На углу Гайд-парка они спустились в метро и по ветке «Пикадилли» доехали до станции «Лестер-сквер», оттуда — медленно и долго — ехали по ветке «Нортерн» до Хэмпстеда. Келлер устроился за столиком в небольшом кафе на Хай-стрит, Габриель отправился дальше по Саут-Энд-роуд. Вошел на пустырь в Прайорс-Филд, обогнул по краю берега пруд и по отлогому склону поднялся на Парламентский холм. Вдали, скрытые пеленой тумана и низких облаков, горели огни лондонского Сити. Грэм Сеймур наслаждался видом, сидя на деревянной парковой скамье. Он пришел один, если не считать охранников в дождевиках — неподвижные, словно шахматные фигуры, они стояли позади шефа, у тропинки. Они притворились, будто не видят, как мимо проходит Габриель и садится рядом с Сеймуром. Сеймур — тоже притворяясь, словно Габриеля здесь нет, — курил.

— Тебе и правда пора завязывать, — сказал Габриель.

— А тебе стоило уведомить меня о визите в Англию, — ответил безопасник. — Я бы красную дорожку тебе постелил.

— Далась она мне, Грэм.

— То-то и оно. — Сеймур так и смотрел на огни Сити. — Давно ты в городе?

— Со вчерашнего дня.

— Зачем приехал?

— Закончить одно дело.

— Зачем? — с нажимом повторил Сеймур.

— Мадлен. Я здесь из-за нее.

Сеймур наконец соизволил взглянуть на Габриеля.

— Мадлен мертва, — медленно произнес он.

— Да, Грэм, я знаю. Сам все видел.

— Прости, — помолчав, произнес Сеймур. — Не надо было мне…

— Забудь, Грэм.

Двое мужчин угрюмо замолчали. Они оба поклялись защищать свои страны, а не интересы политиков. В том-то и была беда с делом Мадлен.

— Я так понимаю, ты нарыл нечто важное? — сказал наконец Сеймур. — Иначе бы не звонил.

— Ты как всегда сообразителен, Грэм.

— Не настолько, чтобы предотвращать твои нежданные визиты.

Габриель промолчал.

— Что у тебя?

— Кажется, я знаю, кто похитил Мадлен Хэрт. И, что куда важнее, знаю, зачем ее похитили.

— Ну и кто?

— «КГБ-Нефтегаз».

Сеймур резко обернулся.

— Ты что несешь?!

— Все дело в амбициях «Волгатека», Грэм. Русские похитили Мадлен Хэрт, чтобы вы разрешили им воровать у вас нефть.

Самое страшное для бывалого шпиона — когда зарубежный коллега сообщает нечто, что полагалось выяснить самому. Грэм Сеймур постарался достойно принять профессиональное унижение. Затем, просчитав в уме последствия, попросил объяснений. Габриель поделился нарытой на Фэллона инфой: как он был влюблен в Мадлен Хэрт и как осточертел всем на Даунинг-стрит, что его должны выгнать из правительства до следующих выборов, что на его счет тайно перевел пять миллионов евро некто Геннадий Лазарев, дабы воспользоваться влиянием Фэллона на министра энергетики. И наконец Габриель рассказал о русскоговорящей женщине, которую дважды видел в старинном соборе, а после — в заброшенном жилище Хэртов.

— Кто рассказал тебе о Джереми Фэллоне и пяти миллионах? — спросил Сеймур.

— Если не возражаешь, я бы попросил не затрагивать этот момент.

— Я-то не возражаю, но кто источник?

Габриель ответил, и Грэм Сеймур медленно покачал головой.

— Виктор Орлов генетически неприспособлен говорить правду. Он то и дело скармливает МИ-6 инфу о России, и ни один из доносов еще не подтвердился.

— Если бы не он, нас с Кьярой сейчас не было бы в живых.

— Это не значит, что надо верить ему во всем.

— Он лучше кого бы то ни было знает изнанку российской нефтяной промышленности.

Сеймур остался непреклонен.

— Насчет пожилой пары на «мерседесе» ты тоже уверен? — спросил он. — Ты точно видел их в галерее?

— Грэм, — устало протянул Габриель.

— Время от времени мы все ошибаемся.

— Кто-то реже, кто-то чаще.

Сеймур зло бросил в темноту окурок.

— Почему я узнаю́ об этом только сейчас? Почему ты не позвонил вчера, когда засек этих стариков?

— Что бы ты сделал? Известил шефа контрразведки? Или своего директора? — Габриель помолчал немного. — Приди я к тебе вчера ночью, это вызвало бы цепочку событий, которые привели бы к краху Джонатана Ланкастера и его правительства.

— Тогда зачем ты пришел ко мне сейчас?

Габриель не ответил. Сеймур хотел было закурить еще сигарету, но одернул себя.

— Ирония судьбы, не находишь? — произнес он.

— В смысле?

— Я просил тебя разыскать Мадлен Хэрт, чтобы спасти от скандала нашего премьер-министра, а теперь ты приносишь вести, которые его уничтожат.

— Не по своей воле.

— Сам понимаешь, доказательств нет. Никаких.

— Понимаю.

Сеймур тяжело выдохнул.

— Я замдиректора Службы безопасности Ее Величества, — сказал он в пустоту. — Замдиректора МИ-5 не уничтожает британское правительство, он защищает его от внутренних и внешних врагов.

— А что, если правительство погрязло в коррупции?

— На то оно и правительство, — быстро парировал Сеймур.

Габриель промолчал. Ему было не до теоретических споров о политической этике.

— Если попрошу все забыть и уйти, — заговорил Сеймур, — ты послушаешься?

— Я вернусь домой в Иерусалим.

— И что будешь делать?

— Кажется, у Шамрона на меня виды.

— Поделиться не хочешь?

— Пока нет.

Заинтригованный, Сеймур все же заставил себя сменить тему.

— А обо мне что подумаешь? — спросил он чуть погодя.

— Какое тебе дело до моего мнения?

— Мне дело есть, поверь, — горячо проговорил Сеймур.

Габриель сделал вид, что задумался.

— Изволь: остаток жизни ты проведешь гадая, на что СВР тратит прибыль от вашей североморской нефти. И еще ты будешь сожалеть, что не помешал им.

Сеймур смолчал.

— Мои коллеги, Грэм, любят повторять: карьера без скандала — не карьера вовсе.

— Мы англичане, — ответил Сеймур. — У нас нет поговорок, и мы не любим скандалов. Мы вообще живем в страхе перед малейшей ошибкой.

— Потому и нуждаетесь во мне.

Сеймур пристально посмотрел на Габриеля.

— Что конкретно ты предлагаешь?

— Позволь биться с «Волгатеком» от твоего имени. Получишь доказательство, что они крадут вашу нефть.

— А дальше что?

— Верну вам украденное.

Следующие полчаса Грэм Сеймур и Габриель обсуждали детали самой, наверное, нестандартной совместной операции двух не всегда союзных спецслужб. Позднее ее окрестят Соглашением Парламентского холма, хотя кое-кто из британской разведки будет называть ее Кайт-Хиллским договором — по имени небольшой возвышенности в южной оконечности Хэмпстед-Хит. Сеймур предоставил Габриелю полную свободу действий на британской земле — при условии, что национальная безопасность Великобритании не пострадает. Габриель, в свою очередь, обязался передавать Сеймуру всю добытую информацию, чтобы Сеймур и только Сеймур решал, как ею распорядиться. Сделку скрепили рукопожатием. После Сеймур, сопровождаемый охранниками, удалился.

Габриель задержался на пустоши еще на десять минут и отправился за Келлером. Вдвоем они поехали на метро в Кенсингтон и оттуда пешком прошли до израильского посольства. В отделении Конторы никого не было, разве что один мелкий служащий; стоило живой легенде неожиданно войти через парадный вход, и он вскочил по стойке «смирно». Оставив Келлера в вестибюле, Габриель направился в святая святых — кабинку безопасной связи. Домашний номер Шамрона все еще был в базе данных, в списке уведомляемых при ЧП. Шамрон ответил после первого же гудка — будто сидел у телефона.

Линия считалась безопасной, однако двое шпионов разговаривали на конторском жаргоне, который ни один переводчик или даже суперкомпьютер не сумел бы расшифровать. Габриель кратко доложился: что узнал, что собирается делать и что ему требуется. Предоставить необходимые ресурсы Шамрон был не в состоянии, он даже не мог легально одобрить запрос. Это было под силу лишь Узи Навоту, да и то с благословения премьер-министра.

Так была запущена цепочка действий, которая позже войдет в анналы Конторы как самая худшая. Все началось в 10:18 по израильскому времени, когда Шамрон позвонил Навоту домой и сообщил, что Габриель намерен пойти войной на «КГБ-Нефтегаз» и что он, Шамрон, дает добро. Навот дал ясно понять: подобные авантюры — не в планах судьбы. Ни сейчас, ни когда-либо вообще. Шамрон повесил трубку и быстро, пока Навот не опередил его, набрал номер премьер-министра.

— Зачем мне начинать войну с российским президентом? — спросил премьер-министр. — Бога ради, это же просто нефть.

— Не для Габриеля. И потом, вы хотите видеть его начальником Конторы?

— Сам знаешь, Ари. Хочу.

— Так дайте ему свести старые счеты с Россией, и он — ваш.

— Кто скажет Узи?

— Если я позвоню — он трубку не снимет.

И так премьер-министр, действуя по распоряжению Ари Шамрона, позвонил шефу своей внешней разведки и приказал одобрить операцию, о которой сам шеф и слышать не хотел. Очевидцы потом утверждали, что разговор велся на повышенных тонах, и Навот даже грозился подать в отставку. Но то были просто слухи, ведь Навот обожал командовать Конторой — почти так же, как некогда обожал командовать ею Шамрон. Предвидя грядущие последствия, Навот отказался звонить Габриелю в Лондон и благословлять его. Эту честь он предоставил простому диспетчеру. Одобрение Габриель получил чуть за полночь по лондонскому времени: звонок длился всего десять секунд. Повесив трубку, Габриель покинул кабинку и вместе с Келлером вышел из посольства. Вдвоем они отправились тихими улицами к «Гранд-отелю Беркшир».

— Что насчет меня? — спросил Келлер. — Мне остаться или вернуться на Корсику ближайшим рейсом?

— Решайте сами.

— Останусь, пожалуй.

— Не пожалеете.

— Я не знаю иврита.

— Вот и хорошо.

— Почему?

— Мы с коллегами будем шутить над вами.

— Куда планируете меня пристроить?

— По-французски вы говорите, как француз, у вас есть чистые паспорта, и вы прилично стреляете. Уверен, без дела вам сидеть не придется.

— Хотите совет?

— Ну, если только один.

— Вам понадобится россиянин.

— Не переживайте, один у меня есть.