Эпилог

Свет уже вовсю заливал крохотную уютную спальню, а я все еще лежала под одеялом и ощущала себя партизаном, огонь по которому откроют сразу же, стоит кончику носа показаться наружу. Под прицелом держало не что иное, как сюрпризы – но плохие или хорошие? Ведь без них сегодня точно не обойдется. Либо они обрушатся ворохом счастливых эмоций и закружат в радостных теплых объятьях, либо проводят холодными глазами, а после сделают контрольный в голову.

Мда. А вылезать все равно придется.

Спустя несколько минут я набралась сил и выскользнула из постели. Укуталась в домашний халат, сунула ноги в тапочки и крадучись прошла на кухню.

Достала с полки чашку, включила чайник и хотела было выглянуть в окно, чтобы убедиться, что у подъезда не стоит знакомый черный автомобиль, как застыла на полпути – меня вдруг накрыло необъяснимое чувство «я всё это уже видела»… Отчего-то стало казаться, что этот день – именно этот, а не какой-то другой – я уже переживала, находилась в нем.

Как странно…

Постояв с полминуты посреди кухни с глупым выражением лица, я тряхнула головой, вернулась к шкафчикам, вытащила из пачки чайный пакетик и бросила его в кружку. Нет, это совершенно новый день. Вчера было первое марта, сегодня второе. Всё идет своим чередом, всё по плану. А странные чувства… ну… э-э-э… с кем не бывает?

Под окнами наверняка никого, зачем смотреть? Если бы кто-то захотел оказать знаки внимания, он уже это сделал бы…

Не успела я подумать об этом, как в дверь позвонили.

Короткий взгляд в дверной глазок выявил, увы, не человека, стоящего за дверью, а белые, желтые и оранжевые лепестки и бутоны.

Ух ты!..

Я повернула колесико замка и потянула дверь на себя.

– Доброе утро. Меган Райз?

Человек позади огромного букета все-таки нашелся – по крайней мере, обнимающие множество связанных воедино стеблей широкие мужские ладони и бодрый голос точно были.

– Да… доброе.

– Доставка цветов. Принимайте!

– Спасибо!

Объемная цветочная композиция перекочевала ко мне в руки – я едва не пошатнулась под ее весом.

– Расписаться сможете?

– Постараюсь.

Привалившись к стене вместе с букетом, я быстро чиркнула ручкой на листке, прикрепленному к пластиковому держателю.

– Хорошего вам дня!

– И вам того же…

Уже на кухне выяснилось, что подарок состоял не только из цветов веселой окраски – к нему прилагался маленький плюшевый мишка с вышитым на вязаной кофте сердечком. В лапах игрушка держала шоколадку. Целую минуту, забыв про чай, я смотрела то на нежные лепестки, то на вышитое сердце, то в уставившиеся поверх моего плеча пуговичные глаза.

Надо же, он не забыл…

Я присела на стул, поставила локти на стол и закрыла лицо руками. Даже если Дэлл не придет сам – не решится принести нож или окажется занят, – я все равно буду очень благодарна за этот знак внимания. Невероятно ценный, душевный и теплый. Невероятно своевременный, говорящий больше слов…

Пришедшая следом мысль заставила снова подняться со стула: наверное, есть и маленькая открытка, спрятанная между цветов. С именем дарителя…. А то еще окажется, что это вовсе не Дэлл, а какая-нибудь благотворительная организация.

Я хихикнула и принялась осторожно шуршать листьями, но через секунду была вновь оторвана от этого занятия звонком в дверь.

Да что же это такое… Не в той графе расписалась?

На этот раз мужчина за дверью был другим: низким и плотным, одетым в темно-синюю куртку с эмблемой, которую я не успела рассмотреть, и в руках он держал не букет, а огромный торт.

ТОРТ?! Ух ты! Клубничный фраппан!

– Меган Райз?

– Да, доброе утро.

Подобный диалог начал входить в привычку.

– Доброе! На ваше имя поступил заказ. Принимайте десерт – свеженький, вкусный, с пылу с жару, как говорится.

– Здорово! Нужно расписаться?

– Да, вот здесь, пожалуйста.

К букету на столе прибавился клубничный торт.

Вот это да-а-а!

Нет, этот день я точно раньше не переживала, иначе никогда не забыла бы! Столько цветов, чудесный мишка, огромный фраппан со свежими ягодами… Какое замечательное начало дня! Так, на чем я прервалась? Ах да… поиск записки…

Но поиск записки (стыдно, ага, стыдно) прервался внушительным куском лакомства к чаю на моей тарелке: как можно устоять перед воздушным кремом, идеально выпеченным, пропитанным соусом коржом и свежей клубникой со взбитыми сливками?

Ох… Невероятно вкусно… божественно… изумительно… ням…

Когда в дверь позвонили в третий раз за утро, я повернулась к коридору с зажатой во рту ложкой, которую старательно облизывала.

– Мисс Райз?

В этот момент я едва не ответила, что за последний час слышала собственное имя чаще, чем когда-либо, но обошлась без сарказма. День рождения все-таки…

– Да, это я.

– Тогда это для вас.

Третий незнакомый посыльный протянул обернутую подарочной бумагой небольшую коробочку. Исполнив ритуал с подписью и поблагодарив курьера, я захлопнула дверь и удивленно посмотрела на презент. Что это? Букет уже был, торт был, что же принесли на этот раз?

Дошлепав до кухни, я отодвинула тарелку с остатками торта и принялась снимать гладкую дорогую бумагу и развязывать шелковые ленты; через несколько секунд моим глазам предстала деревянная продолговатая шкатулка. Красивая, полированная, без каких-либо надписей.

Осторожно расцепив створки крохотного замочка, я открыла крышку и застыла. Сердце забилось судорожно и быстро, а руки принялись ходить ходуном.

Нож.

На бархатной подстилке без каких-либо украшений лежал тот самый нож – военный, с широким лезвием и голограммой с телефонным номером. Чувство «я уже это видела» нахлынуло вновь, но другое, видоизмененное: оно смешало в себе ворох воспоминаний, не до конца оформившихся импульсов, мыслей и эмоций.

Слов не находилось, а дыхание сбилось; хотелось плакать.

Я медленно отняла руки от шкатулки, развернулась и подошла к окну. Какое-то время стояла у подоконника, прижав пальцы к глазам.

Ярко светило весеннее солнце; гонялись друг за другом в небе птицы, сверкали на тротуаре лужи.

А вернувшись к столу, я нашла вложенную под лезвие записку: «Позвони, когда будешь готова увидеть меня. Дэлл».

Запах роз плыл по салону.

Пробежали мимо, переговариваясь на ходу, молоденькие студентки; степенно проследовал следом пожилой мужчина с тростью. Остановился на углу у киоска, купил газету, чинно свернул ее трубочкой, засунул под мышку и неспешно направился обратно.

Дэлл проследил за ним отсутствующим взглядом, затем повернулся и посмотрел на букет.

Красные. Понравятся ли ей?

Ожидание было не в тягость. Когда ждешь в такой день, как этот, всё радует: праздное сидение в машине, размышления о том, что он увидит ее – улыбающуюся, немного смущенную и даже скованную, как он сделает всё, чтобы ее смущение ушло, а радость в глазах стала искренней, свободной.

Серая птаха клевала что-то между подтаявшими кусками снега на асфальте. Прыг-прыг, как смешно ходит вверх-вниз маленький хвостик. Наверное, вчера там кто-то рассыпал семечки.

Главное, чтобы не подвяли розы. Хотя какая разница? Он купит новые… сколько угодно новых. Пусть Меган выберет для звонка комфортный ей, а не ему момент. Соберется, приведет себя в порядок, почувствует себя готовой.

Птаха, испугавшаяся слишком близко прошедшего пешехода, вспорхнула на ветку соседнего дерева, но уже через минуту снова спустилась вниз, чтобы исследовать скрытые в снегу пищевые запасы.

Дэлл пожалел, что никогда не держал в кармане семечки.

И тебе, Дрейк, спасибо за то, что, хоть ты и не был доволен моим поведением и был по-своему прав, все же дал мне шанс сидеть здесь, в машине, на этой улице, в этом дне, которого не должно было существовать. Может, иногда ты чересчур жесток, но также и справедлив. Не знаю, заслужил ли я, по-твоему, возможность исправиться, но ты не пресек ее, когда она возникла, и за это я тебе благодарен.

Как это странно… сидеть в собственном прошлом. Оно уже не то, оно уже ответвилось и пошло по другой дороге, в сторону, начало рисовать новый узор на ткани мироздания. Когда-то был один виток, включающий в себя определенные события, потом он исчез, а на его месте появился другой – чистый, еще не испещренный записями о содеянном.

Каждый шаг – это шаг вперед. Правильный ли, ошибочный, но он прокладывает дорогу. Каждое слово, каждое решение приводит к результату, только видимым глазу он становится после. Одни дороги закончатся тупиками, другие – выходом к свету, третьи пройдут зигзагами – то хорошо, то плохо, то вроде бы и никак, хотя даже в серости и обыденности есть свой смысл.

Сидя здесь, в этой машине, и вдыхая пропитанный ароматом роз воздух, Дэлл как никогда хорошо ощущал иллюзорность времени и важность отражения собственных поступков на зыбкой ткани реальности. Она плетется, прогибается, видоизменяется и формируется в соответствии с каждым жестом, позволяет управлять ею; управляя тобой, напитывается настоящим и выплескивается, проистекает в будущее, становится им.

Неизвестно, сколько бы продолжались мысленные диалоги Одриарда с теми, кто когда-то повлиял на его судьбу, если бы в кармане его куртки не завибрировал телефон.

Высветился номер, а ниже имя: «Меган».

Прежде чем ответить, Дэлл провел по экрану подушечкой пальца и подумал о том, что после сегодняшнего дня сменит его на «Моя Меган».

День искрил эмоциями.

Смущенный взгляд, осторожное приветствие, удивленное выражение лица при виде букета из алых роз.

– Это мне?

Он тепло улыбнулся в ответ.

Они не стали менять сценарий, о котором помнил только он один. Пусть будет галерея «Дриада», пусть об этой рыжеволосой красавице позаботятся стилисты, пусть ее лицо сияет от счастья, а в глазах мерцают восторг и радость. Пусть она пока не знает, что этот день не закончится, а лишь плавно перетечет в другой, наполненный любовью, о которой он непременно скажет. Скажет позже, когда наступит правильный момент.

А пока… Пусть будет Пантеон Миражей, изысканный обед, захватывающие шоу Нордейла, в одном из которых он покажет себя гладиатором.

И он бился. Радостно сжимал меч в ладони, стоя перед многочисленной публикой в сапогах и набедренной повязке, транслируемый множеством экранов, зная, что среди них есть та, кто смотрит на него с обожанием и замершим сердцем.

Пусть смотрит. Пусть знает, кто именно совсем скоро будет принадлежать только ей. Уже принадлежит.

Слова, шутки, обрывочные фразы и долгое молчание, когда остается лишь взгляд – один на двоих… Почему он не позволял себе раньше заметить, насколько она красива? Хрупкая, мягкая, чистая, невероятно светлая, готовая отдать всё тому, кого любит. И каждый раз от этих мыслей кружилась голова и наполнялась нежностью грудь, а после горьковато щемило где-то внутри.

Прогулка по вечернему Нордейлу, во время которой он не удержался – взял Меган за руку, а после развернул к себе и поцеловал. Поцеловал так трепетно, что позвоночник рассыпался ворохом искр и стало невозможно говорить. Пальцы касаются теплых щек, а слова не идут, потому что слишком много хочется сказать, потому что внутри образовался затор из невыплеснутых эмоций.

«Ты поедешь ко мне? Пожалуйста…»

И счастливое, пока еще смешанное с болью, согласие в ее глазах.

Умирать можно от нежности. И от собственной любви.

Ежесекундно умирать и возрождаться, чтобы взглянуть, коснуться, почувствовать, вдохнуть и снова взлететь на небо, не понимая более, жив ты или нет. Если рай существует при жизни, то это он: плавящий взгляд, жадные и ласковые руки, губы, клеймящие каждый сантиметр кожи, и неслышный голос, проникающий сквозь тело электрическими разрядами… моя, моя, МОЯ…

Еще никогда я не видела Дэлла таким: собранным, уверенным и одновременно спокойным.

Моя.

Вот что читалось в его глазах, и, видя это, я счастливо умирала вновь.

Пусть всего лишь на день, пусть лишь сегодня он подарил мне себя, но сделал это целиком, без остатка, и я не буду ни о чем жалеть, как бы в дальнейшем ни повернулась жизнь. Если уйдет утром – значит, уйдет. Если останется – буду любить всегда.

За несколько часов, что мы провели в объятиях друг друга, я ощутила то, чего не ощущала никогда: собственную нужность, умиротворение, покой, мощнейший поток света, льющийся через сердце.

Как ему удалось?..

Игристое вино и кусочки апельсинового торта, которыми Дэлл кормил меня, чередовались с жадными, медленными и страстными поцелуями. Слов не звучало. Плавилась под его прикосновениями шея, горели прикушенные зубами мочки ушей, томительно скручивалось что-то внутри, вспыхивали во всем теле невидимые огненные спирали.

Мы не занимались любовью, мы занимались чем-то большим. Единением, посвящением себя друг другу, необратимым проникновением, в котором мое становилось его, а его – моим. Я ощущала текущие из Дэлла чувства клетками кожи, задыхалась от них, вливала в него в ответ собственные жгуты страсти, оплетала, наполняла, ярко вспыхивала в такт с прикосновениями, изнемогала от жара и снова, снова сливалась с тем, кто держал меня в объятиях.

Вот как должна выглядеть истинная Любовь. Теперь я знала это наверняка.

И я не буду думать о том, что случится наутро, – настоящий подарок уже подарен, грешно и мелко просить после такого еще. Пусть тепло его рук будет со мной так долго, сколько я смогу его сохранить, и пусть мои глаза скажут больше, чем все существующие в мире фразы.

Засыпая, я чувствовала себя счастливой: меня обнимали, обнимали так крепко, что не получалось ни вдохнуть, ни двинуться. А при попытке перевернуться прижимали так тесно, что между телами не оставалось ни сантиметра свободного пространства – кожа к коже, закрытые глаза и душа в душе, накрытые светящимся одеялом любви.

Ни единой мысли. Ни одной эмоции, кроме всепоглощающего счастья.

И улыбка на губах.

Он стоял у машины и курил, ветер доносил до меня ароматный дым; я втихаря вдыхала его полной грудью.

Утро. Припаркованный у подъезда «Неофар», окна собственной квартиры, бледное, пытающееся пробиться сквозь тучи солнце и прохладный ветерок, рябящий поверхность разлившихся на тротуаре луж.

Я молчала.

Нож пока еще покоился на дне сумочки – остались последние минуты владения этим ценным предметом. Как грустно, но в то же время легко уходить.

В машине по дороге сюда я думала о том, чтобы использовать последний шанс – попросить Дэлла остаться, даже принудить, если потребуется. Ведь нож позволял приказывать, навязывать волю, прогибать. Думала о том, чтобы попросить его кольцо. Не насовсем, но временно сделаться его Женщиной только для того, чтобы попробовать донести собственные чувства.

Но что-то удержало.

Как можно после такой ночи и вообще после всего, что этот человек позволил мне испытать, настаивать на чем-либо? Ведь это великое умение – оставить в душе не сожаление, а великую благодарность за подаренные моменты счастья. И если любишь, по-настоящему любишь, не подрезай крылья – любовь не выживет в клетке; отблагодари человека, оставив ему свободу решений и право выбора.

Поэтому… не надо кольца. Ведь не оно, в конце концов, важно, а та теплота, которая либо рождается между двумя, либо нет. А та просьба, что я обдумывала по дороге сюда, убьет и тепло, и ту бесценную ниточку нежности, что протянулась между мной и стоящим у машины мужчиной.

Не надо, пусть сохранится. Пусть останется со мной.

Дэлл докурил и выбросил окурок. Я какое-то время смотрела себе под ноги, затем вздохнула и потянулась к сумочке, чтобы достать нож.

Он смотрел, как дрожат ее пальцы, как усилившийся ветер треплет рыжие локоны, отросшие с момента их первой встречи почти до плеч.

Справившись с замком, Меган вытащила из внутреннего кармана то, что искала, и шагнула вперед. Бледное лицо, дрожащий подбородок, но спокойствие в глазах. Уверенное спокойствие и достоинство человека, знающего, что он поступает правильно.

Такого не было в прежнем сценарии…

Несколько секунд она молча ощупывала его лицо глазами – запоминая, впитывая, лаская, – затем протянула нож.

– Возьми. Спасибо, что принес его.

– Пожалуйста. – Дэлл улыбнулся, но нож брать не стал. Ждал продолжения.

Внутри появилось ощущение критичной составляющей момента. Серо-голубые глаза встретились с зеленоватыми.

Меган, видя, что от нее чего-то ждут, неуверенно посмотрела на зажатый в собственной руке предмет и, вероятно, смутившись собственной невежливости, добавила:

– Я очень благодарна тебе, Дэлл. За всё, что ты сделал для меня. День рождения вышел поистине чудесным, я не могла желать лучшего праздника. Огромное тебе спасибо, правда.

Дэлл мысленно нахмурился, оставив на лице выражение полного добродушия; что-то внутри неуловимо напряглось – почему она не озвучивает последнюю просьбу?

Нож продолжал висеть между ними, зажатый тонкими пальцами.

– Это был не только твой праздник, Мег. Он был и моим тоже. Спасибо, что позволила быть рядом.

В ее глазах скользнула радость.

Как же красиво…

– Возьми, пожалуйста, теперь он твой.

Рука нетерпеливо качнулась – чего, мол, ждешь?

Дэлл все еще медлил.

– А разве ты больше ничего не хочешь сказать?

– Сказать?

Она растерялась. Неуловимо смутилась и притихла.

– Я мало поблагодарила, да? Прости… я на самом деле…

– Нет, ты достаточно меня поблагодарила.

– Тогда… что сказать?

Дэлл почувствовал, как против воли начинает мысленно ликовать. Что-то поменялось в этой ветке событий, что-то очень важное изменилось не только для него, но и для нее.

– Неужели не хочешь ничего попросить? Ведь нож все еще в твоей руке.

Меган улыбнулась мягко и чуть грустно. Качнулась шапочка, качнулись рыжие волосы.

– Нет. Больше ничего.

На этот раз радость взметнулась вихрем – Дэлл едва не сорвался вперед, чтобы расцеловать стоящую перед ним девушку.

– Совсем ничего?

– Нет.

– Уверена?

– Да, уверена.

И тогда он взял нож – теплый, согретый ее пальцами предмет, так сильно изменивший не одну жизнь, – и, как только Меган приготовилась уйти, произнес:

– Тогда хочу попросить я…

Она замерла, растерянно моргнула, а после чуть нахмурилась, пытаясь понять, отчего его взгляд вдруг сделался таким серьезным и глубоким.

– Попросить? Проси… Я сделаю всё что смогу.

– Сделаешь?

– Сделаю, Дэлл, ты же знаешь.

В одном из окон на верхнем этаже заиграла музыка. Раздался раздраженный голос из той же квартиры, и музыка притихла. Осталось лишь едва слышное завывание ветра в пустом дворе. Качались из стороны в сторону голые ветви куста.

– Останься.

– Что?..

Одно слово, но она поняла, и от того урагана чувств, который отразился на ее лице, сделалось жарко. Ее губы растерянно приоткрылись, и она отступила назад – в попытке укрыться от потенциальной боли, следующей за неправильной трактовкой смысла подобных предложений. Ему было знакомо это чувство. Лучше прояснить всё сразу, чтобы не осталось недомолвок.

– Я бы не хотел, чтобы ты уходила. Останься со мной.

Глядя на то, как наполнились недоверием ее глаза, он быстро добавил:

– Быть может, я тороплюсь, и поверь мне, я боюсь твоего отказа, но у меня было время подумать. Были эти полгода. – Было гораздо больше времени: целая другая жизнь, где я уже тебя потерял… – И, может быть, я болван, что ждал так долго, но все же я понял одну вещь: я хочу, чтобы ты осталась со мной.

Произнося это, Дэлл выложился весь: вложил в слова всю искренность, всю любовь и трепетность, что чувствовал в этот момент. Она не обязана… конечно… Но вдруг? Впервые в жизни стало больно от одной только мысли, что сейчас она развернется и уйдет, просто оставит его стоять у машины одного. И надо как-то задать этот вопрос, произнести его вновь…

– Ты останешься? Скажи, Мег, ты останешься?

Из ее глаз – она долго сдерживалась, но в конце концов не справилась – закапали слезы.

– Нет-нет… только не это, не плачь, пожалуйста… я же порвусь сейчас…

Дэлл шагнул вперед и обнял стоявшую перед ним девушку. Ее ладошки прижались к лицу, а плечи заходили ходуном.

– Не плачь, Меган, не надо. Ну что ты… Просто скажи, что останешься, и я буду счастлив собственноручно надеть на твой палец кольцо, назвать своей Женщиной и, пока жив, любить и защищать. Слышишь меня?

Она захлебывалась рыданиями.

– Слышишь меня, лапа?

Очередной всхлип и хриплый шепот:

– Слышу.

– И что думаешь?

Она подняла на него заплаканное лицо. Какие яркие зеленые глаза…

– Что думаю?

– Да.

– Ты это серьезно?

– Да.

– Думаю, что ты сбрендил.

Обиженный тон, которым была произнесена последняя фраза, заставил Одриарда рассмеяться – он вдруг почувствовал себя счастливым, настолько глубоко и всецело, как никогда ранее; а потом крепко обнял худенькие плечи и уткнулся носом в вязаную шапку.

– Сбрендил? – Вдохнул знакомый аромат духов, закрыл глаза и улыбнулся. – Знаешь, может, ты и права. Тогда тебе предлагает совместную жизнь сбрендивший мужчина. Ты как, решишься попробовать?

Меган посмотрела на него как на сумасшедшего. Все еще капризные губы, но в глаза уже вкрались смешинки.

– А вот возьму и решусь!

– Тогда решайся… а то он ждет. Очень ждет.

– Правда ждет?

Ее губы задрожали, а глаза вновь увлажнились.

Дэлл едва сдерживался.

– Так ждет, что скоро затащит тебя в машину и слова не даст сказать. Натянет тебе на палец кольцо и год из спальни не выпустит!

Она смеялась и плакала одновременно.

А он целовал соленые щеки, убирал с лица прилипшие пряди волос и благодарил небо за ее любовь. Спасибо, Создатель, спасибо, Жизнь, спасибо тебе, Женщина с зелеными глазами.

– Моя, – выдохнул чуть слышно. Обнял, укрыл от ветра и зажмурился. – Моя, моя, моя…

Она доверчиво прижалась к его груди и кивнула.