Поверх забора Продкомбината — поставленных вертикально железобетонных плит — густо, в три витка, пустили колючая проволока. Через каждые сто метров возвышалась сторожевая вышка с прожектором и пулеметом, распаханную полосу отчуждения, по слухам, еще и заминировали (впрочем, с момента строительства Продкомбината слухи об этом месте ходили самые дикие, вплоть до людоедских...)

Забор построили в память о голодных бунтах времен Великой Депрессии, но после запуска Продкомбината ситуация с питанием в Авадоне более-менее наладилась, и необходимости оборонять консервные заводы, бойни и оранжереи от толп голодных горожан пока не возникало. Исключение составляли те ночи, когда фермеры привозили сдавать туши самостоятельно забитого скота. Стоило каравану фермерских грузовиков выехать на Окружную, как подданные Одноглазого Короля стекались ко всем проходным Продкомбината в надежде поживиться свежиной. Когда же древние полуторки и заляпанные грязью рефрижераторы сворачивали на Фабричный проспект, их уже ожидала теплая встреча.

Конечно, и начальство Продкомбината, и полиция, и трискели, и даже армия прекрасно знали о сотнях маленьких воришек, чуть ли не на ходу запрыгивающих в грузовики, распарывающих брезент острыми ножами и теми же ножами кромсающих говяжьи и свиные туши, выбрасывающих ломти мяса за борт (бараны, кролики и прочая мелочь вроде нутрий выкидывалась целиком). Знали и фермеры: за те полчаса, что им предстоит провести в очереди к проходной, они недосчитаются центнера-другого мяса или ящика овощей... Знали все; поделать никто ничего не мог.

Фермеры по первости сажали в кузов охранников с дробовиками, но те успевали выстрелить один, максимум — два раза, перед тем как малолетние крысеныши перерезали им глотки с той же легкостью, с какой разделывали свиней. Солдаты патрулировали обочины проспекта, заросшие густым бурьяном, и, выбирая между острым ножом и куском вырезки, всегда предпочитали последнее. Трискели шныряли между грузовиками, застрявшими в гигантской пробке, и стреляли во все, что движется. Продкомбинат подсчитывал убытки...

Сегодня была как раз такая ночь.

Благодаря трискелионовским номерам «Шкоду» пропустили к самой проходной. Ленц уже был здесь, кутаясь в длиннополое пальто. За его спиной маячил темный женский силуэт.

Чего-то не хватало в этой картине. Лимек напрягся. Машина. На чем они приехали? И почему отпустили шофера?

— Давайте же, ну! — подтолкнул его Валлендорф. Пока они ехали сквозь трискелионовские патрули, генерал начал дергаться. — Не тяните!

— Спокойно, — сказал Лимек, продолжая осматриваться по сторонам.

Ленц тоже увидел «Шкоду», но подходить не спешил.

— Черт подери, Лимек! — зашипел Валлендорф. — Нас могут взять в любую секунду!

Генерал вытащил плоскую фляжку, отвинтил колпачок и приложился к горлышку.

— Просто приведите пацана, — выдохнул он. — И я заплачу вам все, что обещал Ксавье, и даже больше. Ну же!

Сыщик бросил взгляд на генерала, пробормотал «ну ладно», и выбрался из машины.

Было скользко; асфальт покрылся тонкой ледяной пленкой, и если на проезжей части грузовики разбили ее, перемешав с дорожной грязью и превратив бурую кашу, то обочина напоминала каток. Оскальзываясь и шаркая подошвами, Лимек двинулся к Ленцу.

— Ближе не подходи! — тонко выкрикнул блондинчик, когда между ними осталось метров пять.

Какие они все нервные, злорадно подумал сыщик, но все же остановился. Ленц, одетый в модное, но не по погоде легкое пальто, и без головного убора, дрожал от холода и страха, держа руки в карманах, и один дьявол знал, что у него было в этих карманах. Такой ведь и пальнуть может, решил сыщик, с перепугу-то...

Странно было, что сам Лимек не чувствовал ни страха, ни холода, ни боли. Тело будто онемело; наступила та стадия усталости и недосыпа, когда не хочется даже отдыхать, и только непонятный внутренний огонь толкает измученный, избитый организм вперед, к гибели...

— Альбина! — позвал Лимек.

Силуэт за спиной Ленца пошевелился, и блондинчик почти взвизгнул:

— Стоять! — но визг его потерялся в реве моторов и рявканье клаксонов фермерских грузовиков, и тогда Ленц высвободил руку из кармана и направил на Лимека огромный револьвер с шестигранным стволом.

— Стоять!!! — опять завопил Ленц. Дуло револьвера плясало ходуном.

— Тихо, дурак! — спокойно приказал Лимек. — Или ты хочешь, чтобы сюда сбежались трискели?

— Где Абель?!

— Где-то здесь. Грабит машины вместе с другими малолетками. Альбина, ты будешь нужна мне.

Альбина шагнула вперед. Бледная, с похудевшим лицом, но горящими глазами, она была похожа на ледяную статую. Наручники Альбина носила с той элегантностью, с какой красивые женщины носят дорогие украшения. Сколь бы цинично это ни звучало, подумал Лимек, но пытки — настоящие, а не бордельно-притворные — пошли ей на пользу, вырвали из того дурмана, в котором она жила много лет, оставив от шлюхи и наркоманки чистейшую квинтэссенцию материнской ярости. Альбина была похожа на фурию, и Ленц, хотя и схватил ее за руку, сделал это с опаской.

— Она никуда не пойдет! — заявил Ленц.

— Идиот, — сказал Лимек. — Ты знаешь Абеля в лицо? Я — нет. Она нужна нам.

На мгновение Ленц задумался, и видно было, как он борется с желанием обернуться за подсказкой невидимого суфлера (кого же ты притащил с собой, сучонок?), а потом взмахнул револьвером:

— Иди вперед!

Идти пришлось сквозь туман, пропитанный выхлопными газами, по чавкающей каше, в темноте, пронизанной лучами фар, спотыкаясь о «лежачих полицейских», мимо рявкающих гудками грузовиков и рявкающих матом трискелей в мокрых касках. Пару раз в Лимека тыкали стволом автомата, но Ленц сзади размахивал какой-то корочкой, и их пропускали, ведь это был Продкомбинат, историческая вотчина алхимиков, их, так сказать, совместное с канцлером Куртцем предприятие, и удостоверение Ленца здесь имело силу почти магическую... Они шли мимо обросших грязью грузовиков, дребезжащих полуторок, обледенелых рефрижераторов, а вокруг них сновали маленькие юркие тени, ныряя под днища, проскальзывая между огромных колес, запрыгивая на подножки и выскакивая из распоротых фур, торжествующе потрясая добычей. Ревели моторы на холостом ходу, ревели белугой клаксоны, орали водители, которым каждая минута простоя обходилась в пару кило мяса, орали солдаты, время от времени выпуская автоматные очереди в воздух, что-то орал сзади Ленц, и только Альбина молча и целеустремленно шла вперед, время от времени хватая скованными руками очередного оборванца и тут же отпуская на волю.

— Он должен быть где-то здесь! — крикнул ей на ухо Лимек, но так и не понял, услышала ли она его.

Пробка тянулась на пару километров от проходной. Они прошли ее почти до конца, и Лимек уже начал сомневаться в словах Одноглазого Короля, когда Альбина увидела сына.

Мальчик стоял на обочине, одетый в лохмотья, и с потерянным видом прижимал к груди сверток. Ничем не примечательный мальчишка. Вокруг него носилась дюжина таких же сопляков, деловито перераспределяя награбленное, а этот просто стоял, с недоумением глядя на все происходящее.

— Абель! — выкрикнула Альбина и сорвалась с места так резко, что Лимек не успел ее удержать. Он рванулся было следом, но Ленц подставил подножку, и сыщик грохнулся в грязь, а Ленц ударил его револьвером по затылку — неумело, вскользь, но очень больно. Сознания Лимек не потерял, но начал воспринимать происходящее сквозь толстое стекло... Мир распался на фрагменты.

Вот Альбина бежит — нет, летит — к сыну. Вот бросается врассыпную гвардия Одноглазого Короля. Вот из череды грузовиков резко выруливает до боли знакомый желтый фургон. Вот торжествующе ухмыляется паскудник Ленц...

Фургон ударил Альбину на полном ходу. Ее тело отшвырнуло в сторону, как тряпичную куклу. Абель молча вздрогнул, выронил сверток и закрыл руками лицо. Фургон затормозил в полуметре от ребенка. Дверь распахнулась, и Коверкотовый, все еще в проволочном наморднике, легко подхватил мальчика и втащил внутрь.

Тут в Лимеке что-то щелкнуло, и он стал целым.

Ленц переступил через сыщика, сочтя того обезвреженным, и шагнул в сторону фургона. Лимек поймал Ленца за лодыжку и резко дернул. Ленц упал, а фургон рванул с места, и блондинистый гаденыш с гримасой обиды и удивления на лице вывернулся из хватки Лимека и направил в лицо сыщику револьвер.

Лимек схватил рукой за ствол и резко вывернул револьвер из руки Ленца, ломая тому пальцы. Потом отвесил несколько увесистых оплеух, встал, примерился и пару раз пнул Ленца по ребрам. Когда тот скрючился от боли, Лимек сунул револьвер в карман куртки, двумя руками схватил Ленца за отвороты пальто и поднял на ноги.

— Куда он его увез?!

Ленц промычал что-то невразумительное и замотал головой. Лимек еще раз ударил его — на этот раз ладонью по лицу, и поволок к машине.

— Ты мне, гадина, сейчас все расскажешь! — орал сыщик, вне себя от ярости. Его будто прорвало, и вся та злость, что копилась эти дни, хлынула наружу бурлящим потоком. — Ты мне, тварь, еще и дорогу туда покажешь! Гнида, падаль, мразь! Я же все равно его вытащу... Все равно вытащу, слышишь, ты, подонок?!

Когда они оказались у «Шкоды», Лимек с размаху швырнул Ленца к машине. Тот ударился головой и рухнул на колени.

— Сейчас-сейчас... — приговаривал Лимек, судорожно шаря по карманам в поисках ключей. — Сейчас ты у меня заговоришь...

В этот момент заднее стекло «Шкоды» опустилось, генерал Валлендорф высунул наружу руку с маленьким никелированным пистолетиком и выстрелил Ленцу в лицо.