Пусто.

Оказывается, на душе может быть не просто пусто, а совершенно глухо.

Радоваться.

Ведь нужно радоваться? Или уже не нужно? Почему здесь, в темной комнате, среди горы подарков, с бутылкой в руке может быть так странно, так непонятно одиноко? Когда и зачем стерлась тонкая грань между «плохо» и «хорошо», почему шаг вперед может отшвырнуть на милю назад, а сидение на месте волоком тащит в неизвестном направлении? Куда двигаться, если потерялся?

День рождения…

Дэлл не помнил, где и когда родился на самом деле, – жители Уровней отмечали не что иное, как день попадания в этот мир, день «перерождения», день изменения судьбы. Осталось лишь название, что притянулось из чужого теперь уже прошлого. Притянулось и прижилось, сделавшись новой причиной для праздника. Того самого, который Дэлл сейчас не ощущал.

Развешанные на стенах шары в темноте казались нанизанным на нитку белесым мутным виноградом. Опустевшая комната всё еще хранила неосязаемые голоса и звуки музыки, доносящиеся из недавнего прошлого.

Иногда в жизни все просто и понятно, а иногда ты сидишь вне места и пространства – потерянный, обессиленный, избитый противоречиями и более не знающий, что предпринять. Мысли имеют тенденцию утомлять, утомлять так, что иногда хочется кануть в небытие.

Свобода… Рабство от самого себя и собственного бессилия.

Дэлл облокотился о картонный ящик, накрытый бархатной тряпкой, – угол для подарков; ненадежная конструкция промялась под локтем, ткань обвисла. Хлебнул джина прямо из горла и закрыл глаза.

Не хотелось видеть ни комнату, ни этот дом. Хотелось только одного – наконец понять, почему сбывшееся желание не принесло ни радости, ни удовлетворения, а долгожданная «победа» столь ощутимо пахла тиной.

Он проснулся уже под утро, под перестук дождевых капель за окном – первая весенняя оттепель повисла над городом мокрой серой пеленой, – и огляделся. Пол, под ногами – бархат, в спину врезался угол коробки, в руке – пустая бутылка джина. Остатки пролившегося алкоголя блестели на полу полувысохшей лужей; часть тряпки пропиталась кислым ароматом.

На лестнице раздались шаги; что-то зашуршало.

Дэлл поднялся – от резкой смены позы на мгновение потемнело в глазах, – потряс головой и, шатаясь, направился прочь из комнаты, где проспал на полу всю ночь.

Нехитрый багаж, состоящий из двух сумок, был упакован – вещей не много, добра не нажили, денег не скопили. Я в последний раз оглядела комнату со скошенным потолком: матрас заправлен, всё чисто, прибрано, аккуратно, всё точно в том состоянии, как и было до моего прихода.

Кредитка с логотипом Банка Нордейла осталась лежать на тумбе. Рядом с ней теперь покоились и ключи от дома; тихо стучался в единственное стекло под потолком дождь.

Всё. Пора в путь. Прочь из чужого особняка в собственную квартиру.

Он стоял в дверях – небритый, лохматый – и очевидно не знал, что сказать; мятая рубашка, взъерошенные пятерней пряди и скрытая растерянность в глазах.

Я молча покачала головой.

Менее всего я желала услышать слова, произнесенные под давлением момента. Тот, кто хотел что-то изменить, наверное, уже изменил бы.

– Такси уже у дверей. Меня не нужно подвозить, спасибо. Ключи я оставила наверху, твоя кредитная карта там же.

Дэлл молчал. Я позволила себе напоследок полюбоваться каждой черточкой его лица. Всё те же красивые губы, красивые глаза. Каждый раз, глядя в них, на душе теплело; странная, незыблемая и необъяснимая взаимосвязь.

– На углу, за твоим домом, находится кофейня, они пекут круассаны с корицей, те, что ты любишь на завтрак. Здесь недалеко, всего два шага. Ходи иногда, ладно?

Грусть, возникшая в его глазах, кольнула сердце иглой. Пытаясь ее развеять, я предложила:

– Хочешь, я закажу тебе доставку на каждое утро?

Он медленно покачал головой.

Я смутилась.

Конечно, зачем я снова лезу… Уходя – уходи.

Шагнула навстречу – не удержалась, коснулась небритой щеки, почувствовала тепло кожи подушечками пальцев.

– Береги себя, ладно? Всё будет хорошо. Ты… когда ты улыбаешься… – произнося это, я ощутила прилив нежности, от которой что-то перевернулось внутри, а мои глаза наполнила вся любовь, которую я чувствовала к этому мужчине. – …За это можно мир отдать. Так чудесно…

Я погладила его щеку и грустно улыбнулась.

– Всё. Ушла.

Вернулась к двери, обулась. Каждое движение теперь будто отсекало друг от друга наши реальности. Сейчас я возьму сумки, выйду на улицу, сяду в такси, и два мира, пытавшиеся срастись, разъединятся навсегда. Они уже распадаются, расходятся в стороны, отдаляются друг от друга, и каждая клетка тела трещит по швам. Надо просто пережить еще несколько секунд…

Там, впереди, – мутные очертания будущего, а позади – не дорисованный цветными карандашами набросок счастливой жизни. Видимо, художнику не хватило сил, и теперь чья-то рука сомнет не нужный более листок – сложатся пополам домик, солнце, цветы на клумбе и два человечка, держащиеся за руку. Они какое-то время еще будут смотреть на мир из мусорной корзины, скомканные и застывшие не воплотившейся в жизнь мечтой, но художник уже забыл о них, решил, что картинка того не стоит. Теперь он, наверное, будет рисовать что-то еще.

Привычно щелкнул замок – эта дверь много раз впускала меня внутрь, но так до конца и не впустила. Застучали по капюшону холодные дождевые капли; выкинул недокуренную сигарету через приоткрытое окно таксист.

Весь день Дэлл провел в лаборатории: отмерял порошки, осторожно ссыпал их в емкости, смешивал химикаты, нагревал, переливал, заполнял ими капсюли. И весь день он думал о Меган. Не столько думал, сколько ощущал ее отсутствие, словно не каменное строение позади бункера, а он сам вдруг стал домом, в комнатах которого больше не слышалось ее шагов.

«Когда ты улыбаешься, за это можно мир отдать…» Красный провод припаять сюда, синий – рядом…

Рос на столе длинный ряд из взрывчатых боеприпасов. Всего должно быть двадцать мин, готово семнадцать. На задание выдвигаться в половине второго, Аллертон с Декстером заедут в час ночи. Цель: обезвредить вооруженную группировку на десятом Уровне, готовящую атаку на торговый центр, отыскать глав террористов, поставщиков оружия и проверить, нет ли других формирований, действующих по той же схеме. Всего на выполнение – три дня.

Значит, этой ночью он покинет дом. И хорошо. Находиться в нем становилось всё тяжелее: слишком много мыслей, оброненных фраз и воспоминаний, к которым то и дело возвращалось сознание. Бродило по осколкам разговоров, пыталось брать в руки острые куски и складывать их вместе, грустило от хруста битого стекла под ногами.

Руки автоматически мастерили очередную мину.

Дэлл усилием воли унимал мысли, затем вновь принимался думать, снова унимал и опять ловил себя на чувстве тоски.

Что случилось бы, ответь он положительно? Тогда не ответил, не смог.

А сейчас?..

Чертов матрас, на котором она ночевала, чертова маленькая комната…

Одриард почувствовал, что его заносит – чувства, словно взрывная смесь в неправильном составе, грозили разнести душевную склянку, в которой закипали. Если сейчас туда добавить еще пару щепоток горечи, раскаяния, самобичевания и сожаления, месиво рванет так, что не спасет никакой бункер.

Хватит.

Это просто день, когда что-то изменилось. Она ушла, он сам хотел этого. Человек привыкает к определенному укладу вещей, даже если этот уклад ему неприятен. Привычка – это комфорт определенности, уверенности в том, что будет дальше, через минуту, час, день, а терять этот комфорт, пусть даже мнимый, не любит никто.

Дэлл придирчиво осмотрел последний экземпляр, приставил его в конец очереди на столе и потер бровь – на коже остался темный развод.

Она не истратила ни доллара с той карты, что он ей дал.

На что в таком случае она жила, покупала подарки и устраивала вчерашний банкет? Ни единой транзакции – девственно чистая выписка. Во сколько обошелся ей «Брандт» и на что ей пришлось пойти, чтобы заполучить эту игрушку? Сколько усилий приложить?

«Не важно, – ответила она, – важно то, что они тебя порадовали…»

Хитрая лиса! Почему обнять тебя захотелось только после того, как ты ушла?

В дом он вернулся только к половине одиннадцатого.

Принял душ, переоделся, проверил сумки, стоящие у двери, – всё готово к погрузке, – и поднялся наверх, в кабинет. Какое-то время читал информацию, присланную Комиссией, запоминал, анализировал, делал пометки. Закончив с этим, поднялся с кресла, подошел к стене и долго смотрел на коллекцию оружия, куда так гармонично влились два новых пистолета, заполнив собой пустое место в центре. Коллекция обрела завершенность. Заполнилась одна брешь, оголилась другая…

На столе поверх папок лежал сложенный вдвое листок – «Инструкция по изготовлению петард». Дэлл взял его в руки. Ровные строчки, выведенные синей пастой; колышущиеся над бумагой рыжие пряди, хитрый вид, колпачок ручки, закушенный в задумчивости…

Пальцы погладили угол бумаги.

Пусть будет с собой. Может, как талисман, а может, безо всякой причины – просто будет.

Листок отправился в нагрудный карман.

Следующие двое суток без сна смешались в комок стальных нервов, отработанных рефлексов и путаных картинок: шершавая поверхность стены – пальцы ощупывают место для закрепления взрывчатки, пикнувший таймер, протянувшийся по коридору луч, звук взрыва, крики, автоматная очередь. Сосредоточенный взгляд молчаливого Чейзера, сконцентрированный на очередной жертве; летящая по шоссе сквозь сумерки машина; Рен, сжимающий окурок большим и указательным пальцами…

Иногда на час или около того удавалось прислониться головой к стеклу и провалиться в беспокойную дрему, чтобы вынырнуть из нее в неясное время суток, принудительно очистить голову и приготовиться к новому бою. Комната отеля, разложенный на столе чертеж незнакомых помещений, голос Аллертона, повторяющий шаги предстоящего плана. Задернутая пыльная занавеска, темный выпуклый экран телевизора, стопка жестких белых полотенец… А после – снова запах дыма, гарь и трупы. После Декстера их всегда оставалось много.

Одни жизни обменивались на другие. Спасая – убиваешь, и убивая – спасаешь… Четкие грани давно стерлись – белое превратилось в серое, а чернота разбавилась мутными всполохами.

В те же часы, когда требовалось просто сидеть и ждать, Дэлл позволял себе вспоминать. Ситуации, разговоры, ощущение, что она там, рядом с ним… то взбалмошная, то притихшая, то загрустившая, то с блеском в глазах от очередной сумасшедшей идеи. Сколько их было, этих идей? Каким образом ей всегда удавалось удивлять, заставать врасплох, будоражить?

Внутри постепенно формировалось новое чувство; ему пока не было названия, но с каждой минутой, не занятой перебежками, установкой мин или отстрелом того, кто стреляет в тебя, Дэлл всё сильнее ощущал его. Что это было? Отголосок решимости?.. Именно ее он потерял некоторое время назад, а теперь, стоило покинуть тихую гавань, стал потихоньку обретать вновь – так стенки пересохшего колодца наслаждаются прикосновением вновь появившейся из земли влаги, жадно тонут в ней, позволяя облизывать каждую впадинку. Каждая свистящая у уха пуля словно прочищала сознание и помогала приоритетам встать на свои места.

Еще чуть-чуть… еще немного. Главное – не давить, не форсировать, и тогда кусочки пазла наконец сложатся. Нужно просто дать время…

– Мисс Райз, это снова Келли Наваши из «Норд-Электроникс». Мы хотели бы поговорить с вами о работе. Вчера я оставила вам сообщение, но вы не перезвонили. Пожалуйста, наберите мой номер, когда вам будет удобно…

В холодильнике закончилась еда. Полки в гостиной покрылись пылью; квартира давила плотным тяжелым коконом тишины. Равномерно мигала на телефоне лампочка.

«Позвоните нам… позвоните нам… позвоните нам…»

Очередное голосовое сообщение, очередная просьба, которую нужно бы выполнить.

Я отложила телефон и закрыла глаза. Подушка примялась, приняла форму головы; не хотелось ни вставать, ни выглядывать в окно, ни выходить на улицу. Кровать обнимала, как саван, одеяло превратилось в белую пещеру, в которой хотелось хорониться как можно дольше. Урчание пустого желудка, бессилие и апатия; бесконечные часы в попытках собраться, встать и сделаться снова живой.

– Держи тряпку, я сказал! Прижимай! – Декстер рычал, пытаясь остановить кровотечение. – И не закрывай глаза! Вот доедешь до Лагерфельда, там расслабишься!.. Одриард, мать твою!

Боль жарко пульсировала, пожирала внутренности, чавкала и расползалась по всему телу. Дэлл хрипел. Пуля, засевшая в животе, агонией травила пульсирующее на грани затухания сознание.

– Дави на газ!

– Давлю, – процедил Чейзер. – Не видно? Мы скоро взлетим.

– У него мало времени!

Аллертон сжал зубы.

Сука… Тот гад выстрелил за долю секунды до того, как Рен снес ему башку. Дрейк уже поставлен в известность – медик отряда ждет у портала, до которого не больше пары минут пути.

Лучше бы Начальник отыскал телепортера – возможно, это ускорило бы процесс доставки на минуту или около того. Значит, Бернарда временно недоступна… черт бы побрал подобные совпадения.

– Держись, друг… – произнес Мак, глядя на дорогу.

Как только машина с визгом вошла в поворот, педаль газа вжалась в пол.

– Нет!!!

Дэлл резко открыл глаза, согнулся пополам и захрипел; кровь с края тряпки закапала на сиденье.

– Лежи, мать твою… Сейчас… Скоро… Портал через пять секунд…

Когда упругая волна прошла через внутренности, сознание схлопнулось. Рук Лагерфельда, что помогали вытягивать его из машины двадцать секунд спустя, Одриард уже не почувствовал.