Ганна Шевченко 
     Черная рубашка 
    
    © Ганна Шевченко, 2014
     
    – Не нужно напрягаться! Расслабьтесь… – В руке гинеколога что-то звякнуло. – Нет, ну так нельзя. Я же говорю, расслабьтесь. Как я зеркало буду вводить?
    Где-то далеко, за тридевять земель, меж моих колен хлопотала миниатюрная девушка в белом, похожая на птичку Тари.
    Такая молоденькая, только после института, наверное. Расслабьтесь… Легко сказать. Как это сделать, когда тебе внутрь загоняют холодное, металлическое, крокодилье рыло.
    – Ну же, ну не напрягаемся…
    Попыталась вдохнуть поглубже и представить себе что-то приятное. Я дома, лежу в теплой ванне, вокруг меня плавают островки белоснежной пены.
    – Ну вот, вот же, – птичка защебетала доброжелательней, – хорошо… Первый день последних месячных когда был?
    – Седьмого марта.
    – Седьмого марта, – птичка Тари на секунду задумалась, – шейка синюшная, это хорошо. Зев закрыт, отлично… Беременность первая?
    – Нет.
    – Но вы ведь не рожали? Выкидыши, аборты?
    – Аборт пять лет назад.
    – Один?
    – Один.
    – Без осложнений прошел?
    – Без.
    Врач щупала мой живот, а я лежала в кресле и смотрела на потолок. Казалось, он сейчас рухнет, как и моя жизнь.
    – Почему дергаетесь? А? – Мне захотелось пнуть ее коленом. – Больно, что ли?
    – Больно.
    – Где больно? Вот тут? – Она вытащила зеркало и надавила мне на живот справа.
    – Тут тоже.
    – А еще где?
    – Везде. Посередине. Справа. Слева. Я не знаю…
    – Одевайтесь, – сказала наконец врач.
    Интересно, почему она выбрала гинекологию, я бы ни за что. Медсестра, полная армянка лет пятидесяти, что-то писала в карте. Я оделась и покинула камеру пыток.
    – Тебя как зовут? – спросила женщина лет сорока, занимающая кровать возле окна.
    Я ответила.
    – А меня Марина, – сказала она.
    – О, новенькая! – В дверях показалась еще одна жительница палаты, ее лицо светилось.
    Я снова себя назвала.
    – А я – Лена! – ответила она.
    – Че такая радостная? Выписывают? – спросила Марина.
    – Неа! Мне на узи сказали, что девочка будет!
    – Поздравляю… – выдохнула Марина.
    – Ой, извини, Марин… – смутилась Лена.
    Хрупкая, бледная как опенок, Лена виновато поправили свою стрижку-«шапочку», легла на постель поверх одеяла и взяла с тумбочки книгу «В ожидании ребенка».
    Марина сжалась в комок и натянула одеяло до подбородка. Она походила на царевну-лягушку. Округлое лицо с пухлыми щечками, большие зеленые глаза, конопатый нос, широкий рот и рыжеватые кудряшки, обрамляющие лоб.
    В палату заглянула медсестра:
    – Где Брыкалова?
    – Там, где и всегда, – ответила Марина.
    – Ареват Мамедовна, принесите нам, пожалуйста, кислород, – попросила Лена.
    – После процедур. Ты почему копаешься в пакетах, – обратилась она ко мне, – тебе предписан строгий постельный режим.
    – Что значит кислород? – спросила я, укладываясь, когда медсестра ушла.
    – Подушка с трубочкой, чтоб дышать. Мы же на улицу не выходим, а ребеночку кислород нужен, – ответила Лена, оторвавшись от книги.
    – Моему уже ничего не нужно, – тихо сказала Марина, – какая же я дура. Какая дура! Столько лет не могла забеременеть, а теперь натворила такое! Попросила своего комод передвинуть, хотела перестановку сделать, а он не захотел. Так я назло сама двигать стала, когда он на работу ушел. А сегодня меня почистили… Гребаный комод!
    Она потянулась за бутылкой воды к подоконнику, одеяло сдвинулось, и в просвете показался пропитанный кровью марлевый ком, наверченный как подгузник.
    – Меня пронесло, тьху-тьху-тьху, а ведь то же самое могло случиться на нервной почве.
    – И ты тяжесть подняла? – спросила я.
    – Нет, это все из-за рубашки.
    – Какой рубашки?
    – Из-за черной, – сказала Лена, отложив книгу, – я как-то пришла домой, вижу, черная рубашка лежит на стуле. У меня такой не было, у мужа тоже. Я потом у него спросила, он сказал, что понятия не имеет, откуда она взялась. А на манжете булавка приколота. Я скорее на кухню. Взяла святую воду и подхожу к ней. А она встала и пошла. Это нечистая ко мне приходила…
    Марина зло захохотала:
    – Как это пошла?
    – Ну как будто надета на человека-невидимку.
    – И ты веришь во всю эту хрень? – все еще смеялась Марина.
    – Да я как увидела, у меня все сжалось внутри! Теперь вот матка в тонусе, – Лена вернулась к чтению.
    – А у тебя что, тоже черная рубашка? – Марина принялась за меня.
    – Белые брюки, – ответила я.
    – А ты в карманы заглядывала, там булавок не было? – язвила Марина.
    – Заглядывала. Там был телефонный номер какой-то Кати.
    – Нужно было сжечь эти брюки! – сказала Лена.
    – Они сами исчезли.
    – Как это?
    – Так же, как и появились, – ответила я, и, чтобы перевести разговор на другую тему, спросила: – А что у этой, как ее, Брыкаловой?
    – О, это отдельная песня! – сказала Марина. – У нее преждевременные. Родила мальчика на шестом месяце. На рынке работала, ящики с фаршем таскала. Муж не работает, бухает. Родители ей приносят еду, а она от персонала бегает, ему колбасу с помидорами носит. Они рядом живут, вон из окна дом виден. Он приходил вчера – это кошмар! Ну и рожа.
    – А ребеночек жив?
    – Жив. Лежит в барокамере. Она молоко сцеживает, а медсестры кормят через катетер, только эта дура сцеживаться забывает, смоется к своему алкашу и сидит там полдня, стережет, чтобы не украли.
    Лена повернула к нам открытую книгу и показала схему развития плода по неделям:
    – Ой, мамочки, посмотрите, какая она сейчас!
    – Головастик, – усмехнулась Марина.
    – Слушайте, что они пишут: беременность не случайно сравнивают с эволюцией. Действительно, в первые недели своего внутриутробного развития будущий ребенок проходит все этапы жизни на планете Земля, начиная ее с простейшей клетки в утробе матери. Возможно, поэтому эмбрион человека в первые два месяца почти неотличим от эмбрионов любых других живородящих существ. И только после этого природа начинает придавать эмбриону человеческие черты… Бред какой-то… – Лена закрыла книгу и положила на тумбочку.
    – Почему бред? – спросила я.
    – Потому что не верю я во все эти эволюции, человека создал Бог…
    – Ну да, надел черную рубашку, закатал рукав и давай создавать! – хохотнула Марина.
    – Не верю! Как из ничего, из ниоткуда, из какой-то одноклеточной молекулы могло образоваться такое высокоорганизованное существо! Даже если за миллионы лет из одной клетки и получилась обезьяна, то откуда в ней появился разум? Скажи?
    – В некоторых обезьянах он и по сей день не появился, – ответила Марина, – ты еще скажи, что Солнце вращается вокруг Земли, темнота.
    Лена посмотрела на меня, ожидая поддержки:
    – А ты во что веришь, в Бога или в эволюцию? – спросила она.
    – И в то и в другое, – ответила я.
    – Как это может быть, в Библии написано, Бог создал небо и землю, – удивилась Лена.
    – Библия – это притча, текст, написанный иноязыком…
    Вошла Ареват Мамедовна, и наш теологический спор прекратился. Она вкатила стойку для капельницы и оставила возле моей кровати. Лену с Мариной забрала в процедурный кабинет, а мне велела готовиться к вливанию. Оставшись в палате одна, я закатала правый рукав и удобней уложила голову на подушку. Надо мной, как башня, стояла подставка с перевернутым пузырем на вершине.
    Скрипнула дверь. В проеме показалась черная рубашка. Она подплыла к кровати, где только что лежала Лена, растерянно развела в стороны рукава, выскользнула из палаты и направилась в сторону процедурного кабинета.