ГЛАВА 37

Те немногие воспоминания, что остались у Майка о Бикон-Хилл, были смутными и неясными — пьяные ночи, когда он странствовал из бара в бар в обществе Дикого Билла и остальных друзей из их белхэмской банды. Бикон-Хилл славился самыми красивыми женщинами в городе. Майк еще по прежним временам помнил, что Бикон-Хилл всегда считался прибежищем представителей элиты и денежных мешков вкупе с плохими парковками и старинными фонарями уличного освещения. Вообще район Бикон-Хилл казался маленьким, пока вы не решали пройтись по нему, и тогда убеждались, что он являет собой замысловатое переплетение живых изгородей и узких улочек с односторонним движением с мощеными тротуарами, высокими кирпичными многоквартирными домами и особняками, цена любого из которых равнялась стоимости трех-четырех славных коттеджей в Белхэме.

Узкие улочки и плохая парковка остались прежними, как, впрочем, и старинные фонари. Но, поднимаясь по Чарльз-стрит, Майк вдруг испытал странное ощущение, как будто вернулся в детство. Да, на каждом углу светились неоновыми огнями кофейни «Старбакс», и он разглядел вывеску круглосуточного супермаркета, но в остальном Бикон-Хилл, похоже, успешно противостоял вторжению известных торговых марок и брендов, жертвой которого пала деловая часть Белхэма. Хотя он не взялся бы утверждать, что ему неприятна суета на теплых вечерних улицах, люди, снующие по магазинам и спешащие домой, студенты с рюкзаками, пьющие кофе и болтающие по сотовым телефонам, и родители с колясками или ходунками.

Майк свернул налево, на улицу Сэм, нашел нужный дом и поднялся по крутым ступенькам. После того как он ушел из дома Лу, ему нужно было услышать непредвзятое мнение о том, что он собирался делать дальше, и, зная, какова будет реакция Билла, он позвонил Сэм в контору.

Майк нашел имя Сэм на латунной табличке с фамилиями жильцов, нажал на кнопку звонка и через несколько секунд услышал, как зажужжала, открываясь, дверь. Квартира находилась на третьем этаже. Он поднялся по винтовой лестнице и увидел, что Сэм уже ждет его в дверях. На ней были джинсы и черная рубашка с воротником. Из всех женщин, которых он знал, она была единственной, кто мог позволить себе одеться вот так, по-простецки, и при этом выглядеть сексуально и элегантно.

— Ты подстриглась, — сказал он. — И сделала мелирование.

— Это Энтони подбил меня на такой шаг.

— Ты выглядишь потрясающе. — Он не кривил душой.

— Мне надо было изменить внешность. Энтони пытался уговорить меня сделать вместе с ним пирсинг на пупке, но я решила, что этого довольно. Входи.

Ее квартира оказалась просторной и полной солнечного света, с необходимым минимумом мебели и высокими потолками. Левую часть комнаты полностью оккупировала на удивление изысканная кухня. Столик был накрыт на двоих, на нем стояли фарфоровые приборы, хрустальные бокалы и открытая бутылка вина. На кирпичной стене висела плазменная панель телевизора, а слева располагался жилой уголок с кожаными диванами и книжными шкафами красного дерева, плотно заставленными книгами.

— Это… У меня нет слов… — протянул Майк.

Он ожидал, что ее квартира окажется намного меньше. А на таких просторах можно без проблем завести целую семью.

— Спасибо. Один знакомый помог мне с ремонтом. Ужин ждет в духовке.

— Ты приготовила ужин?

— Всего лишь разогрела заказ, доставленный от «Антонио». Это лучший итальянский ресторанчик в городе. Когда ты позвонил и предложил поужинать вместе, я забыла спросить у тебя кое-что. Надеюсь, ты еще любишь куриное филе с пармезаном?

Он был удивлен — и тронут — тем, что она запомнила такие мелочи.

Сэм поинтересовалась:

— Что ты будешь пить?

— Кола будет в самый раз, если она у тебя есть.

Сэм босиком направилась на кухню, открыла холодильник и протянула ему запотевшую баночку ледяной колы.

— Можем сразу садиться за стол, — сказала она, — а можем сначала поговорить. Как скажешь.

— Давай поговорим, если не возражаешь.

Сэм прихватила бокал с вином и пошла к алькову, где стояли два огромных мягких кресла, между которыми приткнулась оттоманка. Большое венецианское окно вы ходило на улицу и овальную лужайку с декоративным забором, которая почему-то показалась ему знакомой.

— Что это за район? — поинтересовался Майк, кивая на окно.

— Это Луисбург-сквер. Если у тебя есть лишние восемь миллионов, могу помочь приобрести здесь домик. Правда, без ремонта.

— Восемь миллионов…

— И не забывай о налоге на недвижимость, который потянет примерно еще на пятьдесят тысяч в год.

Майк поставил колу на маленький приставной столик и, перед тем как сесть в кресло, вынул из заднего кармана конверт. Сэм опустилась в кресло напротив и, вытянув ноги, положила их на оттоманку, так что ступни ее оказались в нескольких дюймах от его коленей. Майк вспомнил, что раньше они часто сидели вот так. Сэм нравилось видеть его лицо, когда они говорили о чем-нибудь серьезном. Иногда она даже клала ноги ему на колени, и Майк растирал ей ступни.

— Я даже не знаю, с чего начать, — помолчав, признался он.

— Начни сначала.

— Если я последую твоему совету, то мы проговорим ночь напролет.

— Что ж, так тому и быть.

И тогда он вспомнил…

Луисбург-сквер. Рождество. Каждый год мать приводила его в Центральный парк Бостона полюбоваться на сверкающую огнями елку, а потом они шли в Бикон-Хилл на прогулку, и гид приглашал их совершить пешую экскурсию, которая неизменно заканчивалась на Луисбург-сквер. Разумеется, особняки и многоквартирные дома были закрыты для всеобщего обозрения, но иногда, если занавески на первом этаже не были задернуты, можно было заглянуть в большие окна и увидеть новогоднюю елку в состоятельных семействах. Была, правда, одна странность — его мать, кажется, больше интересовали люди вокруг, чем рассказ экскурсовода о многомиллионных особняках, в которых некогда жили писательница Луиза Мэй Олкотт и семейство Кеннеди.

Вспомнил он и кое-что еще. На их последнее Рождество мать выглядела особенно рассеянной и не спешила уходить после того, как экскурсия закончилась. Пошел снег, против которого он ничего не имел, но стало холодно, и это маленькому Майку уже решительно не нравилось. В воздухе висела сырость, ледяной ветер забирался под одежду, и ему хотелось уйти отсюда побыстрее. Но мать сказала, что еще рано и что она ждет своего друга. Да, друга. Именно это слово она использовала. Друг. Помнится, Майк еще изрядно удивился, потому что друзей у матери не было, — по крайней мере, она никогда о них не говорила. Впрочем, Майк удивился еще сильнее, когда выяснилось, что ее друг — мужчина.

Был ли он тем самым Жан-Полем? Майк не знал. Он не мог припомнить, как тот человек выглядел или во что он был одет, зато ему вспомнилось, как он пожал мужчине руку и как тот нежно обнял мать за талию и отвел ее на угол, где они стояли и разговаривали, кажется, целую вечность. Время от времени мужчина поглядывал на Майка…

— Ты не обязан изливать мне душу, Салли. Мы можем просто посидеть, отдохнуть и приятно провести вечер.

Майк коснулся конверта, который лежал в кармане.

— Ты поддерживаешь дружеские отношения со своим бывшим мужем?

— Господи, нет, конечно.

— Значит, вы расстались плохо.

— Это еще мягко сказано.

— Ты не против, если я спрошу, как именно вы расстались?

Сэм пригубила вино и сказала:

— Ну, целых три года мы пытались зачать ребенка, а когда естественным путем этого сделать не удалось, решили прибегнуть к искусственному оплодотворению. Пилюли, уколы гормонов — я даже трижды делала ЭКО, экстракорпоральное оплодотворение. Все впустую. Поэтому мы попытались справиться с разочарованием так, как это делают взрослые люди: мы оба стали работать дольше и почти перестали разговаривать. Мы начали отдаляться друг от друга, а потом в один прекрасный день он пришел ко мне и сказал, что несчастлив. Я ответила, что испытываю те же чувства, и мы решили развестись. Матт отчаянно хотел детей и, поскольку я не могла дать их ему, решил, скажем так, поискать счастья в другом месте. Об усыновлении он и слышать не хотел. Я всегда подозревала, что именно поэтому он и изменял мне.

Майку хотелось сказать, что ему очень жаль, но он боялся нарушить ход ее мыслей.

— Я ловила его дважды, — продолжала Сэм. — Оба раза в мотеле. Оба раза шел дождь, я сидела в своей машине с биноклем, глядя, как он открывает дверь, а потом целует свою шлюху на прощание. Как пошло, не так ли? Но как бы жалко и омерзительно все это ни выглядело — а я чувствовала себя так, словно вывалялась в грязи! — я оба раза приняла его обратно, заставив пообещать, что он перестанет встречаться с ней. В конце концов, я дала обет быть с ним в горе и в радости, поэтому полагала, что измена относится как раз к категории горя. Думаю, что в каком-то смысле я считала, будто заслуживаю этого из-за своих испорченных яйцеклеток. — Сэм отпила глоток вина и принялась разглаживать складку на джинсах. — Ее звали Тина. Она работала адвокатом в соседней конторе. Один из ленивых сперматозоидов Матта попал в самую точку. Вот почему он потребовал развода. У него уже была женщина, с которой он мог создать настоящую семью.

— Мне очень жаль, Сэм.

Она пожала плечами.

— Такова жизнь.

— Значит, ты знала обо всем.

— Об изменах? Да, знала. Но о том, что Тина беременна, я узнала только после того, как подписала бумаги на развод. Все прошло быстро — собственно, он дал мне все, что я хотела. Но беременность… Матт постарался сохранить ее в тайне.

— Ты не звонила ему, чтобы спросить, почему он так поступил с тобой?

— Матт — самовлюбленный засранец. Какой смысл звонить ему, чтобы убедиться в том, что я знаю и так?

Майк подался вперед и почувствовал, как пальцы ног Сэм уперлись ему в живот. Он положил конверт ей на колени.

— Эти снимки сделал Лу, — сказал он. — За неделю до моей свадьбы.

Сэм опустила бокал с вином на пол и осторожно открыла конверт. Пока она перебирала фотографии, он старательно делал вид, будто рассматривает людей на улице, пытаясь не думать о снимках — тридцати шести моментальных фотографиях, на которых Джесс садилась в «вольво» с мужчиной, которого Майк никогда раньше не видел, ехала с ним в Нью-Гэмпшир (Лу несколько раз щелкнул их в пути, пока машина катила по шоссе № 128 «Северное», а потом свернула на шоссе № 3 «Северное»), парковалась на автостоянке у книжного магазина, шла с ним по оживленной улице и поднималась по крутым бетонным ступеням синего здания, мини-гостиницы «ночлег и завтрак», о которой говорил Лy. На последних трех фотографиях наблюдалась кульминация всего действа — Джесс в обнимку с мужчиной спускается по ступенькам, садится в машину и целуется с ним.

Краешком глаза он наблюдал, как Сэм складывает снимки обратно в конверт.

— Эти фотографии вовсе не обязательно означают, что у нее был роман.

Майк повернулся к ней.

— А как насчет последнего снимка, того, на котором они целуются?

— Резкость не очень хорошая. На мой взгляд, они всего лишь обнимаются.

— Тем не менее.

— И твой отец ни с того ни с сего отдал их тебе сегодня?

— Я нашел их в ящике его верстака вместе с запиской матери, которую перехватил Лу. Ты помнишь, что случилось с моей матерью?

— Я помню, как ты рассказывал, что она куда-то уехала.

Майк начал с того дня, когда его мать сбежала, и с причин, по которым она это сделала. Он рассказал Сэм о трех своих последних встречах с Лу и закончил вторым письмом, обнаруженным там же, в ящике верстака. Майк передал Сэм содержание письма и ложь, преподнесенную ему матерью насчет платы за обучение в школе Святого Стефана. Когда он умолк, солнце уже село и на улице зажглись фонари.

— Итак, теперь ты считаешь, что твоя мать и не собиралась возвращаться сюда? — негромко спросила Сэм, словно боясь задавать такой вопрос.

— Лу летал в Париж и сфотографировал там ее вместе с этим парнем? Да. Считаю ли я, что у нее был роман? Похоже на то. Верю ли я, что Лу пытался уговорить ее вернуться? На этот счет у меня есть сомнения. Люди, обманувшие его, долго не живут. Они имеют обыкновение исчезать без следа. Точка.

— Он говорил правду, когда сказал, что сам платил за твое обучение. Его слова подтвердил священник.

— Сэм, мой отец лжет и убивает ради того, чтобы заработать на жизнь. Моя мать не могла просто взять и исчезнуть. Будь она жива, она бы написала или позвонила. Она бы предприняла что-нибудь.

Сэм кивнула, слушая его.

— После исчезновения матери к нам зачастила полиция, — сказал Майк. — У него уже были эти фотографии. Он знал, где она живет и с кем. Все, что требовалось от Лу, — это передать их полиции, и они оставили бы его в покое.

— А что было бы, узнай ты о романе своей матери? Только представь, каким бы ударом это стало для тебя. Сколько тебе тогда было? Девять?

— Около того.

— Что до снимков твоей бывшей жены, — сказала Сэм, — я могу лишь предполагать, что твой отец разузнал о ней кое-что и подумал, что если он покажет тебе эти фотографии, то ты бросишь ее.

— Вот только он этого не сделал.

— Может быть, он не показал тебе эти снимки по той же причине, по которой не стал показывать и фотографии твоей матери, — принялась размышлять вслух Сэм. — Тот факт, что он этого не сделал, вызывает восхищение, ты не находишь?

— Однажды я видел, как отец избивает обрезком свинцовой трубы одного малого. Тот крупно задолжал приятелю Лу, Кадиллаку Джеку. Парень корчится на земле и умоляет о пощаде, но Лу не останавливается. И знаешь, что он сделал потом? Пошел домой и лег спать.

— Салли, я не намерена сидеть и изображать перед тобой мозгоправа, утверждая, будто понимаю твоего отца. Это не так. Судя по тому, что ты мне рассказал, он настоящий сукин сын. Но при этом далеко не так прост. Вполне может быть, что, вместо того чтобы показать тебе фотографии матери, он решил оградить тебя от правды.

— Вот, значит, как ты думаешь…

— А зачем еще он сделал эти фотографии? Если честно, мне даже страшно подумать, как бы ты пережил известие о матери в таком юном возрасте. И, может быть… Я всего лишь рассуждаю вслух, но, быть может, он решил, что лучше уж ты будешь ненавидеть его, чем узнаешь правду.

Майк зажмурился и помассировал глаза. Перед его мысленным взором встала Джесс, целующая другого мужчину. Он увидел Лу, выслеживающего на улицах Парижа свою жену с ее давним возлюбленным, щелкающего затвором фотоаппарата и предвкушающего, что он сделает с Мэри, когда они окажутся наедине. Мысли об этом преследовали Майка. Он хотел запереть перед ними двери своей памяти, но не мог этого сделать.

— Может быть, я все выдумала, — снова заговорила Сэм. — Не знаю, что дает твоему отцу силы жить. Откровенно говоря, я даже не знаю, что движет моим собственным отцом. Я могу лишь повторить: чужая душа — потемки.

— Сегодня я звонил Джесс.

— И что она сказала?

— Она сказала: «Алло», и я повесил трубку.

— Почему ты не расспросил Джесс обо всем в тот день, когда встречался с ней за ленчем?

Майк уже и сам ломал над этим голову.

— Я боялся, что если спрошу ее и она скажет «да», то это уничтожит все то хорошее, что у нас было. Изменит мои воспоминания о ней.

Сэм промолчала. А Майк вновь вернулся мыслями к только что обретенным воспоминаниям о Рождестве, матери и этому человеку в Бикон-Хилл. Правда ли это? Действительно ли тот мужчина был Жан-Полем? Или же подсознание сыграло с ним злую шутку и подсунуло ложные воспоминания? Картинка выглядела реальной, но теперь он уже ни в чем не был уверен.

Сэм сказала:

— Отойди в сторону.

— А как бы ты поступила на моем месте?

— Возможны варианты.

— Какие?

— Например, сколько дверей ты намерен открыть.

Майк кивнул.

— Второе письмо от моей матери… — пробормотал он. — Там был обратный адрес на конверте.

Сэм молча ждала продолжения.

— Я позвонил твоей подруге Нэнси и спросил, может ли она разузнать что-нибудь об этом адресе, о моей матери и том мужчине, Жан-Поле. Я решил, что Нэнси сумеет найти ее быстрее меня.

— Значит, ты решил разыскать ее.

— Все это время я думал, что Лу… что-то сделал с ней. Закопал ее где-нибудь. А теперь выясняется, что она может быть жива. Я не могу отбросить такую возможность.

— И что будет, если твоя мать жива?

— Не знаю, Сэм. Богом клянусь, не знаю!