами Седермальм и Гамластан. Главная артерия Стокгольма. Транспортный поток, несущийся по бетону и асфальту, прорезая средневековые кварталы центра. Она сама удивилась, что вообще его спросила.

– Очень много хвостов, которые приходится вытягивать.

– Не то слово, а я-то думала, что привыкла работать с горами информации. Но тут все по-настоящему, никакой рутинной работы с бумажками.

– Как и в жизни.

– Не нужно философствовать. Просто скажи, что ты думаешь.

– Я пока что ничего не знаю. Но думаю, ты понимаешь, кто хозяин этой хаты?

– Не совсем. Ярл Польонен?

– Вряд ли. Это Филипа конура.

Эмили посмотрела в окно. С одной стороны простирался Риддархольмен со зданиями Апелляционного и Высшего административного судов. С другой стороны возвышался Верховный суд. Столпы правосудия. Ей стало неуютно. Во что она на самом деле ввязалась?

– Почему ты так считаешь?

– Просто сложил два и два. Его телефон постоянно подключался к вышке, которая там рядом, у него дома ты нашла рекламу из этой квартиры. Кроме того, его ДНК в душе. Если его там держали похитители, разве он стал бы мыться?

В голове на секунду пронеслась вспышка.

После разговора с Байланом Эмили с Тедди зашли в «7-Eleven» парой кварталов дальше по Хантверкаргатан. Тедди пробурчал что-то о том, что эти магазины попадаются чаще, чем парикмахерские.

Восемь лет, подумала Эмили после его слов. Нужно запросить его дело, оно должно быть открыто. Вопрос только в том, какой суд его разбирал. В стране пока нет единой информационной системы, хотя некоторые частные компании пытались продавать такие общие базы. Что же, в худшем случае придется обзванивать суды по очереди, пока она не найдет нужный.

Оформление самое обычное для «7-Eleven»: бело-зеленые полосы на стене у кассы и круглые столики. Булочки, плюшки, брауни, шоколадное печенье и с десяток других опасных для фигуры продуктов в витрине под стеклом.

Им необходимо сесть и все обсудить.

Тедди купил каждому по чашке кофе и две сосиски в тесте для себя.

– Ты не будешь обедать? – спросил он, усевшись напротив Эмили.

– Нет, я на диете по системе «Семь ”нет”».

– И что это за диета?

– Никакой еды из «7-Eleven».

Тедди рассмеялся:

– Да у тебя есть чувство юмора.

Кажется, она впервые увидела, чтобы он улыбался. На щеках у него появились ямочки.

Даниэль Байлан больше не представлял никакого интереса. Они нашли его в офисе и довольно быстро выяснили, что у него давным-давно украли права. Байлан показал копию заявления о пропаже, датированного декабрем.

Тедди достал свой пакет и вытащил стопку бумаг. Там были копии паспортных фото разных людей, которых звали Хамон Ханна. Он забраковал тех, кто был старше тридцати пяти и младше тринадцати. Осталось двадцать семь фотографий. Сам Тедди уже успел их просмотреть.

– Думаю, я нашел нашего приятеля Хамона, но не гарантирую. Каюсь, я сам там выключил свет.

Он протянул Эмили бумаги.

– Но я хочу, чтобы ты сама выбрала, а потом расскажу, кого подозреваю я.

Эмили взяла у него фотографии. Копии были того же размера, что и оригиналы в паспортах. Вообще-то, ей бы хотелось иметь изображения побольше и лучше цветные, но, может быть, Тедди только такие и смог достать.

Она не спеша их рассматривала. Темноволосые молодые люди, одни помоложе, другие постарше. Некоторые в прыщах и с какой-то наивностью во взгляде. Некоторые бритоголовые, у других волосы длиннее у висков, по-настоящему длинноволосых нет. Эмили показалось, что многие похожи друг на друга, но скорее всего она просто не привыкла долго разглядывать лица из довольно однообразной среды.

Одно изображение привлекло ее внимание. Юноша на фото выглядел относительно прилично: чисто выбрит, с приятным взглядом и аккуратной прической – ночью он был совсем не таким, но каким-то образом Эмили его узнала.

Она показала фото Тедди.

– Думаю, это он. Но я видела еще меньше, чем ты.

– Хорошо, давай я покажу моего.

Тедди указал ей на другую фотографию.

Эмили посмотрела на человека на ней, положила рядом ту, которую выбрала сама. У ее Хамона были короткие волосы и полузакрытые глаза. У того, которого выбрал Тедди, – щетина, прическа чуть покороче, но глаза широко открыты. Возможно, Тедди и прав: этот парень мог быть кем-то из нападавших.

– Не знаю, – сдалась она.

Тедди убрал фотографии.

– И я тоже. Эти ребятки похожи как братья, единственная проблема – что обоих зовут Хамон Ханна. Придется работать с тем, что есть. Оба похожи на этого гаденыша, которого мы встретили ночью.

Он достал стопку с адресами и личной информацией.

– Твоему девятнадцать лет. Моему двадцать один. Твой живет с матерью в Седертелье. Мой, по официальным данным, уехал из страны. Давай надеяться на твоего.

– Может, пробьем их по автомобильной базе и выясним, нет ли у них темного BMW? Они ведь в таком сбежали?

Тедди снова сравнил фотографии, одновременно дожевывая последний кусок сосиски.

– Увы, это не выяснишь, не зная номера машины. Но я готов поспорить на две такие сосиски, что тачка на наших парней не записана. Привычки у этих ребяток все те же: любят они немецкие машины, но никогда их на себя не регистрируют.

У Тедди зазвонил телефон.

Он несколько раз отрывисто ответил «да» и «нет», затем сказал:

– Мне нужно идти.

– И куда же?

– Я иду по другому следу, я же уже сказал.

– Я поняла, но мне что, поехать искать этих Хамонов в одиночку? Как ты это себе представляешь? Я думала, Магнус из-за таких типов тебя и пригласил. Седертелье и все такое.

– Не знаю, что ты там думаешь, Эмили, но придется тебе найти этого Ханна самой. А вот ехать к нему одной не нужно, этого я не говорил. Могу кое-что устроить по дороге. Я там знаю одного мужика, его зовут Исак Нимрод. Обратись к нему, он тебе поможет. У меня нет ни адреса, ни телефона, но советую пойти к его адвокату, Уве Тибергу. У него офис на Хантверкаргатан, метрах в ста отсюда.

– Чудесно. И почему этот Исак вдруг захочет мне помочь?

– Поверь мне. Мы друг друга сто лет знаем. Если Исак захочет кого-то найти в Седертелье, он сразу объявится. Попроси адвоката с ним связаться. И передай от меня привет. Скажи, что Медведю нужна помощь.

Тедди встал и направился к выходу.

– Постой.

Он обернулся:

– Еще что-то?

– Да, прежде чем уйти, ты должен мне рассказать, что это за след. И еще мне нужен твой номер. Полагаю, ты обзавелся новым телефоном.

– Да, обзавелся. Но тебе бы стоило разговаривать повежливее.

Эмили почувствовала приступ ярости. Если уж Магнус хочет, чтобы они сотрудничали, Тедди мог бы и напрячься немного.

– С чего бы это? – сказала она. – Ты только что отвернулся и собрался уйти, не попрощавшись. Вот так вот мы «вместе работаем».

Тедди сделал несколько шагов к ней. Эмили снова подумала, что ему нужно завести нормальную сумку, а еще новую куртку, да и пара брюк пришлась бы кстати. Вообще-то, он остро нуждался в стрижке, новой обуви и капельке загара. И мог бы почаще выдавать эту свою улыбку. Тогда Тедди стал бы вполне ничего.

– Мы работаем рядом, а не вместе. Занимайся своими делами, а я займусь моими. Если наши пути пересекутся, как сегодня ночью, – о’кей. Но меня заколебало, как ты пытаешься мной командовать. Ты себя ведешь, как пришибленная балованная сучка, сказали бы на зоне. Понятно?

Эмили чуть не попятилась. До этого момента Тедди довольно спокойно переносил их рабочие трудности, хоть он вчера и сказал по телефону, что подчиняется Магнусу, а не ей. Но это?

В голове пронеслась мысль: брось это. Пусть идет. Пусть делает что хочет, он все равно занят тем же делом. Магнус ему доверяет. Но так не пойдет. Он явился с улицы и ведет себя так, будто он тут главный, а сам, похоже, такой же бандюган, как эти психи, пытавшиеся их избить ночью. К тому же она страшно устала.

Хватит.

– Кое-что тебе придется уяснить, – прошипела Эмили ему в лицо. – Никто не смеет так со мной говорить. Если я еще раз это услышу – можешь попрощаться с работой. И мне насрать, что твой дружок Магнус об этом скажет. Ты всего-навсего жалкий неудачник и должен сидеть тихо. Ты это понял?

Тедди развернулся и пошел к выходу.

– Номер. Ты не дал мне номер! – крикнула она вслед.

Но было поздно – она говорила с его спиной.

Через три минуты у нее уже был адрес Уве Тиберга. Она позвонила, поговорила с его секретарем и узнала, что он на месте, но не располагает временем для встречи.

– Могу я просто немного с ним поговорить? Это очень срочно.

– К сожалению, нет, – ответила секретарша, – у него очень много дел.

Ну и наплевать, подумала Эмили.

Она прошла эту сотню метров до его офиса. У входа висела бронзовая табличка: «Адвокатское бюро Тиберга». Классическая мелкая конторка. Эмили погуглила фирму в телефоне. Сам адвокат Тиберг и трое сотрудников. Адвокат и два ассистента – совсем иной уровень, чем в «Лейонс». В какой-то мере она оценила и простую табличку, и отсутствие размаха: вот так адвокаты всегда и работали, пока крупные корпорации не превратились в дойную корову для юристов.

Она позвонила в дверь и услышала в динамике голос той же секретарши, только немного приглушенный.

Через минуту она сидела в приемной, состоявшей из двух кресел, разместившихся в углу коридора. Эмили заявила, что ей нужно встретиться с Уве Тибергом немедленно и что речь идет о хорошей сделке. Возможно, именно последнее и решило дело.

Сама контора занимала старую квартиру с высокими потолками, белой штукатуркой и паркетом. Эмили заметила три двери направо, в сторону улицы, две из них открыты. Кабинеты, в которых сейчас никого нет. Основным рабочим местом этих адвокатов был зал суда. Они зарабатывали на судебных процессах, защищая истца и иногда представляя жертву преступления, им незачем сидеть за столом и перебирать бумажки. Ей повезло, что Тиберг оказался на месте.

На стене висела аляповатая картина, изображавшая ратушу на Шелегатан пятьдесят лет назад. В общем-то, и сегодня она мало изменилась: большая, с высоко взлетевшей башней, где, по слухам, хранился секретный архив плохо написанных приговоров.

В комнате налево находилась рецепция: стол и множество шкафов. На секретарше были наушники с микрофоном, и она, похоже, принимала по звонку в минуту, одновременно ожесточенно стуча по клавишам.

Эмили прислушалась. Здесь все было по-другому. Количество клиентов, которые позвонили только за последние десять минут, уже превысило ее годовую клиентскую базу.

После того как Тедди испарился, она довольно быстро успокоилась. Но теперь она не понимала, будет ли он вообще продолжать работу. Что ж, это его проблемы, тогда он не получит обещанное вознаграждение.

Секретарша позвала ее:

– У Уве есть пять минут, потом ему нужно в суд.

Уве Тиберга почти не было видно за всеми папками, книгами, бумагами, компьютерами, ручками, блокнотами и пресс-папье.

Он выглядел крайне официально и скучно со своим пробором, белой рубашкой и темно-серым костюмом без галстука. У него был мощный подбородок и любопытный взгляд.

На стене висели две картины, производившие впечатление, как будто какому-то малышу разрешили заляпать холст краской, но они были не хуже Дэмиэна Хирста. Там же в рамках висели вырезанные из газет зарисовки судебных процессов. На одной из них она узнала Уве. Художник обратил внимание на его подбородок и изобразил эту часть лица так, что она напоминала посадочную полосу для самолета, внезапно решившего приземлиться в зале заседаний.

Эмили протянула Уве свою визитку:

– Я не отниму много времени.

– Катинка сказала, что у меня всего пять минут?

– Конечно. Вот в чем дело. Мне нужно связаться с одним из ваших клиентов, Исаком Нимродом. Я знаю об адвокатской тайне и прекрасно понимаю, если вы не захотите поделиться его контактными данными со мной, незнакомым человеком, но…

– Думаю, вы сами все довольно хорошо объяснили, – оборвал ее Уве и встал с кресла. Он застегнул кожаный портфель, стоявший на полу, и взял в руку айфон.

Эмили удивилась странному выбору чехла для телефона: из розового пластика, с ушками зайчика из «Playboy».

– Постойте, дайте мне объяснить два момента. Во-первых, мое дело никак не касается Исака Нимрода, я могу гарантировать, что он не пострадает в правовом отношении из-за разговора со мной. Во-вторых, я вполне уверена, что Нимрод очень разозлится, когда узнает, что вы помешали мне с ним связаться.

Уве хмыкнул или просто глубоко вздохнул.

– Чему вас, молодых, только учат. Вы ведь работаете в адвокатской фирме. Вы знаете, что такое профессиональная этика?

– Поверьте мне.

– Вот мне интересно. Я всегда верен своим клиентам. Если я об этом забуду – перестану быть практикующим адвокатом. Зачем обществу вообще нужны адвокаты, если они не ведут себя, как положено в правовом государстве? Я не могу даже подтвердить, что Исак Нимрод мой клиент. Я ничего не имею права о нем говорить, понятно? Даже знаю ли я его.

Эмили тоже встала.

– Я уважаю вашу честную позицию. Но окажите мне одну услугу, когда я уйду. Позвоните Нимроду и передайте привет от Тедди Максумича или Медведя. Скажите, что Медведю нужна помощь. И дайте Нимроду мой номер.

Уве Тиберг молча на нее уставился.

Его подбородок походил на багет.

* * *

Остался один час, так ему только что сказал Джокер.

Филип не представлял, что случится потом. Они отрежут еще пальцы? Потребуют больше денег? Если деньги пришли, то они поймут, что схема сработала. И этот кошмар никогда не прекратится. Пока его не прикончат.

Он гнал мрачные мысли. О том, что деньги не пришли. Что его будут пытать. Убьют. Слова Джокера: «Я с этим покончу, так или иначе».

В то же время он пытался убедить себя, что им нужны именно деньги, а от мертвеца мало толку. Во всяком случае, пока они не получат то, что хотят.

Они заставили его снова позвонить Патрику, но тот не отвечал, а его ассистент только сообщил, что Патрик сейчас занят. Филип понимал, что его не смогут здесь держать бесконечно. В конце концов им придется сделать выбор.

Он покрылся холодным потом. Почувствовал, что панический ужас готов ударить ему в голову. Филип несколько раз глубоко вздохнул.

Я ДОЛЖЕН собраться.

Он совсем не спал. Только работал.

Долбил дерево.

Ему удалось проковырять дыры еще у двух гвоздей.

Теперь он сможет взяться за эту планку снизу и отломать ее.

Он взялся за фанеру.

Вцепился в нее изо всей силы. Наплевать на больной палец, он ныл, но в остальном Филип чувствовал только, что кровь свернулась и прилипла к повязке. Средний и указательный пальцы кровили из-за заноз.

Руки, плечи и ладони болели.

У него должно получиться, сейчас нет времени на неудачи.

В его жизни уже достаточно дерьма. Теперь ему должно повезти.

Он снова попытался потянуть доску на себя. Пальцы сорвались. Он не желал сдаваться.

Филип опять взялся за фанеру около тех отверстий, которые успел проковырять своей железкой, отклонился назад, напрягся всем телом.

Тогда он почувствовал, как гвозди поддались. Планка оторвалась от стены, и его отбросило назад.

Это не было неожиданностью, он не упал плашмя, а откатился в сторону и выставил вперед руки.

Он поднялся и встал на колени. Попробовал потрогать то, что было под доской. Да, это окно. Он нащупал деревянную раму. Прикоснулся к прохладной гладкой поверхности. Но в комнате все еще было темно, только узенькая полоска света виднелась над рамой. Как он и думал: окно заколотили и снаружи.

Он выждал еще пару минут.

Ничего.

Филип наклонился и нащупал гвоздь, который все еще торчал в доске. С его помощью он быстро освободил ноги. Он чувствовал себя диким тигром.

Филип встал у проема и осторожно открыл окно.

Рама даже не скрипнула.

Он собрал все свои силы и ударил по доскам ногой. Ногу обожгло болью. Он не обратил на это внимания. Снова удар.

Треск. Этот звук невозможно не услышать.

Он сразу же ударил еще раз.

Треск еще громче. Он почувствовал, как одна из планок сломалась. В комнату проник тусклый свет, снаружи уже, наверное, вечер или ночь. Он снова собрался с силами, следующий удар получился лучше. Сразу несколько досок поддались. Он бросился вперед и разломал их полностью.

Через пару секунд Филип смог посмотреть на улицу.

Там было темно, но откуда-то проникал слабый свет. Совершенно ясно, что они за городом. Он разглядел верхушки деревьев в ночном небе.

Пахло чем-то знакомым.

Нет времени, нужно действовать быстро.

Он продолжал ломать доски руками, наплевав на боль в них. Он машина. Робот.

Он вскарабкался на подоконник.

Взглянул вниз.

Белая поверхность, снег там, внизу. Кажется, метра три. Сойдет.

Он прыгнул.

* * *

Наверное не стоило оставлять Эмили одну, но это не должно отнять много времени.

И Тедди сам себе пообещал сделать это сегодня. Он стремился стать мужчиной, который держит свое слово.

Ровно девятнадцать лет назад умерла мама. Он поедет к отцу, чтобы помянуть ее.

К тому же он готов ответить за каждое слово, сказанное Эмили. Она с самого начала вела себя, как стерва. Пусть на себя и пеняет. И разбирается со всем сама.

Он не будет просить прощения, но он написал Яну из «Редвуда» и спросил, как дела с ДНК-анализом.

Кое-что в этой стране ему теперь в новинку: электронные сигареты, дезинфицирующий гель, который выставляют у каждой раковины в дополнение к мылу, частные аптеки, которые больше не беспокоятся о продаже лекарств, а сбывают косметику, средства для похудения и ополаскиватель для рта.

Другие вещи остались прежними, как будто кто-то их заморозил на то время, что он провел за решеткой. Торговля наркотой на пятачке на площади Сергеля, отсутствие стокгольмских клубов в Высшей лиге, огромная реклама «H&M» в метро с моделями, еще более тощими, чем конченые наркоманки, с которыми он вместе сидел.

Реклама должна вызывать желание обладать, в этом ее прямое назначение. Но чтобы она работала, нужно, чтобы зритель чувствовал себя хуже людей с картинки. Если тот, кто смотрит на эту модель, сам красив и здоров, то нет стимула покупать эту одежду. А если слишком самодоволен – то зачем еще себя улучшать через бесконечные покупки?

Тюрьма была местом, где можно расслабиться без рекламы и брендов, которые тебе навязывают.

Линда уже была сегодня у отца, это было первое, что Тедди от него услышал, переступив порог.

На комод, где всегда стояло фото мамы, Боян сегодня поставил поднос с тремя свечами. Две из них уже горели. Стекло фоторамки отражало дрожащие огоньки.

На стене висело несколько картин маслом, их Тедди помнил еще с детства. На одной – избушка на фоне осеннего пейзажа. На другой – плачущий малыш, стекающие по его щекам капли больше похожи на бриолин, чем на слезы. В детстве его удивляло, почему этот малец не высморкается или хотя бы не вытрет лицо рукавом.

Отец протянул ему спички.

– Izvoli.

Тедди прикрыл глаза и увидел перед собой мамино лицо. Кожа у нее такая гладкая, а глаза так радостно сияют. Но когда она моргнула и подняла взгляд на него, их выражение изменилось. Беспокойство, страх.

Может быть, она уже тогда догадывалась, что из него выйдет. Во что он ввяжется.

Он зажег свечу.

– Помнишь, как она за тобой ухаживала? – спросил отец.

– О чем ты?

– У тебя был отит, а она сидела у твоей постели.

– И я говорил, где меня гладить? По спине, по щеке, по волосам. Я только так мог заснуть. И я этого никогда не забуду.

Отец положил спички в коробок.

– Выпьешь кофе?

– Нет, спасибо, уже не успею.

– Почему ты вдруг так занят?

– Пару дней назад подвернулось одно дельце.

– И что это?

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что хочу знать. Зачем люди задают вопросы?

– Ты раньше никогда не спрашивал, чем я занимаюсь.

– Я знал, чем ты занимаешься.

– И почему ты ничего не сказал, почему же не пытался меня воспитывать?

– Будь добр, не говори так со мной.

Отец подошел к креслу и опустился в него. На нем была та же застиранная одежда, что и всегда. Даже бурые пятна от шоколада, который Тедди пролил, когда ему было семь, были на месте.

Тедди подумал, что не только походка у отца изменилась, говорил он теперь тоже медленнее.

– Меня наняла юридическая фирма, папа, – сказал он.

– Что ты говоришь! Парнишка-серб заделался адвокатом? Я-то думал, мы можем только в ресторанах работать или пойти гангстеры и футболисты.

Тедди вспомнил, как Иван все детство бесплатно обедал у них в ресторане, отец разрешал.

– Но я не адвокат.

– Да знаю я, ты только вышел из-за решетки. Но я рад, что у тебя есть настоящая работа.

У Тедди зазвонил телефон. Он поднял трубку и услышал слегка возбужденный голос Локи Оденсона:

– Я нашел кое-что интересное, чертовски интересное.

Тедди направился к двери.

– Мне пора, – сказал он отцу. – Нужно работать.

На стене здесь висело изображение «лестницы жизни». Тедди вспомнил, что оно принадлежало еще бабушке, маминой матери. Цветочный орнамент обрамлял картину, где жизнь человеческая показывалась на примере пары, которая поднимается по лестнице до пятидесяти лет, а после ступенька за ступенькой спускается. В двадцать они стоят с прямыми спинами, без морщин и без забот. В восемьдесят они сгорбленные и скрюченные и почему-то обиженные. Или печальные.

– Хочешь как-нибудь пойти со мной в церковь? – спросил Боян.

– В церковь? Ты стал верующим?

– Может, и не стал, но там хорошо. Встречаю земляков, которых я не видел много лет.

Боян уселся на табуретку под картиной. Он вздохнул.

Тедди стал завязывать шнурки, продолжая думать об отце.

– Тедди, – спросил Боян, – все правда в порядке?

– Папа, ты не веришь, что я справлюсь?

– Ты должен быть правдив с самим собой. Иначе нельзя быть честным с другими.

– Ты становишься, как Старец Зосима, с религией и всем прочим.

Боян расплылся в улыбке.

– Смотрите-ка, ты помнишь, мальчик мой.

– Да, ты мне много читал.

– И больше всего мне нравились «Братья Карамазовы».

– Мне тоже. Но я еще больше полюбил «Преступление и наказание», мне оно стало как-то ближе.

– Ты читал в тюрьме?

– Да, кое-что.

– Это хорошо. Ты справишься. Просто держись от них подальше. Ты знаешь, о ком я.

– Папа, нет больше никакой сербской мафии, все изменилось. Теперь полно других парней. И даже если бы была, не стал бы я с ней связываться.

Тедди не сказал, что он думал о роли отца во всем этом.

Но он думал о его словах. «Будь правдив с самим собой».

Нужно еще кое-что обсудить с Локи Оденсоном.

Один личный вопрос, который касается правды.

Вопрос, который он восемь лет не хотел трогать.

* * *

Ждать и догонять…

Она ждала в «Стейкхаус Баре» на Нюгатан в Седертелье. В информационном буклете говорилось, то это «американский гриль-бар с мясными блюдами и фахитас. Нам есть что предложить, даже если вы не голодны: ведь тогда вам наверняка хочется выпить».

Ну, подумала Эмили, я была голодна. Теперь уже нет. Она съела трехсотграммовый рибай стейк. Это была первая существенная трапеза за сегодня. Интересно, что за диета рекомендует подобный режим питания. Какая-нибудь наверняка есть.

Зал оформили в темных тонах. Пол и стены черные. Пятничным или субботним вечером здесь наверняка собиралось побольше народу. «Стейкхаус Бар» не претендовал на звание шикарного ресторана, атмосфера здесь была, как в веселой пивнушке. В зале стояло восемь квадратных темно-серых столов, у окон находились четыре закутка с двухместными диванами друг против друга. Была и еще одна комната, но она казалась пустой.

Большую часть площади здесь занимал бар. И только он не был оформлен в темных тонах, он был фиолетовым.

Ждать.

Пустая трата времени. В то же время это сейчас лучший след из имеющихся. Хамон Ханна должен что-то знать, должен как-то быть со всем связан. Иначе зачем бы ему навещать квартиру Филипа, где его к тому же держали похитители?

В какой-то мере эти минуты ожидания дали ей возможность привести мысли в порядок.

Она съела свой огромный стейк и выпила две чашки кофе. Она позвонила Яну Таинственному и спросила, насколько он продвинулся с анализами.

– Ничего важного, но я нашел еще следы Филипа. На кухне, на паре вилок в посудомойке. Еще я обнаружил незнакомые ДНК, которых нет ни в одной моей базе. Кто-то из них – определенно ты, Эмили.

Ресторан постепенно заполнялся посетителями. За столик рядом сели мужчина и женщина. Эмили стала рассматривать женщину. Ей около сорока. У нее были полные губы, прямой нос и длинные выбеленные волосы. На ногах угги, поверх темной майки с довольно глубоким вырезом надета темная кофта, похоже, что из кашемира. Сумку она поставила на пол у своего стула. Она была покрыта монограммами «Louis Vuitton» на коричневом поле. Похоже, настоящая. Все выдавало обеспеченную женщину средних лет. Но кое-что выбивалось из общей картины. С одной стороны груди Эмили увидела маленькую татуировку: череп. Эмили недоумевала, кто эти люди.

Она попыталась поискать в Интернете Исака Нимрода, но без большого успеха. В Стокгольме имелось несколько человек с таким именем, но часто никто из них не всплывал.

С кем же она сейчас встретится? Это человек, который давно знает Тедди. Кто-то, имеющий влияние в Седертелье. Это может означать, что угодно. Она попыталась поискать и адвоката, Уве Тиберга. Он, напротив, упоминался в куче статей на новостных сайтах. Ему пятьдесят пять, похоже, что он один из самых уважаемых уголовных адвокатов в Стокгольме. Адвокат Тиберг выступал защитником во всех возможных видах дел. Чаще всего он упоминался как защитник в статьях о крупном ограблении кассы в Тэбю и в случае с убийством так называемого табачного короля. В большинстве случаев речь шла об убийствах, наркоторговле и грабежах. В общем, почетный мафиозный адвокат.

Уве Тиберг перезвонил ей через пятнадцать минут и сообщил, что Исак, возможно, с ней встретится. Ни времени, ни номера телефона. Только место: «Стейкхаус Бар» в Седертелье.

Тем не менее он безукоснительно соблюдал адвокатскую этику, пока Эмили была у него – наверное, так эти частные юристы видят свою профессию.

Она встала из-за стола. Вышла в холл, чтобы никто не слышал, как она звонит Магнусу. Наушники имели привычку выпадать из ушей при малейшем движении, но она засунула их достаточно глубоко. Как обычно, у нее мерзли руки, и ей не хотелось без необходимости держать в них трубку.

– Где ты был? – спросила она, сама понимая, что ее слова звучат грубо. – Я два часа пытаюсь до тебя дозвониться.

Магнус чихнул ей прямо в ухо.

– Эта долбаная простуда.

– Будь здоров. Но что происходит?

– У меня были встречи с банком, с «Редвудом», с семьей. Кажется, Филип сегодня пытался позвонить Патрику Эрну, но в банке не отвечали. Как я и распорядился. Это становится похоже на дело с «Форсборген». Ты тогда работала? Я провел девятнадцать встреч с консультантами и покупателями за три дня.

– Может быть, нужен еще кто-то, кроме нас двоих?

– У нас ведь есть Тедди.

– Я не знаю…

Она рассматривала свое отражение в окне «Стейкхаус Бара».

У нее плохая осанка? Эмили выпрямила спину и вспомнила слова, которые мама любит повторять: «Представь, что у тебя из макушки тянется нитка, за которую кто-то тянет, вот так ты и должна держать голову».

– По крайней мере, сейчас мы не будем привлекать еще людей. Таковы мои инструкции. Чем ты занимаешься?

– Жду в Седертелье какого-то старого приятеля Тедди, который, возможно, что-то знает о Хамоне Ханна.

– Хорошо, Тедди с тобой?

– Нет, он занят чем-то другим, чем – не знаю.

– Ничего, что ты одна?

– Ничего страшного.

– Позвонить в «Редвуд» попросить, чтобы кто-нибудь составил тебе компанию?

– Все нормально.

– Точно?

– Я доверяю Тедди.

Она выпрямилась перед своим собственным отражением в окне – она только что сказала, что доверяет Тедди. Несмотря на то, что он самый большой придурок на планете.

Они еще поговорили о квартире на Фатбурсгатан.

В наушниках завывал ветер.

Магнус отвечал рассеянно. Похоже, он заодно занимался чем-то еще, или ему просто не хотелось с ней говорить.

– Его сестра приехала, – сказал он.

– Чья сестра?

– Сестра Филипа, Каролина. Она была на встрече.

– И что она говорит?

– Да ничего особенного, она, кажется, жила за границей и не очень близка с братом, но задала много вопросов о расследовании и хотела знать все до мельчайших подробностей. Она хотела осмотреть и ту квартиру, но я сказал, что у нас сейчас нет времени.

Снова ждать.

Прошло уже два часа. Сколько еще времени дать Исаку Нимроду? Ей необходимо сегодня заняться и другими делами. Угрозы Яну. Кевин с его отцом. Польонен.

Сигнал телефона. Эсэмэска.

От Феликса: «Увидимся завтра? У тебя будет меньше работы?»

Она повертела телефон в руках, размышляя, стоит ли ему отвечать.

На ее плечо легла рука.

Она обернулась.

Перед ней стоял молодой человек в камуфляжной кепке и с темной щетиной.

– Хочешь встретиться с ним?

Эмили встала и протянула руку.

– Здравствуйте, я Эмили Янссон…

Парень взглянул на нее так, как будто она кинулась ему на шею.

– Эй, осади. Так ты хочешь с ним встретиться или нет?

Эмили отступила на шаг назад.

– Да, хочу, если речь об Исаке. И я хочу передать привет от Медведя.

– Уймись.

Эмили поняла, что слишком разболталась.

– Иди в сортир. Женский, – сказал парень.

Она хотела что-то сказать, но молодой человек уже направился к выходу.

Эмили протиснулась мимо пары за соседним столом. Женщина с татуировкой на груди улыбнулась ей.

В туалете пахло дезинфектом и лимонным освежителем. На одной стене висела в рамке реклама «Стейкхаус Бара».

«What’s cookin’?» — спрашивала надпись над изображением кукурузного початка и стейка. На заднем плане угадывались очертания Техаса.

В туалет зашла девушка в низко надвинутой шапке и черном спортивном костюме. По крайней мере, Эмили предположила, что это была девушка.

Девица показала рукой на сумку Эмили:

– Оставь ее здесь.

В чем-то это казалось еще более нереальным, чем драка на Фатбурсгатан. Более организованным. Швеция, о которой Эмили читала, но в которой никогда не была.

– Что ты будешь с ней делать? – спросила она.

– Проверять ее, – ответила девушка с акцентом, – а потом тебя тоже проверять.

Эмили решила, что они хотят удостовериться, что у нее не было жучков, но зачем? Она не собиралась говорить о чем-то незаконном.

Она услышала свой собственный голос:

– Можешь досмотреть меня. Но у меня в сумке такие вещи, о которых нельзя рассказывать, так что тебе придется ее отдать.

Девушка посмотрела на нее, прищурившись. Ее зрачки были крохотными черными точками.

Запах фальшивого лимона резал нос.

* * *

Он сразу поехал на новую встречу с Локи в Альбю.

Встретившись с ним раньше, Тедди попросил его сделать все, что только в его хакерских силах, чтобы выяснить, кто владелец сайта, на котором был телефон Кассандры. Тедди много знал о проституции в Стокгольме, в тюрьме в Сальберге его соседями по коридору были два румына-сутенера, продававшие девиц почасово, что они, впрочем, отрицали. Но ни сами девицы, ни сутенеры, мамки, или как их там сейчас называют, никогда не занимались сайтом.

На этот раз они с Локи даже не присели у заляпанного жвачкой стола, а решили немного пройтись.

– Спасибо за фото, думаю, мы его найдем, – сказал Тедди.

– Всегда пожалуйста. Но теперь у меня есть что-то покруче. На, возьми.

Локи протянул ему какой-то крошечный красный предмет.

Тедди взял его.

– Это флешка, – объяснил Локи. – На ней информация, которую я смог найти об этом сайте, который тебе был нужен, Escort24. Приятная была работка, скажу тебе.

– Как ты ее нашел?

– Я мог бы рассказать, но, вероятнее всего, ты поймешь не больше тридцати процентов.

Тедди улыбнулся. Классика от Локи, тот же стиль, из-за которого ему на зоне расплющили лапу.

– Давай я посигналю, когда перестану понимать.

– Да ты сам не разберешься, что ты понимаешь, а что нет. Но ладно.

Они прогуливались вдоль Альбювэген. Все еще шел мокрый снег, и как только снежинки достигали земли, они таяли, оставались только ручейки воды в стоках. Наверное, было выше нуля.

– Скажем так: представь себе огромное здание. В нем несколько дверей, и мне нужно в него попасть.

– Здание?

– Дослушай до конца, потом будешь спрашивать. Это здание – сервер, можно сказать, что это компьютер. Я же говорил, что ты не поймешь.

– Все нормально, Локи.

– Неважно. В общем, я знаю, в какой сервер мне нужно залезть, а именно в тот, где размещен наш сайт Escort24. И в этом здании есть, как я сказал, много разных дверей, но на одной из них, скажем так, замок не меняли еще с пятидесятых. Один мой знакомый, оказывается, знает, как такие замки устроены, и даже сделал ключи, которые могут сработать. Так что я иду к этому большому зданию, но так как я не хочу загреметь на нары, то сначала я надеваю маску. И вот я вставляю ключи в замок и поворачиваю. Дверь открылась! Наш приятель, который владеет всем зданием, то есть страничкой Escort24, понаставил камер во всех углах, но мне-то они нипочем, потому что я в маске. Так что раз уж я вошел, то могу там рассмотреть все, что мне нужно. И там я нашел IP-адрес этого типа.

– Пока все звучит неплохо.

– Спасибо, но это оказался мобильный IP.

– Так что все это значит? Что никто не знает, что ты там был, никто не может тебя отследить, так? А что с адресом?

– Да, именно так. В реале все как-то так и было. Проблема в защите, уязвимость – это как дверь со старым замком, который уже не так хорош. У нас с друзьями внезапно оказалась куча эксплойтов, то есть ключей к таким тупым замкам. Что касается масок – то я зашел через прокси. Это сервер в другой стране, через который мы подключаемся к инету. Но сложность в этом мобильном IP. Наш дружок тоже использует прокси-серверы, так что его IP – на самом деле не его.

Кожаный плащ Локи развевался на холодном ветру.

Тедди повернулся к нему:

– И что?

– Понимаешь, все не так просто, как может показаться, когда я это объясняю.

– Не начинай.

– Хорошо, мне, по крайней мере, удалось узнать, какой прокси он использует, этот сервак в Мексике. Его я тоже взломал. Радуйся, что я был не один, мы с друганами на это убили несколько часов. Наконец я получил IP в Швеции.

– Шикарно.

– Это еще не все. Это оказался корпоративный сервер, фирма находится здесь, в Стокгольме, и называется «НетИмпорт». Так что мне пришлось сделать еще одно дельце. Я взломал их Wi-Fi и запустил сниффер, то есть анализатор трафика, можно сказать, организовал прослушку их Сети, как настоящий церэушник. И только там я нашел трафик на хостинг с «эскортом». Вот так я вычислил нужный компьютер в «НетИмпорт». В самом конце я сделал спуфинг, чтобы отследить и отправить трафик с этого же компа на почту.

– Ладно, ладно, хватит. Ты смог найти чаты? Я ищу человека, который через этот сайт писал другому.

– Да, ты говорил. Увы, там много чатов, и в них не сделаешь поиск по имени, потому что они сохранены как логи. Я бы посоветовал зайти на сервер как обычно.

– Это как?

– То есть найдем сам компьютер, с которого управляется этот интернет-бордель.

– Хорошо, тогда я хочу знать, кто занимается страницей. Кто этот «наш приятель»?

– Он администратор страницы. Наверное, просто какой-нибудь задрот, который им нужен, чтобы выкладывать картинки, тексты и придумать дизайн, который там, если хочешь знать мое мнение, отвратный. Они бы больше денег зашибали с более симпатичным интерфейсом…

– Никому твое мнение не интересно. Как зовут администратора?

– Лазарь Гульдман.

Тедди резко остановился. Мимо них прошла мама с маленьким мальчиком в комбинезоне. Малыш, поднимая брызги, шлепал по лужам.

– Как мне его найти? – спросил Тедди.

– Это твои проблемы. Но могу дать наводку: он прописан на Нюбуховсбакен, 67.

Вдалеке раздавался шум машин с шоссе Эссингеледен. Тедди стоял в темноте, около шведской стенки на замерзшей площадке, в своей слишком тонкой куртке, одолженной у Деяна. Он поднял капюшон и затянул кулиску на нем так, что стал похож на водолаза. Ему придется еще здесь побыть.

Локи Оденсон был хорошим парнем. Он, вообще-то, ничего не должен Тедди и все равно потратил несколько часов на виртуальные приключения, чтобы ему помочь. Перед тем как разойтись, Тедди попросил его еще об одной услуге, личной. Нельзя это больше откладывать, раз онон решил быть честным с самим собой.

Локи нашел фирму, где работал Лазарь Гульдман. Похоже, что они занимались IT-безопасностью и Гульдман был по делам в Эребру. В офис он должен вернуться только через несколько часов. Значит, дома Гульдман будет в начале вечера.

Поэтому Тедди и стоял у дома номер 67 по Нюбуховсбакен. Он успел посмотреть на список жильцов в подъезде и знал, что Гульдман живет на десятом этаже.

Он чувствовал себя, как Порфирий Петрович у Достоевского. Может быть, он и не часто встречался с персонажами, но его присутствие всегда ощущалось.

Внизу виднелись огоньки машин, а вокруг вздымались высотки, как мини-небоскребы в мини-городке. Сейчас народу здесь было немного, но время от времени открывались двери подъездов и в них входили люди. Они были нагружены пакетами с едой или толкали перед собой коляски с плачущими детьми.

Этот район как остров в грязном море расположился на скале, где по одну сторону бежало шоссе, а с других скала круто обрывалась. Наверное, вид с верхних этажей походил на тот, что в ясный день открывался из офиса «Лейонс», с той лишь разницей, что Нюбухов находился пятью километрами южнее. Здесь был другой мир: нет ресторанов, где одна закуска обойдется в дневную заплату рядового работяги, нет свежевымытых «Порше», у которых только колеса стоили больше, чем месячный бюджет целой семьи из Нюбухов. Середнячковый Стокгольм, без хаотичной массовой застройки, но никоим образом не претендующий на близость к заповедным центральным районам.

Он подумал о Саре с ребенком на руках. Вчера он стоял не двигаясь и выжидал у ее дома, так же как и сейчас. Чего он ждал? Того, что случилось, нельзя изменить. Но его мучал вопрос: что же все-таки случилось тогда, несколько лет назад, когда он сидел в Халле?

Рука все еще болела после удара битой. Ноги ныли от холода, но он не хотел привлекать внимания и поэтому старался двигаться как можно меньше.

Темнота – его друг.

Номер 67, он не сводил глаз с двери с номером 67.

К сожалению, Локи не удалось найти фото этого приятеля в Интернете, так что Тедди не знал, как тот выглядит.

В доме было сорок квартир. Тринадцать человек уже прошли мимо него. Он следил за ними, насколько это было возможно, стараясь на слух понять, на каком этаже они вышли, какая дверь захлопнулась.

Никто не зашел в нужную квартиру.

И наконец показался еще один человек, мужчина чуть за тридцать на вид, в низко надвинутой на глаза темной шапке, с сумкой через плечо.

Тедди осторожно выбрался из-за шведской стенки.

* * *

Эмили сидела напротив Исака Нимрода за столиком в глубине «Стейкхаус Бара». Никого рядом.

У него была бритая голова, живот задевал за край стола, хотя он далеко отодвинул стул, на одной из рук вытатуирован орел. Вдоль второй тянулся двадцатисантиметровый шрам, который, должно быть, зашивал доктор-неумеха, либо вообще никакого доктора там не было. Следы от стежков все еще хорошо виднелись, как будто тоненькие белые нити удерживали кожу, мешая руке развалиться.

Эмили покосилась на свою сумку, висевшую на крючке в другом конце зала. С девушкой, которая ее досматривала, удалось достичь компромисса, после того как она позвонила и проконсультировалась с кем-то. Сумку нельзя ставить рядом с Исаком, но и открывать ее не стали. В ней лежали бумаги, касавшиеся похищения Филипа. По крайней мере, они были настолько любезны, что выделили женщину для досмотра.

В общем зале Эмили заметила парня в камуфляжной кепке.

К ним подошел официант.

– Как обычно?

Исак ответил на другом языке. Затем повернулся к Эмили.

Взгляд у него был рассеянный.

– Мадам успела пообедать?

Эмили кивнула.

– Я ждала вас больше двух часов, так что проголодалась. Но я рада, что вы пришли.

– Отлично. Хочешь десерт? Здесь шоколадный пирог шикарный.

– Нет, спасибо, я уже сыта.

Исак двигался неспешно. Когда он поворачивал голову, чтобы поговорить с официантом, то делал это вполовину медленнее, чем обычные люди, как будто у него что-то болело. Когда они снова встретились взглядами, его движения еще больше напоминали замедленную съемку. Но вряд ли дело было в боли. Этот человек разыгрывал роль по всем правилам настоящего мафиози: полный контроль и спокойствие.

– Так ты знаешь Медведя? – спросил он тягучим голосом.

– Мы вместе работаем.

– Работаете? Медведь работает?

– Да.

– И чем вы занимаетесь, можно узнать?

– Наверное, мне сначала нужно представиться. Меня зовут Эмили Янссон, я ассистент юриста в юридической фирме «Лейонс». Тедди помогает нам с одним делом.

Живот Исака заколыхался, когда он рассмеялся.

– «БМВ» делает экомобили, а Медведь помогает адвокатам. Странные настали времена.

– Не хочу отнимать у вас время, постараюсь быть краткой. Нам нужна помощь в поисках одного человека, Тедди сказал, что вы, может быть, поможете нам. Разумеется, мы это оплатим.

Появилась официантка с едой и напитками для Исака. Его стейк оказался огромнее того, который Эмили проглотила час назад.

Она обратила внимание, что он заказал «Ред Булл».

Он снова помедлил. Развернул бумажную салфетку и заложил ее за воротник футболки. Он поднял нож и вилку, как будто это был ритуальный обряд, где каждое движение несло сакральный смысл. Он рассматривал стейк на тарелке, тщательно выбирая, с какой стороны отрезать первый кусок.

– Послушай, девочка, – сказал он и сделал паузу. – Мне не нужны деньги.

Он наколол кусочек мяса на вилку и засунул в рот.

– И, говоря начистоту, девка мне тоже не нужна.

Он подмигнул ей, одновременно пережевывая мясо с широко открытым ртом.

Эмили почувствовала, как волна возмущения ударила в голову. Это, черт возьми, переходит все границы. Он что, смел подумать, что она предлагает ему деньги и себя? Она резко отодвинула свой стул и попыталась придумать подходящий ответ.

Прежде чем она успела подняться, Исак проглотил мясо и сказал:

– Сиди. Я хотел сказать, что если я что-то и сделаю, то для моего друга Тедди, а не для собственной выгоды. Мы работаем не так, как все остальные в этой стране. Есть понятия. Честь. Верность. Эти слова все еще кое-что значат в Седертелье.

Она заставила себя успокоиться. Ей нужен только ответ.

– Вы сможете нам помочь?

– Возможно, но давай-ка я позвоню Тедди и узнаю все лично от него?

– У меня, к сожалению, нет его номера. Его телефон вчера сломался. Но вы можете позвонить моему шефу, он подтвердит мои слова.

– А, нет-нет, я не люблю всяких шефов. Но ты от Медведя, так что все верно. Но нам нужно играть в одной лиге. Дела такие. Тедди мужик что надо. Мы здесь выросли вместе, мы одного возраста. Мы все делали вместе, пока он не занялся своими делами, а я – своими. Но «ноу хард филингс», я его уважаю. Всегда уважал. Понятно?

Эмили поняла не все, но промолчала. Пусть Исак выговорится.

– Я помню, нам было лет по восемнадцать и у нас были терки с парнями из банды «Скрюбэкс». Они пришли на наш район и сказали, что нам там кое-что нельзя делать, кое-что продавать. Мы думали, Тедди пойдет к Куму. Но наш с тобой приятель Медведь не так действует. Знаешь?

Эмили попыталась улыбнуться, хотя сейчас ей казалось, что ей в лицо вкололи ударную дозу ботокса.

Исак продолжил:

– Так что Тедди просто сказал: давай разберемся. Он забил им стрелку в пустом карьере в Тувэнген. И взял меня с собой. Скажу тебе честно, я так стреманул, что от меня дерьмом несло, еще когда мы туда шли. Шли, это я помню. Ни у кого не было прав, и мы не хотели, чтобы нас стопанули за езду без них, как обычно. Тедди зашел к одному моему родичу и кое-что у него одолжил. Мы влезли в этот карьер с западной стороны, у шоссе. Мы были чумазые, как двухлетки.

Исак взялся за кукурузный початок, лежавший на тарелке. Он подержал его в руках, разглядывая так же внимательно, как и стейк. Как будто его судьба зависела от того, в какое зернышко он вцепится зубами.

– Там собралась огромная толпища, скажу я тебе. Был вице-босс, их главный по спорам, еще два мужика и семьдесят два парня из мотобанды «Блэк Дрэгонс», дочернего клуба. Они, наверное, думали, что мы туда придем всей компанией. Но были только мы. Двое мелких грязных подростков, которые всю дорогу прошли пешком. Ну и «калаш» в чехле, его-то Тедди и взял у моей родни. И четыре магазина.

Исак засунул в рот указательный палец, слизывая остатки кукурузы.

– Понимаешь, бывают в жизни такие моменты, когда нужно делать выбор. Или продолжаешь идти вперед, или тормозишь, и тогда ты на самом деле ползешь назад. Или ждешь своего часа, или берешь все в свои руки и сам делаешь свой час. Хрен знает, соображал Тедди, что делает, или нет, но он достал автомат прямо под носом у их вице-босса и сказал как есть: «Или оставите нас в покое, или я засуну его тебе в задницу».

Исак облизал еще один палец, одновременно разглядывая ее.

– Больше они не приходили, – сказал он.

Теперь она увидела что-то еще в его полузакрытых глазах. Он любил поговорить, был почти болтлив, но там, внутри, скрывалась дикая ясность. Может, все остальное и было напускным.

– Что тебя связывает с Тедди? – спросил он.

– Я не сказала? Мы вместе работаем.

– И все?

– И все.

– Точно?

– Да.

– Абсолютно точно?

– Да, абсолютно. Но раз уж вы о нем заговорили, у меня есть вопрос. За что его посадили на восемь лет?

– Ты не знаешь?

– Нет.

Исак тщательно облизал безымянный палец и мизинец, напомнив кота, вылизывающего свой мех.

– Тогда спроси сама.

Эмили почувствовала усталость. Больше двух часов ожидания. Неспешная демонстрация собственной важности и превозносящие насилие байки о Тедди. Это ни к чему не вело. Она выложила на стол бумаги, фото тех двух лиц, которые, как ей и Тедди показалось, были похожи на человека, вломившегося в квартиру на Фатбурсгатан.

– Мы ищем одного человека, которого, как мы думаем, зовут Хамон Ханна, скорее всего, один из вот этих двух парней.

– И зачем же вы его ищете?

Эмили ни секунды не сомневалась, что весь его треп о верности потеряет значение, если он вдруг усмотрит выгоду в обратном. С другой стороны, ничего бы не изменилось: это была их важнейшая ниточка в деле о Филипе.

– То, что я хочу сейчас рассказать, конфиденциальная информация.

Исак откинулся на спинку стула.

Она продолжила:

– И я исхожу из того, что вы не будете подставлять Тедди и разглашать что-то из этих сведений.

– Я тебе уже растолковал, как мы на это смотрим. В этом городе у меня есть только мое слово и мое имя.

Эмили выждала несколько секунд. Затем она сделала шаг к неизвестному:

– Мы расследуем возможное похищение человека по имени Филип Шале. Сегодня ночью Хамон Ханна был в одной квартире на Фатбурсгатан в Стокгольме. Мы думаем, что Филипа Шале держали как раз в этой квартире. Нам нужно найти Хамона, чтобы узнать больше.

– Ладненько, вы еще что-то знаете об этом Хамоне Ханна?

– Мы не знаем, где он, если вы это хотите знать. Но мы с Тедди были в квартире и смогли бы его узнать.

– И полиция здесь замешана?

– Нет, семья Филипа не хочет их привлекать.

– И если бы я нашел Хамона Ханна, может так быть, что ему придется иметь дело с легавыми?

– Вы не знаете меня. Но, видимо, знаете Тедди. Могу только сказать, что мы даем слово, что не заявим в полицию из-за Хамона Ханна, очевидно, что он не замешан в похищении.

Исак помахал официанту. Эмили подумала, как странно, что он вообще зашел в этот зал, здесь ведь было совершенно пусто, но они, наверное, хотели быть особенно внимательными и не пропустить ни единого жеста от человека, сидевшего напротив нее.

Исак наклонился вперед, его живот снова врезался в край столика.

– Я устрою тебе разговор с Хамоном Ханна, я знаю, кто это. И знаю, что он ночью был в Стокгольме по мелким делишкам. Ребятки иногда просят у меня разрешения, до того как заняться своими делами.

Эмили промолчала.

Официант подошел и поставил перед Исаком тарелку.

– Ты точно не хочешь кусок пирога?

* * *

Снова эти тени.

Скука. Холод. Поблескивающие перекладины шведской стенки, дверь в 67-м, которая время от времени открывалась, когда кто-то входил или выходил. Последний мужчина, которого Тедди преследовал до самой квартиры, чтобы посмотреть, куда он войдет, оказался не тем. Тедди мог бы встать на площадке Гульдмана и подождать там, но он не хотел, чтобы кто-то спрашивал, что ему там нужно.

Позвонила Линда, наверное, это отец дал ей его новый номер. Они не разговаривали два дня, с той ссоры в греческом ресторане.

– Я хотела бы попросить прощения, – сказала она своим нежнейшим голосом. – И еще хочу узнать, где ты живешь.

Тедди сказал ей правду:

– Я живу у Деяна или, скорее, сплю на его диване. Это не совсем то же самое, что жить у кого-то.

– Приезжай тогда к нам, – сказала она. – Мне очень жаль, что так получилось. Я просто разнервничалась из-за этой эсэмэски и из-за Николы.

– Он вернулся?

– Да, ненадолго. Поспал несколько часов. Позавтракал и снова убежал. Не знаю, что мне делать.

– Понятно. Хочешь, чтобы я ему написал или позвонил?

– Можешь попробовать, но не говори о твоем прошлом и так далее. Я этого не хочу.

– Хорошо, как ты заметила, у меня новый телефон с новым номером, так что он сразу не поймет, кто звонит.

– А что случилось со старым? Ты же получил телефон от нас в корзинке.

– Мне жаль, но я его потерял.

Она бы все равно не поняла. В ее понимании любая драка означала возвращение в прошлое Тедди.

– Так ты сегодня ночуешь у нас?

Вообще-то, это было не очень удобно, принимая во внимание, в какое время они работали над делом. Если он сегодня явится домой под утро, Линда станет задавать вопросы.

– Не знаю.

Он наблюдал за подъездной дверью все время.

– Я, кстати, недавно был у папы.

– Отлично, я зашла чуть раньше и зажгла свечу в память о маме.

– Я не могу с ним.

– Он желает только добра, и думай сегодня не о нем, а о маме.

Один вопрос беспокоил его весь этот вечер: что он станет делать, когда Гульдман наконец появится? Он попытался представить разные сценарии, придумать, как ему действовать. Но все заканчивалось такими ситуациями, в которых он не хотел участвовать.

Какой-то мужчина прошел по направлению к подъезду. Тедди зашевелился, шагнул вперед и направился к двери.

В свете подъездной лампочки он разглядел его получше, у мужчины были светлые волосы длиной почти до плеч, толстый пуховик и широкие мешковатые джинсы.

Тедди встал рядом с ним перед лифтом. Вошедший часто дышал, как будто запыхался.

Они зашли в лифт. Мужчина нажал на кнопку с цифрой «десять».

Это мог быть он.

Показалось, что на последних этажах тросы скрипели. Мужчина стоял почти демонстративно близко к дверям: или чтобы показать, что он не хочет разговаривать, или чтобы не встречаться с Тедди взглядом.

Двери открылись.

Мужчина повернул налево и пошел к своей двери, это могла быть нужная дверь, одна из двух.

Тогда он обернулся. Тедди смотрел ему прямо в глаза.

У него было красное лицо, как будто он обгорел в солярии, и верхняя губа оттопыривалась из-за порции жевательного табака, наверное, тройного размера.

– Я могу вам чем-то помочь? – спросил он.

Тедди огляделся.

– Нет, спасибо, думаю, я ошибся домом.

– Кого вы ищете?

– Стенинга.

– Стенинга?

– Да, Нюбуховсбакен, 69.

– Это 67.

Мужчина отвернулся и стал открывать свою дверь.

Это была нужная квартира.

Он закрыл за собой дверь.

Лазарь Гульдман.

* * *

В первые мгновения снег принес облегчение. От холода колющее ощущение в ногах из-за нарушенного кровообращения стало слабее. Его спутанные мысли приобрели ясность. Зима заставила его сосредоточиться.

Он побежал. Снег был сантиметров десять глубиной и мягкий, почти слякотный. Они забрали его туфли. Странное чувство, босыми ногами по снегу – такого с ним еще никогда не случалось.

Он даже не оглядывался, только мчался вперед. Он не видел домов перед собой, только кромку леса далеко впереди.

Небо было звездно-ясным, хоть с этим ему повезло.

В голове только одна мысль: ему нужно найти дом или хотя бы дорогу.

Там, впереди, не нет ни огонька, бурый лес стоял сплошной темной стеной.

Когда он подобрался ближе к елям, он обернулся и посмотрел назад. Дом, в котором его держали, был большим, целая вилла, по меньшей мере в два этажа, может, три. Он увидел, что в одном из окон первого этажа горел свет. Возможно там этот урод Джокер и сидел.

Дом был какого-то светлого цвета, но сейчас было слишком темно, чтобы рассмотреть детали.

Он продолжил бежать.

В лес. Прочь от этого дома, прочь от светящегося окна. Деревья стояли не так густо, как он надеялся, они были разбросаны на расстоянии друг от друга, словно здесь недавно была вырубка.

Кажется, температура плюсовая. Снова ему везет. На Филипе были те же брюки, в которых его схватили, пара джинсов «7 For All Mankind». Еще на нем были рубашка и кашемировый джемпер, соответственно от «Borrelli» и «Loro Piana». Сейчас он особенно радовался этому джемперу, тело совершенно не мерзло.

Но мерзли ноги. Он на секунду остановился и попытался пошевелить пальцы на ногах. Он их едва чувствовал.

Мысль найти дом или дорогу сменилась другой: ему нужно найти какую-то поверхность, не покрытую снегом или льдом. Ему нужно прочь от холодной земли.

Он продолжил бежать. Свет в окне этого адского дома едва виднелся.

Он почувствовал, как отчаяние росло. Ему нужно повернуть и посмотреть с другой стороны дома. Там должна быть какая-нибудь дорога.

Но так темно, несмотря на звезды и луну. Он не был уверен, что сможет различить дорогу, даже если она есть. Он побежал обратно, пытаясь одновременно вилять на местности.

Ему нужно потерпеть. К такому большому дому всегда подъезжают на машине.

И он ведь знал, что его привезли сюда в автомобиле.

Через пару минут он заметил воду, точнее запорошенный снегом лед, но подальше вода была открыта и поблескивала в лунном свете. На другом берегу, где-то через километр, он увидел больше огоньков, скорее всего, из деревни. Он подумал, не на острове ли он.

Он снова повернул. Снова направился к дому, но обходил его по еще более широкому радиусу.

У него нет обуви. Но головой он понимал, что их нужно унести подальше от того снежного покрова.

Тогда он увидел длинный проход, что-то вроде аллеи, которая вырисовывалась на фоне неба. Это должна быть дорога. Приглядевшись, он увидел что-то, похожее на следы колес в снегу. Здесь кто-то проезжал, и в последнее время больше одного раза.

Он помчался, как марафонец, со всех ног.

Вперед. До конца дороги, до перекрестка, может, до более широкой дороги. Дороги, где, он надеялся, ездят автомобили.

Он остановился. Это же глупо – бежать вдоль дороги? Если его будут искать, сюда заглянут в первую очередь. Но сейчас это его единственный шанс выбраться отсюда. Потому что если он останется в лесу, то замерзнет насмерть.

Сто метров.

Двести метров.

Он тяжело дышал.

Деревья по бокам смотрели на него сверху вниз. Смеялись над ним. Босоногим придурком.

Он посмотрел вперед. Дорогу, по которой он бежал, пересекала другая.

Она была шире, казалось, что под тонким слоем снега скрывался асфальт.

Он не знал, в какую сторону нужно бежать, но решил повернуть налево.

Еще сто метров.

Двести метров.

Тогда он заметил что-то впереди у дороги. Другой силуэт на фоне темного неба.

Это была охотничья вышка.

Кто-то поставил здесь вышку для лосиной охоты. Когда он подбежал ближе, то увидел, что она была на вид, как и все остальные, простое строение с четырьмя деревянными опорами у земли и площадкой на высоте двух метров в воздухе. Вышка имела деревянные стенки и закрывалась сверху крышей.

Филип много раз сидел на таких вышках. Он знал все плюсы такой охоты. Здесь открывался хороший обзор поверх низких деревьев и кустов, поле для стрельбы становилось чище. Кроме того, меньше пахло человеком, потому что запах перемещался в верхние слои воздуха.

Он забрался наверх. Площадка оказалась маленькой, ему не удалось вытянуться.

Но ему это и не нужно. Ему хотелось только свернуться под крышей и ждать, пока какая-нибудь машина не проедет мимо там, внизу. Здесь нет снега и льда и дует меньше.

С другой стороны: теперь он больше не двигался.

Он натянул рукава джемпера как можно ниже, через кисти рук, и попытался засунуть в них ступни. Одновременно он массировал пальцы ног. Странная поза для сидения.

Он чувствовал себя обезьянкой.

* * *

– Слышь, давай.

– Блин, не могу слезть.

Никола смотрел на тарелку с планом, стоявшую на столике перед Хамоном. Ох, сколько косяков из него сегодня получилось, но Юсуф сказал, что пора кончать. Они какую-то песню слушали на компе Хамонова брата через «Спотифай». Snoop Dogg сменили имя: Snoop Lion – в стиле регги.

Зачем Юсуф звонил и плел, что им нужно переть в центр?

Они ж на расслабоне.

– Булки шевели, братан, он хочет, чтоб вы приехали.

Хамон слышал весь разговор, так Юсуф разорался. Он положил косяк на тарелку. Только наполовину скуренный. У них же целый вечер был, чтобы дать отдых черепушкам.

Хамон рыгнул.

– Надо смотаться. Юсуф говорит – значит надо.

– Блин, мы сегодня весь день только на него и вджобывали. Нашли полицейскую рацию, поговорили с этим дебилом, который платить не хочет, и все дела.

– Да ты знаешь, как есть, Никола. Один прекрасный день мы сами кричим «Булки шевели, братан».

Через пятнадцать минут он с Хамоном стоял у «Стейкхаус Бара» в центре. Погода отвратная. Юсуф вышел из ресторана. На нем была камуфляжная кепка и очки, как будто лето в разгаре.

– Вы встречайтесь тут с одной девахой, у нее вопросики есть.

Хамон все еще на кумарах, это слышно было по его высокому голосу:

– Ты чего плетешь? Че за вопросики?

Юсуф был сегодня с полицейским настроем. Он вышел вперед и встал лицом к лицу с Хамоном.

– Что с тобой, проблемы у тебя, да?

– Нет-нет, сорян. Но что за дела-то?

– Эта деваха спрашивает штуки, которые мы ночью делали, думаю я, она была там в гребаной квартире, но не знаю. Но все норм, мы не подставимся.

– Она коп?

– Мама моя трахни, если она с легавым.

– И кто она тогда?

– Понятия, блин, никакого. Но он все одобрил, он ей верит, она работает с его старым корешем, твой дядя, кстати, Никола. Он хочет, чтоб вы с ней поболтали.

– Про что?

– Откуда я знаю? Я иду и привожу ее. А вы смотрите.

Юсуф снова проскользнул внутрь.

Никола положил руку Хамону на плечо и приветливо оскалился.

– Кореш, в один прекрасный день ты сам будешь орать: «Мама моя трахни».

Хамон еще хотел спросить о его дяде, но Юсуф вернулся.

Никола сегодня, как, впрочем, и всегда, за рулем. Ему постоянно доставалось вести, сторожить, собирать мелкие деньжата и приносить пиццу. Когда он поднимется уже? Хамону было столько же, сколько ему, и пусть он и один из лучших корешей, Никола видел, в чем проблема: его характер в дерьмину портил половину любой работы. Никола не был там, в квартире, где были терки, но понял, что снова Хамон облажался и всем поднасрал. Не важно было ни разу, ассириец парень или нет, Юсуф всегда распинался, что важнее, что они выросли вместе. Что ему насрать, что у кого-то родаки из Эребру или Мидьяте. Важна была верность.

Хамон расселся сзади рядом с молодой женщиной. На ней была одежда, как для офиса, и еще пальто. Она беспокоилась, все время смотрела в окно, наверное, хотела проследить, где они ее везут.

Николе велели провезти их по городу, никакого точного маршрута.

Не она одна нервничала. Никола видел лицо Хамона, когда она вышла из ресторана. Мелкие морщинки у глаз, они всегда появлялись, когда он был готов в штаны наложить.

– Я тебя узнала, – сказала она.

Никола посмотрел в зеркало на Хамона, точнее, на часть его лица. У глаза Хамона собралось столько складок, как будто там прицепили леску и тянули за нее.

Наконец Хамон сказал:

– Я был ночью на этой хате. Я тоже тебя узнал. Мы приносим извинения за дерьмо.

Никола вел медленно. Он включил радио и нашел 105,9 FM. Похоже на Джастина Бибера.

Сначала он пытался слушать, о чем говорили Хамон и бабца. Может, они еще что-то о Тедди скажут. Но они говорили о другом. И это, в общем, было совсем нормально. Ему нравилось вот так кататься по городу в тачке, хоть и в чужой. «БМВ X5» – это не отстой какой-то.

Он расслабился. Погрузился в музыку. Перестал думать о матери и ее нытье. Прикинул, что купит на те пять штук, которые ему дали утром за «беспокойство». Он бы не отказался от травмата. Или поездки куда-нибудь, где потеплее, чем в Швеции. Хотя, наверное, нужно вместо этого купить подарок для Тедди. Его старик-дядька, может, и не технофрик, но не рассекать же ему с трубой даже без сенсора.

Через двадцать минут они там, на заднем сиденье, закончили. Хамон в начале слегонца возбудился, но сейчас остыл.

Никола снова припарковался у «Стейкхаус Бара». Хамон выпрыгнул из машины и открыл дверцу перед бабой, как какой-нибудь водила из лимузина.

Никола не сильно-то вникал в их разговор, но сейчас услышал, как Хамон кому-то звонит.

– Здорово, это я, – сказал он.

Никола спросил себя, в чем дело. Он слышал, как Хамон продолжил:

– Можешь ее встретить? Знаю я, что поздно.

Хамон подошел к женщине.

– Все нормально, – сказал он. – Она говорит, что едет.

Женщина протянула ему что-то.

– Вот. И спасибо за помощь.

– И что это? – спросил Никола.

Хамон посмотрел на то, что держал в руках.

– Визитка, братан. Ты ни разу адвоката в деле не видел или как?

* * *

Когда она увидела Хамона Ханна у «Стейкхаус Бара», ей захотелось бежать. Эмили поняла, что он один из тех, кто был в квартире, возможно, это у него была бита.

Ей очень не хватало Тедди. Она представила себе, как он бы спокойно подошел и пожал руку Хамона Ханна и сказал: «В этот раз веди себя спокойно, ладно?»

Шофер за рулем машины выглядел моложе Хамона, но его она не узнавала. Он, кажется, и сам не обращал внимания на их разговор, ушел в свой мир, мечтая о своем.

Хамон сел радом с ней на заднем сиденье. На нем была темно-зеленая зимняя куртка с характерным желтым ремнем сверху у мехового воротника – «Parajumpers», выбор половины Стокгольма в эту зиму.

– Что вы делали ночью в этой квартире? – спросила она.

– Хотели встретить пару парней.

– Каких?

– А ты кто вообще?

– Я юрист. И я разыскиваю Филипа Шале. Разве Исак не рассказал?

– Немного. Из легавых?

– Я не связана с полицией. Я просто хочу найти Филипа Шале.

– И мы его хотим найти.

По радио пел Джастин Бибер. Пахло свежей кожей сидений.

– Вы ищете Филипа?

Хамон Ханна почесал щеку, как будто ему нужно было обдумать ответ.

– Мы думали, он там, в квартире.

Эмили почувствовала, как кожа на руках покрылась мурашками.

– У него же две хаты. Одна – на Эстермальмсгатан, другая – та квартира на Фатбурсгатан. В одной он со своей прекрасной подружкой. В другой он весь в грязи. Не хочет он мешать два мира.

– Откуда ты это знаешь?

– Мы несколько недель за ним следим. Когда он это сделал с моей сестрой двоюродной.

– Расскажи подробнее.

– Ты это не знаешь?

– Просто расскажи мне.

Хамон заморгал. Эмили не хотела его спугнуть, надо вести себя осторожно. С другой стороны, нельзя терять время – нужно идти в наступление.

Теперь в колонках пел Бруно Марс. Парень за рулем молча вел машину, как и раньше.

– Такие дела. Моя сестра, Анина, она живет не так, как нужно. У нее шведская мать. Это не проблема, но я думаю, что поэтому у нее не такие понятия, как у нас. Врубаешься? Она уже уехала от родителей, хотя у нее даже парня нет. Она живет неправильно. Но несколько недель назад я ее встречал, и она была совсем убитая. Она нарвалась на настоящего скотину.

На заднем фоне напевал Бруно Марс: «You bring me to my knees/ Youmake me testify/ You can make a sinner change his ways».

– Сначала я подумал, ну, типа, сама виновата. Если живешь как шлюха, то с тобой будут себя так вести, если ты понимаешь, о чем я. Но потом она мне рассказала, и это уже было слишком. Есть же пределы. Так что я перетер с Юсуфом, а он – с Исаком. И Исак сказал, что ок, я могу этим дельцем заниматься. И получилось вот так.

– Вы его выгнали на лед?

– Твои слова. Мы ему дали урок. Он это заслужил.

– Когда это было?

– Блин, не помню. Анина мне позвонила. Она его видела.

– А ты только что сказал, что вы несколько недель за ним следили.

– Точно, так что это было пару недель назад. Мы его взяли у одного такого места, что-то типа «Клары» или как-то так. Но это не все, мы хотели, чтоб он заплатил, а он не хотел. И мы пошли к нему на хату. Но там были вы вместо него.

Эмили посмотрела в окно. Снаружи тянулись длинные низкие дома. Она понятия не имела, где они. Они могут с ней сделать все что угодно. Все, что у нее было, это слово Исака.

– И что Филип сделал с твоей сестрой?

Хамон тоже отвернулся к окну. Эмили видела, как жилка у него на шее пульсировала.

– Я понимаю, что об этом, может быть, трудно говорить.

Хамон внезапно набросился на нее. Он схватил ее за пальто и прижал к двери. Это лицо – она узнала выражение с прошлой ночи. Пламя, бившее из глаз.

– Тебе-то какое, мать твою, дело? Тебя это не колышет. Ты не в курсе вообще.

Он прижал ее к окну. Она почувствовала, как стала задыхаться. Он давил ей на плечо. Нужно вернуть контроль за ситуацией. Заставить его успокоиться.

Парень за рулем обернулся:

– Хамон, блин, уймись!

– Могу я с ней встретиться? – прошептала Эмили.

Анина Ханна Бьерклунд казалась совсем молоденькой. Если бы у Эмили спросили, сколько ей лет, она бы сказала, что не больше пятнадцати. У нее были прямые длинные волосы, расчесанные на идеально ровный пробор. Несомненно, Анина по всем меркам была очень хорошенькой. Но когда она села на стул в «Стейкхаус Баре» и покосилась на Хамона и остальных, у нее во взгляде промелькнуло что-то почти дикое.

Эмили обрадовалась, что Анина приехала так быстро, несмотря на позднее время.

Она, вероятно, где-то встречалась со старыми друзьями из Седертелье, хотя сейчас жила в Стокгольме.

Эмили представилась и тихо сказала:

– Я хотела бы задать вам несколько вопросов о Филипе Шале. Вы его знаете?

Анина отпила чая из чашки, которую официант поставил перед ней, хотя на самом деле бар уже закрылся.

– Как сказать…

– Ты знаешь, кто это?

– Эмм… наверное.

В голосе Анины явно слышалась неуверенность.

– Я понимаю, это все может показаться странным. Но возникла сложная ситуация, и было бы замечательно, если бы вы могли ответить на мои вопросы. Я обещаю, что все вам объясню потом.

Похоже, Анина немного расслабилась. На ней были черные брюки и высокие черные сапоги. Сверху она надела тонкий пуховик из блестящего материала с меховым жилетом поверх него. Она застегнула только жилет, а не куртку, она, наверное, здесь уже сварилась.

– Я знаю, кто это. Немного.

– Откуда вы его знаете?

– Я его не знаю, этого я не говорила. И он урод. Но что вы вообще хотите узнать?

– Как я сказала, все это довольно запутано, но мне нужно узнать как можно больше о Филипе Шале. Больше я пока что не могу сказать. Вы должны мне поверить, Анина, я вам не хочу ничего плохого.

Анина снова подняла чашку. Эмили показалось, что она увидела наворачивающуюся слезу в уголке ее глаза.

– Они мерзкие. Вы не понимаете…

Она была готова разрыдаться.

Она вкратце рассказала, что с ней случилось.

Эмили не знала, как реагировать. Проблемы ее знакомых, которые они с друзьями обычно обсуждали, и рядом не стояли с этим.

– Я имею право жить так, как хочу, чтобы куча придурков не вмешивалась. Но за то, что со мной случилось, я их никогда не прощу. Я все время об этом думаю.

Она замолчала, как будто размышляла, нужно ли сказать что-то еще.

– О чем ты думаешь?

– Сначала мне просто было плохо. Но я увидела его в VIP-зале несколько недель назад. Тогда я позвонила Хамону. Он вышел из себя и пообещал, что приедет и «заберет этого урода», как он выразился.

– И что случилось?

– Я не знаю, Хамон и его приятели что-то сделали, но мне не сказали. И тогда я разозлилась.

– Почему?

– Я говорила с кучей людей, которые мне объяснили, что то, что случилось, это была не моя вина. Со мной даже связался незнакомый человек, просто чтобы поговорить о Филипе.

– Кто это был?

– Я ее не знаю. Обычная, я бы сказала, девушка, от двадцати пяти до тридцати. Она, кажется, как-то знала Филипа.

Эмили отметила, что нужно отправить Анине фото нескольких людей и посмотреть, узнает ли она кого-нибудь.

– Как она с тобой связалась?

– Сначала по почте или через Facebook, кажется, потом она позвонила, и мы один раз встретились. Но она оказалась какой-то странной. Она на меня рассердилась, потому что я ничего не хотела с этим делать. В тот раз, когда мы встречались, она на меня кричала, она почти вышла из себя. Но она все-таки помогла мне к кое-чему прийти.

– К чему же?

– У меня есть доказательства. Я после этого даже была у врача. Я хочу на него заявить завтра. У меня запись в полицию Эстермальма.

* * *

Обычно в это время Карл-Юхан натирал ноги мазью Он усаживался в плетеное кресло в Мамулиной ванной, клал одну ногу на другую и выдавливал крем из тюбика «Доктора Шолля», «Нетрогены» или что там у нее было. Потом он медленно втирал крем. Затем он обычно выдавливал еще немного мази и намазывал пятки. У него всегда были сухие пятки, и если он не мазал их кремом каждый день, то мелкие трещинки появлялись как по расписанию, через пару дней.

Несколько лет назад, когда он осознал неизбежное – что за ногами нужно ухаживать внимательно и систематически, – тогда ему казалось, что это неимоверно скучная процедура. Он пытался совместить ее с просмотром телевизора или ставил диск перед началом. Он проклинал педикюрщика и личного дерматолога за то, что они не смогли разобраться с этой проблемой.

Сейчас он на это смотрел иначе, ему, честно говоря, нравились эти десять минут в тихой ванной. Они были ему нужны. И сегодня ему их недоставало.

По большому счету, ему нравилось то обустройство жизни, которое у них с Мамулей сложилось уже в самом начале семейной жизни. И ему повезло, что у него были секретарь, ассистент, шофер и банкир.

Без них жизнь была бы невыносимой.

Но сейчас она все равно превратилась в хаос.

Каролина у них переночует сегодня, так она сказала. Может, это и хорошо. Титти нужен кто-то, кто бы за ней присмотрел, поговорил бы с ней по душам. Но сейчас ее здесь нет. Он попытался объяснить Титти, почему он думал, что шестнадцать миллионов можно провести только завтра. У Магнуса и его команды будет больше времени на расследование. По статистике, недостаточно заплатить один раз, шестнадцать миллионов не заставят их отпустить Филипа. Титти на него едва взглянула, она только что-то пробурчала. Он хотел поговорить с ней и о Кевине и его отце, но та стала жаловаться, что у нее нет сил слушать. В какой-то степени он был рад, что она не вмешивалась. Нельзя, чтобы она опять потеряла над собой контроль.

А вот Каролина, напротив, уселась за стол и желала поговорить.

– Папа, расскажи с начала до конца, что нам известно. Я не все поняла на встрече с Магнусом Хасселом.

Так или иначе, этот вопрос его немного успокоил. Теперь, когда Каролина дома, он даже рад, что она с семьей. Где ей всегда и следовало бы быть.

Он рассказал, как они думали, что Филипа какое-то время держали в квартире на Фатбурсгатан, как он позвонил Патрику Эрну и попросил перевести деньги, но не все пошло, как похитители, наверное, предполагали. И что они поэтому теперь заставили Филипа прислать фальшивый договор на покупку квартиры.

– Эта квартира на Фатбурсгатан – как она вообще связана с Филипом? – спросила она.

– Мы еще не знаем. Они это выясняют.

– Они не знают? Но ведь это можно выяснить?

– Мы надеемся.

– А Стефани – вы с ней не говорили? – спросила Каролина, когда он закончил.

Карл-Юхан уставился на нее.

– И как, по-твоему, мы бы с ней говорили? Да она еще меньше, чем Мамуля, к такому готова.

Каролина отвернулась.

Но это происходило несколько часов назад. Сейчас Каролина ушла, вроде бы на прогулку. Он не мог понять, как она могла гулять при таких обстоятельствах, и был уже поздний вечер, но она настаивала, что ей нужен свежий воздух.

Карл-Юхан открыл угловой шкафчик в кухне и достал бутылку «Гленфиддих».

Это была его собственная маленькая барная полочка, холодильник с вином на другой стене и винный склад в погребе также были и владениями Титти. Но то, что стояло в этом шкафу, пил только он сам.

Он налил полфужера, а затем добавил на три глотка теплой воды. Хрустальный фужер достался от бабушки и дедушки Титти. Он обожал пить из него, в свете потолочных ламп поблескивал герб Адлеркройцев.

Он подумывал все-таки намазать ноги, хотя бы на десять минут притвориться, что ничего не произошло.

Он сделал глоток.

В голове путались мысли.

Мир вокруг тоже путался.

Ему нужно сесть.

Он вошел в библиотеку и опустился на диван.

Он откинул голову назад и сделал глоток виски.

Тут он услышал, как зазвонил телефон. Телефон лежал на кухонном столе. Карл-Юхан встал и направился туда, но, прежде чем он успел, сигнал стих.

Карл-Юхан услышал тихий голос Титти.

Когда он вошел в кухню, она протянула ему телефон.

– Это Магнус, – сказала она. – Я ответила, но он хочет поговорить с тобой.

Он услышал голос Магнуса.

– Карл-Юхан, мне очень жаль. Титти взяла трубку, и я просто начал рассказывать.

– О чем?

– Я только что говорил с Эмили, она наткнулась на одну вещь.

– Какую?

– Она нашла одного из тех парней, что ночью вломились в квартиру. И он свел ее с одной молодой женщиной из Седертелье. Иностранного происхождения. Эмили недавно с ней встретилась. Эта женщина утверждает, что Филип ее изнасиловал несколько недель назад. Наверное, не очень хорошо, что я рассказал это Титти. Как она восприняла?

Карл-Юхан посмотрел на свою супругу.

Она села.

Взгляд у нее был пустой.

* * *

Черсбэрсвэген. Жилищная Мекка для студентов. Сотни крошечных однушек и двушек, комнаты вдоль длинных коридоров и совместно снимаемые квартирки. Здесь бедные студенты перебиваются с воды на хлеб, а придумывание студенческих постановок может затянуться до глубокой ночи. Иногда Эмили жалела, что полноценно не участвовала в студенческой жизни, пока училась. Она всегда болела за оценки и рекомендации. И она всегда хотела жить в нормальной квартире.

Есть места и похуже. Этот район как-никак располагался в самом городе. Некоторые жили на Фрескати рядом с университетом или делили замызганную двушку с тремя другими студентами в таких местах, откуда до города было сорок пять минут езды.

Но в то же время она знала, что Швеция предлагала студентам хорошие, можно сказать люксовые условия. Здесь платят за то, что учишься. Стипендия – около трех тысяч в месяц, а к ней добавляется еще выгодный займ, который государство дает всем, кто получал высшее образование. Не такие огромные деньги, но в Англии или Франции, например, учиться в хорошем месте стоило бы много тысяч евро. Мама бы с ней согласилась, хоть и выразилась бы иначе. По ее мнению, это не люкс, а естественное право в обществе всеобщего благосостояния.

Эмили и Анина Ханна Бьерклунд расстались в «Стейкхаус Баре» почти два часа назад. Эмили вызвала такси и поехала обратно в офис, из Седертелье это заняло тридцать минут, хотя уже было поздно. Она хотела просмотреть материалы о Кевине, но и об Анине тоже. У нее гораздо больше причин ненавидеть Филипа.

Когда она просидела там какое-то время, зазвонил телефон. Это была Анина:

– Вы в городе?

– Да.

– Вы должны приехать сюда.

– Что случилось?

– Кажется, здесь кто-то хочет поговорить со мной о Филипе.

– Кто?

– Я не знаю. Кто-то звонил и просил меня открыть дверь. Пожалуйста, просто приезжайте, это так неприятно. Хамон слишком далеко. Я живу на Черсбэрсвэген.

Анина дала ей точный адрес и назвала код подъезда.

– Я сейчас приеду.

Эмили попыталась перезвонить из такси, но Анина не отвечала. Она подошла к многоэтажке. Она хотела позвонить Тедди, но быстро передумала. Пусть попросит прощения, тогда она с ним свяжется.

Этот дом назывался Шиповником. Каждый, кто учился в Стокгольме, знал, что это за дом. Больше двадцати этажей и сто сорок студенческих квартир.

В Стокгольме не так много таких больших домов.

Анина, очевидно, училась в университете, хотя ей было всего восемнадцать – умненькая девочка, она перепрыгнула через класс в средней школе.

Эмили стояла метрах в тридцати от входа.

Снаружи было темно, она и на расстоянии видела, что лампочка там не горела.

И тут дверь распахнулась. Оттуда вылетел человек. Он или она был в длинном пуховике с капюшоном, натянутым на голову. Она узнала марку. Это была одна из тех невообразимо дорогих вещей, «Mountain Works».

Человек промчался к маленькой красной машине, стоявшей в двадцати метрах от входа, прямо на тротуаре. До этого Эмили даже не обратила внимания, как странно машина припаркована. Она блокировала весь проход.

Машина рванула с места и на огромной скорости помчалась вниз по улице.

Визг колес заставил Эмили вздрогнуть.

У входа висел список жильцов. Эмили предполагала, что многие квартиры здесь сдавались через вторые руки и далее, но Ханну А. Бьерклунд она увидела в списке, та жила на двенадцатом этаже.

Интересно, кто же это хотел в такой час поговорить с Аниной о Филипе? И кто кинулся в красную машину? Наверно, ей нужно было записать номер, но сейчас уже поздно.

Она вызвала лифт. Из шахты послышался скрип.

Она нажала на кнопку с цифрой «12» и отправила лифт в скрипучее путешествие наверх.

Двери открылись, и она выбралась наружу. Лампа на потолке мигала. В доме стояла тишина.

Эмили позвонила.

Никто не открыл.

Изнутри ни звука.

Она снова позвонила.

Ничего не произошло.

Анина знала, что она приедет. Она должна быть дома.

Эмили нажала на ручку.

Дверь была открыта.

– Анина! – крикнула она в квартиру.

Тишина.

Она сделала шаг внутрь. Черт, черт.

На полу лежал вязаный половик, на вешалке были куртки и пальто. Кажется, однушка. Она сразу увидела маленькую кухоньку, стол на двоих. Тарелка с остатками еды лежала у мойки.

– Эй! – снова крикнула Эмили, но на этот раз потише.

Тишина напугала ее. Ей казалось, что она слышит биение собственного сердца.

Она обернулась и заглянула в темную комнату. Лампа в прихожей давала немного света.

Она сразу почувствовала, что что-то не так.

Потом она увидела.

На полу, у стены, лежало тело.

Она сделал шаг вперед.

Это была Анина. Совершенно неподвижная.

* * *

Охотничья вышка. Он не знал, как долго он сможет продержаться здесь, на ее верхушке, в двух метрах над землей. Он подумывал нацарапать какое-нибудь послание на стене. Вкратце описать, что он пережил. Что он знал о похитителях.

Нет, это просто глупости. Он же ничего не знал.

Может, нужно выцарапать здесь другие истории. О том, что с ним было в детстве. О том, что с ним сделали. Что он сделал с другими.

Это ничему не поможет.

Никто не будет по нему тосковать.

К одиночеству он привык.

Даже когда его родители были дома, он чувствовал это одиночество. Дело не в том, что они физически были в квартире. Папа все равно не отрывался от своего телефона или от компьютера. Мама лежала, накрывшись пледом, в библиотеке или сидела в кухне с бокалом вина, склонившись над какой-то газетой. Папа говорил с ним по-настоящему только когда разводил свои воспитательные проповеди. Эти его два простых принципа: этикет и дисциплина. Которые нужно вызубрить, что бы ни случилось.

Он вспомнил один случай, ему было не больше восьми лет тогда.

Он решил, что уже хватит.

– Папа, мне наплевать. Я хочу и буду жевать с открытым ртом.

Карл-Юхан только посмотрел на него и медленно покачал головой.

– Не говори так.

Остаток вечера он провел на работе. Моника, их няня, проследила, чтобы Филип и Каролина почистили зубы и легли в постель. Где была мама, Филип не знал.

– Спи, малыш, – сказала Моника, выключая лампу в его комнате. Было уже совсем поздно, и он играл в «Гэйм Бой» три часа подряд.

– Моника, как ты думаешь, а папа будет со мной разговаривать завтра? – спросил он, прежде чем она закрыла дверь. Ее голова казалась огромной, но он знал, что это из-за кудряшек.

– Конечно, – сказала она. – Он ведь не помнит плохое.

Но он помнил, и Филип это знал.

Он проснулся от того, что папа сел на край кровати и положил руку ему на рот. Дверь была закрыта.

Сначала он ничего не говорил, просто сидел там и крепко держал Филипу челюсти.

– Жевать надо с закрытым ртом, я сказал. Открой рот.

Филип видел его как в тумане. Он не знал, сколько было времени.

Но одно было понятно. Папа был ужасно злой, он молча кипел.

– Открой рот, я сказал.

Ему было больно. Он открыл рот.

– Шире.

Филип разинул рот так широко, как только мог.

Папа засунул что-то ему в рот. Как будто спичку или что-то похожее. Оно встало вертикально, так что он уже не мог закрыть рот.

– Это зубочистка. И она здесь останется на всю ночь. Если ты ее достанешь – будет только хуже. Я буду заходить и проверять.

Филип чувствовал, как челюсти напряглись. Зубочистка царапала небо.

Он встретил взгляд отца.

– Это тебя научит, что держать рот открытым не так уж хорошо.

В семь мама его разбудила. Рот кровоточил и сверху, и снизу. Челюсти болели еще две недели, и ему снились кошмары, как будто его накололи на вилку.

Отец больше никогда об этом не говорил.

А мама? Она слишком накачалась таблетками, чтобы вообще об этом помнить.

Марш-бросок не позволил ему замерзнуть, но сейчас прошло уже много времени. Его била дрожь. Ноги все еще были ледяные. Руки дрожали. Зубы стучали.

Он начал терять концентрацию, не мог собраться с мыслями.

Он ждал. Но уже едва ли знал, чего именно.

Кажется, звук машины. Дальний свет виден издалека. Нет. Ничего подобного, ему просто показалось.

Он здесь погибнет, если ничего не предпримет. Нужно слезть и попытаться оборвать немного лапника, чтобы укрыться.

Он подполз к лестнице. Спустился вниз.

Когда он снова наступил на заснеженную землю, то понял, что ноги все еще не окончательно потеряли чувствительность. Все тело заледенело.

Он побежал к ближайшему дереву и ухватился за нижнюю ветку.

Она нависла над ним, как темное крыло. Он все еще дрожал, но тянул ее изо всех сил. Он повис на ней, крутил ее, тянул как только мог.

Наконец она сдалась, эта лапища.

Он положил ее на землю и встал на нее. Потом взялся таким же образом за следующую.

Через несколько минут у него было восемь веток. Он втащил их по две на вышку. Там едва хватило места. Он стоял на иголках, но ему наплевать.

Он лежал под кучей еловых веток. Свернулся калачиком, снова растянул рукава джемпера и натянул их на пальцы ног.

Он теперь в укрытии. Но ни о каком тепле говорить не приходилось.

Холод не отступал.

Мысли разбегались. Насколько низко может опуститься температура тела, чтобы человек не потерял сознание?

Что-то было знакомое в этой вышке, или она просто походила на прочие такие же, в которых он сидел во время охоты.

Должно быть, прошло много часов.

Он услышал голос.

– И что дальше?

Луч света ударил ему в лицо. Кто-то светил на него фонариком.

– Сучонок, ты думал, что убежишь?

Филип узнал голос. Он посмотрел вниз.

Джокер стоял под вышкой. Он проиграл.

* * *

Локи позвонил и сказал, что едет. Тедди был ему благодарен. Уже в третий раз за сутки старый друган с зоны ему помогает. А сейчас середина ночи. Локи был другом старой закалки.

Тедди вспомнил, как он несколько часов назад стоял под дверью Лазаря Гульдмана.

Тогда он подумал: что за идиотское имечко.

За последние восемь лет много подобных имен прошло через его уши, мутных, определенно выдуманных и занятных. Но Лазарю Гульдману нужно отдать первое место. Да нельзя человека назвать Лазарем Гульдманом, это еще хуже, чем Локи Оденсон.

Он нажал на кнопку звонка Гульдмана и ждал. Послышались шаги в квартире.

Дверь открылась, и он снова появился.

Его лицо вблизи казалось еще розовее. Как у младенца, подумал Тедди, его кожа не вынесла бы солярия или отпуска где-нибудь на Майорке.

Лазарь Гульдман был одет в черную футболку с надписью «Harley Davidson. When the going gets tough, the tough get going».

– Что вы тут делаете? Вам же нужно в шестьдесят девятый, вы говорили.

– Я ошибся, я немного нервничаю.

– Нервничаете? Всего-то делов, что туда пойти.

– Можно мне войти?

– Эй, чувак, ты шутишь?

– Нет, я абсолютно серьезен. Я ищу одну женщину, с которой я, как бы сказать… Не очень удобно вот так стоять тут и рассказывать.

Гульдман какое-то время рассматривал его, скользя взглядом верх вниз.

Тедди почувствовал, как в голове заполыхало.

Он стоит напротив мерзкой твари, червяка.

Он почти видел, как его собственный кулак прорезает воздух и крошит этому потаскуну нос, он почти чувствовал запах железа, когда брызнет кровь. Он сжал руку, ощутил напряжение в пальцах.

Тедди втянул воздух через ноздри.

– Ну ладно, думаю, лучше всего нам закрыть дверь, или как, приятель? – сказал Лазарь.

Тедди вошел в темную прихожую. Пахло перегаром и грязным бельем.

Одежда кучами валялась на полу. На одном из стульев стоял ящик с инструментами, но большая их часть была разбросана вокруг.

Лазарь выглядел расслабленным, хотя он только что впустил незнакомого здорового мужика, который, как ему должно было показаться, странно себя вел. Или он просто притворялся. Тедди не хотелось слишком много на него смотреть.

Вместо этого он потупил взгляд и нервно перебирал пальцами. Он хотел показаться испуганным, каким он в какой-то степени и был, но совсем по другой причине.

– В общем-то, – сказал он, – мне стыдно, но я хочу найти девчонку, которую я раньше встречал, но она не отвечает на мои звонки.

– И как, по-твоему, я тебе помогу?

– Я думаю, что вы, может, поможете мне ее отыскать. Я правда очень хочу снова ее встретить, вы понимаете, в прошлый раз, когда мы виделись, получилась небольшая проблема, с этой маленькой негритяночкой. Я ей хорошо заплатил за все, но ничего не получилось. Я с ней переписывался и думал, что смогу немного поискать в ваших компьютерах. И, и…

Лазарь криво ухмыльнулся.

– Думаю, я все понял, приятель. Но я не врубаюсь, почему ты тут стоишь и все это мне рассказываешь.

Он направился к двери.

– Чувак, иди давай. Можешь передернуть в лифте, пока едешь вниз, я никому не скажу. Или погугли анал с черными, может быть, найдешь ее. Удачи.

Он открыл дверь.

– Подожди. Только посмотри на это. Я не хочу, чтобы информация попала в дурные руки.

Тедди протянул ему флешку, полученную от Локи.

– И скажи тогда, если ты на самом деле не можешь мне помочь.

Гульдман схватил флешку и потребовал, чтобы Тедди подождал на площадке.

Через пять минут он снова открыл дверь. Его недавно розовое лицо больше покраснело.

– Как, черт тебя подери, ты достал это?

– Забей на это. Просто впусти меня.

Они снова вошли в прихожую. Лазарь больше не казался таким уверенным, он понурил плечи и яростно теребил карман брюк.

Тедди сказал:

– Сначала я хочу найти девочку, которую зовут Кассандра, ее еще называют Бэйби Белль или Хани Роуз. Потом я хочу увидеть чаты, в которых она участвовала.

– Я не могу тебя впустить в мой компьютер, ты же это понимаешь? Просто не могу.

Тедди решил еще раз поменять стратегию нападения:

– Я буду с тобой честен. Мне нужно найти чаты этой девчонки Кассандры, или как там ее к хренам зовут. Я знаю, что тебе насрать на жизнь какой-то там девчонки, но я в этом отношении почти ископаемое. Немного старомоден, понимаешь ли. Так что теперь ты мне скажешь, как мне получить то, что хочу.

Это был последний козырь. Надавить. Тедди не знал, что делать, если этот хмырь откажется.

– И что ты собираешься делать?

– Не твоего ума дело.

– Думаю, ты не понял, если ты хочешь ее спасти или что-то в этом духе, то ты не там копаешь. Ты понятия не имеешь, этих девок спасти нельзя, поверь мне. Я могу объяснить. Ты знаешь что-нибудь о джу-джу?

– У меня нет времени на этот треп. Покажи мне чаты.

– Ладно, ладно.

Тедди отметил, что Гульдман перестал через слово говорить «приятель» или «чувак».

– Можешь вернуться в конце недели, так что я к тому времени скопирую все на флешку.

– Нет, мне нужно их увидеть сегодня.

– Думаю, это будет сложновато. Но я могу написать по почте, может, завтра получится.

Тедди взорвался. Он прижал Лазаря Гульдмана к стене и схватил его за шею. Одной рукой он надавил на мягкие ямки по бокам от гортани. Одновременно он схватил отвертку, лежавшую у ящика с инструментами.

Гульдман взвыл:

– Что ты, к херам, делаешь?

Тедди сжал его горло сильнее. Лицо перед его глазами снова покраснело.

Лазарь задергал руками, но Тедди только крепче надавил.

Он приставил отвертку к тонкой коже над сонной артерией.

Гульдман кашлял и шипел.

– Проблема в том, что сейчас ты больше боишься какой-то Большой Мамы, чем меня. Это нужно изменить. Понял? – сказал Тедди.

Он крепко держал Лазаря.

Потом продолжил:

– Ты знаешь, кто я? Меня зовут Тедди Максумич. Слышишь? Тедди.

Он увидел, как глаза Гульдмана еще больше расширились, если это только было возможно.

Он ослабил хватку. Лазарь рухнул на пол прихожей, учащенно дыша, словно через громкоговоритель.

Сорок пять минут спустя, Тедди сидел напротив Локи и Гульдмана за захламленным столом на кухне. Лазарь смахнул пепельницу, старые газеты и зажигалку и водрузил на стол свой ноут.

И снова Локи был героем.

Он детально обсудил с Тедди, что нужно искать.

Они договорились, что будут искать по словам «Филип», «Шале» и «Фатбурсгатан» в чатах Кассандры за последние месяцы.

Ни одного совпадения.

Количество чатов было ожидаемо большим, больше тысячи. И хотя большинство оказались довольно короткими, но вряд ли сама Кассандра писала во всех.

Тедди выбрал другие поисковые слова. «Эстермальмсгатан», «Порше» и «Седермальм».

Ни одного совпадения.

Они попробовали забить различные даты и телефон Филипа.

Ни одного совпадения.

Тедди вспомнил о женщине, которая задавала Кассандре вопросы на улице. Интересно, есть ли какой-то способ найти ее во всем этом?

Лазарь нудел, что это отнимает много времени и уже поздно.

Тедди приказал ему замолчать и помочь.

Затем он обернулся к Локи:

– Поиск учитывает неправильное написание? Я имею в виду, если кто-то, например, пишет «Филипп» место «Филип».

– Нет, кажется, не учитывает.

Они снова попробовали свои слова, но теперь в разных вариантах написания.

Тедди отвернулся от экрана.

«Ты знаешь, кто я? Меня зовут Тедди Максумич. Слышишь?» В голове крутился его собственный голос.

Имя – то, что у него всегда было.

Имя – то, от чего он сейчас хотел избавиться.

– Вот оно, – сказал Локи.

Они пробыли здесь полтора часа.

Тедди взглянул на экран. Коротенькая беседа по-английски.

«Хорошо, что ты получила деньги. Я хочу узнать – он еще тебя заказывал?»

«Да. Он на Фатбурсгатан».

«Спасибо. Теперь я знаю».

Тедди снова прочел переписку.

– Что-то еще нашлось не так написанное?

Локи покачал головой:

– Это, к сожалению, все.

И тут Тедди что-то заметил. Он наклонился ближе к экрану.

– Это что такое? – спросил он и показал на картинку рядом с перепиской.

– Это аватар пользователя, – сказал Локи. Он увеличил изображение.

Тот, кто спрашивал о человеке на Фатбурсгатан, поставил белого кролика на аватарку.

Не та картинка, что в сообщении на Facebook или на открытке в квартире, но эти красные глаза не оставляли сомнений. Это альбинос.

Локи исступленно застучал по клавиатуре.

Гульдман застонал.

Через пару минут Оденсон усталым голосом констатировал:

– Увы, не получается найти по аватарке. Больше ничего нет.

Тем не менее он продолжил поиски. После пары попыток он заявил:

– Обещаю, я займусь этим плотнее. Но, честно говоря, Тедди, мне нужно поспать. Я нормальный работающий человек, не забывай.

Гульдман казался довольным.

– Конечно. Ты же ждешь наследника и все дела, – сказал Тедди, который все равно не мог отделаться от мыслей о кролике.

Они встали и пошли к выходу.

Лазарь Гульдман обрадовался еще больше: наконец-то он от них избавится.

На улице зазвонил телефон Тедди.

– Привет, это Ян.

– Здорово.

– Прости, что звоню поздно и что не ответил на сообщение раньше.

– Я ночной зверь.

– Я так и думал. Я наконец смог получить образцы ДНК со стаканов, которые ты мне дал. Отличная, должен признать, работа, Тедди. Предусмотрительно с твоей стороны. Я и не думал.

– Почему?

– Не знаю, прошу прощения.

– Что ты нашел?

– Это было непросто, скажу тебе, очень мало материала. «Low CopyNumber» это называется. Моя крошка «Рэпид Хит» не справилась, и большим машинам в лабе пришлось поработать. Но теперь мне удалось получить образцы от всех, Акселя, Карла и Яна. И у нас есть совпадение.

– И кто это?

Тедди остановился под фонарем. Погода все еще была отвратная.

– Помнишь бутылку виски, которую мы нашли на Фатбурсгатан? На ней были следы неизвестного человека. Теперь я выяснил, что это был Ян Крона.

Назад: За решеткой

Дальше: Жесткий диск