За то время, что Вера дремала, Клык с Надеждой не успели ни перессориться, ни передраться. Надежда к этому вовсе не стремилась. Стремилась она совсем к иному. То есть к логическому продолжению вчерашнего вагонного развлечения, но уже в сокращенном расчете. Но из этого, к ее горькому сожалению, ничегошеньки не получилось.

Во-первых, Клык был не в том настроении, когда ищут развлечений. Он лихорадочно соображал, что делать, если через минуту или через полчаса сюда ворвутся менты. Чем дольше отсутствовала Марья, тем больше он сомневался в ее искренности. Хотя по логике вещей все должно было быть наоборот. Вряд ли ближайшая ментура находилась где-то у черта на куличках. Не так уж велик облцентр, тут от северной окраины до южной можно за пару часов пешком пройти, а от западной до восточной — и того меньше. И что-то сомнительно, чтобы милиция не смогла собраться за Клыком в течение нескольких часов. Его надо было брать быстро и тепленьким В конце концов, он ведь мог и не ждать у моря погоды, а просто попытаться удрать. Но с логикой у Клыка было плохо. Вообще у человека в его положении это вполне нормальное явление.

Во-вторых, и сама Надежда побаивалась. Она ощущала в подруге соперницу. И даже очень опасную. Не тем опасную, что переиграет и уведет Клыка, а тем, что может не простить Надежде победы. После того, как Вера взялась стрелять в лесу, а на железной дороге еще и в кого-то попала, у Надежды появился страх перед ней. Вдруг услышит, приревнует и шарахнет из автомата? От таких-то тихеньких-скромненьких и жди чего-нибудь.

В общем, Надежда с Клыком на пару до десяти вечера просидели на кухне, пересказывая друг другу бородатые анекдоты, нервно ржали, но в объятия друг к другу не лезли. А в десять лязгнул в замке ключ, Клык на всякий случай погнал Надежду в комнату к Вере, выдернул из кармана пушку и держал наготове.

Но Марья вернулась одна.

— Ну, что? — спросил Клык, едва она закрыла за собой дверь.

— Ты бы спросил: «За сколько?» — ухмыльнулась Чаша. — Семьсот пятьдесят штук. Всего ничего. Добрый капитан, видишь ли.

— Долго ж ты там торговалась, Муряха! — съехидничал Клык.

— А что, соскучились без меня? Ну, сначала зашла домой к нему, часок с супругой его покалякала, та говорила, что обещался вот-вот на обед прийти. Ждали-ждали, а его нет и нет. Решила на работу бежать. В смысле в порт. Там сказали, что он на обед пошел. Прибежала обратно, а жена его говорит: «Только-только был и поел и опять на судно пошел». Смех и грех, как в комедии. Ну, нашла его, посидели в каюте, поторговались, выпили маленько.

— Ладно. А я уж думал, ты с ментами торгуешься… — в шутливой форме произнес Клык.

— Ну да, — поддержала шутку Марья, — говорю: «Заберите его, бесплатно отдам!» А менты: «Ты, падла, еще доплати, чтоб мы его забрали!»

Клык заржал так, что не только Надежда прибежала, но и Вера проснулась. Марья тоже посмеялась, а потом убрала ухмылку.

— Ладно, на серьезе вот что. Через полчасика пойдем к одному мужичку. У него моторка есть. Доставит прямо на буксир. В порту народу и ночью много, светиться незачем.

Через полчаса, когда уже стало темнеть, собрались и вышли из подвала. Во дворе уже никого не было, машины разъехались. Прошли через подворотню, перетекли улицу и по какому-то узкому, извилистому и путаному проулку, тянувшемуся между домами и несколько раз круто менявшему направление, выбрались на берег реки, застроенный скопищем домиков с пятачками-огородиками, сарайчиками, хлевушками и прочими сооружениями сельского типа. Пока сюда добирались, стало совсем темно. Тускл горели огоньки, светившиеся в окнах домишек, мало освещали проход между заборчиками, который улицей никто бы не назвал. Фонарей, естественно, не было. Клык левой рукой волок чемодан, а правой держался за пистолет. Все-таки место было вполне подходящее для работы на гоп-стоп. Могли ведь какие-нибудь халявщики малограмотные принять их компанию за челноков. Чемодан к тому располагал.

Действительно, один раз, когда переходили какой-то овражек, сбоку послышался грубоватый ломающийся басок:

— Теть, дай закурить!

— Сопли подотри, сява! — ласково ответила Маша, и трудные подростки, которых в темноте пряталось не меньше десятка, больше претензий не предъявляли. Скорее всего тетю Машу они по голосу узнали.

Наконец добрались до самого береге реки, где уже не было никаких домов, поскольку в паводки их могло снести. Вдоль ничем не укрепленного обрыва шла дорожка, опять-таки ничем не освещенная. Из города сюда доносился лишь глухой шум автомобилей, со станции — гул уходящего поезда а от порта — неясные крики в матюгальник, мощное урчание дизелей, какие-то отдельные лязги и бряки.

— Как ты тут ходишь? — удивленно спросил Клык, поспевая за Марьей.

— Молча, — ответила она. Клык только хмыкнул. Вера и Надежда налегке шли за Клыком, опасливо оглядываясь по сторонам.

Дорожка спустилась к воде, точнее, к дощатому, почти притопленному рекой причалу. На фоне чуть подсвеченной небом речной глади рисовались силуэты нескольких лодок и темная фигура человека.

— Капрон?! — вполголоса позвала Маша.

— Жду, — ответил мужик. — Грузитесь помаленьку.

И указал на дюралевую «казанку» с мотором «вихрь» на корме.

Клык сперва пихнул в лодку чемодан, потом влез зам и помог влезть ойкающим дамам. И Вере, и Нале. и Маше. Затем Капрон отпер замок, отмотал цепь, оттолкнулся от причала и запрыгнул в лодку.

— Давай веслами пока, — приказал он Клыку, — тут травы много у берега, на винт намотать можно.

Клык грести умел не очень, но все-таки кое-как отогнал посудину на двадцать метров от берега.

— Хорош! Суши весла! — Капрон дождался, пока Клык уберет весла с воды и пристроит по бортам «казанки», а затем дернул за тросик. «Вихрь» взревел, и лодка, приподняв нос, помчалась на середину реки, где светились красные и белые огоньки бакенов, обозначавших фарватер.

— Идет! — перекрикивая мотор, проорал Капрон, указывая влево. Там, примерно в километре или меньше, светились четыре огонька: красный, зеленый, а посередине между ними, но гораздо выше — два белых, один над другим. Оттуда же долетал глухой размеренный шум судовых машин.

Капрон заглушил мотор, лодка по инерции немного проскользила по воде и остановилась. Вода тихо плескала в борта.

— Сколько мигать? — спросил Капрон у Маши.

— Четыре.

Капрон вытащил откуда-то небольшой аккумуляторный фонарь и четыре раза нажал кнопку. Спустя несколько секунд со стороны огоньков послышались два коротких гудка.

— Все нормально, — сообщила Маша. — Поедете.

Подождав, пока неясный силуэт речного состава — двух барж и толкача — поравняется с лодкой и начнет медленно проползать мимо нее, Капрон запустил мотор и на малых оборотах стал постепенно

подводить свою посудину к низкой корме толкача. Оттуда уже посветили ручным фонарем

Дизели толкача работали медленно гулко, лодка подошла к корме с правого борта, немного наискосок. Свет ручного фонаря с судна высветил из тьмы носовую скобу лодки, и тут же за эту скобу зацепился крюк длинного багра. Лодку подтянули почти вплотную, зацепив вторым багром за корму.

— Здорово! — крикнула Маша. — Принимай!

В фальшборте открыли дверцу.

— Залазь!

— Ой, упаду! — пискнула Надя, вставая ногами на качающуюся лодочную скамейку. Клык поддержал ее, какой-то дюжий дядя с судна подхватил под мышки и втянул на палубу.

Следом с намного меньшими усилиями погрузили Веру. Потом Клык закинул на судно чемодан, уцепился за чью-то крепкую и сильную лапищу, оттолкнулся от банки и тоже оказался на толкаче.

— Счастливо! — махнула рукой Маша

Багры отцепили, мотор взревел, и лодка, описав полукруг, ушла к берегу. Дверцу в фальшборте захлопнули.

— Иван, — представился обладатель той самой лапы, которая втащила Клыка на судно. Бас был густой, что называется, боцманский.

— Петя, — отозвался Клык.

— Пошли, — пригласил Иван, и Клык подняв чемодан, последовал за ним. Надя и Вера пристроились за Клыком. Второй из встречавших остался на корме, за гостями не пошел.

Пройдя через весь буксир от кормы до носа, они перебрались по деревянной сходне с поручнями на корму одной из барж, к небольшой деревянной надстройке. Иван открыл дверь и пропустил своих пассажиров. Пошарив, он нашел керосиновый фонарь в проволочной оплетке — «летучую мышь». Почиркал, зажег. В надстройке стояла печь-«буржуйка» с жестяной трубой, выведенной в круглую дыру рядом с окошком. На конфорке «буржуйки» чернел закопченный чайник с облупленной, некогда зеленой эмалированной кружкой, надетой на носик. Был еще стол, сколоченный из плохо оструганных досок, и две лавки. На столе стояла литровая стеклянная банка, из которой торчали три столовые ложки, вилка и пара чайных. Рядом с банкой лежали стопкой три алюминиевые миски. На полу, в углу надстройки лежал плетенный из веревок мат, а поверх него — тюфяк, распространявший сенной запах, и серая подушка без наволочки.

— Это здесь, что ли, спать? — вырвалось у Надежды, которая страдала большой непосредственностью.

— Ты, девушка, не спеши. Твой номер шестнадцатый, — сказал Иван. — Еще не уплочено.

Смотрелся Ваня вполне круто. Морда была крупная, шея почти отсутствовала, брился он раз в трое суток. не чаще. Плечики и кулаки впечатляли. Клык полез в чемодан, достал семь зеленых стотысячных и красный полтинник. Иван посмотрел их на свет, помусолил, пересчитал и спрятал.

— Нормально. Теперь насчет жизни. В Москву придем через трое суток. Остановок не будет. Удобств тут нет. В смысле душа, ванны и унитаза. Туалет простой. — Иван осветил фонарем маленькую дверцу в торцевой стенке надстройки затем открыл ее, продемонстрировав деревянную приступочку с прорубленной в ней дырой. — Прямо в водичку… Теперь о том, где спать. Еще пару матрасов сейчас принесем. Подушки и одеяла тоже.

— Со жратвой и с водой как? — спросил Клык.

— Воду принесешь в ведре, с камбуза. Там же будем выдавать еду. Можете сюда взять соль, сахар, чай, хлеб. Вон тут, в ящике, уголек для печки, кипятите чайник… Самое главное — особо не маячьте днем. Вечером, когда печку топите или лампу жжете, — поосторожней. Гореть мы не подряжались. Вот так.

— А эта хреновина, — спросил Клык, осторожно потопав ногой по палубе баржи, — не потонет?

— Раньше не тонула, — усмехнулся Иван. — Но пробовать не советую.