Глава 17
«Лапоток» с лебедиными крыльями

Война в космосе набирала обороты. Американцы хранили гробовое молчание по поводу потерянного корабля «Джемини», который просто перестал отвечать на запросы наземных центров связи.

Но кроме орбитальных кораблей у США был и еще один сильный технологический козырь – суборбитальные полеты. Сверхзвуковые и гиперзвуковые аппараты «X-1», «X-2» и «X-15» с середины пятидесятых годов бороздили небо, забираясь все выше. Рекорд высоты в суборбитальном полете принадлежал Джозефу Уокеру. В полете 19 июля 1963 года он вывел ракетоплан «X-15» на высоту 106 009 метров. А 22 августа того же года Уокер улучшил собственный рекорд и улетел на высоту 107 960 метров. Это уже был космос. В других полетах американские ракетопланы уверенно держали высоту не менее 80 000 метров. Из такой дали они могли вполне атаковать как спутники на низких околоземных орбитах, так и объекты в атмосфере и на поверхности Земли. Советская разведка за рубежом сообщала отрывочные сведения о разработке в США какого-то «Динозавра», который мог бы сочетать в себе свойства космического корабля и самолета. Это была уже боевая модификация. По прикидкам советских ученых, он мог нести бомбы и ракеты, в том числе – и атомные.

В СССР тоже велись строжайше засекреченные исследования по этой тематике. В работах по созданию советского аэрокосмического ракетоплана участвовали и первые космонавты. Причем Юрий Гагарин занимался одним из элементов конструкции будущего аэрокосмического аппарата – складными носовыми решетчатыми рулями для управления ракетопланом уже в атмосфере. Герман Титов, Павел Попович и Андриян Николаев также участвовали в программе создания первого в Советском Союзе боевого аэрокосмического корабля.

Тема была еще более секретной, чем первый полет человека в космос и даже – чем Советская Лунная программа!

Занимался темой аэрокосмического ракетоплана коллектив инженеров и ученых Опытно-конструкторского бюро Микояна и Гуревича. Главным конструктором был «Гнев Евгеньевич» – так его называли сослуживцы. Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский был гением и, как подобает гению – был человеком жестким, авторитарным, с тяжелым характером. В противовес излишне горячему и вспыльчивому Королеву Лозино-Лозинский отличался сдержанностью и корректностью. Но за нерадивость «драл» так, что бывалые мужики в обморок падали от его выговоров. При этом Лозино-Лозинский никогда не опускался до ругани. Это был человек, который, как и Королев, абсолютно комфортно чувствовал себя в тоталитарных условиях. И пользовался всеми благами тоталитарного режима.

Впервые встретившись с ним, Юрий Савин, который уже давно перестал отделять себя от «гагаринской ипостаси», внутренне ликовал. И с иронией думал о тех сорокалетних «мальчиках» и «девочках», которые остались в его прошлом мире – в начале XXI века, в «либерально-демократическом обществе». Это там проповедовали «толерантность» и «терпимость» к скотству, разврату, моральной и интеллектуальной убогости.

Здесь же было общество тотальной нетерпимости!

Не терпели в этом мире серости, приспособленчества, глупости. Не можешь – научим! Не хочешь – заставим! Такие как Сталин, Жуков, Королев, Челомей, Лозино-Лозинский, Келдыш, Курчатов, Савицкий, Покрышкин, Кожедуб, Гагарин, Попович и многие другие – и научили бы, и заставили.

Между тем и здесь все было не так просто. В стремлении быть первым ни у кого не возникало только лишь меркантильных соображений. Каждый из конструкторов хотел послужить своей стране, каждый отстаивал свою концепцию, свой взгляд и на космические войны, и на освоение межпланетного пространства. В свое время судьба и неумолимая целесообразность развели в разные стороны двух непримиримых соперников: Королева и Челомея. Последний уехал в Днепропетровск и возглавил КБ «Южное». Королев же остался Генеральным конструктором в Москве.

Но неудачи Сергея Павловича с его сверхмощной ракетой «Н-1» для полета к Луне следовали одна за другой. И тогда он переломил себя гигантским усилием воли, на которое способен только гений, – занялся ракетопланами и совершенствованием своей «Великолепной семерки».

Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский, тоталитарный романтик и технократ, предложил концепцию воздушно-космического комплекса «Спираль». Его горячо поддержал Королев, хотя сделать это ему было непросто. Генеральный конструктор понимал, что аэрокосмическая система может составить прямую конкуренцию его ракетам. Но все же Королев сумел увидеть перспективу. К тому же на заре исследований в области реактивного движения он и сам занимался ракетопланами.

Аэрокосмическому комплексу был дан «старт». По замыслу Лозино-Лозинского аэрокосмический корабль, или «космический самолет», с разгонным ракетным блоком стартует «со спины» гиперзвукового самолета-носителя на высоте 30 000–40 000 метров. И самостоятельно выходит на орбиту. Там «космический истребитель» мог вести и орбитальный полет, и даже настоящий маневренный космический бой!

Однако построить сразу гиперзвуковой самолет-разгонщик было практически невозможно. Таких технологий не существовало ни в Советском Союзе, ни даже в более технически развитых Соединенных Штатах Америки. Наиболее близко к параметрам гиперзвукового самолета-разгонщика подошла разработка ОКБ Павла Сухого «Т-4» «Сотка». Но «Сотка» была еще в проектах и подняться в воздух могла ориентировочно только к началу семидесятых годов. У «супостата» имелся экспериментальный бомбардировщик «XB-70» «Valkyrie», который уже вот-вот готов был взлететь. Но с ним возникали постоянные неполадки из-за исключительной новизны конструкции. Как это ни парадоксально, но и советский, и американский реактивные сверхзвуковые бомбардировщики фактически «угробила» новизна их конструкции! В общем, авиационного носителя пока не существовало, и запускать «космический самолет-перехватчик» предполагалось ракетой-носителем.

Поэтому Лозино-Лозинский начал проектирование системы с «космического самолета». Вскоре экспериментальный пилотируемый орбитальный самолет (ЭПОС) «Спираль» был воплощен в металле. Группа из четырех космонавтов начала знакомиться с первым летным прототипом.

– И вот на этом «лапте» нам предстоит летать в космосе?! – с изрядной долей иронии уточнил Павел Попович.

– Да, товарищ космонавт, – спокойно ответил Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский. Он лично проводил первый ознакомительный показ своего детища для космонавтов. – За этот аппарат я ручаюсь. Мог бы – сам первым и полетел бы на нем.

Небольшой самолет с необычно широким и закругленным носом, короткими треугольными крыльями и высоким вертикальным килем стоял посреди ангара подмосковного завода, крепко уперев в чисто выметенный бетон титановые посадочные лыжи. Даже на вид тесная закругленная кабина с небольшими «подслеповатыми» иллюминаторами в лобовой части тоже не внушала доверия летчикам-космонавтам, привыкшим к прозрачности остекления и обзору на все 360 градусов.

– Честно говоря, не верится, что это – боевой космический перехватчик, – пожал плечами полковник Гагарин. Юрий Савин своей прошлой памятью, конечно же, знал – так этот орбитальный самолет и выглядит. Но одно дело глядеть на его фотографии. И совсем другое – прикоснуться к гладкому металлу корпуса.

В общем, первое знакомство оставило ощущение какой-то недосказанности. А в стенгазете «Истребитель», которая выпускалась в ОКБ Микояна и Гуревича, появилась карикатура: летящий над Землей лапоть с лебедиными крыльями.

Испытания атмосферного аналога космического самолета-перехватчика начались с его сбросов с новейшего, а потому тоже еще засекреченного стратегического бомбардировщика «Ту-95». Этот самолет, впервые поднявшийся в небо СССР 12 ноября 1952 года, и в начале XXI века оставался в строю ВКС России.

Первый полет на «Спирали» совершил летчик-испытатель Авиард Фастовец. ЭПОС торчал в раскрытом бомбовом отсеке огромного четырехмоторного «Медведя». Пилотировал четырехмоторный «Ту-95» летчик-испытатель Александр Обелов. В районе полета стояла облачность, и штурман самолета-носителя Юрий Ловков был вынужден по бортовому радару скорректировать курс. Отцепка и первый полет, пока еще в воздухе, ЭПОСа прошел успешно.

Вскоре и летчики-космонавты перешли от ознакомления с конструкцией и отработки штатных и не очень ситуаций на тренажерах к исследовательским и испытательным полетам.

Юрий с восторгом оглядел огромный воздушный корабль. Дюралевые гильотины трехметровых лопастей соосных винтов пока что находились в покое. Стратегический бомбардировщик-ракетоносец стоял на бетонных плитах стартовой позиции, чуть опустив острые законцовки стреловидных крыльев. Поблескивали на солнце остекление кабины летчиков и прозрачный носовой фонарь места штурмана. Высоко вознесся острый стреловидный киль вертикального оперения. На блестящем серовато-белом дюрале тепло горели красные звезды. У самолета построился экипаж: оба летчика, штурман-навигатор, второй штурман – оператор бортового вооружения, бортинженер, бортрадист и кормовой стрелок. В одном строю с ними стоял и Юрий Гагарин.

Летчик-космонавт отличался от испытателей одеждой. На всех из экипажа «Ту-95» – традиционные кожаные куртки и белые шлемофоны с темными забралами светофильтров. На длинных ремешках через плечо болтаются планшеты. Юрий был облачен в серый боевой скафандр и белый гермошлем с надписью «СССР». За плечами небольшой, но увесистый ранец с системой автономного жизнеобеспечения. В полетах испытывался не только сам ЭПОС, но и боевые космические скафандры, системы связи и жизнеобеспечения, телеметрия и наведение на цель.

Главный инженер, ответственный за испытания, зачитал командиру корабля «Ту-95» и космонавту-испытателю полетное задание. Летчики четко бросили правую ладонь к белым сферам шлемов.

Экипаж испытательного самолета во главе с летчиком-испытателем Александром Обеловым поднялся в кабину через нишу носовой стойки шасси. Для этого была устроена небольшая дюралевая лесенка. Летчики заняли свои места в креслах. Юрий, неуклюжий в своем космическом скафандре, присел на откидное сиденье. «Совсем как в коридоре купейного вагона», – пришла нелепая мысль. Космонавт огляделся: кабина стратегического бомбардировщика-ракетоносца даже его поражала обилием кнопок, рычагов, тумблеров и переключателей. Круглые шкалы приборов, экраны радарных индикаторов, сигнальные лампочки на табло – ну просто рубка космического крейсера! Летчики коротко переговаривались, переключая все эти бесконечные тумблеры, и при этом знали назначение каждого из них. Даже кабина современного истребителя, такого как «МиГ-21», не могла сравниться по сложности с приборным оснащением межконтинентального боевого самолета – носителя ядерных бомб и ракет.

После доклада руководителю полетов запустились все четыре мотора, один за другим. Огромные лопасти винтов пришли в движение, рассекая воздух. Огромный самолет понесся по бетонным плитам прямой, как стрела, взлетно-посадочной полосы. Вслед за «Ту-95» взлетели два истребителя «спарки» «МиГ-21» с кинооператорами. Они должны были заснять все этапы испытательного полета.

Между тем огромный четырехмоторный «Медведь» уверенно набирал тысячи метров высоты. Командир корабля внимательно посмотрел на высотомер: стрелка подползла к отметке 8000 метров. Александр Обелов отстегнул привязные ремни и протиснулся в проход между пилотскими креслами.

– Юрий Алексеевич, пора.

– Понял, – качнул головой летчик-космонавт.

Юрий закрыл герметичный щиток гермошлема и переключил клапан дыхания с атмосферного воздуха на ранец системы жизнеобеспечения. Бортинженер уже открыл герметичный люк в заднем конце кабины. По нему экипаж забирался внутрь через нишу шасси. Но сейчас носовая стойка была сложена. В переборке между кабиной и бомбовым отсеком был проделан специальный люк-лаз. По нему Юрий на четвереньках протиснулся в отсек вооружения. В нем в полуутопленном положении был подвешен аэрокосмический самолет. Вслед за Гагариным протиснулся и бортинженер в кислородной маске и с портативным дыхательным аппаратом. В отличие от кабины фюзеляж стратегического ракетоносца не был герметичен.

Летчик-космонавт протиснулся в тесную кабину «Спирали», уселся в катапультное кресло. Бортинженер проверил подключение дыхательной смеси, затянул потуже на Гагарине привязные ремни. Юрий показал большой палец. Бортинженер кивнул и закрыл квадратный гермолюк. Кабина космического самолета была очень тесной. Но приборная панель радовала разнообразием пилотажно-навигационных приборов. Разве что радиолокатора не хватало. Правда, такая аппаратура, да еще и на элементной базе шестидесятых годов, в космический самолет просто бы не поместилась.

Юрий включился в связь.

– Я – Кедр! К отцепке готов.

– Медведь! Вас понял. Отцепка через три… две… одну секунду… Отцепка!

– Есть отцепка! Нахожусь в планирующем полете, – тут же откликнулся Юрий. – Включение двигателя через пять секунд.

Он передвинул вперед рычаг управления маршевым реактивным двигателем. Толчок. Резкое ускорение вдавило в кресло, перегрузки стали нарастать. ЭПОС стартовал из-под брюха огромного четырехмоторного бомбардировщика-ракетоносца и огненной кометой рванулся вперед. Толчки и тряска в кабине прекратились, небольшой самолет летел ровно. Юрий пошевелил ручкой управления и педалями – «Спираль» чутко отреагировала на отклонение рулей и элеронов. На атмосферном участке он управлялся как обычный самолет, а в космосе – маневровыми реактивными двигателями и газовыми рулями.

В полете Юрий должен был провести еще одно испытание. Точно в рассчитанном районе он заметил чуть выше аэростат-мишень. И сдвинул красную предохранительную скобу с гашетки на ручке управления самолетом. Аэрокосмический истребитель был вооружен двумя крупнокалиберными авиационными пулеметами Березина. Это мощное и надежное оружие прекрасно показало себя в Великой Отечественной войне. И теперь Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский поставил его на свой космический перехватчик. Конечно, авиапушка была бы гораздо мощнее и эффективнее. Но такой образец вооружения, стреляющий в глубоком вакууме и холоде космоса, еще предстояло создать. Да и пулеметы занимали меньше места в плотной компоновочной схеме аэрокосмического перехватчика.

Взяв ручку управления на себя, Юрий поймал аэростат-мишень в светящееся перекрестие прицела и нажал на гашетку. Коротко прогрохотали пулеметы – светящиеся трассы прошли чуть в стороне и ниже. Летчик-космонавт довернул самолет и снова ударил из бортового вооружения. На этот раз 12,7-миллиметровые пули сбили аэростат. В полете Юрий расстрелял еще несколько аэростатов. Испытание встроенного бортового оружия прошло успешно. Об этом летчик-космонавт доложил на командно-диспетчерский пункт.

Снижение и посадка прошли в штатном режиме. Несмотря на свой несколько несуразный внешний вид, ЭПОС имел неплохую аэродинамику и управляемость. Конечно, он не обладал изяществом истребителей, но у него и задачи были другие. Юрий потянул ручку управления на себя, выравнивая космический самолет по горизонту. Руководитель полетов сообщил, что «Спираль» прошла ближний привод аэродрома. Вскоре должна показаться бетонка. Летчик-космонавт окинул взглядом приборную панель: высота – 800 метров, скорость 450 километров в час. Он потянул назад рычаг управления двигателем и выпустил аэродинамические тормозные щитки.

Посадка отличалась резким рывком – все же вместо шасси не обычные колеса, а титановые лыжи. Юрия сильно дернуло вперед, но удержали привязные ремни. Он воткнул кнопку выпуска тормозных парашютов. Пробежав по бетону несколько сотен метров, космический самолет остановился. Испытательный полет был завершен.

Испытательные и экспериментальные полеты на «Спирали» сменялись занятиями на пилотажном тренажере. Летчики-космонавты в очередной раз проходили и интенсивную теоретическую подготовку. Приходилось запоминать огромные массивы данных, молниеносно решать сложнейшие задачи по навигации в атмосфере Земли и в космосе. Новейшее оружие требовало от человека не только физического, но и умственного напряжения.