Каждая эпоха переписывает «под себя» историю. В большей степени это сегодня характерно для бывших советских республик, которые усматривают национальную идею и сам процесс своей новой национальной идентификации «в борьбе за освобождение от русского владычества». Но это не получается, поскольку появляются сложности в исторической оценке тех национальных партий и политических движений, которые в силу определенных обстоятельств оказались во главе появившихся после развала Российской империи в 1917 году новых государственных образований. Типичный пример тому — азербайджанская партия «Муссават» («Равенство»), заклейменная Иосифом Сталиным как «националистическая тюркская партия буржуазии, помещиков, ханов и реакционного духовенства». В то же время политические лидеры других партий в Закавказье, да и в России, называли эту партию «загадочной».

Российская империя являлась многонациональным и многоконфессиональным государством. Наиболее заметной частью населения являлась та, которую царская этнография именовала обобщающим термином «мусульмане», беря на основу не этнический фактор, а принадлежность к вере. Хотя уже к середине 19-го века для петербургских политиков было очевидно, что «мусульмане» России не представляют собой единую этнокультурную общность.

Русско-турецкие войны 19-го века, когда Стамбул предпринимал попытки экспортировать идеи панисламизма на территорию Российской империи с целью ее подрыва изнутри, показал невосприимчивость к ним подавляющей части мусульман империи. Историки, работающие с архивными документами той эпохи, знакомы с различными отчетами губернских властей о «состоянии местного мусульманства». Документы отмечали только отдельные факты проявления солидарности с идеями панисламизма.

Однако отчеты охранных отделений, аналитические справки — некоторые из них можно до сих пор считать образцовыми — фиксировали важную особенность. В период бурного развития капитализма в России с середины 19-го века заметно активизировался процесс дифференциации российского мусульманства в сторону национальной идентификации в целом, и «тюркизма» — в частности. Проявилось это, в первую очередь, в России в среде российской татарской интеллигенции. Наиболее ярко это нашло отражение в деятельности известного крымско-татарского просветителя Исмаила Гаспринского (1851–1914).

Он считал благом совместное проживание на евразийском пространстве христиан и мусульман. Что же касается границ тюрко-татарской общности, то Гаспринский очерчивал их достаточно широко: «Племя это разбросано на громадных просторах Европейской и Азиатской России и во многих местах смешано с русским или иным населением. Однако, имея особые и прочные религиозно-бытовые условия жизни, оно представляется нам довольно крупной единицей среди народностей нашего обширного отечества, и судьбы ее заслуживают, мне кажется, серьезного внимания общества и государства».

Любопытно, что о «намеках» Гаспринского геополитического направления тогда не говорили вслух. Но на них стоит остановить внимание. По мысли Гаспринского, если русская буржуазия в лице лидеров крупных политических партий вынашивает мистическую идею захвата Константинополя (Стамбула), то российские тюрки должны сотрудничать с царским правительством. Парадокс заключается именно в том, что для обширной и многонациональной Османской империи, где правили тюрки-османы, опасно было поднимать пантюркизм в качестве интегрирующей государственной идеологии. В этой связи Гаспринский как бы подсказывал власти, как и в каком направлении действовать для достижения намеченной цели, ведь в случае развала «больного Европы» — Османской империи — встанет проблема управления новыми территориями с компактным проживанием тюрок. Их можно объединить в «Великий Туран» в составе единого государства под покровительством «исторической России». Поэтому российские тюрки-мусульмане на данном этапе должны добиваться проведения необходимых реформ в области образования, модернизация образа жизни. Не более того.

Не все тогда в Петербурге разделяли такие воззрения, хотя в отношении лидеров мусульманского движения охранка практически не проводила каких-либо операций репрессивного свойства. Пример тому — отчет агента русской разведки с первого всемирного конгресса тюрок-мусульман, состоявшегося в Токио в 1905 году. «Русские депутаты говорили от имени 20 миллионов тюрок-мусульман Российской империи, которую они называют преемницей бывшей татарской державы «Золотой Орды», — говорится в отчете. — На съезде принято решение усилить просветительскую работу среди мусульман в России».

Вскоре в секретных инструкциях, разосланных из Петербурга по охранным отделениях губерний, где компактно проживали мусульмане, рекомендовалось начать операцию «Расщепление». В ответ Тифлисское охранное управление, например, уведомляло «центр», что «кавказские татары в отличие от политически активных армян и грузин, имеющих оформленные политические партии, пребывают в сонном состоянии». В этой связи из Тифлиса рекомендовали Петербургу начать все сверху».

Сегодня многие азербайджанские историки о начале этого «процесса» пишут следующем образом: «8 апреля 1905 года на квартире отца политического движения российских мусульман Габдеррашида Ибрагима в Петербурге собрались Гаяз Максудов, Ибниамин Ахтямов из Уфы, Ахмед Агаев, Али-Мардан Топчибашев, Али Хусаинзаде (все трое из Баку). Они приняли решение о создании единого Духовного управления для всех мусульман России. Этой проблемой должен был заняться единый политический центр». Внесем только небольшую поправку. Приведенная цитата почти слово в слово повторяет отчет об этом петербургском мероприятии агента Петербургского охранного отделения, который принадлежал чуть не к числу главных инициаторов собрания.

Более того, выясняется, что свой сценарий действий в отношении российских мусульманских общественных организаций имело и Московское охранное отделение, которое тогда возглавлял Н. С. Бердяев. На сайте Духовного управления мусульман Нижегородской области, например, рассказывается, как в Нижнем Новгороде 15 августа 1905 года «тайно» проходил Первый съезд мусульман России. Утверждается, что губернатор города якобы не разрешил этот форум. Но «выход из этого тупика» был найден Р. Ибрагимом, который арендовал пароход «Густав Струве» якобы для прогулки, а губернатору местное охранное отделение «рекомендовало не обращать внимания».

В работе «съезда на пароходе» участвовали 150 человек: тюркские просветители, религиозные деятели и просто состоятельные люди с Кавказа, Крыма, из Казани, Туркестана, Урала, Сибири. Проходил он, как и следовало ожидать, под председательством И. Гаспринского. В его выступлении, как и в речи известного бакинского публициста А. М. Топчибашева, звучала мысль о необходимости образования политической партии, способной объединить всех мусульман России — «Иттифак аль-муслимин». Тогда ее программу разработали только в общих чертах. В окончательной редакции она была уже представлена на втором съезде мусульман, под самым носом охранки в январе 1906 года в Петербурге. Манифест 17 октября 1905 года разрешал образование партий. Но тут получился «сбой»: между А.-М. Топчибашевым и А. Агаевым произошел конфликт. «Неожиданно» азербайджанский «олигарх» Иса-бей Ашурбеков предложил Агаеву возглавить редакцию газеты газету «Иршад» («Путеводитель»). Поэтому не является случайным появление именно на страницах этой газеты публикации будущего лидера партии «Мусават», Мамед Эммина Расулзаде и большевика, затем главы советского Азербайджана Наримана Нариманова. Они оба в 1904 году основали мусульманскую социал-демократическую организацию «Гуммет», бывшую автономной частью РСДРП. А во время революции 1905 года Расулзаде активно сотрудничал с кавказскими большевиками — Сталиным, Наримановым, Азизбековым, Микояном, Орджоникидзе. (Заметим в скобках, что американский историк А. Зенковский утверждает, что все названные лица выполняли тогда в Иране задание царской военной разведки).

Подготовка к Первой мировой войне началась задолго до ее официального начала и «экзотического» предлога — убийства 1 августа 1914 года наследника австро-венгерского престола Франца Фердинанда. Уже давно в Генштабах стран участников противостоящих коалиций расписывались самые невероятные сценарии возможного развития событий, вплоть до развала Османской империи. В это время в недрах царской военной разведки родился план «экспорта» из России в Османскую империю уже достаточно хорошо разработанных доктрин пантюркизма. В 1912 году, когда у народов огромной Османской империи стали появляться национальные партии и движения (в Албании, среди арабских народов) настал черед выхода на сцену и «чисто» азербайджанской политической партии «Муссават». Она провела свой съезд и приняла первую «расплывчатую» политическую программу, в которой, как и следовало ожидать, содержался «геополитический тезис» с пантюркистским уклоном. Так что основателями этой партии М. Э. Расул-Заде, Г. Р. Шариф-Заде, А. К. Кязим-Заде, К. В. Микаилова можно считать только условно.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что в период Первой мировой войны муссаватисты поддерживали политику царизма. Например, лидер муссаватистов М. Э. Расул-Заде писал в газете «Ачыг сез» («Открытое слово»): «Переходя к судьбе нашей общей родины России, мы тоже со всеми гражданами желаем России успеха и победы».

Правда, и в Стамбуле не сидели сложа руки. Под патронажем немецкой разведки в 1915 году там был создан Комитет по защите прав мусульманских тюрко-татарских народов России, который возглавил Юсуф Акчура. Члены Комитета выезжали в 1915–1916 годах в Будапешт, Вену, Берлин и Софию, распространяли в правительственных кругах стран Центральной Европы информацию о «бедственном положении тюркских народов России», разрабатывали программы создания независимого от России Туркестана, восстановления Крымского и Казанского ханств. Одним словом, шла «большая игра».

Все изменилось после свержения царизма в России в 1917 году. Мусаватисты приняли участие в работе Кавказского мусульманского съезда, проходившего в апреле в Баку и первого Всероссийского мусульманского съезда в мае 1917 года в Москве. По предложению Расулзаде было принято постановление о необходимости федеративного устройства России. В июне того же года партия «Мусават» объединилась с Тюркской партией федералистов. В принятой съездом программе говорилось, что формой государственного устройства России должна быть федеративная демократическая республика, основанная на принципах национально-территориальной автономии. Более того, вплоть до разгона большевиками 6 января 1918 года Всероссийского Учредительного Собрания бакинский комитет партии «Мусават» активно поддерживал Бакинский совет, возглавляемый Степаном Шаумяном. Но потом наступили другие времена и муссаватистам пришлось действовать в совершенно новых для себя условиях. Но это уже другая история.

История гражданской войны на территории бывшей Российской империи в 1918–1921 годах по-настоящему еще не написана. Многие ее эпизоды до сих пор по разным причинам игнорируются современной национальной историографией. К числу таких относится и период пребывания в Гяндже первого правительства Азербайджана. Почему этот кабинет министров, который многими политиками того времени назывался «социалистическим», оказался в трагической ситуации? Об этом сегодня наш исторический очерк.

26 мая 1918 года в Тифлисе произошло событие, которое ожидалось тогда многими — Советской Россией, Англией, Германией и Турцией. Во дворце бывшего наместника русского царя на Кавказе состоялось последнее заседание Закавказского сейма. Это означало распад Закавказской Демократической Федеративной Республики на три государственных образования — Грузию, Азербайджан и Армению. Ной Жордания в своих мемуарах потом напишет: «Последствий не пришлось долго ждать — турки ворвались в Грузию и заняли Ахалкалакский уезд, весь Азербайджан и три четверти Армении. Только при помощи немцев мы сумели их остановить около Тифлиса».

В наиболее благоприятной ситуации оказался тогда грузинский национальный совет — фракция грузинских политических партий в сейме. Он действовал на своей собственной территории. Поэтому ему быстро удалось сформировать свой временный парламент и в тот же день провозгласить образование Грузинской демократической республики и обратиться за помощью и покровительством к Германии.

28 мая Грузия и Германия подписали договор, по которому трехтысячный экспедиционный корпус под командованием Фридриха Кресс фон Крессенштайна был переброшен по морю из Крыма в грузинский порт Поти. В результате дипломатического демарша Берлина турецкое наступление в Грузии было остановлено. Подписание Германией соглашений с правительством Грузии означало фактическое признание нового тбилисского режима, однако до юридического оформления дело так и не дошло.

Что касается членов мусульманской фракции уже бывшего Заксейма, то они только на следующий день -

27 мая 1918 года — созвали чрезвычайное заседание для обсуждения создавшегося политического положения. После продолжительных дебатов было решено создать Временный Национальный Совет, руководителем которого был избран М. Э. Расулзаде — председатель ЦК партии «Мусават», а председателем исполнительного комитета — беспартийный Фатали-хан Хойский. 28 мая 1918 года прошло первое заседание Национального Совета, на котором было принято Постановление о провозглашении Азербайджана независимым государством.

По аналогичному сценарию действовала и армянская фракция сейма. Таким образом, именно в Тифлисе было сформировано первое правительство Азербайджана, которое возглавил Фатали-хан Хойский, занявший одновременно и пост министра внутренних дел. Министром финансов и министром иностранных дел стал Мамед Гасан Гаджинский от партии «Мусават». Кстати, от этой партии был представлен и министр юстиции — Халил-бек Хасмамедов. Министром путей сообщения и министром почт и телеграфа стал Худад-бек Мелик-Асланов из «мусульманского социалистического блока»; министром земледелия и министром труда — Акпер Шейх-уль-Исламов из мусульманской социалистической партии «Гуммет», а военным министром — Хасров Паша-бек Султанов из партии «Итти-хад»; министр торговли и промышленности — беспартийный Мамед Юсиф Джафаров.

Список состава первого кабинета министров Азербайджана мы приводим потому, что до сих пор часто в российской исторической литературе встречается определение этого первого азербайджанского правительства как «мусаватистского». Как видим, это не так, поскольку премьер-министру Хан-Хойскому удалось сформировать в Тифлисе все же национальное коалиционное правительство. Это открывало для правительства определенные шансы для налаживания международных контактов, даже по линии Международного социалистического бюро. Конечно, первой задачей кабинета Хан-Хойского было перебраться на национальную территорию и приступить к государственному строительству.

В инструкциях, которые были выданы московским Совнаркомом председателю Бакинского Совета Степану Шаумяну, ставилось несколько задач: максимальная — свергнуть силами солдат бывшего Кавказского фронта власть Закавказского сейма в самом Тифлисе, минимальная — не допустить переезда кабинета Хан-Хойского на территорию Азербайджана. В конце апреля — начале мая 1918 года Степан Шаумян с группой своих соратников нелегально проехал с инспекционной поездкой по западной части Азербайджана, побывал даже в Тифлисе. В эти дни в питерских и московских печатных изданиях меньшевиков и эсеров появились сенсационные сообщения о том, что большевики готовят в Тифлисе захват власти. Из Баку на Тифлис уже наступали части Красной Армии, в Тифлисе ждали восстания военного гарнизона, состоявшего в основном из солдат бывшего Кавказского фронта. Грузинские меньшевики запросили поддержки своих русских товарищей по партии. В газете «Кавказский листок» 3 апреля 1918 года было напечатано обращение одного из лидеров грузинских меньшевиков М. Церетели к Плеханову и Мартову с призывом «остановить возможное кровопролитие».

На Кавказ из Питера и Москвы прибыли меньшевистские эмиссары. И, видимо, не с пустыми руками. В Баку и Тифлисе, как сообщали местные газеты, стал распространяться так называемый «манифест Плеханова», в котором он осуждал захват власти в центре страны большевиками и призывал к совместному отпору курсу Ленина. Но Плеханов действовал не один. Его оппонирование большевикам было активно поддержано Юлием Мартовым. Последний был уверен, что удар по грузинской меньшевистской организации готовит не Шаумян, а Сталин. Поэтому Мартов запросил из Тифлиса «компромат» на Сталина! Вскоре была подготовлена соответствующая статья о кавказском прошлом большевистского наркома по делам национальностей. Она была опубликована 19 апреля 1918 года в меньшевистском издании «Новая жизнь». Мартов утверждал, что Сталин, состоявший на партийном учете в бакинской организации РСДРП, был в 1905 году исключен из рядов партии. Сталин тогда «для защиты своей чести и достоинства» обратился за помощью к революционному трибуналу. Отчеты о заседаниях трибунала, которые вел Крыленко, печатались в апреле 1918 года почти во всех большевистских изданиях и в Питере, и в Москве. В качестве свидетелей по делу Сталина Мартов требовал пригласить известных грузинских меньшевиков Жордания, Церетели, Гегечкори. Они, конечно, не приехали. Но дело было не только в этом.

Российские и грузинские меньшевики попытались даже перетянуть на свою сторону Степана Шаумяна. Для этого в Баку была направлена жена Льва Дейча Эсфирь. Она убеждала лидера Бакинской коммуны в том, что Владимир Ленин мог бы «поддержать новые национальные правительства» Кавказа, что иной ход событий — это политическое усиление Сталина.

Но как бы то ни было, попытка вооруженного переворота в Тифлисе провалилась. Тогда из Царицына Сталин поставил перед Шаумяном другую задачу: захватить Гянджу. 2 июня 1918 года по приказу Шаумяна вооруженные силы Бакинского Совета начали наступление на этот город. В ответ азербайджанское правительство обратилось за военной помощью к Турции. 4 июня 1918 года в Батуме между делегациями Азербайджана и Турции был заключен договор о мире и дружбе Азербайджанской Республики и Османской Турции. И уже на следующий день, 5 июня 1918 года в Гяндже появились части 5-й турецкой дивизии под командованием Мюрсель-паши. Через день из Иранского Азербайджана прибыл отряд Назим-паши численностью в 7 тыс. солдат. Азербайджанское правительство с помощью турецких офицеров, еще до этого времени находившихся в Гяндже под командованием Нури-паши, смогло в короткий срок сформировать «Особый Азербайджанский корпус», объединенный с турецкими войсками в Кавказскую исламскую армию. И только после этого 16 июня 1918 года члены Национального Совета и правительство Азербайджанской Республики переехали из Тифлиса в Гянджу.

Но тут произошло невероятное. «Гянджинские турки», которые, как выяснилось позже, ориентировались не на официальный Стамбул, а на Мустафу Кемаля. Они потребовали роспуска азербайджанского Национального Совета и роспуска сформированного в Тифлисе «социалистического кабинета министров». Советник турецкого генерала Нури-паши Ахмед-бек Агаев во время беседы с Хан-Хойским настаивал на роспуске Совета и составлении нового правительственного кабинета, подчеркивая при этом, что в противном случае турки не будут защищать правительство. 17 июня 1918 года состоялось заседание Национального Совета Азербайджана, который под давлением турецкого командования сформировал новое правительство и упразднил Национальный Совет. Власть — законодательная и исполнительная — до созыва Учредительного собрания была передана второму Временному правительству, сформированному также под председательством Хан-Хойского.

Состав второго правительства был следующим: председатель Совета Министров — Фатали-хан Хойский; министры — Мамед Гасан Гаджинский, Насиб-бек Усуббеков, Алимардан-бек Топчибашев, Бейбут Ага Джаваншир, Халил-бек Хасмамедов, Хосров Паша-бек Султанов, Худадат-бек Рафибеков, Худадат-бек Мелик-Асланов, Ага Ашуров, Абдул Али-бек Амирджанов, Мусса-бек Рафиев. Это были уже не «социалисты», а представители «определенных кругов», имевших широкие международные контакты самого различного свойства. Например, министр внутренних дел Бейбут Ага Джаваншир поддерживал активные контакты со Сталиным, вел переписку с командованием Красной Армии.

Национальный Совет в то время принял решение о созыве Учредительного Собрания в течение короткого времени, а до этого правительство Хойского должно было держать власть в своих руках и никому ее не уступать «до поры до времени». В то же время Национальный Совет Азербайджана конкретно определил права и полномочия правительства до созыва Учредительного собрания не позднее, чем через шесть месяцев.

Дело было в том, что в соответствии с договором от 27 апреля 1918 года между московскими большевиками и Берлином Азербайджан был введен в сферу влияния Германии. Поэтому она не признала заключенный 4 июня 1918 года договор между азербайджанским кабинетом министров и турецкими военными, особенно в той части, где турки получили в свои руки нефтяную промышленность, суда каспийской флотилии, нефтепровод Баку — Батуми и ряд других предприятий азербайджанской промышленности. Немцы были также недовольны и тем, что турки в конце мая и начале июня ввели в Азербайджан крупные воинские подразделения. В результате сложилась крайне сложная, запутанная ситуация.

Берлин, признавший правительство Ноя Жордания, точно такую же акцию мог провести и в отношении азербайджанского правительства. Тогда получалось, что в роли союзников в Закавказье могли выступать московский большевистский Совнарком, Тифлис, азербайджанское правительство и Бакинский совет. В таком случае военный поход Степана Шаумяна на Гянджу приобретал смысл только в одном случае: если он поможет Хан-Хойскому избавиться от турецких войск, возглавляемых Нури-пашой, который не признавал азербайджанское правительство. Берлин исходил также из того, что Баку все же удастся удержаться в руках Бакинского Совета и азербайджанского правительства. Но для этого лидеры Бакинской коммуны должны были создать необходимые условия для переезда азербайджанского правительства в Баку, затем распустить Бакинский Совет и принять участие в выборах в Учредительное собрание. На этом направлении Берлин вел в Азербайджане активную работу. Немцы имели в Гяндже своих специальных представителей, снабжали оружием и боеприпасами азербайджанские отряды. С другой стороны, Нури-паша, контролировавший с помощью своих аскеров почти весь запад Азербайджана, установил контакты с находившимся в соседней Персии английским командованием.

В середине июня 1918 года Бакинский Совет начал наступление на Гянджу. Расчет был на то, что в самой Гяндже немцы устроят восстание против Нури-паши и изгонят его аскеров. В этом смысле характерна запись генерального консула Германии в Стамбуле, прибывшего в начале июля в Гянджу в качестве сопровождающего генерал-интенданта турецкой армии Исмаила Хаки-паши и встречавшегося с командующим турецкими силами в Азербайджане Нури-пашой. Генеральный консул записал: «Представляется сомнительным, чтобы туркам вообще удалось взять Баку; вероятно — и это было бы желательно — они потерпят там от большевиков основательное поражение. Если мы полюбовно договоримся с большевиками, то нефтяные источники Баку и тамошние запасы попали бы в наши руки в целости и сохранности. Если последние, вопреки ожиданиям, будут вынуждены покинуть город, то они подожгут весь Баку и тем самым ни турки, ни мы не сможем воспользоваться запасами нефти».

Однако события развивались все же не по немецкому сценарию. Ставка на то, что в тыл Гянджи ударят армянские национальные части, не оправдалась. В частности, бывший офицер Генерального штаба царской армии Мелик Шахназаров, обещавший Шаумяну поддержку, не сдержал свое слово и решил занять позицию «нейтралитета» в силу того, что к тому времени дашнаки избрали в качестве своих главных союзников англичан.

23 июня кабинет Хойского объявил в Гяндже военное положение. 28 июня под Геокчаем начались ожесточенные бои. 30 июня отряды Шаумяна, получив подкрепление, с левого фланга вплотную приблизились к городу. И только тогда Нури-паша решил ввести в бой вспомогательные силы под командованием майора Ахмеда Хамди-бея. Подразделения, переброшенные с Агдашской и Карамарьямской позиций, а также 25-й батальон из Гянджи вначале остановили, а затем разгромили продвигавшиеся вперед части Бакинской коммуны.

На другом фланге 13-й полк начал преследовать отступавших в сторону Карамарьяма большевиков. Но и в Карамарьяме они закрепиться не смогли и, оставив там большое количество оружия и припасов, начали беспорядочно отступать по всему фронту. Вслед за этим осложнилась ситуация в Сальянском районе. Нури-паша направил туда эскадрон из 140 сабель и одной пулеметной команды под начальством майора Назима Рамазанова.

Оборона стала проходить по линии Кюрдамир-Ахсу. Вести боевые действия в районе с таким сложным рельефом было рискованно. Нури-паша выехал на линию фронта лично. Начав 5 июля наступление силами 10-го и 13-го полков, он уже на следующий день прорвал фронт. Одновременно азербайджано-турецкие силы под командованием Гасан-бея, развивая наступление по кюрдамирскому направлению, 7 июля заняли станцию Карасаггал.

Разрозненные части Бакинской коммуны старались во что бы то ни стало удержать Кюрдамир. Однако Нури-паша продолжал наращивать натиск. 11 июля 1918 года, используя полномочия, данные ему верховной политической властью, он издал приказ о призыве в армию азербайджанцев 1894–1899 гг. рождения. Причем с целью поднять боевой дух народа Нури-паша и его заместитель бывший генерал русской службы Али ага Шихлинский лично объезжали западные уезды, призывая население подняться на борьбу с бакинскими большевиками.

Крупное сражение прошло под Гейчаем. Оно продолжалась 4 дня, с 27 июня по 1 июля. Силы Бакинского Совета потерпели первое серьезное поражение. 7 июля 1918 года начались бои за Кюрдамир. 10 июля 1918 года турки захватили Кюрдамир. 14 июля 13-й турецкий полк с боем занял станцию Керар. 20 июля части Кавказской исламской армии вошли в Шамаху. Теперь под ударом уже оказался сам Баку. Терпя поражение, Бакинский СНК неоднократно обращался за помощью к правительству РСФСР, но реальной помощи получить не удалось. Тогда он решился на крайне рискованный шаг и принял предложение находившегося в Северном Иране полковника Бичерахова, командовавшего казачьим отрядом в 1,5 тысяч человек. Шаумян после беседы с Бичераховым писал Ленину: «История с Бичераховым вам хорошо знакома из моих прежних писем. На днях, после того, как его отряд пробился в Энзели, он приехал сюда. Мы побеседовали, выяснили все спорные или казавшиеся спорными вопросы и успокоились. Бичерахов взял на себя ответственную задачу занять наш правый фланг и по Шемаха-Геокчайской дороге через Кахетию направиться к Тифлису, поднимая по пути горцев, в частности, осетин. Вот в связи с этим его планом, который его очень воодушевляет, мы и стали определенно говорить о Тифлисе, хотя понимаем всю сложность политической стороны вопроса и еще подумаем раньше, чем решим его окончательно».

Это был загадочный альянс. Бичерахов, как патриот-государственник, заявлял о готовности поддержать центральную Советскую власть в ее борьбе против турецко-немецких войск, которые по соглашениям являлись союзниками большевиков. Если допустить, что Шаумян и Ленин, минуя Сталина, пытались переиграть ситуацию, то ставка на Бичерахова казалась для судьбы Бакинской коммуны роковой. 7 июля 1918 года Ленин пишет Сталину: «…Относительно Баку самое важное, чтобы вы были непрерывно в сношениях с Шаумяном, и чтобы Шаумян знал предложение германцев, сделанное послу Иоффе в Берлине, относительно того, чтобы немцы согласились бы приостановить наступление турок на Баку, если бы мы гарантировали немцам часть нефти. Конечно, мы согласимся».

Для Советской Республики, разумеется, было выгодно, чтобы Германия оказала давление на Турцию с целью приостановления наступления на Баку. Поэтому, когда немцы дали понять, что они нуждаются в закупках нефти, Советское правительство немедленно дало согласие начать переговоры. Однако начавшийся «торг» по данному вопросу стал затягиваться. Правда, вначале с немецкой стороны проявлялась определенная заинтересованность, о которой можно судить по тому, что в конце июля и в первых числах августа из Берлина в Стамбул были направлены требования о приостановлении наступления турок на Баку. Но Стамбул тогда не контролировал ситуацию в Закавказье, а с Мустафой Кемалем немцы контактов не поддерживали.

27 июля 1918 года Шаумян в телеграмме, направленной на имя Ленина, сообщал: «Положение на фронте ухудшается с каждым днем. В шемахинском направлении наши войска отступили от Баку и переформировываются по линии железной дороги. Войска, угрожаемые с севера на пирсагатском направлении, с юга, со стороны Сальян, отступили до станции Алят, положение крайне серьезное».

Советское правительство вновь обратилось к Германии с нотой протеста. Оно настаивало на принятии неотложных мер по прекращению турецкого наступления на Баку и строгом выполнении условий Брест-Литовского мирного договора. И действительно, приказ германского верховного командования о введении немецких войск в Азербайджан последовал почти немедленно. «Верховное командование приступило к подготовке атаки на Баку и с этой целью привлекло войска Нури и отправило в Тифлис кавалерийскую бригаду и несколько батальонов», — вспоминал об этом в своих мемуарах Людендорф. Всего в Закавказье германским верховным командованием для участия в наступлении на Баку были направлены две дивизии и около семи полков. Часть этих соединений была снята с Балканского фронта, а часть укомплектована за счет оккупационных войск на Украине. Но, похоже, ситуация ушла и из-под контроля немецкого командования в Закавказье.

29 июля 1918 года Шаумян телеграфирует Ленину в Москву и Сталину в Царицын об усилении военной помощи Баку: «Положение становится серьезным. Отправка воинских сил для Баку должна быть усилена и ускорена. Отправляйте скорей, сделайте распоряжение, чтобы местные советы по дороге не останавливали частей, направляющихся в Баку. Сообщите, можем ли ждать помощи, и в какой срок. Повторяю, помощь войскам необходима срочная и солидарная».

31 июля 1918 года Советская власть в Баку прекратила свое существование. Город перешел в руки так называемой «диктатуры Центрокаспия». 31 августа Сталин пишет Ленину о необходимости ускорения военной помощи для восстановления Советской власти в Азербайджане. В этой связи 21 августа 1918 г. в Берлине, в помещении генерального штаба, была созвана специальная конференция, на которой были рассмотрены вопросы, касающиеся Закавказья. На конференции присутствовали ответственные лица из состава верховного командования, генерального штаба, имперского ведомства экономики, а также представители монополистических объединений и других «ведомств, имевших интересы на Кавказе». Хотя в протоколе сказано, что «конференция обсудила вопросы экономики и транспорта в той степени, в какой они касались Кавказа, и чисто политические проблемы не затрагивались», однако в ходе работы конференции, по сути дела, решались вопросы, связанные с укреплением и дальнейшим распространением влияния Германии в Грузии и во всем Закавказье.

Сообщения о положении на Кавказе были сделаны членами немецкой делегации в Грузии Йоганом фон Кригером и графом фон Шуленбургом, вызванными специально для этого в Берлин. На основе докладов обсуждались следующие проблемы: организация своевременной информации из Грузии, о противодействии турецкой конкуренции на Кавказе, о доставке муки в Грузию, о мероприятиях по стабилизации финансов Грузии, о возможностях экспорта товаров в Закавказье, об увеличении вывоза товаров и сырья из Закавказья, об организации консульских служб на Кавказе, о бакинской нефти, о возможности сотрудничества с местными политическими силами. Участники конференции выразили недовольство работой информационного штаба в Бриэле, который в общем не сумел наладить оперативную и надежную связь между Тифлисом и Берлином. То есть Берлин фактически расписывался в своей беспомощности изменить ход событий в Закавказье.

10 сентября 1918 года Орджоникидзе пишет Ленину и Чичерину из Владикавказа: «Положение Баку отчаянное, город обстреливается из орудий турками, турки требуют безусловной сдачи города… Примите меры, иначе город и промышленность погибнут…». Наконец, 15 сентября после кровопролитной битвы и успешного преодоления упорного сопротивления азербайджанские национальные силы при содействии воинских подразделений Турции взяли Баку. По поводу этой даты лидер партии «Мусават» М. Э. Расулзаде писал: «В то время мы были в Константинополе. Мы входили в состав делегации, представлявшей Азербайджанскую Республику… на конференции с участием государств Средней Европы. Военный министр и помощник главнокомандующего Энвер-паша позвонил мне и сообщил: «Эмин бей, Баку взят!». Невозможно описать, какое впечатление произвела на меня эта короткая весть. И до сих пор еще не могу забыть того впечатления».

17 сентября 1918 года правительство Азербайджана переехало из Гянджи в Баку. И только днем позже в город вошли стоявшие в его окрестностях турецкие войска. Это делалось, как говорится, уже для истории.