Хейя

Мое тело вечно меня подводит. Несколько недель я чувствовала себя отлично, а в среду вдруг заболела и ослабла. На работу я приходила, но заканчивала рано.

Вечером я лежала на диване, укутавшись в кимоно, подаренное Робертом. Уже собиралась пойти в постель, когда зазвонил телефон. Маркус. Сказал, что будет через пятнадцать минут. Голос был напряженный. Непонятно. Ведь он уехал в Корнуолл на всю неделю. Что случилось? Я пошла открывать.

– Заходи. Если хочешь, сделаю тебе кофе.

– Ты очень бледная. Не заболела?

– Наверное, простудилась. Знобит немного.

Я налила большую чашку кофе и толкнула к нему по стойке.

– А ты разве не будешь? – спросил он.

– Больше не пью кофе. Маркус, ты такой измученный. Что случилось?

– Я только что вернулся из Корнуолла.

– Почему?

Он вынул из кармана фотографию и пустил в мою сторону по стойке. Меня бросило в жар. Я долго на нее смотрела. Потом перевернула и прочла надпись: «Однажды ты найдешь ее и вспомнишь, как мы были счастливы».

– Я ее десять лет не видела. Тем летом в Аланде…

– Знаю. Кэти нашла ее в рюкзаке. Куда ты ее спрятала?

– Под бирку с твоим именем. Надеялась, что после той ссоры ты ее найдешь. Значит, она там до сих пор и лежала. Ты тут такой молодой.

– И ты.

Я тянула паузу, отмывая под краном кофеварку. Руки у меня дрожали; он, конечно, не мог не сравнивать меня, больную и постаревшую, с той, юной Хейей на фото.

– Хейя, я не могу с тобой встречаться.

– Почему? Из-за фотографии?

– Мне очень жаль. Но теперь у меня есть Билли.

– Я никогда не встану между тобой и Билли!

– Нам нужно все закончить, прямо сейчас, – сказал он.

Я запнулась, но все же проговорила:

– А вот Кэти встречается со своим бывшим.

Маркус расправил плечи, словно готовился встретить врага.

– Ты о чем?

– Она с ним встречается. Всего несколько недель назад они обнимались в приемной редакции. Так почему же нам нельзя?

Он казался потерянным и несчастным, однако на мои слова не ответил. А вот чего я не могла ему сказать, так того, что видела ее приятеля у них дома с Билли на руках. Он бы сразу понял, что я следила за Кэти.

Маркус встал.

– Я принял решение, Хейя. Мне жаль, но я сделал выбор.

– Ты и меня когда-то выбрал!

Мне так хотелось прижаться к его груди, хотелось, чтобы мы утешили друг друга… Он повернулся и вышел, и дверь за ним захлопнулась. Я ведь его знаю. Если решил – будет держаться до конца.

Я так дрожала, что пришлось лечь. Фотография… я о ней и не помнила. А она нашла и теперь знает о нас. Он снова от меня ушел, опять ушел – еще один удар.

Мне вспомнилось, как он ушел тогда. Мы в очередной раз поссорились, сильнее, чем обычно, из-за какой-то женщины у него на работе. Потом, как всегда, помирились, отправились в постель, занимались любовью. И я думала, что все опять хорошо. Маркус думал иначе. Он ушел от меня. Уехал из Хельсинки. Написал мне письмо, которое пришло через три дня. Писал, что все еще любит меня и всегда будет любить, но не в силах терпеть бесконечные сцены ревности и череду ссор и примирений. Мы неспособны, писал он, жить вместе спокойно и счастливо. Эти отношения измучили нас обоих, нужно их прекратить. Он уезжает из Финляндии и не скажет мне, куда.

Просто отшвырнул меня…

Я достигла вершины славы. У меня были деньги, роскошная квартира – а я чувствовала лишь опустошение. Я искала его как сумасшедшая, пользовалась своими связями в СМИ. Маркус пропал бесследно, и ясно было одно: в Финляндии его нет. Он мог уехать куда угодно.

Три недели прошло в невыносимых муках, потом я обратила внимание на отсутствие месячных. Я связала это с сильнейшим стрессом. Вскоре меня стало по утрам подташнивать. Я купила тест на беременность, и результат оказался положительный. Глядя на узкую бумажку, я испытала величайшую в жизни радость. Я ношу нашего ребенка! Теперь все будет хорошо. Маркус непременно узнает. Через несколько месяцев, как только у меня начнет расти животик, обо мне заговорят и в газетах, и на телевидении. Он откуда-нибудь да узнает и вернется, и мы начнем все сначала. Как же вовремя я забеременела!

Следующие два месяца я лелеяла свою тайну. Мир казался мне другим – лучше, добрее. Все у меня стало подчинено одной цели, и эта цель делала мою жизнь полной. Теперь я радовалась, что благодаря успешной карьере заработала немало денег. Маркус, я и наш ребенок будем жить хорошо. Я уже думала о том, где нам поселиться. Маркус захочет жить у моря. Я обратилась в несколько риелторских компаний. Я мечтала найти его и все ему рассказать. Мечтала, чтобы он первый узнал о моей беременности. Но как это сделать – понятия не имела.

А потом, на четвертом месяце, я всерьез разболелась. Приступы головокружения, постоянная тошнота. Я стала бояться за ребенка. Врач, тоже обеспокоенный, сделал анализы. Это был наш семейный доктор, и я знала его уже много лет. В тот день он позвонил и попросил прийти как можно скорее, лучше не одной. Я сразу же подумала, что дело плохо. А когда увидела его лицо, поняла: мои страхи сбылись.

– Сядь, Хейя, – мягко сказал он.

– С ребенком все нормально?

– У нас плохие новости.

– Говорите! Как мой ребенок?

– Хейя, мне очень жаль, но у тебя наследственное заболевание.

– Не понимаю…

– Болезнь, которая в вашей семье…

Я все еще не понимала.

– У твоей бабушки Тани…

– У меня то же, что было у Тани?

– Боюсь, да.

Меня затрясло. Мысли в голове путались. Я вспомнила тот день в саду: яркое солнце, высокая трава, как она плакала – и ее похороны.

– Ее не смогли спасти…

Доктор был бледен.

– Мы теперь многое можем, Хейя.

– Мне только двадцать восемь, а вы говорите, что у меня смертельная болезнь?

– У тебя та же самая болезнь.

– Она умерла в сорок семь! – закричала я.

– У тебя, наверное, шок. Позвонить твоим родителям?

– Нет! Даже не смейте!

Я все еще дрожала.

– Но с ребенком-то все нормально?

Доктор не хотел говорить, однако пришлось. Мой ребенок был нежизнеспособен. Вот так он сказал – «нежизнеспособен». И нужно прервать беременность как можно скорее, потому что срок уже большой.

Помню Танины слова: «Не бойся, Хейя, милая. Слезы иногда нужны. Из них вырастает новая жизнь».

Новая жизнь? Я носила в себе новую жизнь, но вместе с ней носила и ген ее смерти. Он был во мне с самого начала, с самого рождения, был тогда в саду, был, когда я встретила Маркуса, и есть сейчас. И означало это, что нашего ребенка придется убить. В тот же день в кабинете у доктора я подписала согласие на аборт. И никто меня не поддержал, никому я не могла рассказать. Доктор упрашивал меня позвать родителей, – хотя бы посидеть рядом, когда я проснусь после наркоза. Эта минута, говорил он, самая тяжелая. Я не стала. Он давал мне сильные транквилизаторы, чтобы смягчить ужас того дня – и последующих дней.

Ну почему я не рассказала обо всем Маркусу, когда он стоял у меня на пороге и говорил, что больше мы не увидимся! Пусть бы знал: Билли – не первый его ребенок. Пусть бы знал о нашем бедном малыше, которого пришлось убить.

Людям казалось, что у меня есть все – внешность, слава, деньги, красивый возлюбленный. А у меня не было ничего. Только ген смерти жил во мне, ждал своего часа.