НЕ ТО В ГОСТЯХ, НЕ ТО В ПЛЕНУ
А Клык и не знал, что его ловят. В то самое время, когда Иванцов, нервничая, раздавал всем ЦУ насчет облета того места, где обнаружили горящую машину и брошенный мотоцикл, он находился примерно в двадцати пяти километрах от этого места…
— Ну, вот и приехали! — весело сообщил Курбаши.
— Ой, как здорово! — первой восхитилась Надежда.
Да, в черном джипе «Гранд-Чероки» вместе с Курбаши, Клыком, Верой, шофером и двумя мрачноватыми охранниками сидела Верина соседка, и в этом не было ничего удивительного.
Вообще Клык, когда собрался ехать с Курбаши, побаивался, что Вера чего-нибудь испугается, поднимет визг и шум, а Курбаши, если верить слухам, был скор на разбор дела. К тому же вместе с Верой была и Надежда, а потому скандал мог стать более шумным.
Однако Вера не испугалась. Увидев, что Клык выходит из дома, заботливо поддерживаемый Курбаши, и машет ей рукой, она сама выскочила на крыльцо вместе с чемоданом. Более того, вместе с ней, за компанию, так сказать, на то же самое крыльцо с хохотком вышла румяная и уже похмеленная, а потому благодушная и бесстрашная Надежда.
— Пое-едем, красо-отка, ката-а-аться! Давно я тебя поджидал! — спел Курбаши и как-то очень естественно пригласил дам сесть в машину. Надежда влезла самой первой, втиснувши объемистую корму точно в серединку между двумя плотными молодцами-охран-никами, сидевшими сзади. Она даже не спросила, кто, да что, да почему…
Вера, прежде чем влезать, вопросительно посмотрела на Клыка, не решаясь ничего спрашивать вслух. Клык кивнул, мол, не бойся, все свои, и она со спокойной душой уселась на сиденье, а чемодан поставила на колени.
Следом при поддержке Курбаши влез Клык, а затем и сам хозяин. Водитель ловко развернулся на тесной улице, и джип, подняв тучу пыли, ходко покатил в сторону фермы.
Курбаши выдернул из-под пиджака рацию, нажал кнопку передачи и сказал:
— Муму, Муму, я — «первый», как слышишь? Прием.
— Слышу вас, я — Муму.
— Работать по варианту три. Как понял?
— Работать третий. Понял хорошо.
— Спасибо. Конец связи.
Когда джип промчался мимо фермы, сквозь тонированное пленкой стекло Клык и Вера увидели, как со стороны стройки вниз, к дороге поехала легковая машина. Позже Клык, обернувшись, успел заметить, что она повернула по направлению к Марфуткам.
— Извините, девушки, что не представился, — весело сказал Курбаши. — Я прямой начальник вот этого болезного — подполковник ФСБ Титов Геннадий Михайлович. Вот мое удостоверение.
И к полному, хотя и скрытому удивлению Клыка, Курбаши вытащил из пиджака вполне солидную на вид ксиву. Сам Клык с комитетчиками дела никогда не имел, настоящих корочек, естественно, не видел, а потому сказать с уверенностью, насколько она натурально выглядит, не мог. Но для малограмотных, конечно, она смотрелась неплохо. Впрочем, у Курбаши могла быть и настоящая, это Клык тоже вполне допускал. Еще больше порадовало и приятно удивило Клыка то, как Курбаши, один раз услышав, что Клык назвался Вере оперативником ФСБ, тут же принял. эту игру и начал вести себя именно так, как нужно. Правда, тут же Клык вдруг подумал: а может, он и на самом деле за прошедшие семь лет успел до подполковника дорасти, а вся трепология насчет его бизнеса — туфта. Впрочем, эту мыслишку Клык быстренько сам же и опроверг: вряд ли комитет взял бы в кадры судимого, хотя бы и амнистированного.
— Большое вам спасибо, Верочка, — сказал Курбаши проникновенно. — Очень нам помогли. Буду ходатайствовать о представлении вас к награде. Вполне серьезно!
— Служу Советскому Союзу! — с некоторой иронией отозвалась Вера.
— Не смейтесь, не смейтесь. — «Подполковник» погрозил Вере пальцем. — Вы ведь очень и очень рисковали. И сейчас еще, между прочим, рискуете.
— Да? — удивилась Вера.
— Именно так. Поэтому мы должны успеть вас вывезти в надежное место. И соседку вашу нам тоже придется на время спрятать. Вы слышите? Надя!
— Слышу, — с достоинством сказала Надежда. — А мне чего будет?
— В смысле? — спросил Курбаши.
— Ну вы Верке орден обещаете, а мне чего, медаль, что ли?
— Не уверен, — улыбнулся «Титов». — Но можем отметить.
— Хоть бы бутылку поставили! Я все-таки тоже переживала, думала, что вы — главный бандит. У нас все село думает, будто вы — главный у тех, кто на ферме.
— Ну и пусть думают, — улыбнулся Курбаши.
«Ой, — подумал Клык про себя, — дура ж ты, дура!.. Лишняя ты. И болтливая до жути».
Через несколько минут у него заметно ухудшилось настроение. Машина проскочила через Лутохино, но свернула не на асфальт, выводящий к шоссе, а на щебенку — проселок, ведущий в село Игнахино.
«Там, от этого проселка, не меньше двух просек начинаются, по которым километра на четыре в лес можно заехать, — прикинул Клык. — Завезет, стукнет всех — и нычка его. Без проблем. Лопата у них есть, под сиденьем, значит, могут и закопать культурно. А пушки мои в кошелочке, а кошелочка, вон она — под ногами Курбаши. Да и была бы под рукой, все равно не рыпнуться — сзади двое сидят, тут же влепят в затылок. Но неужели ж Курбаши мог совсем скурвиться? Неужели вообще все кругом суки и волки позорные?»
Клык стал эти мысли отгонять, но они все лезли и лезли. Себя жалко не было. Уже привык, что смерть рядышком. Но вот то, что дур этих за собой в могилу поволок, как-то смущало. Веру, конечно, в первую очередь стыдно было подставлять. Она его с того света выдернула, а он ее — наоборот… Срамота! А эта мордастая хоть и не той породы, но все равно ни за что попалась.
Он глянул в улыбающееся бородатое лицо Курбаши. Попытался в глаза посмотреть. Говорят, что глаза не врут. А может, и врут. Кто его знает! Поди узнай по этой роже, что у него на уме. Недаром прозвали Курбаши. Хотя, конечно, Курбаши не настоящий азиат. У него, пожалуй, можно распознать по глазам, что и как. С трудом, но можно.
Курбаши перехватил взгляд Клыка — беспокойный, вопрошающий, испытующий. Мол, ты случайно не кончать нас везешь? И не стал уводить глаза в сторону. Нет, вроде бы не видно угрозы, подвоха, лжи, издевки. Поверить? Поверить, что это был такой
же парень, как и семь лет назад, который никогда не врал и не позволял врать другим?
Клык совсем забеспокоился, когда джип свернул на просеку. Будь он один, не постеснялся бы спросить, куда везут. И понял бы по ответу, к чему готовиться. Но тут были бабы, и Клыку не хотелось, чтоб они тоже начали волноваться. Визгу будет много, а толку — чуть.
Просека была довольно ровная, колеи неглубокие, джип хоть и переваливался с боку на бок, но не садился. Ветки, правда, то и дело шкрябали по металлическому багажнику, пристроенному на крыше. Кроны вверху сходились над дорогой, и получалось нечто вроде зеленого туннеля. Не очень верилось, что этот туннель приведет куда-то в хорошее место. И не только Клыку.
— А куда это мы заехали? — с некоторым беспокойством спросила Надежда. — Там ведь впереди и дороги нет небось.
— Есть, есть дорога, — успокоил Курбаши, — не переживайте, девушки.
Клык опять посмотрел на него с тем же настойчивым вопросом во взгляде, и Курбаши изобразил на лице какую-то не слишком заметную гримасу, которая могла значить все что угодно. Например: «Не мандражируй, ничего с тобой не будет». Или: «Ты мне не доверяешь, что ли?» Клыка эта гримаса не больно успокоила.
Самое странное, что успокаиваться он стал сам по себе, когда проехали по этой самой просеке еще пару километров. Вполне хватило бы и нескольких сотен метров, если б привезли кончать. Высадили бы, сказали, что дальше пойдут в какую-нибудь избушку, не существующую в природе, завели бы в чащу и стукнули.
— Между прочим, дорогие товарищи, дамы и господа, мы в данный момент пересекаем межобластную границу, — заметил Курбаши. — Погранпостов, правда, проходить не будем.
Клык попытался улыбнуться, но увидел, как на лице у Веры промелькнуло выражение тревоги. Она явно не была доверчивой, и поведение «подполковника Титова» казалось ей намного подозрительнее, чем «капитана Гладышева». Если она уже сейчас не поднимала скандала и не волновалась открыто, то лишь потому, что пока еще доверяла Клыку. Вот это-то больше всего и досаждало ему. Не любил он подставлять хороших людей. Во всяком случае знакомых.
Страх убавился ровно вполовину, когда джип выкатил с просеки на асфальтированную дорогу. Очень хорошую, гладкую и, судя по всему, не очень давно проложенную. Во всяком случае трещин и выбоин на асфальте было намного меньше, чем на обычном российском шоссе.
По этому асфальту джип ходко домчался до высокого солидного бетонного забора. Клыку даже показалось, что вот-вот он начнет узнавать то самое место, откуда его третьего дня вывозили на болото. Хотя этого и не могло быть, потому что ехали они совсем в другую сторону. Тем не менее Клык внутренне напрягся, ожидая, что вот-вот появится откуда-нибудь прокурор Иванцов и скажет: «Спасибо, товарищ подполковник! Благодарю за службу!»
Джип остановился перед воротами, которые отодвинулись, едва водитель требовательно гуднул три раза подряд.
Автомобиль вкатился во двор двухэтажного крашенного в бордовый цвет с белыми обводами вокруг окон и дверей особняка. Особняк располагался в центре просторного — гектара полтора — участка, обнесенного уже упомянутым забором. Кусочек леса превратили в парк, проложив дорожки и аллеи, асфальтированные или выложенные аккуратными плитками из мраморной крошки, похожими на те, которыми в Москве выкладывают полы подземных переходов и вестибюлей новых станций метро.
Парадное крыльцо выглядело почти как в старинной барской усадьбе: с портиком о четырех колоннах, каменными шлифованными ступеньками. Перед крыльцом — бассейн с фонтаном, правда, последний то ли был выключен, то ли вообще не работал.
Справа от парадного крыльца просматривался: пуск в подземный гараж. Вот туда-то и покатил джип.
В гараже — то есть в просторном полуподвале — джип не остановился. Он проехал между двумя рядами разнообразных легковых машин — Клык насчитал десятка полтора — и через другой выезд выкатил во внутренний двор.
Тут-то и прозвучала веселая фраза Курбаши:
— Ну, вот и приехали!
— Ой, как здорово! — восхитилась Надежда.
Да, тут было здорово. Внутренний двор был невелик: квадрат тридцать на тридцать метров, словно бы застланный зеленым ковром аккуратного, не по-русски ровно подстриженного газона. В средней части газона располагался бассейн, точнее — кольцевой канал вокруг острова-клумбы, куда, должно быть, переходили по четырем узким одноарочным мостикам. В канале-бассейне можно было купаться, а на берегу — загорать. Остров-клумба пестрел всякими цветочками самых разных оттенков. Цветочный запах так и витал в воздухе. На газоне в продуманном живописном беспорядке росли туи, березки и какие-то кустики, подстриженные в виде шариков, кубиков и таблеток.
Машина остановилась на асфальтированной дорожке, которая окаймляла дворик по периметру.
— Милости прошу к нашему шалашу! — пригласил Курбаши, вылезая первым и помогая Клыку выбраться.
Клык огляделся. Да, культурно устроился Курбаши. Но этот замкнутый внутренний дворик все-таки вызывал в памяти образ тюряги. Конечно, окна тут были большие, а крылечко, у которого остановился джип, очень уютное, но все-таки не очень это нравилось, когда четыре стены со всех сторон.
— Пошли, Петя, — подставляя Клыку плечо, сказал Курбаши. — Помогу. А вы, девчата, не отставайте.
«Нет, не может он заподлянку устроить. — Теперь Клык чувствовал себя неловко из-за того, что подозревал Курбаши. — Не тот мужик».
Через крылечко вошли в дом. Глаза зарябило от хрусталя, картин, ковров, ваз, украшавших холл.
— Это у нас малая прихожая, — сообщил Курбаши, — для своих. Перед главным входом побольше, но там как-то неуютно. Вася!
— Я, — отозвался один из пареньков, сидевших рядом с Надеждой.
— Распорядись, чтоб там комнаты для гостей приготовили. Нормальные, со всеми удобствами, понял?
— Так точно.
— А пока присаживайтесь, в ногах правды нет. Кофе, коньяк?
— Того и другого, и можно без хлеба, — ответил Клык фразой из мультика про Винни-Пуха.
— Мы, между прочим, и пообедать не откажемся! — сказала Надежда, у которой, само собой, понятие о скромности было довольно смутное.
— Сделаем. Сейчас будет организовано. Но кофе тоже не повредит. Антоша, оповести.
— Пошел, — сказал второй охранник и вышел.
Клык только здесь вспомнил, что чемодан и кошелка с оружием остались в джипе.
— Я, конечно, извиняюсь, товарищ подполковник, — сказал он, — у вас тут как, вещички не теряются?
— Не теряются, — ухмыльнулся Курбаши, — не переживай. У вас, товарищ Гладышев, никаких сомнений быть не должно. Не мучайтесь этими вопросами. Отдыхайте, поправляйтесь и так далее. Потом, не спеша, все оговорим. Сам понимаешь, что девушкам наши дела не интересны.
— И еще вопрос, — поинтересовался Клык. — Как бы себя в порядок привести?
— Одежду тебе мы поменяем, — пообещал Курбаши, — да и отмыться надо, побриться, а то ты не на капитана похож, а на бомжа.
— Ему нужно перевязку сделать, — спохватилась Вера, — и мыться осторожно, чтоб грязь в рану не занести.
— Медицина у нас имеется. Все будет в лучшем виде, — успокоил гостеприимный хозяин.
Появился Вася, которого Курбаши посылал распорядиться насчет комнат для гостей, но не один, а в сопровождении двух милых блондинок, кативших перед собой изящную, европейского производства инвалидную коляску.
— Вот она и медицина, — порадовался Курбаши. — Молодец, Василий, догадался. Катенька и Настенька, примите больного и проведите санобработку.
Эти приятные создания, хрустя крахмальными халатиками, нежно взяли Клыка под ручки и усадили в коляску, а затем покатили по коридору.
— Кто из вас Катенька, а кто Настенька? — спросил Клык. От этих сестер милосердия исходил аромат какого-то импортного мыла, тонких духов и вовсе не пахло ничем лекарственно-больничным.
— Я Катя, — сказала та, что держалась за спинку коляски левой рукой и шла справа сзади, — а Настя — слева.
— Как в раю, — заметил Клык. — Стало быть, теперь вы меня лечить будете?
— Будем, — кокетливо тряхнув кудряшками, ответила Настя, — долго и больно.
— Уколы колоть станете? — Клык дурашливо сжался в комок.
— Обязательно! — хором ответили ангелочки. — В попку!
— А клизму не вставите?
— Если очень попросите, — бесшабашно ответила Настя, — запросто!
Уже уезжая за угол коридора, Клык услышал, как Вася доложил Курбаши:
— Три комнаты на втором этаже сейчас подготовят.
— Возражений нет? — спросил «подполковник Титов».
— Есть! — возникла Надежда. — А нельзя нам вдвоем с Веркой в одной комнате, а? Все же место незнакомое, мы вас не больно знаем, а вдвоем как-то не так страшно.
— Ради Бога, пожалуйста! — радушно развел руками Курбаши. — Если вам так удобнее, никаких возражений не имею.
— И еще, — совсем уж требовательно заявила Надежда, — раз вы нас насильно вывезли, без вещей, то хоть халаты с тапочками дайте.
— Сделаем. У вас будет все необходимое, питание четырехразовое, как в доме отдыха. Не беспокойтесь, денег не возьмем.
— Еще не хватало! — фыркнула Надежда.
Вера помалкивала. Не очень ей нравилось все это. Видела она современных чекистов, даже самого Рындина как-то раз интервьюировала, причем он ей плакался, что с финансами у облуправления ФСБ не густо. Вряд ли в соседней области дела могли обстоять лучше. Конечно, как говорил Шекспир, «есть многое на свете, друг Горацио, что неизвестно нашим мудрецам», но что-то подсказывало Вере, что ее мистифицируют. Правда, Клык у нее все еще вызывал доверие, которое возникло после того, как он отсылал ее в Москву, на Лубянку, но сейчас Вера все больше сожалела, что вчера пожалела Клыка и не уехала. «Подполковник Титов» слишком уж походил на тех крутых, которые раскатывали по облцентру на иномарках. Тем более что «Гранд-Чероки» тоже не на АЗЛК производят. Но самое главное, Вере опять показалось, будто она уже видела где-то этот джип…
Размышления Веры прервались с появлением какой-то толстой гражданки неопределенного, но скорее всего предпенсионного возраста, в синем халате уборщицкого образца.
— О, а вот и тетя Маша! — воскликнул Курбаши. — Готово?
— Так точно, — ответила тетка. — Нехай идут…
— Я не прощаюсь, — сказал Курбаши Вере и Наде, — встретимся за обедом.
Тетя Маша сделала приглашающий жест, и марфуткинские дамы последовали за ней.
— Теть Маш, — спросила Надежда по-свойски, — ты тоже в КГБ работаешь?
— Я тут прибираюсь и стираю, — уклончиво ответила тетя Маша. — А чего и как тут — у начальника спрашивайте.
— У подполковника?
— Ну у этого, который вас привез.
Они поднялись на второй этаж, прошли немного по коридору, и тетя Маша указала им на открытую дверь.
— Ух ты! — восхитилась Надежда, не рискуя наступить пыльной и облупленной босоножкой на пышный просторный ковер, покрывавший пол в комнате. Тут была и стенка, похоже, из натурального дерева, а не из фанерованной ДСП, и просторный кованый диван, и пара кресел, в которых можно было: покойно выспаться, и широкая кровать, и большой японский моноблок, и что-то вроде радиомузыкального центра…
Вера и Надя как по команде сняли обувку и лишь после этого вошли в отведенные апартаменты.
— Тапочки принесть? — спросила тетя Маша потеплевшим голосом. — Халатики тута висят, в стенке,
тапки вот прежние гостьи с собой унесли, на халяву.
— Стиранные халатики-то? — поморщилась Надежда.
— Чистенькие и свеженькие, не сомневайся, дочка. И полотенчики, и мыло, все в ажуре. Вот тут за дверкой — ванна, а тут — туалет. Далеко бегать не надо.
— Чур, я первая в ванну! — заорала Надежда и, забрав из отделения стенки розовый махровый халат, направилась мыться. Тетя Маша вышла, должно быть, за тапочками, а Вера осмотрела книжные полки и тумбу под моноблоком, в которой хранились диски, видео- и аудиокассеты.
Вере всегда казалось, что по содержанию видео- и библиотеки можно понять, с кем имеешь дело. Но, поглядев корешки книг и кассет, убедилась, что их подбирали для самых разных людей, которые тут останавливались или могли остановиться в будущем. Среди книг она увидела и трехтомник Пушкина, и пересказ какого-то австралийского телесериала, и мелкие книжонки «Библиотеки любовного романа», и булгаковский роман «Мастер и Маргарита», детективы и фантастику, Маяковского и Достоевского — короче, все в кучу. То же самое творилось и среди кассет. «Терминатор» и «Эммануэль», «Девчата» и «Белое солнце пустыни», Феллини и «Война и мир» Бондарчука. Даже «Чапаев» был. Аудиотека содержала и альбомы «Битлз», и «Машину времени», и русские народные песни, и какую-то неведомую Вере Иму Сумак…
Пока Надежда ополаскивалась, а Вера изучала содержимое полок, Клык подвергался перевязке. Ангелочки прикатили его в помещение, напоминавшее одновременно и приемный покой больницы, и операционную. Здесь с Клыка сняли штаны, уложили на какой-то топчан и начали изучать.
— Давно тебя тяпнули? — спросила Катя, размотав наложенные Верой бинты и рассматривая рану.
— А это важно? — прищурился Клык.
— Важно. — Мордочки у обеих сестер посерьезнели.
— Двое суток тому назад.
— Надо же! — удивилась Настя. — А не врешь?
— Да, — покачала головой Катя, — что-то не похоже. По-моему, ты уже недельку отлежал. И красноты почти нет, и затягивается все хорошо. Даже выходное. Ты уж не стесняйся, скажи правду. Мы девушки понимающие.
— Да чего мне стесняться? — удивился Клык. — Я ж знаю, у кого нахожусь. Мы с Курбаши семь лет назад вместе срок мотали.
— Понятненько. То-то ты такой расписной. «Клен» ты наш опавший… — хихикнула Катя, имея в виду — надпись на руке Клыка. — Кто тебе такую кралечку на пузе выколол?
«Кралечка» с распущенными волосами и массивным бюстом появилась у Клыка на животе во время второй ходки, а наколол ее Филя Жбан, штатный кольщик отряда. Его имя девушкам ничего бы не сказало.
— Художник, — ответил он, — мастер спирта.
В этот самый момент рукав Настиного халатика чуть поднялся вверх, и Клык, в свою очередь, увидел нее на руке змейку, высунувшую язычок над чашей.
— У-у, — заметил Клык, — похоже, в одном университете обучались…
— Двести двадцать четвертая-прим, часть первая, — улыбнулась Настя. — За «морфушу». А у Катеньки — она у нас, между прочим, полный курс мединститута прошла и даже диплом получила — сто шестнадцать, часть третья.
— Хорошо, что я мужик, — философски заметил Клык, — мне криминальный аборт не угрожает. Чего ж ты так неаккуратно?
— Подруга упросила, — проворчала Катя. — Доходила до пяти месяцев, а потом раздумала… Кровища пошла, а я придержать не сумела. Умерла, дура. Пять лет за это варежки шила.
— Выходит, ты мокрушница у нас? Ай-яй-яй! И как это Курбаши таким людям доверяет дело спасения жизней? Не понимаю! — Клык скорчил казенную рожу.
— Ничего, как-то не жалуется. После того, как у него друга в больнице добили, он всех, кого покусают более-менее легко, сюда кладет. У нас тут есть чем полечить… — Настя многозначительно прищурилась, уперев ладонь в хорошо обрисованное халатом пышное бедро.
— Да, — согласился Клык, преувеличенно громко шмыгнув носом, — есть над чем подумать, когда стоять научусь.
— Давай-давай, учись поскорее. А покамест мы тебя слегка оботрем. Купать не станем, а то еще размочим рану.
Клык не без удовольствия подвергся этой процедуре. Как-никак Вера просто стерла с него верхний слой грязи, налипший после болота, а та грязь, что въелась в кожу еще в тюрьме, осталась. Теперь же ловкие и ласковые лапки этих кошечек теплой водой, мылом и резиновыми мочалками соскребали с Клыка прошлое. Очищали, так сказать. Лежать перед этими цыпами голышом было не стыдно, тем более что в смысле житейском они Клыку были без разницы. Клыка еще надо было подкормить, добавить ему силенок, чтоб красотки заинтересовали его по-настоящему. Тем не менее, когда Настя взялась приводить в порядок мужское оборудование, «товарищ Гладышев» заметил:
— Как для себя готовишь!
— Стараемся, гражданин начальник! — ухмыльнулась плутовка.
После обмывки Клыка начали перевязывать, главным образом, чтобы защитить запекшуюся рану от повреждений. Затем ему выдали чистое белье, то есть халат, носки, трусы и майку, снабдили шлепанцами и усадили на коляску.
— Дали б костылик, — попросил Клык, — я быстрее бы привык ходить.
— Сейчас в комнату привезем — получишь. Но тоже не усердствуй, а то разбередишь. Плохо будет, если опять гноиться начнет. Придется резать, дренажи вводить, уколы делать. Лучше полежи пару дней, — посоветовала Катя.
Клыка торжественно доставили на второй этаж. Он вспомнил, как на прошлой ходке читал прикольную книгу про бравого солдата Швейка, которого в такой же примерно коляске везли на призывной пункт в 1914 году. Ему даже стало смешно.
— Хорошо быть симулянтом! — сказал он.
— Здоровым все-таки лучше, — не согласилась Настя.
Клык оказался в точно такой же комнате, как Вера и Надя, только в гордом одиночестве. Первым делом осмотрел окна: оба выходили во внутренний дворик. Конечно, дворик смотрелся приятно и был не похож на тюремный, но все-таки замкнутый. И от этого Клыку стало в очередной раз не по себе. Он ощущал себя скорее в плену, чем в гостях. Хороший такой, почетный плен, как у князя Игоря, которому Кончак то «коня любого», то «пленницу с моря дальнего» предлагал, но все же не воля.
Впрочем, надолго утонуть в неприятных размышлениях Клык не сумел. За дверью послышались шаги, и вошел Курбаши.