Глава двадцать пятая

Погода стояла прекрасная — выдалось целых пять солнечных дней подряд, и это на побережье Ирландии. Но рассвет положил конец этой необычайной удаче.

Еще ночью легкий туман покрыл все вокруг сыростью. Затем, вскоре после восхода солнца, небо затянула низкая пелена грозовых туч и дождь зарядил уже всерьез.

Магнус сын Магнуса остановил своего коня на возвышенности, чтобы оглядеть море. Он почувствовал, как первые струйки дождя пробираются под плащ и между звеньями кольчуги, растекаясь холодными мокрыми пятнами на шерстяной тунике. Он протер глаза, провел пальцами по бороде и уставился на то место, где драккар скрылся за пеленой дожил и тумана.

— Это была ошибка, — сказал Кормак Уа Руайрк, поднявшийся на возвышение вслед за Магнусом. — Мы сглупили, не захватив их, когда у нас еще был шанс. А теперь кто знает, когда мы увидим их снова?

Кормак обращался не к Магнусу, а к всаднику, сопровождавшему его, — Ниаллу Куарану, своему главному помощнику. Ниалл был из тех, кого ирландцы называли ри туата. Насколько понимал Магнус, это означало, что Ниалл считает себя королем какого-то убогого захолустья.

— Нет, не ошибка, — сказал Магнус. Его невероятно раздражала привычка Кормака говорить так, словно Магнуса рядом нет.

— Если дождь не утихнет, — сказал Ниалл, обращаясь к Кормаку, — мы так и не узнаем, где они высадятся на берег.

«Узнаете, — подумал Магнус. — Мог бы и сам догадаться, если бы хоть немного разбирался в кораблях, ты, тупой надутый овцелюб».

— Идти они могут только под веслами, я об этом позаботился, — сказал он вслух. — А значит, не быстрее всадника, едущего умеренным шагом. К тому же драккар не может пристать к берегу где угодно. Только в определенных местах они сумеют втащить драккар на пляж. Если мы последуем вдоль берега, расставляя всадников через каждую милю, чтобы они проверили такие места на расстоянии дневного перехода, мы, клянусь молотом Тора, найдем драккар.

Кормак и Ниалл обменялись взглядами. Магнусу показалось, что Ниалл едва заметно ухмыльнулся.

— Молотом Тора, надо же, — повторил Кормак, и они вместе с Ниаллом поочередно коснулись своего лба, живота и плеч в христианском жесте.

Магнус не знал, что означают эти движения, но был уже сыт по горло их снисходительным тоном. Он пнул коня пятками, разворачивая его так, чтобы оказаться перед Кормаком и взглянуть изгнанному руи ри Галейнги прямо в глаза:

— Не забывай, Кормак…

— Господин Кормак, — поправил его тот.

— Не забывай, Кормак, что без меня ты не сможешь найти корону, а без короны ты навсегда останешься тем, кем являешься сейчас: царьком, лишенным власти даже над тем жалким коровьим пастбищем, которое гордо называешь королевством. Пресмыкайся перед своим богом, сколько хочешь, а я буду заключать сделки с моими, но не смей больше меня передразнивать, иначе, клянусь всеми моими богами, мы скрестим мечи.

Он пришпорил коня и погнал его по мокрому полю, туда, где слуги еще только начали разбивать лагерь. Даже холодный дождь, стекающий по лицу, не мог охладить его пылающие от гнева щеки.

Магнус и Кормак, вожди союза ирландцев и данов — на редкость шаткой коалиции — были не единственными, кто видел, как в дожде и тумане исчезает «Красный Дракон». Сгорбившись в кустах, натянув на плечи меховой плащ, Торгрим Ночной Волк смотрел, как туман поглощает его корабль. С тяжелым чувством — Торгрим не любил расставаться со своим кораблем — он наблюдал, как драккар медленно растворяется в серой мгле, словно переходит из этого мира в иной, что заставляло Торгрима нервничать.

И не только его, судя по бормотанию и шорохам у Торгрима за спиной.

Он сунул руку под меховой плащ и сжал в кулаке два серебряных амулета, свисавших на шнурке с его шеи: молот Тора, подаренный отцом много лет назад, и крест, который Морриган дала ему в тюрьме Дуб-Линна. Защищенный двумя талисманами, он чувствовал себя в безопасности.

— Прекратить бормотать, трусливые суеверные старухи! — велел он своим воинам, оглядываясь, но не выпрямляясь.

Дождь стекал по волосам на лицо. Торгрим стряхнул мелкие капли.

Обычно от дождя его защищал шлем, но его собственный шлем давно угодил в жадные лапы данов, а те немногие, которые они нашли в медовом зале, Торгрим распределил между воинами.

Морриган стояла рядом с ним. Капюшон ее плаща промок и прилип к голове. Целительница ясно дала понять, что не желает оставаться на борту без Торгрима, еще и потому, что реплики Орнольфа становились все более сальными. Торгрим согласился взять ее с собой на берег. Ему не помешает человек, знакомый с этой землей и знающий местный язык.

Зашелестели ветки, и на прогалине появился Эгиль Ягненок.

— Они оставили одного воина следить за берегом, — доложил он. — Теперь у них на одного человека меньше, а у Эгиля Ягненка на один щит больше.

Он сбросил свой трофей со спины. Круглый, с выдающимся заостренным умбоном, щит был обит толстой кожей и не раскрашен.

— Это не данский щит, — заметил Торгрим.

— Нет. Этот парень был ирландцем, судя по тому, как он выглядел, — согласился Эгиль Ягненок.

Торгрим нахмурился, встретился взглядом с Морриган, которая тоже выглядела сбитой с толку. Если те, кто их преследует, — это не люди Орма, то кто же они?

— Выдвигаемся, — сказал Торгрим.

Осторожно выглянув из кустарника, он осмотрел холмистые поля, раскинувшиеся вокруг. Они оставались пустынными. Выпрямившись, Торгрим вышел на открытую местность, вдруг почувствовав себя крайне уязвимым. За ним последовал его отряд.

Они двинулись вверх по холму, держась свободным клином. Открытая местность позволяла заметить любую атаку издалека, и это было хорошо, потому что им по-прежнему не хватало оружия. Каждый воин имел меч или копье, но лишь шестеро, включая Эгиля Ягненка, разжились щитами, а на дюжину человек приходилось всего четыре шлема. Их нападения враги не ожидают, но других преимуществ у них не было.

Полмили они шагали по мокрой траве, стараясь держаться за островками кустарников и деревьев. В тусклом свете дня местность казалась Торгриму совсем другой, не такой, какой представала ночью перед волком, но он узнавал приметы и точно знал, куда они направляются.

— Держимся под прикрытием вершины холма, идем к той рощице, — сказал Торгрим, указывая на редкие заросли недалеко от вершины.

Пригибаясь, викинги перебежками добрались до края гряды и рассеялись в кустарнике. Торгрим услышал тихие проклятия и сдавленные крики: кто-то наткнулся глазом на ветку, кто-то споткнулся о переплетение лоз.

Они добрались до места, с которого можно было оглядеть поля. В полумиле от них враг разбирал свой лагерь. Большие шатры, из которых вынули центральные столбы, казались упавшими на землю великанскими одеждами. Не более десятка воинов сновало вокруг лагеря. Еще двое стояли возле запряженных повозок и ждали, когда для них подготовят груз. «Тут не больше двенадцати человек, — подумал Торгрим, — остальные уехали охотиться на нас». Если бы Торгрим искал драккар в такую погоду, он послал бы вперед всадников, велев им рассыпаться вдоль побережья и высматривать те бухты, в которых может причалить корабль. И он оставил бы слуг — с небольшой охраной для защиты от разбойников — сворачивать лагерь.

Скорее всего, именно так поступили и люди Орма.

У данов ушел еще час на то, чтобы уложить шатры и подпорки в фургоны и собрать все ящики, корзины, железные котлы, вертела и прочую амуницию полевого лагеря. Торгрим размышлял о том, как эти люди, передвигающиеся со скоростью ледников, сумели выбраться из Дании, не говоря уже о том, чтобы отбить у норвежцев Дуб-Линн.

И все же он был благодарен им за недостаток рвения, который все упрощал. Торгрим повел своих людей дальше на север, вдоль раскисшей тропы — едва ли ее можно было назвать дорогой — и затем через поля, по которым должен был ехать обоз. Они добрались до места, где тропа поворачивала в дубовую рощу. Торгрим расставил своих людей по обе стороны дороги, они скрылись в подлеске и принялись ждать.

Обоз появился, когда Торгрим уже решил, что ошибся, что даны двинулись в другом направлении. Заскрипели деревянные оси, глухо затопали конские копыта, заглушая шорох листьев деревьев. Он посмотрел влево. Скегги сын Кальфа и Свейн Коротышка припали к земле с оружием наготове, с нетерпением на лицах. Справа Торгерд Трещина, уже оправившийся от полученной в Дуб-Линне раны, и еще двое, спрятавшиеся в кустах, ждали своего часа. По другую сторону дороги скрывались Эгиль Ягненок и еще пятеро воинов.

Дыхание Торгрима стало быстрым, поверхностным, тело напряглось в ожидании боя. Он ощущал, как обостряются чувства, как в мире не остается ничего, кроме грядущей битвы. И враг появился.

Первым двигался всадник. На нем была кольчуга и конусообразный шлем. Ярко раскрашенный щит выдавал в нем дана. Торгрим выругался, помянув Тора и Одина, и пожалел, что у него нет лучников, способных спешить едущего верхом человека. Однако луки и стрелы у них отняли в Дуб-Линне, а в медовом зале не оказалось ни одного лучника.

А затем мысли о лучниках, тактике боя и прочих подобных вещах вылетели из головы Торгрима. Так круги от упавшего в пруд камня расходятся все дальше, исчезая. К горлу подкатил боевой клич, и Торгрим опомниться не успел, как уже вскочил на ноги и с воем бросился из подлеска прямо на всадника.

На лице дана в последние секунды его жизни отразилось глубочайшее изумление. Он умер, пронзенный мечом Торгрима, так и не успев понять, что за создания внезапно появились из рощи, принадлежат ли они к роду человеческому. Ведь Ирландия густо населена духами, все северяне знали об этом.

Дан еще оседал в седле, когда Торгрим вырвал меч из его тела и развернулся, чтобы встретить очередного противника. Половину обозного отряда составляли безоружные рабы, которые к этому моменту уже улепетывали обратно по дороге. Люди Торгрима не стали их преследовать.

Скегги сын Кальфа и Халль сын Гудмунда сцепились с возницей первого фургона, верзилой с густой бородой и косматой гривой, которую не сумел пригладить даже дождь. Тот атаковал и парировал копьем, пресекая все попытки северян подобраться к нему со своими мечами. Больше всего это напоминало попытку двух собак завалить разъяренного медведя.

Торгрим поспешил к ним, но прежде чем он успел вступить в схватку, воины с дальнего конца обоза, очнувшись от первого шока, помчались вперед, огибая фургоны и перепрыгивая через колеи. Держа копья и мечи наготове, они перебрасывали ярко раскрашенные и обитые кожей щиты со спины на руку. Торгрим остановился, пригнулся, уклоняясь от удара мечом в шею, атаковал, но удар пришелся на вражеский щит.

И в тот самый миг, когда новые даны рванулись в бой, когда Торгрим и его люди, казалось, готовы были сломаться под напором превосходящего числом врага, когда охранники обоза уже решили, что победа будет за ними, Эгиль Ягненок и его воины, идеально выбрав время, выскочили из подлеска, оглашая рощу воинственными криками.

Защитники обоза замешкались, сбитые с толку внезапной атакой. И в тот же миг бой завершился.

Противник Торгрима обернулся, чтобы оценить новую угрозу, и Торгрим вогнал меч ему в грудь. Верзила с торчащими во все стороны волосами упал, пронзенный тремя клинками, но успел попасть копьем в горло Халлю сыну Гудмунда.

Торгрим стоял, переводя дыхание, с мечом в руке, и оглядывался на мертвых и раненых. У него погиб только Халль, еще несколько человек получили легкие ранения.

— Эгиль, быстро на дорогу, проверь, не возвращаются ли остальные, — сказал Торгрим.

Морриган вышла из рощи. Если она и ужаснулась тому, что увидела, то умело скрыла свои чувства. Целительница подошла к верзиле, лежащему возле фургона и истекающему кровью. Та смешивалась с дождем и растворялась в дорожной грязи.

Она заговорила с ним на своем наречии. Верзила изумленно уставился на нее. Морриган повторила вопрос, и тот процедил в ответ три слова, закрыл глаза и больше не шевелился.

Торгрим подошел к ней.

— Что он сказал?

— Он ирландец. Я спросила его, кому он служит.

Торгрим оглядел убитого. Судя по одежде и оружию, тот явно не был северянином. Однако преследователей вел за собой дан, в этом они не сомневались.

— И что он ответил?

Морриган хмурилась.

— Он сказал: «Кормаку Уа Руайрку».

— Кто это такой?

— Он брат Доннхада Уа Руайрка, руири Гайленги. Доннхад был мужем Бригит, дочери моего господина Маэлсехнайлла. Пока мой господин не убил его.

Торгрим хмыкнул. Эти ирландцы, похоже, уничтожали друг друга быстрее, чем викинги убивали их, но сейчас у него не было времени разбираться в сложных отношениях, которые описала Морриган.

— Скегги, разворачивай фургоны, — велел он. — А вы отправляйтесь ловить лошадей. Снорри, скажи Эгилю Ягненку, что мы выдвигаемся немедленно.

С некоторыми усилиями, сопровождавшимися отборной бранью, викинги развернули фургоны, и обоз, сменивший своих владельцев, направился в ту сторону, откуда приехал. Торгрим сплюнул дождевую воду, попавшую в рот, и содрогнулся от холода. Утешала его лишь мысль о том, что его враг, кем бы тот ни был, остался без припасов и укрытия и в полной мере испытает те же неудобства.

Асбьерн Толстый наблюдал за схваткой, укрывшись в дубовой роще. В одних штанах, дрожащий от холода, грязный, голодный, с железным ошейником на шее, Асбьерн впервые с тех пор, как с ним все это приключилось, забыл о собственном унижении, наблюдая за гибелью своих мучителей.

Он ждал, что предатель Магнус убьет его еще в монастыре Балдойла, но их вражда была слишком глубока для этого. Магнус хотел поразвлечься. Он собирался пытать Асбьерна, заставить его страдать, сломаться от унижения.

Он раздел Асбьерна почти догола, нацепил на него железный ошейник и велел своему слуге Халлькелю Недоумку вести его за фургонами, как корову, босиком по неровной дороге. У Асбьерна в голове не укладывалось, как его судьба могла измениться так быстро.

Всю ночь он провел на привязи, как животное, на самом краю лагеря. Утро не принесло ему облегчения, а только добавило бед. Холодный дождь струился по голому телу, железный ошейник врезался в чувствительную кожу, когда Халлькель тащил его за собой.

Обоз как раз приближался к дубовой роще, когда Асбьерн споткнулся, упал в грязь и понял, что не может подняться, несмотря на то, что Халлькель яростно дергал за цепь и нещадно пинал его. Фургоны отошли на сотню ярдов, и тут из-за деревьев выскочили поджидавшие их в засаде.

Халлькель Недоумок, о чем и говорило его прозвище, был не самым сообразительным из слуг Магнуса, но хранил ему верность и строго следовал приказам. Ему было велено присматривать за Асбьерном Толстым, поэтому, вместо того чтобы бросить Асбьерна и ринуться в бой, Халлькель затащил его в лес, откуда, укрывшись в зарослях папоротника, они и наблюдали за быстрой, кровавой и безнадежной схваткой.

— Лежи тихо, — шепнул Халлькель Асбьерну, когда захватчики развернули обоз и двинулись обратно по дороге мимо их укрытия.

Асбьерн покачал головой. «Идиот», — подумал он. Асбьерн и не собирался окликать людей, только что уничтоживших всю охрану обоза. Однако, лежа тихо и неподвижно, лишь невольно дрожа и стискивая зубы, чтобы те не стучали, Асбьерн сын Гудрода увидел свой шанс.

Он не подал голос, когда обоз катился мимо, а ноги грабителей с чавкающим звуком месили грязь перед ним. Он смол — чал даже после того, как взглянул а лицо их предводителю и опознал в нем Торгрима Ночного Волка, того самого, за которым они охотились и который теперь сам стал охотником.

Асбьерн не издал ни звука, пока обоз не скрылся из виду там, откуда и появился.

— Знаешь, кто это был, кто захватил фургоны? — тихо спросил Асбьерн.

— Нет, — ответил Халлькель.

Он все еще смотрел на дорогу, туда, где исчезли их грузы и провиант. В его голосе звучало искреннее недоумение. Халлькель явно не понимал, что случилось, и не знал, правильно ли поступил, спрятавшись. И тем более не знал, что им теперь делать.

— Это ирландские налетчики, — сказал Асбьерн. — Мы, даны, им не ровня.

— Ха! — Халлькель презрительно фыркнул. — Да ни один ирландец с нами не сравнится!

— Ты считаешь, что мы, даны, воины Орма, можем разбить ирландскую армию?

— Конечно! Мы сильны, мы лучшие воины мира!

— Хмм… — Асбьерн замолчал, ожидая реакции.

— Что? Что ты хочешь сказать?

— Ну, тогда твое положение незавидное, так ведь? Ты же присоединился к ирландцам в походе против Орма, а теперь сам говоришь, что ирландцы проиграют.

Халлькель замолчал, переваривая услышанное.

— Я не присоединялся к ирландцам… — начал он, но скорее с замешательством, чем с уверенностью.

— Ты следуешь за Магнусом. Рядом с кем сейчас едет Магнус, с данами? Нет, он едет бок о бок с ирландским королем, который мечтает сбросить всех нас в море. Что случится с теми, кто следует за Магнусом, когда Орм победит ирландцев, как ты предрекаешь? Посмотри на меня, — продолжил Асбьерн. — Я мог бы присоединиться к Магнусу. Однако я предпочел пережить унижения, которым он меня подверг, но не пошел против Орма, чтобы не испытывать на себе его гнев.

После этих слов Халлькель надолго замолчал. А когда вновь заговорил, его голос дрожал от страха и растерянности.

— И что же мне теперь делать? — спросил он.

— Я тебе расскажу, — пообещал Асбьерн.