В тот самый июньский вечер Мелоун, еще не знавший ничего о происшествии на судне, носился по охваченным возбуждением узким улочкам Ред-Хука. Район возбужденно бурлил, как будто «сарафанное радио» передало сигнал тревоги, местные жители собирались толпами возле старой церкви, служившей танцевальным залом, и зданий на Паркер-Плейс. Совсем недавно исчезли сразу три ребенка – дети голубоглазых норвежцев, населявших бруклинский район Гованус, и в толпе поползли слухи, что разъяренные викинги формируют ополчение. Мелоун уже несколько недель пытался убедить начальство в необходимости навести порядок в здешних местах, и наконец, под давлением обстоятельств, более убедительных для них, чем домыслы дублинского мечтателя, руководство городской полиции все-таки решилось на проведение общей облавы. Накаленная обстановка, сложившаяся в Ред-Хуке в тот вечер, ускорила события, и около полуночи сводный отряд из сотрудников трех близлежащих полицейских участков окружил Паркер-Плейс и прилегающие улицы. Полиция стучала в двери, задерживала всех подозрительных лиц, и освещаемые свечами комнаты исторгли невероятное количество иностранцев в диковинных одеждах, носящих митры и другие ритуальные костюмы. В общей суматохе очень много улик было утрачено, ибо арестованные успевали выбросить какие-то предметы в неожиданно обнаружившиеся колодцы, а запахи уничтожались поспешно примененными благовониями. Но повсюду была разбрызгана кровь, и Мелоун содрогался от отвращения всякий раз, когда находили очередной алтарь с еще идущим от жаровни дымком.

Ему хотелось успеть сразу повсюду, но после того, как ему сообщили о том, что старинная церковь, служившая иногда танцевальным залом, пуста, он тут же направился к полуподвальной квартире Суидема на Паркер-Плейс. Он надеялся, что сможет найти там ключ, позволяющий проникнуть в самое сердце таинственного культа, центральной фигурой которого, теперь это уже не вызывало сомнений, был пожилой ученый-мистик. С таким предвкушением он рылся в сырых, затхлых комнатах, пролистывал диковинные древние книги, рассматривал странные приборы, золотые слитки и небрежно расставленные где попало пузырьки, закупоренные стеклянными пробками. Пока он занимался этим, под ногами у него начал виться тощий, черный с белыми пятнами кот, и Мелоун, споткнувшись, сбил стоявшую на полу мензурку с какой-то темно-красной жидкостью. Его это здорово напугало, он и по сей день не уверен, что именно увидел тогда; иногда он снова видит во сне, как кот, удирая, превращается на ходу в какое-то чудовище. Затем он наткнулся на запертую дверь подвала и принялся искать, чем бы ее выбить. Неподалеку нашелся тяжелый табурет, и ветхая дверь не устояла под ударами его основательного сиденья. По ней пошла трещина, а затем она рухнула вся целиком – но под давлением с другой стороны; оттуда дунуло ледяным ветром, пропитанным зловонием ада; этот ветер обвил парализованного страхом детектива ледяными кольцами и потянул через порог подвала вниз, в необъятное сумеречное пространство, наполненное шепотами, криками и взрывами глумливого смеха.

Конечно, ему это всего лишь привиделось. Так уверяли все врачи, и ему нечего было им возразить. Конечно, для него самого было бы лучше поверить им, тогда старые кирпичные трущобы и смуглые лица иностранцев не повергали бы его в такой ужас. Но в тот момент это было абсолютно реально, и никакая сила на свете не может вытравить из его памяти те мрачные подземные склепы, гигантские аркады и бесформенные тени адских тварей, беззвучно проходящих мимо, сжимая в когтях полуобглоданных, но все еще живых жертв, молящих о пощаде или издающих безумные смешки. Аромат благовоний смешивался с запахом гниения, и во мраке, пропитанном этим тошнотворным сочетанием, копошились бесформенные сущности, обладающие глазами. Где-то там темные маслянистые волны бились об ониксовую пристань, и в какой-то момент в их мерный шум вплелся звонкий дребезг серебряных колокольчиков, приветствовавший голую и фосфоресцирующую тварь, которая, идиотски хихикая, выплыла из клубившегося над водой тумана, выбралась на берег и забралась на стоящий чуть поодаль резной золотой пьедестал, где и уселась на корточки, с ухмылкой поглядывая по сторонам.

Отсюда во все стороны расходились туннели кромешного мрака, так что вполне можно было предположить, что именно в этом месте пустила корень ужасная зараза, которая в определенный час расползется по всему свету и поглотит города и целые страны. Здесь укрепился космический грех, здесь он гноился благодаря нечестивым ритуалам, прорвался, как нарыв, готовясь возглавить процессию смерти, которая должна была обратить всех живущих на земле в гниющую плесень, недостойную захоронения. Здесь расположился вавилонский двор сатаны, и в непорочной детской крови омывала свои пораженные проказой ноги фосфоресцирующая Лилит. Выли инкубы и суккубы, вознося хвалу Гекате, и блеяли в честь Великой Матери безголовые придурки. Козлы плясали под гнусавую мелодию флейт, а эгипаны, оседлав прыгавшие, словно огромные лягушки, валуны, гонялись за уродливыми фавнами. Конечно, не обошлось без Молоха и Астарты, ибо среди этой квинтэссенции всего проклятого границы человеческого сознания исчезали и взору представали все ипостаси зла и все его запретные аспекты, когда-либо являвшиеся или прозревавшиеся на земле. Мир и сама Природа оказывались бессильны противостоять натиску порождений ночи, рвущихся из отворенного колодца, и ни крест, ни молитва не были способны обуздать вальпургиев разгул ужасов, начавшийся из-за того, что мудрецу с ключом довелось случайно встретиться с ордой, получившей в наследство от предков сундук, наполненный демонической премудростью.

Внезапно этих фантомов пронзил луч света, и сквозь гвалт богомерзких тварей Мелоун расслышал плеск весел. Вскоре на мутной поверхности озера появилась лодка с фонарем на носу, спешно пришвартовалась у массивного кольца, вделанного в осклизлый булыжник причала, и изрыгнула группу темнокожих людей, тащивших на плечах что-то тяжелое, завернутое в простыню. Они бросили это у подножия резного золотого пьедестала с голой фосфоресцирующей тварью, и та довольно захихикала и тронула простыню лапой. Тогда вновь прибывшие развернули простынь и поставили перед ней полуразложившийся труп толстого старика с щетинистой бородкой и всклокоченными седыми волосами. Фосфоресцирующая тварь издала еще один идиотский смешок, и тогда эти люди достали из карманов какие-то бутыли и, окропив ее ноги наполнявшей их красной жидкостью, передали их твари, чтобы она могла из них выпить.

Внезапно из одного из уходящих вдаль туннелей стали доноситься демонические звуки богохульного орга́на, играющего надтреснутым басом нечестивые пародии на гимны. Все вокруг тут же пришло в движение, словно подпитанное электричеством: козлы, сатиры, эгипаны, инкубы, суккубы, лемур, пародии на лягушек и бесформенные твари, ревущее чудовище с собачьей головой и еще одно, молчаливое, – все это кошмарное сборище выстроилось в своего рода процессию под предводительством отвратительной фосфоресцирующей твари, что прежде сидела, хихикая, на золотом троне, а теперь важно шествовала, держа в руках окоченевший труп дородного старика, в ту сторону, откуда доносились холодящие душу звуки. Странные темнокожие люди приплясывали в хвосте процессии, и вся колонна скакала и кривлялась в дионисийском исступлении. Мелоун сделал было несколько неуверенных шагов вслед за ними, не вполне сознавая, на каком он свете: на этом или на том. Затем он повернул в сторону и, дрожа и задыхаясь, повалился на мокрый холодный булыжник пристани; демонический орган продолжал хрипеть и квакать, а визг, вой и стук удаляющейся процессии становились тише.

До него приглушенно доносились обрывки непристойных песнопений и невнятное кваканье голосов. Время от времени вся компания принималась выть и стонать в богохульственном экстазе, но вскоре все эти звуки сменились мощным, исторгаемым из тысячи глоток речитативом, в котором Мелоун узнал греческое заклинание, записанное над кафедрой старой церкви, служащей танцевальным залом.

«О друг и товарищ ночи, ты, восторгающийся собачьим лаем (в этом месте сборище испустило мерзкий вой) и льющейся кровью (здесь последовали неподдающиеся описанию звуки вперемешку с душераздирающими воплями), крадущийся в тени надгробий (глубокий свистящий выдох), забирающий кровь и приносящий смертным ужас (короткие сдавленные вопли, исходящие из неисчислимого множества глоток), Горго (повторенное эхом), Мормо (повторенное в исступлении экстаза), тысячеликая луна (вздохи и мелодия флейты), обрати благосклонный взгляд на наши скромные подношения!»

Когда заклинание завершилось, все разразились криками, почти заглушив надтреснутое кваканье басов органа. Затем из бесчисленных глоток собравшихся там вырвался вопль восхищенного изумления, после чего все они выкрикнули, пролаяли и проблеяли слова: «Лилит, Великая Лилит, сё твой Жених!» Снова раздались вопли и гулко отдающиеся в туннеле звуки влажных шлепков, как если бы кто-то бежал по нему босиком. Эти звуки явно приближались, и Мелоун приподнялся на локте, чтобы увидеть бегущего.

Мрак этого подземелья немного рассеялся, и в дьявольском свете исходившего от стен призрачного свечения глаза Мелоуна углядели силуэт бегущего по туннелю существа, которое по всем законам Божьим не могло ни бегать, ни чувствовать, ни дышать – полуразложившийся труп старика с остекленевшими глазами, не нуждающийся теперь в поддержке, оживленный дьявольским воздействием только что проведенного ритуала. За ним гналась голая фосфоресцирующая тварь, прежде сидевшая на резном пьедестале, за ней, тяжело дыша, едва поспевали смуглые люди с лодки, а за ними – вся остальная омерзительная компания. Труп пытался оторваться от своих преследователей, напрягая каждый прогнивший мускул, явно торопясь к резному золотому пьедесталу, обладавшему, очевидно, неудержимо влекущей магической силой. В следующий момент он достиг своей цели, при виде чего догоняющая его толпа взвыла и прибавила скорости. Но они опоздали, поскольку, собрав последние силы, труп того, кто был некогда Робертом Суидемом, мощным рывком, от которого некоторые сухожилия лопнули и некоторые части его тела студенистой массой упали на пол, одолел последние несколько метров, отделявшие его от пьедестала, и со всего размаха налетел на предмет, к которому стремился. От этого удара все тело честолюбца лопнуло и обратилось в бесформенную массу, а сам пьедестал наклонился, побалансировал немного на краю пристани и соскользнул со своего ониксового основания в мутные воды озера; блеснув на прощание золотом, он отправился в немыслимую бездну нижнего Тартара. В следующий момент все вокруг содрогнулось в громовом раскате, милосердная тьма сокрыла от взора Мелоуна уничтожение окружающей его вселенной, и он потерял сознание.