Книга: Закон скорпиона
Назад: Глава 27. Один
Дальше: Глава 29. Цвет

Глава 28. Ноль

Я встала.
Меня прикрывала только простыня, и я покраснела, но я была ростом выше Талиса, и это придало мне уверенности.
– Нет, – сказала я.
Талис замер. Сперва его лицо стало жестким, древние глаза уподобились осколкам подсвеченного стекла. Потом на нем появилось нечто большее – гнев ли? Страх? Удивление?
– Нет, – повторила я. – Сделаем по-моему. Сначала обедать.
– А-а, – с облегчением выдохнул Талис. – Ну ладно.

 

Значит, обедать.
Моим последним в жизни блюдом оказались цукини. Я повалилась на край стола и захохотала. Потом разрыдалась.
Тэнди подвинулась на скамейке, чтобы хватило места для меня и Зи. Хан и Атта потеснились. Элиана не было.
А цукини, как ни неприятно мне это признавать, оказались неплохи: слегка обжаренные на темном масле с базиликом. Еще была кукуруза и перцы, с луком, зеленью и большим количеством чеснока. Лепешки жгли пальцы. Масло к лепешкам тоже было. Много масла, и толстые куски козьего сыра, положенные на изумительные помидоры, и соль отдельно в солонке. Что-то из этого мы обычно расходовали аккуратно, высчитывая порции. Но не сегодня. Это был наш пир.
Я поела, а отодвинув тарелку, почувствовала на плечах пальцы. Обернувшись, увидела маленького мальчика, лет пяти или шести, чернокожего, щуплого, с блестящими бусинками в волосах. Я не знала его.
– Грета. – Он робко дотронулся до моей щеки.
И тотчас убежал. Какие-то пальцы провели мне по уху с другой стороны, и я снова повернулась, и снова какой-то ребенок прикоснулся к моему лицу и тихо назвал имя:
– Грета.
Один за другим они подходили ко мне, не все, но многие – Дети перемирия. Они трогали мои ставшие чувствительными волосы, мои плечи, веснушки. Называли по имени. Да Ся пришлось придерживать меня за спину, чтобы я не упала. Принесли и несколько подарков. Золотую рыбку оригами, не больше моего ногтя величиной:
– Она приносит бессмертие.
Резной деревянный гребень, для моих бывших волос.
– П-прости, – смутился мальчик.
Маленькая девочка, как раз в том возрасте, когда можно начинать ухаживать за пчелами, принесла истекающие медом соты. Такие свежие, что еще теплые.
– Не откладывай, – сказала она. – Съешь сейчас.
Я так и сделала. И когда липкого лакомства больше не осталось, в комнате стало тихо. И в этой тишине Хан спросил:
– Ты собираешься умереть?
О Хан! Вечно, вечно, вечно невпопад.
– Не знаю.
Я не знала, что сказать остальным. Атте, который сидел и все в себя впитывал, как камень солнце. Тэнди, с ее гневом и потерей. И Зи. Но Зи, конечно, я уже сказала все, что было необходимо. Я потянулась к сидевшему напротив Атте и взяла его крепкие, сильные руки.
– Разговаривай с ней.
– С молчанием покончено, – заверил он.
Но его голос сорвался – не оттого, что долго оставался без применения, но от внезапных слез.
– Ты, Грего и Элиан, – сказала Тэнди. – Нам не хватит людей.
– Знаю.
Я смотрела на нее – гордую, сильную, невредимую. Когда-то она была напуганным и измученным ребенком. Я упустила свой шанс помочь ей пройти этот период. И упускала многие годы.
– Ты помнишь первое правило войны по Талису? – спросила она.
Обычное для всех стремление говорить с обреченными вполголоса у нее, кажется, отсутствовало. Ее сильный голос наполнил всю комнату. Все смотрели на нее и на нас. Я кивнула, но она все равно за меня ответила:
– Оно гласит: «Добавьте индивидуальности».
– Знаю, – повторила я.
– Итак. Если тебе выпадет такая возможность, сделаешь для меня кое-что?
– Конечно.
Все затаили дыхание от торжественности момента и слушали.
– Пни Талиса пониже спины.
Трапезная разразилась хохотом. Но Тэнди не смеялась. Она кивнула мне, как одна королева другой.
Потом улыбнулась. Улыбнулась и я.
Отодвинула скамейку. Встала. Покачнулась. Выпрямилась.
– Я готова.
По крайней мере, мне так думалось. Сдавило горло.
– Зи, ты… можешь со мной пойти?
– Обязательно.
Я и не сомневалась.
Мы вышли. За дверями трапезной стоял Элиан.
– Ой, волосы. – Он согнул пальцы и костяшками провел по бархату моего черепа.
Прикосновение было таким нежным, что я вздрогнула.
– Элиан…
Он крепко меня обнял. Когда я уткнулась носом в его непослушные кудри, то почувствовала, что от него еще пахнет погребальным костром. Элиан отодвинулся от меня, поцеловал в щеку, а потом, грубым, как от дыма, голосом, сказал:
– Там аббат… Грета, ты можешь сходить со мной?

 

В мизерикордии Обители-4 в круге света стоит кресло с памятью формы, как гнездо в зарослях колонн с книжными полками, где хранится классическая философия. В кресле развалился аббат, как мог бы развалиться человек, бессильно опустив руки и не касаясь пола пятками. Его центральная стойка наклонена вперед, значит голова на фут отходит от поверхности кресла. Кто-то подложил ему под голову книги, между держателем и подушкой. Конструкция его тела не предусматривает положения лежа.
И все же он лежит.
Именно в этом месте лежала я, когда с ревом садился камберлендский корабль, и аббат получил эти повреждения, бросившись отключать магниты снофиксатора, чтобы спасти меня. Он мог закрыться, но вместо этого спас меня. Я тогда лежала здесь, а он меня пытал.
Я встала рядом с креслом на колени:
– Аббат!
Его монитор повернулся на подушке из книг. Лицо на экране разбилось на пиксели, только глаза иногда проступали, как две серые монетки.
– Грета?
Я слышала, что составляющие его искусственного голоса – вот один тон, вот другой – слегка рассинхронизировались и плыли. Мои новые сенсоры видели, как в аббате от уровня к уровня падают потенциалы емкостей; ток стекает, как вода по заледеневшим ступенькам. Само собой пришло слово «каскад». Каскадный отказ. Это он сейчас уносил аббата.
– Святой отец. – Я взяла его за руку. – Я здесь.
Да Ся приблизилась и взяла его за другую руку.
– Разве Талис не может вас починить?
Его голова дернулась на стопке книг, послышался шелест сминаемой страницы.
– Может, но я…
Искра, и очередной резкий прыжок вниз по склону, как у охотящегося койота.
– Грета, прошу тебя, я хотел…
– Отец аббат. – Я сжала ему руку. «Объем личности… И сколько это? Вот столько…» – Отец. Амброз!
Сейчас его голос звучал совсем искусственно, как орган, которому дали возможность говорить.
– Скажи ему, что не надо.
– Не надо что?
– Чинить меня.
– Амброз! – снова позвала я.
– Никакой починки. – Его лицо, слепое, покачивающееся из стороны в сторону, как ищущая добычу змеиная голова, повернулось ко мне.
Мои бархатные волосы встали дыбом от инстинктивного страха. Потом его иконки глаз рассыпались, и на секунду он снова стал моим аббатом.
– Прости, – сказал он.
И больше ничего.
Да Ся, сидевшая по другую сторону от него, встретилась со мной глазами – широко открытыми, потрясенными.
Элиан – и я поняла, что именно Элиан сложил подушку из книг, именно он проводил здесь бдение, – Элиан прикоснулся к корпусу аббата в том месте, где Толливер Бёрр когда-то подключал свои провода.
– Видит Бог, я тебя ненавидел! – Он сглотнул. – Видит Бог, у меня были на то основания!
Его рука попыталась подняться к застывшему монитору, словно чтобы закрыть ему глаза.
– Бог знает, кем ты был раньше. Бог знает.
Зи спрятала лицо в ладони. На ее глазах выступили слезы.
– Что же будет?
«Я только что видела свою смерть!» – подумала я.
Но вслух сказала:
– Будет что-то новое.

 

Мы оставили тело аббата лежать в золотом свете. Что еще мы могли сделать? Талис дал мне три дня, и они истекли. Мы шли, держась за руки. Да Ся и Элиан вели меня. До серой комнаты было недалеко. Обычная, всегда запертая дверь.
Сейчас эта дверь была открыта. Внутри на высоком узком столе, болтая ногами, сидел Талис. Завидев нас, он спрыгнул на пол и вытер руки о джинсы, покрытые выцветшими пятнами.
– А где старина Амброз? Я думал, он тебя проводить захочет.
– Он проводил, – сказал Элиан, невозмутимый, как кошка.
Кто знает, обратима ли такая смерть, но даже если обратима, лишняя задержка наверняка затруднит ее обратимость. Пусть у аббата будет эта отсрочка.
Аббат. Серая комната. Он это однажды прошел. И выжил. Но позже захотел умереть.
Талис подошел к дверям и сделал приглашающий жест, сопроводив его типичной талисовской ухмылкой.
– Стол тебя ждет.
Я похолодела и нервно сглотнула.
Талис убрал ухмылку.
– Готова? – тихо спросил он.
Не сговариваясь и не произнося ни слова, Элиан и Да Ся прижались ко мне, обняли, прикрыли, словно крыльями. Несколько секунд мы, все трое, стояли, крепко схватившись друг за друга руками и соединившись лбами, и наше дыхание смешивалось.
– Итак, – прошептал Элиан. – Зи, ты перехватываешь мяч; Грета, ты проходишь по левому краю…
Я знала, что он шутит, но все равно должна была его остановить, это было невыносимо.
– Элиан! – шепотом сказала я.
Да Ся беззвучно плакала, и слезы капали на каменные плиты. Дождь в горах.
– Сохрани себя, – сказала она. – Сохрани себя, Грета. Прошу тебя.
Я даже не могла пообещать ей. Потому что не знала, смогу или нет. Да и вообще не в состоянии была говорить. Просто молча выпрямилась.
– Готова? – снова спросил Талис.
– Желаю, – сказала я.
Ибо это не совсем одно и то же.
И в одиночку вошла в серую комнату.
Назад: Глава 27. Один
Дальше: Глава 29. Цвет