Кэти
Июнь
Я уже начинаю думать, что, родив ребенка, женщины сходят с ума. На прошлой неделе я как-то сидела за кухонным столом, пытаясь работать, и уснула, положив голову на клавиатуру ноутбука. Маркус, желая мне помочь, сам загрузил в стиральную машину детские вещи. Потом я проснулась с затекшей шеей и стала их вынимать.
– О господи!
– Что такое? – встревоженно спросил Маркус, заглядывая в кухню.
Вместе с беленькими маечками и комбинезончиками Билли он сунул в машину черные носки, и вся одежда стала грязно-серого цвета.
– Ты испортил все вещи. Все испортил!
Мной вдруг овладело совершенно непонятное отчаяние. Я сидела у стола и плакала над кучкой мокрой испорченной одежды. Маркус смотрел на меня, как на безумную.
– Ну извини! Я, наверное, их не заметил.
* * *
Маркус на два дня уехал в Дарем. Фирма, в которой он работает, участвует там в конкурсе, а он возглавляет проект. Городские власти организовали благотворительную лотерею и привлекли спонсоров, чтобы построить большой арт-центр с кинотеатром, кафе, галереей и книжным магазином, – и Маркусу очень нужен был этот заказ.
Я рассчитывала отлично провести два дня вдвоем с Билли, но мне вдруг стало одиноко и тревожно. В квартире что-то поскрипывало, вздыхало. Позвать бы Фиону, мою подругу, но она в Глазго, слишком далеко. Да, вот так станешь редактором – и сразу начинается одиночество. Отношения с коллегами меняются, приходится держаться обособленно. Хейе бы это больше подошло – она всегда сама по себе; я вообще ничего не знаю о ее личной жизни. Она никогда не ходит с другими в бар и обедает в одиночестве… Да, любопытно, – она, оказывается, была известной телеведущей, и странно, что она ушла с телевидения. Маркусу моего любопытства не понять, для него известность и слава ничего не значат.
* * *
Билли проснулся и захотел есть. Какое удивительное ощущение – держать его, сонного, тяжелого, прильнувшего к моей груди. Сначала личико у него было сосредоточенное, затем постепенно смягчилось, ручки и ножки расслабленно повисли.
Когда он уснул, я уложила его в кроватку и пошла в кабинет. На столе была куча бумаг, которые я собиралась просмотреть, но моя решимость разом испарилась. Я пошла в кабинет Маркуса, где всегда чистота и порядок. Достала книгу о Лиссабоне, – я купила ее на прошлой неделе, вдруг заскучав по родителям. Стала перелистывать и наткнулась на фото Вифлеемской башни – по-моему, один из лучших шедевров военной архитектуры. Как хороша и как не по-английски смотрится она под жарким солнцем Португалии… Тут же я прочла, что в 1983 году ЮНЕСКО объявила ее памятником Всемирного культурного наследия. А на следующем развороте было мое самое любимое здание – монастырь иеронимитов, тоже объект наследия ЮНЕСКО.
Мне вдруг пришло в голову, что наш журнал мог бы издать серию вкладышей-путеводителей, посвященных шедеврам архитектуры. Я понятия не имела, сколько их всего, и, вернувшись в кабинет, открыла ноутбук и нашла информацию. В списке оказалось девятьсот шестьдесят с чем-то объектов. Некоторые из них – природные: пещеры, вулканы, барьерные рифы. Плюс всемирно известные здания: Шартрский собор, Акрополь, исторический центр Сиены. Читая список, я даже разволновалась: если мы займемся только европейскими объектами, материала нам хватит на целый год.
Филипа я, конечно же, уговорю. Проект обойдется недешево – нужно будет посетить некоторые места, сфотографировать, а шеф, когда речь идет о тратах, готов биться до последнего. Он обязательно потребует бизнес-план… Зато статьи привлекут много рекламодателей. Воодушевившись, я взялась за наброски плана.
На кухне зазвонил телефон. Это был Маркус, очень веселый.
– Все прошло отлично. Кроме нас остался только один претендент, – сказал он.
– Как здорово! Поздравляю!
– Соперник, правда, сильный. Придется потрудиться.
– У вас все получится!
Я так за него радовалась! О своей идее решила пока не говорить, ведь это его торжество. Хотела сказать, как сильно соскучилась, но Маркус, наверное, звонил из гостиницы, рядом там люди…
– Какие у тебя планы?
– Пообедаем и будем обдумывать нашу стратегию.
– В гостинице?
– Нет, я тут по дороге видел индийский ресторан «Карри парадайз».
Я засмеялась.
– А завтра поброжу по городу. Мне нужно много фотографировать, поэтому останусь еще на ночь.
– Конечно. Я очень за тебя рада, Маркус.
* * *
В Соединенном Королевстве двадцать восемь объектов всемирного наследия. Среди них, как и следовало ожидать, такие как Стоунхендж, Адрианов вал, Кентерберийский собор, город Бат. Есть и менее известные, вроде промышленного ландшафта Блэнавона. В списке оказались Даремский замок и собор, и я увидела в этом хороший знак, – быть может, все еще наладится.
Мы с Маркусом пока только привыкаем к положению родителей и к совместной жизни. Ясно, что сначала трудно. Нужно вести себя спокойно, доброжелательно и никогда не паниковать, к чему я имею склонность.
Я продолжала стучать по клавиатуре, когда в домофон позвонили. На часах – десять. Кто бы это мог быть?
Я заглянула к Билли – не проснулся, – и нажала кнопку в прихожей. Медленно поднялся лифт, и двери со звоном раскрылись. Вышел Эдди.
– Эдди!
– Привет, Кей!
Он мигом обнял меня и поцеловал в губы.
– Я тут шел мимо… Кофе нальешь?
– Нельзя же вот так заявляться! А если бы Маркус был дома?
– Так его нет?
Я с неодобрением посмотрела на него. Эдди был не пьян, от него даже не пахло. Он щурил глаза и улыбался.
– Рад тебя видеть.
– Чашку кофе – и все. Я совершенно измотана, и по ночам я теперь сплю.
Он вошел вслед за мной на кухню и сел за стол. Я в замешательстве взялась варить кофе; господи, меня по-прежнему влечет к Эдди. Его темные кудри были, как всегда, растрепаны. Он явился прямо в рабочей одежде, лицо загорелое, в морщинках от солнца.
– Ну как ты? – спросил он.
– Совсем без сил. Никогда в жизни так не уставала. Тяжело и работать, и ребенком заниматься.
– Да ладно, крепись. У моей мамы нас пятеро было.
– Она, конечно, супер. Только вряд ли она еще и редактировала журнал! – резко заметила я.
– Верно.
Эдди обезоруживающе улыбнулся, и мое раздражение как рукой сняло. Он просто меня дразнил, как и раньше.
– Значит, семейная жизнь оказалась не сахар?
Я поставила перед ним чашку кофе.
– Так, хватит подкалывать. Расскажи лучше про себя. Как дела?
Его улыбка погасла. Он подался вперед.
– Скучаю по тебе.
– Ох, Эдди…
– Я не пью. Уже три месяца. Знаю, ты со мной натерпелась.
– Я не могла выносить этот бардак. Мне было плохо.
– Знаю.
– Ты мне не чужой. И всегда будешь… Но теперь у меня есть Билли.
Эдди поморщился.
– Я чертов дурень. Безнадежный случай.
Его самобичевание всегда меня разоружало. Уже не раз мы разыгрывали подобные сцены; мне следует быть тверже.
– Как на работе?
– Все нормально, скучать не приходится. У меня теперь есть помощник. Обучаю его.
– Здорово. Учитель ты прекрасный, – тепло сказала я.
Эдди – садовник от Бога; любой захудалый палисадник превратит в потрясающей красоты оазис. К сожалению, работа у него не постоянная.
– Ты такой крепкий раньше не варила… Я теперь еще и парковым дизайном занимаюсь.
– Хорошо. Тебе всегда это больше нравилось.
– Мне паршиво… – пробормотал он, склонившись над чашкой.
Я не ответила: сказать было нечего.
– Надеюсь, горячий финский парень тебя не обижает?
Он выжидательно смотрел на меня. Я не выдержала взгляда его зеленых глаз. Говорить с ним о Маркусе не стоило.
– Билли хочешь посмотреть?
Мы пошли в детскую и стали смотреть на моего сына.
– Чудный парень. Не пойми превратно, Кей, но твоего в нем ничего.
– Ты прав. Он вылитый Маркус.
Билли шевельнулся, ресницы у него дрогнули; малыш открыл глаза и протянул ко мне ручки. Я подняла его, теплого, сонного, и он начал хныкать.
– Давай я, – предложил Эдди.
Я отдала ему Билли, и он стал ходить с ним по комнате и тихонько баюкать, пока тот не уснул. Я видела его взгляд и испытывала ту же боль – сложись все иначе, это мог быть наш красавец-сын.
Эдди заботливо уложил его в кроватку и прикрыл одеялом.
– Где ты так научился?
– Часто нянчился с младшими.
Он загрустил. Наверное, понял, о чем я думаю.
Крепко обняв меня и чмокнув в шею, Эдди быстро ушел, а я стояла у двери, вспоминая наши лучшие времена. Когда-то я его любила. Много лет любила. Нам было очень хорошо. Помню тот давний вечер, когда я вернулась домой после первого дня в журнале, куда меня взяли писать очерки. Я так волновалась: наконец-то я вошла в журналистику! Эдди всю квартиру завалил цветами, приготовил мясо по-ирландски. Он повторял, что мной гордится, что знал – у меня получится.
Опомнившись, я запретила себе грезить о прошлом. Три месяца без алкоголя – а потом все начнется заново. Периоды трезвости у Эдди были недолгими.