Глава двадцать вторая
… плотно прикрываю за собой дверь и на протяжении нескольких минут шарю по ней в поисках английского замка. Потом, опомнившись, делаю шаг в комнату и почти не дыша опускаюсь в первое подвернувшееся под задницу кресло. Спина сырая и тотчас же прилипает сквозь рубашку к бархатной обивке. Сердце скачет. Внутренний голос вопит во всю матушку: «Ну же, давай, чего тянешь?!» В общем, типичная картина лёгкого умоисступления. Со мной уже было такое — в доисторические времена. В прямом смысле доисторические, ещё до университета. Первый в жизни магнитофон, родительский подарок, стоял передо мной на полу. И катушки с бесценными записями «Белого альбома» и «Монастырской дороги» — паршивого, следует признать с вершин прожитого, качества, но и по божеским для той эпохи ценам, уже дожидались в расписанном шариковыми чернилами ранце. А я всё медлил. Придвигал стул, поудобнее умащивался, вытирал потные ладони о штаны. И как бы ненароком бросал косой взгляд в сторону вожделенного предмета — не сгинул, не растворился ли, не мираж ли он…
Сейчас всё повторялось с точностью до деталей. Только вместо магнитофона был пульт. Металлическая пластинка со множеством кнопочек-сенсоров. Окно в этот мир. Золотой ключик к заветным сокровищам информации, накопленной, отысканной, отрытой, дозволенной за шестьдесят семь лет. За то время, которое я ещё не прожил.
Прикрыв глаза, ввожу своё дыхание в норму. Меня этому учили. Считаю пульс. Пульс, прямо скажем, безобразный. Произношу мысленные формулы, которые по заверениям местных психотерапевтов способствуют стабилизации кровотока. Не очень-то всей этой алхимии веря, всё же слепо следую рекомендациям. Снова считаю пульс. Удивительно: помогло!.. Вот теперь — можно.
Извлекаю пульт из нагрудного кармана. Небрежным движением — кто бы знал, во что мне обходится эта небрежность! — касаюсь белого овального сенсора. И стена прямо напротив меня становится насыщенно-голубым экраном. Правда, посреди экрана ни к селу ни к городу висит репродукция, а то и подлинник, какого-то авангардиста. Со сдержанным рычанием срываю этого недоношенного Шагала к хренам собачьим.
Теперь я принимаюсь за чёрное пятнышко, предусмотрительно расположенное под большим пальцем. С каждым его нажатием на чистую гладь стены выскакивает в шестнадцать столбцов перечень обобщённых тем. Будь я квалифицированным потребителем информации, то мог бы сразу, по прямому коду, обратиться к тому разделу знаний, что меня в данный момент занимает. Но я даже не профан. Я дикарь, дорвавшийся до фляги с самогоном. Мне интересно и нужно всё без изъятий. И я лихорадочно листаю это оглавление к энциклопедии, не имея сил остановиться.
Ну вот хотя бы… Нет, в другой раз. Лучше вот это. Или это. Нет, успеется. Смотрим дальше.
«Ничего не выйдет, — думаю я в отчаянии. — Здесь можно рыскать до скончания веку. Но, чёрт побери, не столь уж и многое интересует меня в этом мире. История, политика. И хорошая музыка, на десерт. Или хорошее кино. Так что забудем о том, что существуют темы вроде «Криптономии» или «Хемитактильной зерографемики». Они вряд ли мне понадобятся в этой жизни».
Поэтому я уверенно останавливаю свой выбор на «Службе актуальной информации». Сдаётся мне, что это аналог нашей родной программы «Время». А всякий уважающий себя джентльмен обязан прочесть на сон грядущий свежую газету… Двигаю пультом перед собой, как указкой — подгоняю указатель в виде указующего перста к нужной строке и нажимаю сенсор «Старт».
И взамен прежнего получаю на экране новый список. Если я что-то понимаю в происходящем, мне предложено выбрать любое из нескольких сотен действующих на земном шаре информационных агентств. «Садисты», — бормочу я и тычу уже наугад.
Наконец-то возникает изображение. В верхнем углу экрана трепещет радужная лента, на ней прыгают циферки, указывая сегодняшнюю дату и время, явно не наше. И очень красивая негритянка, чёрная аж до синевы, улыбчиво раздвинув тугие лиловые губы, бархатным голосом доверительно беседует со мной на своём, естественно, негритянском языке. Минуты три в полном обалдении я разглядываю африканскую диву, над лакированными плечиками которой взметнулось хитросплетение из проволочно-тонких косичек.
Наверное, как-то можно заказать синхронный перевод. Или субтитры. Но как, блин?!
Налюбовавшись, возвращаюсь на предыдущий кадр. Хотя бы для того, чтобы выяснить, куда меня угораздило вклиниться со своим интересом. Название агентства, на которое работает эта фея, мне определённо ничего не говорит. И я ищу что-нибудь знакомое. И, кажется, нахожу. Русскими буквами начертано: «ИТАР». И будь я проклят, если это не информационное телеграфное агентство России. Или, там, телевизионное… Давлю на «Старт».
Ничего не происходит. Картинка на миг исчезает и тут же возникает вновь. Нажимаю снова и снова. Ноль эмоций.
Отвязавшись от загадочного ИТАР, повторяю эксперимент с «Новостями Севера». С тем же результатом. Возвращаюсь к негритянке. Улыбается, стерва, и травит по-своему. И небритый араб в махровом полотенце вокруг потного лба охотно делится со мной своей арабской информацией, только что не улыбается — шариат, небось, не дозволяет. И японка в кимоно с разрезом едва ли не до подмышек, тоже невообразимо красивая. И все те, из чьих речей я не понимаю ни единого слова.
Любопытный феномен: едва только за спиной диктора возникает картинка некоего действа, экран рассекают как на грех приключившиеся помехи…
Я тупо, словно крыса в лабиринте, продолжаю поиски газеты для джентльмена. Пока до меня не доходит совершенно очевидная истина, что вместо газеты джентльмен благоволит удовольствоваться рулоном пипифакса.
Этот пульт, что зажат в моей влажной ладони, не так глуп, чтобы допустить меня к тому знанию, которое для меня не предназначено. Я пришелец из прошлого. И ни к чему мне знать о настоящем то, что меня не касается. Эдак я и до собственного досье могу запросто докопаться. А это мне наглухо запрещено.
Правило темпоральных инфорестрикций, мать его во все дыры.
Некоторое время я сижу, уставясь на дурацкий список идиотских агентств, которые бессильны сообщить мне хотя бы единый бит полезной информации. Если пренебречь тем достоверным фактом, что на Земле сохранились ещё негритянки, арабы и японки. Хотя голоногая куколка в кимоно вполне могла пытаться поведать мне о новостях Сингапура… Мою душу разъедает обида. Я чувствую себя ребёнком, у которого прямо в руках лопнул первомайский шарик.
… Кстати, о первомайских шариках. Мой первый магнитофон сдох через полтора часа после включения, и я не успел тогда дослушать «Белый альбом» до конца. Мне тоже хотелось разреветься и умереть от обиды. Но я пережил тот удар…
Переживу и этот.
Я возвращаюсь в главный список тем. Без труда, с кривой усмешкой, вторгаюсь в расползшийся до бесконечности Фильмофонд и врубаю «Осенний марафон».
Тостующий по-прежнему пьёт до дна.
И спустя полтора часа умиротворённого созерцания всем и всё прощаю. Пускай подавятся своими паршивыми секретами. Тем более что по соображениям чисто формальной логики не могут они перекрыть мне доступ к информации моего времени и времени до моего рождения. В том числе и к той, о которой я мог только мечтать шестьдесят семь лет назад. К тому же, за эти годы, да ещё с темпоральной техникой наперевес, потомки вполне могли добраться до утерянных библиотек древности — например, до Александрийской за неделю до пожара. У меня есть небольшой шанс прочесть Древнейший свод и свод Никона, «Геракл» и «О днях» Плутарха, а заодно и совсем уже экзотические «Каракунито ифу моногатари» и «Хэ ту юй бань». Одинаково интересны мне трактаты о дипломатическом искусстве Древнего Китая и договоры о взаимопомощи периода «социалистического содружества». И я намерен вкусить от этого древа всей пастью, под завязку набить закрома памяти и непременно утащить нахапанное с собой…