Индира входит в мою каморку без стука. Крайне бесцеремонная юная особа.

– О! – тем не менее, радушно возглашаю я. – Какой гость! Тебе не надоело еще строить из себя Золушку?

Одновременно с этим совершаю массу невидимых постороннему взгляду действий. Например, гашу дисплей не выключая компьютер и щелчком отправляю пачку сигарет под бумаги.

– Надоело, – заявляет она, плюхаясь в кресло и немедля забрасывая ноги на свободный участок стола. – Особенно при хроническом дефиците принцев. И вообще хоть сколько-нибудь благородных мужиков… Серафим, тебе нравится, чем мы занимаемся?

– Это ты вообще или о конкретном деле?

– Даже не знаю. Пусть будет – о конкретном деле.

– Не нравится. Я человек пенсионного возраста. И хотел бы до пенсии дожить. Но если мои подозрения оправданы, никто из нас до нее не доживет.

– Я уже слышала твою отвальную песенку. Давай лучше о подозрениях.

– Пойми, Индюша…

– От индюка слышу, – без заминки отвечает она.

– … в этом городе-стране существуют две силы: ДЕПО и Пекло. Время от времени они подпитывают друг друга кадрами. Возьмем того же Зомби.

– Возьмем меня, – вставляет она.

– Ну, ты переоцениваешь свой вклад в противоправную деятельность Пекла. Кто из нас не шалил в детстве?

– Ты, например.

– Допустим… Я жил в другое время. В другую эпоху. Тогда можно было позволить себе роскошь быть пай-мальчиком. Веришь ли, таких нас было большинство. Умненьких, чистеньких. С большими планами и перспективами. Я прекрасно знал четыре языка: русский, английский, латышский и Паскаль…

– Это еще что за наречие?!

– Был такой язык программирования. Чрезвычайно престижный по прежним меркам.

– А на фига тебе сдался латышский?

– Так ведь я родился в Риге. И жил там до двадцати лет, пока нас не вытеснили националисты. Мой отец работал в тогдашнем комитете безопасности. Когда Латвия объявила суверенитет, он автоматически стал «персона нон грата»…

– Не понимаю. Он что, кого-то убил?

– С какой стати? Просто по роду своей деятельности он имел доступ к ниточкам, что при любом политическом строе тянутся наверх. Мой отец был тихий, неприметный человек. Очень добрый. И очень честный. Но при смене вывесок это значения не имеет.

– Похоже, ты не любишь латышей, – щурится Индира.

– Protams, не люблю. Tas tiesa… С какой стати мне любить тех, кто выселил меня из собственного дома? Никогда не забуду, как они вели себя в августе 91-го. Это был последний путч перед развалом империи…

– Какой ты, оказывается, древний. И злопамятный!

– Когда в Москве сменилась власть и запахло порохом, все тамошние демократы мгновенно заткнулись. Все! Снизу доверху. И целых три дня никто не называл нас оккупантами. Снова на рижских улицах можно было говорить по-русски. Снова к тебе обращались вежливо. Латыши – вежливая нация… со своими. Три дня они тихонько ждали, чем кончится дело в Москве.

– И что же? – с любопытством спрашивает Индира.

– Три дня истекли. Танки ушли из Москвы. Латыши поняли, что никто их не тронет. И… перестали быть вежливыми.

– Что, все сразу?

– Отчего же все? Но достаточно десятка горластых говнюков, чтобы опарафинить всю нацию.

– Не любишь ты демократию, – укоризненно замечает Индира.

– Не люблю. Я люблю порядок. А демократия – это бред. Миф. Что такое власть народа? Народ не может править. Он может лишь терпеть разумных правителей. Но разумные правители – это призвание, долгий генетический отбор по позитивным признакам и громадная культура. В нашей стране все было навыворот. Последние профессионалы управления, плохие они были или хорошие, ушли вместе с Брежневым. А на их место явились дилетанты и прохиндеи. Поэтому наступил хаос…

– А ты заметил, что наш трассер, Авилов, тоже не любит латышей?

– Не заметил. Это я не люблю латышей. Авилов же не любит вполне конкретного человека. Простое стечение обстоятельств, что этот человек оказался латышом. Он мог бы быть и русским, и эвенком, и самым черным негром.

– Но какие претензии могут быть у рядового трассера к комиссару морской полиции?

– Авилов не всегда был трассером. Маргерс не всегда был комиссаром. Они ровесники. Но Латвия – маленькая страна, и бывший коммандо там ценится несколько выше, чем у нас.

– Ага, значит, они вместе служили в спецвойсках ООН?

– Возможно.

– Так что ты хотел сказать о взаимоотношениях ДЕПО и Пекла?

– О каких взаимоотношениях?! Ах, да… Это симбиоз, Индюша. Иначе в Гигаполисе жить и нельзя, наверное. Это чересчур хрупкая конструкция, чтобы можно было буянить здесь на всю катушку. Пекло и мы выбрали такой способ сосуществования, чтобы как можно меньше пересекаться. У нас разные сферы жизненных интересов. И разумно с обеих сторон не вторгаться на чужую территорию. Пекло живет скрытной, ночной жизнью, в потайных ярусах Гигаполиса, о которых мы стараемся не подозревать. Мы ходим по улицам открыто и в меру сил охраняем труд и покой честных, законопослушных граждан. Пекло сознательно отрешилось от этой жизни, преступило грань закона и далеко скрылось по ту сторону этой грани. Настолько далеко, что мы потеряли его из виду. А между нами – тонкая прослойка из солидных аутло вроде Зомби и мелких, балансирующих на упомянутой грани, вроде Тунгуса.

– Они – питательная среда, – замечает Индира. – И для нас, и для Пекла.

– Правильно. Мы их шерстим за правонарушения. Для Пекла же это и рынок сбыта и трудовые резервы… Такое положение вещей общеизвестно и устраивает обе стороны. Главное – не нарушить равновесия. А нынче, на мой взгляд, мы можем его нарушить. И тогда начнется резня. Как в прежние недобрые времена. Я еще помню…

– Ага, – обрывает меня нахалка. – С памятью у тебя, как мы только что выяснили, полный порядок.

– Чего ты, собственно, явилась? Тебе было велено пасти Зомби? Вот и паси в свое удовольствие.

– За тем и явилась. Предварительно уведомив, что мне не нравится это дело.

– Можно подумать, дело Дикого Хирурга тебе нравится…

– Там все просто. Имеет место гад. Его надо изловить и наказать. А здесь полный мрак. Послушай, Серафим, у тебя нет впечатления, что Пекло здесь ни при чем?

– Нет у меня такого впечатления. Во всяком случае, пока не установлю личность Серого Гостя.

– Может быть, и по Зомби дашь мне какую-нибудь наколочку?

– Все ясно, – киваю я. – Развела тут дискуссию, морочишь голову пожилому мужчине… Тебе неохота напрягать мозги. И ты пришла к старику Ерголину, чтобы он подумал за тебя.

– Ну… у меня же нет такого компьютера. И я не знаю языка Паскаль!

– Ладно, убедила. И вот тебе наколка по Зомби. Заметь, безо всякого компьютера… Дина Викторовна Кунцева, она же Филифьонка. Больше ничего не скажу, остальное найдешь сама.

– А кто это?

– Индира, не мешай работать! – притворно сержусь я. Но она строит умильную рожицу, и я смягчаюсь. – Его любовница – раз. Совладелица психотерапевтического салона «Парящая душа», предполагаемой крыши для некоторых афер Зомби и его компаньонов – это два. И… хватит с тебя. Это три.

– Чудненько. Возьму наряд спецназа и пойду громить частный бизнес…

– Ты спятила, – говорю я меланхолично. –

– Классно, – после паузы, как умеет, реагирует Индира. – Убиться валенком… Эти твои упадочнические стишки – одна из немногих причин моей к тебе привязанности. Выйти, что ли, за тебя замуж?

– Уж лучше я тебя удочерю.

– На фига мне второй папан!

– Так вот, насчет Салона. Не вздумай и носа туда сунуть. Его охраняет взвод лучших адвокатов, и нас самих упекут в каталажку не менее чем по пятнадцати статьям. И нарушение права частной собственности будет самым нежным обвинением в наш адрес! Единственное, что ты можешь себе позволить – это наружное наблюдение. И тонкое, деликатнейшее сканирование…

Блеклые губы этой паршивки расползаются в довольной улыбке. Она выкачала из меня максимум того, на что рассчитывала. И теперь, я готов поклясться, направится в Салон лично. Ну что ж…

– Кстати, – замечаю я. – Библиотекарша Инна С. тоже была в числе клиентов Салона.

– Да? – Индира сбрасывает ноги со стола и подается вперед.

– Детский врач Мария В. – тоже.

– А остальные?

– Остальные не были.

– Может быть, случайность?

– Нет сомнения.

– Что ж ты молчал про Салон?

– Я не молчал. Я об этом думал. В биографиях жертв Дикого Хирурга были и другие любопытные параллели.

– Какие?

– Например, все они – одинокие девы, из тех, что называются «синий чулок». Некоторые давали брачные объявления, но безуспешно. И большинство избавлялось от психологического дискомфорта в салонах вроде «Парящей души». А самое важное…

– Ну!

– Все они были серыми мышками.

На лице Индиры отражается борение чувств.

– Выкинь это из головы, – искренне советую я. – Вот раскрутим дело Серого Гостя и вместе проанализируем все жизненные линии наших бедных мышек. Займись лучше Ольгой Цариковой. Неспроста она дала деру из кабака.

Индира поднимается из кресла и, на удивление тихая, задумчивая, покидает кабинет.

Едва только закрывается дверь, хватаю фонор и вызываю Сполоха.

– Что еще, Степаныч? – хмуро осведомляется он.

Судя по тону, шеф вовсе не расположен к продолжительным беседам.

– Сергей, скомандуйте кому-нибудь из «пастухов», чтобы прикрыли Индиру.

– Что она еще учудила?

– Пока ничего. Но может учудить, вы же знаете эту даму…

– Ладно, скажу Змееву, пусть пошлет ребят. Ты выяснил про Серого Гостя?

– Еще нет.

– Вот и выясняй.

Я почти спокоен. Змеев – человек ответственный и будет пасти Индиру даже в тех местах, где она справедливо рассчитывала бы остаться в полном одиночестве.

Выцарапываю из пачки последнюю сигарету, не торопясь закуриваю и включаю дисплей. На экране объемная фотография Серого Гостя. Посмертная и потому особенно противная.

Совершенно бездумно, ни в малейшей степени не рассчитывая на успех, запускаю процедуру поиска по моей личной картотеке.

Я успеваю докурить сигарету до половины, когда приходит ответ. Отрицательный, разумеется.

Обращаться в центральный инфобанк мне не хочется. Это дорого по цене и накладно по времени. И я в порядке полного бреда вызываю программу-аниматор, которая прямо на экране начинает оживлять покойника.

Зрелище жутковатое, не для слабонервных.

Сначала серый цвет лица вытесняется живыми красками. Затем открываются глаза. Серый Гость пристально, чуть нахмурясь, глядит на меня. Именно так он бы и глядел, будь он жив, поскольку аниматор строит свои модели исходя из лепки лица и внутреннего рельефа мышц. Глаза вполне обычные, серые с зеленцой, чуть излишне глубоко всаженные… Вздрагивают и беззвучно шевелятся губы. На левой щеке образуется ямочка. И в целом внешность Серого Гостя располагает к доверию.

Я гляжу на дисплей не отрываясь, сигарета давно потухла.

Начинается самое интересное и фантастическое. Как это делает аниматор, я не могу даже представить. Но сейчас он станет моделировать возможные специфические особенности мимики…

Серый Гость улыбается. Глаза обращаются в узкие щелки, и взгляд их нельзя назвать добрым. По всему видать, человек был волевой и холодный. Левый угол рта приподнимается чуть выше обычного, сильно обнажая клык. Возле ноздри вдруг обнаруживается едва заметный шрамик… Затем улыбка сползает с лица.

И Серый Гость вдруг шмыгает носом.

Это выходит довольно забавно и не так, как у большинства страдающих насморком. В шмыгании участвует не только нос, но и весь подбородок, и верхняя губа по-особенному выпячивается, и даже лоб собирается в гармошку.

В этот момент я вспоминаю, где же видел этого типа.

Здесь, в «Башне смерти». Лет десять назад. В предельно официальной обстановке. То есть на совещании окружных комиссаров, тему которого я забыл и не намерен был доселе вспоминать за полной ее незначительностью. И он, пренебрегая официозом, шмыгал носом. Не от того, что страдал насморком. А если и страдал, то это было у него хроническим недугом. Нет, скорее всего, просто неприятная манера.

Я фиксирую портрет шмыгающего носом Серого Гостя на дисплее. И с трудом соображаю, к кому же следует обратиться за помощью.

К Сполоху? Бесполезно. Это сейчас он комиссар, а десять лет назад бегал в инспекторишках. К Майстренке? Но он на том совещании быть не мог, поскольку пришел в Департамент чуть позже, из какого-то закрытого НИИ.

И я обращаюсь к самому Китаеву.

– Здесь старший инспектор Ерголин…

– Занят я, Ерголин.

– Буквально полминуты, Петр Ильич. Взгляните сюда, – и я направляю глазок фонора на дисплей.

– Взглянул. Что дальше?

Я чувствую, как дыхание запирается в глотке.

– Вы знаете, кто это?

– Знаю. Миша… Михаил Антонович Савчук, начальник отдела по борьбе с терроризмом, округ Титанис. Смешная фотография… А ты разве его не знал?

– Не доводилось как-то… – и я начинаю конструировать деликатные формулировки, чтобы известить Китаева о печальной участи его давнего сподвижника.

– Странно, – хмурится директор. – А где же ты был в мае восемнадцатого, когда мы его всем ДЕПО хоронили?