Часть пятая
Presto agitato

– И последний вопрос, – проговорил на английском языке симпатичный журналист: зеленоглазый светловолосый мужчина лет тридцати пяти, с белозубой привлекающей внимание улыбкой. – Понимаю, что вы устали после концерта, но все же позвольте задать его.

– Конечно, – улыбнулась Марта, которая действительно очень устала после концерта с двухчасовой программой, на котором она играла Иоганнеса Брамса, выступая вместе с известным симфоническим оркестром, дирижер которого тоже был не менее знаменитым. Впрочем, и имя Марты Карловой было уже достаточно популярным в кругах любителей классической музыки.

Наверное, именно поэтому после концерта журналист брал у скрипачки, не успевшей даже снять черного длинного концертного платья, интервью.

– Мы только что разговаривали о том, что помогает вам играть и откуда вы черпаете силы, и вы сказали, что их вам дает сама музыка и ваша игра на скрипке. – Журналист пытливо, но все с той же белозубой улыбкой глянул на русскую скрипачку с обаятельной улыбкой, приехавшую с гастролями в Берлин вместе с прославленным симфоническим оркестром. Концерт проходил в знаменитом Концертхаусе, расположенном в самом центре столицы Германии, неподалеку от Рейхстага, Бранденбургских ворот и Александр-плац, посредине самой красивой площади Берлина – Жандарменмаркт.

Зрители восторженно приняли выступление – музыканты просто великолепно отыграли весь концерт. Скрипка была особенно хороша. Как, впрочем, и ее хозяйка – обаятельная молодая женщина с длинными светло-русыми волосами, разноцветными чудесными глазами и тонкими запястьями изящных рук, непонятно как удерживающих скрипку и так стремительно на ней играющих.

После того как была отыграна программа, в зале повисла тишина – секунд на пять или даже больше, а потом раздались громовые аплодисменты. Музыканты много раз кланялись – пока маэстро не сделал им знак, чтобы они стали расходиться, но аплодисменты не стихали, и кланяться уже по отдельности выходили и дирижер, и солистка, и некоторые из оркестрантов.

Несомненный успех!

Марта кивнула, отвечая на вопрос журналиста, представлявшего известный журнал. Она утомилась и побыстрее хотела оказаться в своем номере отеля, чтобы принять душ и, наконец, переодеться, а потом, может быть, посидеть где-нибудь со своими коллегами или же просто погулять по Берлину. А еще ей нужно было очень срочно позвонить своей сестре Нике. Однако пока это было невозможно. А нервничать при журналисте она не могла. Только улыбалась и отвечала на вопросы.

А мужчина продолжал:

– Ходят слухи, что восемь лет назад вы повредили правую руку. Травма пальцев для музыканта – это фактически потеря его карьеры. Откуда же вы брали силы в тот момент, чтобы восстановиться и вновь начать играть? – улыбающийся мужчина задал вопрос очень корректно, хотя, конечно, его не интересовало, откуда у Марты тогда были силы. Его интересовало, правда это или же нет.

Марта тоже улыбнулась, хотя в животе у нее немножко похолодело. Раньше эта тема была для нее полным табу – особенно с чужими, но прошло почти восемь лет, и пережитое оставило в ее душе лишь неприятный темный осадок. Прошлое осталось прошлым. Сломанные непонятно как пальцы, частичная потеря памяти, упорство, слезы и постоянные тренировки – все это осталось далеко позади, как неизменимая часть прошлого, и в настоящее перенеслось лишь странное, вечно преследующее Марту чувство пустоты.

Если бы тот вопрос скрипачке задали еще лет пять назад, она бы сильно расстроилась, а теперь чувствовала себя вполне уверенно, только недоумевала, как только журналист узнал об этом, ведь она держала этот факт своей биографии в тайне. И что за слухи? Неужели и про амнезию знает?

Марта окончательно взяла себя в руки.

– Что ж, тогда мне помогло мое упрямство, – уверенно улыбнулась она внимательно слушающему мужчине. – Именно из него я черпала свои силы. Я занималась по восемь часов в день в течение почти двух лет. И я смогла вернуться в музыку, несмотря на то, что у меня было сломано два пальца на правой руке. Да, вы правы – зачастую травма руки автоматически выбрасывает человека из мира музыки. Многие талантливые музыканты переставали и перестают играть после переломов. Но я старалась смотреть на примеры тех людей, которые боролись. Боролись и не сдавались.

Журналист уловил в ее звонком голосе с твердым славянским акцентом вызывающие нотки – он уже представлял, какой выйдет его статья. Она будет отменной! Сломанные пальцы не стали помехой для музыканта! Сила воли помогла не отступить и добиться потрясающего результата! Журналист даже название уже придумал: «Марта Карлова: я победила себя».

Все-таки не зря он копался в прошлом этой очаровательной русской скрипачки. Статья будет иметь успех!

– Что за примеры, Марта? – поинтересовался он.

– Признаться честно, когда я сломала пальцы и была в жуткой депрессии, моя сестра рассказала мне об американской скрипачке Рэйчел Бартон Пайн, – продолжала Марта, – которая получила куда более серьезные травмы, чем я – ее руку зажало в двери поезда и протащило следом за ним более ста метров. Но все же она восстановилась. Мой соотечественник, великолепный пианист Алексей Султанов, сломал палец накануне конкурса Чайковского, в котором должен был участвовать, сразу после жеребьевки. Но он тоже продолжил играть, став замечательным музыкантом. И таких примеров множество.

Марта вспомнила вдруг, с каким чувством восемь лет назад читала биографию Султанова, которому обкололи палец, чтобы он смог участвовать в конкурсе, и тот играл через боль. Они, как и многие другие материалы, найденные Юлькой, помогли ей поверить, что она сможет играть, как и прежде.

– Я брала пример с таких людей. Тоже решила, что смогу восстановиться. Ничего невозможного нет, «невозможно» лишь в наших головах, – закончила Марта.

Если честно, она и сама не знала, как тогда справилась со всем, что на нее навалилось. Но она все же справилась. Прошла через слезы, боль, неудачи, ненависть к самой себе и нежелание жить, приняв помощь близких, в том числе став общаться с Юлей и отцом, но справилась. И до сих пор держала в руках скрипку, почти неуловимыми движениями пальцев создавая прекрасную музыку.

– Вы упомянули сестру. Ваша сестра – Джулия Крестова, которая играет на клавишах в русскоязычной группе «Восточный снег»? – поспешно задал следующий вопрос журналист, услышав про Юлю, хотя время интервью уже истекло.

«Eastern snow», или «Восточный снег», в последние годы стал достаточно популярным коллективом, играющим смесь альтернативного рока, постпанка и инди-рока. Как раз в это время «Восточный снег» должен был выступать на фестивале «Rock Werchter», проводимом в Бельгии, с самыми популярными монстрами тяжелой сцены Европы. На фестивале музыканты должны были сыграть одну из своих самых знаменитых композиций, в которой звучала скрипичная партия. На студии, почти шесть лет назад, «Восточный снег» записывал эту песню вместе с Мартой, которая в то время еще только-только реабилитировалась после своей травмы и очень боялась играть. На том, чтобы именно сестра участвовала в студийной записи, настояла Юля, которая всячески поддерживала Марту. И она не прогадала.

После удачной работы с Карловой Стас и ребята решили, что неплохо было бы им взять в коллектив скрипача, и они предлагали именно Марте поработать с ними, но девушка отказалась – она хотела продолжить учебу в Московской консерватории, куда у нее был шанс поступить. В «Восточный снег» взяли другого человека, талантливого парня, который отлично вписался в коллектив, но вышло так, что он в этом месяце заболел и на фестиваль в Бельгию полететь не смог. Марта, у которой тоже были гастроли, заменить его, естественно, не могла, но Юля по телефону сказала ей, что все в порядке, она нашла человека, который сыграет для ее группы на скрипке. Голос ее при этом был очень довольный.

Марта положительно ответила на новый вопрос журналиста о ее сестре, поняв, что об амнезии журналист ничего не знает, а после по настоянию улыбчивого, но настойчивого менеджера, всюду сопровождающего скрипачку, попрощалась с ним и направилась в гримерную, чтобы, наконец, переодеться и отправиться в гостиницу.

Пока она шла до гримерки, держа в руках огромный букет лилий – это был единственный букет, который Марта забрала с собой, – в сопровождении менеджера и еще пары человек, решила позвонить по мобильному телефону сестре. Ника сейчас находилась в родильном доме, и несколько часов назад стала мамой. У нее должен был родиться мальчик – пол ребенка давным-давно определили на радость будущей мамы.

Марта не знала подробностей – в тот момент, когда ребенок появился на свет, она собиралась выйти в зал, нервничая перед выступлением в таком грандиозном месте, как берлинский Концертхаус, и лишь после выступления, перед интервью, краем глаза увидела сообщение от мамы, что Ника уже родила.

Марта даже на какое-то время забыла о том, что журналист вдруг разузнал о том, что ее пальцы были сломаны. Все ее мысли были о сестре.

Кузина ответила не сразу, но все же ответила. Голос ее был тих и слаб, однако было в нем нечто такое, от чего на сердце у скрипачки стало светлее.

– Можешь говорить? Ну как ты? – тут же спросила Марта взволнованно, чуть не забыв и сначала произнеся это на английском и только потом перейдя на родной язык.

– Хорошо… В смысле, плохо, но не так плохо, как раньше, – с ужасом вспомнила роды Ника. Если честно, она очень боялась рожать и боялась беременности, но все прошло достаточно спокойно.

– А ты боялась, – с облегчением выдохнула Марта.

– Ага… Девочка, – едва слышно прошептала вдруг Ника в трубку.

– Что? – не поняла ее сестра. Ника шумно вздохнула и повторила:

– Девочка. Это не мальчик, это девочка. Они неправильно определили пол. Представляешь?

Под «они» она, вероятно, имела в виду врачей.

– У тебя родилась девочка? – переспросила Марта с широкой улыбкой. Надо же, у нее есть племянница. Как же время быстро летит!

– Да. Он назвал ее Настенькой, – трагическим шепотом поведала Ника кузине. Она очень хотела сына. И даже имя ему придумала – Мефодий. Они с Кларским, как только узнали о ее беременности, сразу же договорились, что если будет мальчик, ребенку дает имя Ника, а если девочка – Ник.

– Настенька? Анастасия? Красивое имя!

– Я хочу Мефодия! А не Настеньку! Я назову ее Мефодия.

– Тебе Никита не позволит, – хмыкнула Марта, шагая по коридору мимо знакомых музыкантов и легким кивком головы здороваясь с ними. – Нет, правда, ты в порядке? А ребенок как? Тоже в порядке?

– В порядке… Спит. Рядом со мной. Ма-а-арт… Она такая милая, – прошептала вдруг тихо-тихо Ника. В голосе у нее появилось нечто такое, что скрипачка еще прежде никогда не слышала. – Она такая маленькая. У нее ногти крохотные-крохотные. И она… Она на Ника похожа, представляешь? Я боюсь ее, Мартик. Она на меня когда смотрит, я не знаю, что мне делать. А сейчас она спит, и я не могу оторвать от нее взгляда. Мне кажется, если я перестану на нее смотреть, с ней что-то случится.

– Ничего с ней не случится, – уверенно заявила Марта, растрогавшись. – Ты же рядом.

– Рядом… Ее даже Никита не так боится, как я, – поведала Ника все тем же тихим голосом, явно боясь разбудить новорожденную дочь.

– Никита, Ника и Настенька. Все на букву «н», – рассмеялась Марта, которой вдруг стало очень легко на сердце.

– Ага, – вздохнула Ника. – А-а-а, она начинает плакать! Я тебе потом перезвоню, хорошо?!

И Карлова сбросила вызов.

Марта, улыбаясь и радуясь за сестру, пошла дальше. Сама она детей совершенно еще не хотела, хотя и Ника тоже долгое время их не хотела, но вот все-таки родила.

А может быть, просто рядом с Мартой не было любимого человека, с которым она могла бы создать семью?

Однажды скрипачка твердо решила для себя, что ее единственная любовь – музыка.

Около гримерной скрипачку ожидал высокий стройный молодой человек с копной темных густых волос и с озорными карими глазами. В руках у него был шикарный букет роз. Увидев Марту, он шагнул к ней с радостной улыбкой.

– Феликс! – обрадовалась та, не ожидая увидеть пианиста, с которым все это время общалась. Это был настоящий Феликс Грей, тот, который однажды не смог прилететь в ее родной город. – А я и не думала, что ты приедешь!

– Не мог не приехать, Марта, не мог. Взял билеты из Лондона и через пару часов я тут, в Концертхаусе. – Он легонько обнял скрипачку, касаясь губами ее щеки и вдыхая аромат волос. – Великолепная игра. Очень техничная. Ты, как и всегда, неподражаема. И замечательно выглядишь.

Марта улыбнулась, обнимая его в ответ. Пианист уже несколько лет испытывал к ней романтические чувства, только вот она почему-то не могла заставить себя полюбить Феликса, хотя относилась к нему очень хорошо. Пианист, однако, не унывал и не сдавался, а все пытался перейти из разряда «друг» в разряд «любимый человек». В нескольких интервью Феликс даже признавался, что неразделенная любовь питает его и вдохновляет, правда, он никогда не уточнял, к кому именно у него есть чувства. Для журналистов он был самым романтичным пианистом.

– Вечером ты свободна? – спросил Феликс. У него был легкий английский акцент, который казался девушке приятным. – Я знаю в этом городе один невероятно хороший ресторан!

– Для тебя – свободна, – ответила с улыбкой отказавшаяся пойти развлекаться с коллегами Марта, принимая из его рук розы и теперь стоя с двумя букетами в руках – ни дать ни взять, как мама с младенцами.

– Отлично! Приглашаю тебя. И не потерплю отказа, – он шутливо погрозил скрипачке пальцем. – Скажи мне адрес отеля, и я заеду за тобой.

Марта, не переставая улыбаться, ответила, не имея ничего против встречи. Феликс пообещал заехать за ней сразу же после того, как она позвонит ему – их отели, надо сказать, находились неподалеку друг от друга, в центре города, около Потсдамской знаменитой площади.

Пианист покинул девушку, а она вскоре вышла из гримерной все с тем же своим молчаливым менеджером и зашагала к выходу, чтобы через полчаса оказаться в своем номере, расположенном на десятом этаже – вид из него на вечерний город, надевший маску элегантной загадочности, был восхитителен. В номере Марта из концертной дивы в вечернем черном платье и с высокой прической превратилась во вполне обычную молодую женщину, миловидную и смешливую, выглядящую младше своих двадцати восьми лет.

Карлова, поговорив по телефону с мамой и тетей, улеглась на кровать с планшетом в руках. В Интернете она не без труда нашла онлайн-трансляцию фестиваля «Rock Werchter», на котором сейчас находилась Юля. Марте очень хотелось увидеть, кто же будет играть на скрипке для группы «Восточный снег», впрочем, догадываясь, кто. И ее предположения оказались верны – это был Феликс Грей – не ее пианист, конечно же, а его однофамилиц – Визард, музыкант ставшей, наверное, культовой, группы «Красные Лорды», который своим появлением вызвал на Бельгийском фестивале фурор.

Марта очень вовремя включила трансляцию – как раз в ту минуту, когда группа «Восточный снег» выходила на сцену перед многотысячной шумной толпой любителей рок-музыки вместе с Визардом, державшим в руках смычок и скрипку – очень дорогую и сделанную настоящим мастером своего дела в позапрошлом столетии. Англичанин, настоящего имени которого до сих пор никто не знал, впрочем, как и имен его коллег по группе, хоть и появился на сцене буквально на пару минут, отыграв лишь одну песню со скрипичной партией, но заставил зрителей феста взреветь от восторга.

Забегая чуть вперед, надо сказать, что еще больший фурор Лорд вызвал, когда журналисты умудрились заснять его танцующим под ночным небом с Юлей Крестовой посредине парка, куда парочка сбежала после фестиваля.

Марта потом долго пытала сестру по этому поводу, и та нехотя созналась, что они с Феликсом испытывают друг к другу «определенные чувства». Все эти восемь лет Юля и Визард встречались, однако отношения их были весьма странны: несколько свиданий в год, переписка и разговоры – вот, наверное, и все. Обоих, однако, все устраивало. В минуты откровенности Юля призналась сестре, что боится стать зависимой от Визарда и его любви, а потому ей нравятся такие свободные отношения.

Досмотрев трансляцию с выступлением группы сестры, которая в последние годы сумела доказать, что достойна уважения, Марта немного повалялась на широченной кровати в тишине, успокаивая мысли после концерта, которому полностью отдалась, сходила в душ. И после вновь стала собираться: распустила волосы, наложив новый, очень легкий макияж, надела черные туфли на высоких каблуках и черное же простое платье с укороченными рукавами, трапециевидным вырезом и элегантным небольшим бантом на талии. Почему-то Марта предпочитала именно этот цвет, самый мрачный и драматичный в цветовой гамме, хотя раньше, много лет назад, обожала синие, голубые и розовые оттенки.

Образ получился вполне себе симпатичный – хоть и строгий, но элегантный. Позвонив Феликсу и покрутившись перед огромным зеркалом, Марта предупредила менеджера, что уезжает в ресторан, накинула сверху платья пиджак ему в тон и спустилась вниз, а затем села в черное, блестящее от изобилия огней такси, дверь в которое открыл ей улыбающийся Феликс. Одет он был, как будто бы в диссонанс с Мартой, во все светлое: в телесного цвета рубашку с вертикальной тонкой темно-розовой полоской, которая несколько подчеркивала утонченность и худощавость его фигуры, и светлые классические брюки. Даже ботинки на нем были кремово-коричневыми.

– Ты еще прекраснее, чем была, – улыбнулся Феликс.

– Благодарю, – отозвалась на комплимент Марта. – Ты тоже прекрасно выглядишь. Куда поедем?

– О, мы отправимся в чудесное местечко, – проговорил молодой человек, усаживаясь рядом с Карловой. – Оттуда открывается шикарнейший вид на ночной город. Захватывающее зрелище!

– Правда? – насмешливо посмотрела на него девушка.

– Правда, – широко улыбнулся тот. – Я когда-нибудь тебе врал?

– Нет, – вынуждена была признать она.

– Вот видишь. И сегодня не обману. А еще я подготовил тебе один маленький сюрприз… – понизил пианист голос.

– Какой же? – полюбопытствовала Марта, глядя в окно на многочисленные огни, украшающие улицы Берлина, который напоминал ей таинственного незнакомца в темном элегантном, модном, но неброском пальто, прикрывшего лицо старинной карнавальной маской. Ей нравился этот многоликий город, где современность и традиции причудливо дополняли друг друга.

– А вот увидишь. Надеюсь, ты оценишь мой сюрприз.

– Конечно, оценю, – теряясь в догадках, сказала Марта, вдруг увидев, какими блестящими глазами смотрит на нее Феликс. В его улыбке была нежность – казалось, приложи к губам пианиста ладонь, и исходящую от него нежность можно будет почувствовать, как тепло от кружки со свежезаваренным кофе.

– А куда мы едем? Все-таки не скажешь?

– Сама увидишь, – хитро улыбнулся Феликс. – Это же сюрприз.

Сюрприз у него получился – музыкант привез Марту к огромному, светящемуся, словно земная луна, торговому комплексу, на двенадцатом этаже которого находился известный панорамный ресторан, разграниченный на несколько отсеков – крытых и открытых. Людей здесь было достаточно много, а в крытом отсеке, кажется, проводили свадьбу. По крайней мере, Марта увидела мельком светловолосую девушку в свадебном платье. Она любила свадьбы, только вот не знала, будет ли она у нее когда-нибудь или нет.

– Вид отсюда – шикарный, – прошептал Марте Феликс, когда предупредительный администратор вел их за собой к забронированному столу, расположенному на открытой площадке, прямо около перил. Вид отсюда открывался действительно потрясающий. Марта первые несколько минут с восторгом вглядывалась в даль, глядя на миллионы огней, украшающих город, как звезды разной величины – ночное небо.

– Да, ты меня удивил, – не отрывая взгляда от манящего вида, произнесла девушка. Она узнала пару известных зданий, видневшихся вдалеке, которые отсюда выглядели совсем непривычно.

– Я еще тебя удивлю, – пообещал пианист, не сводя с девушки глаз.

– Как же?

– Всему свое время, любопытная, – хитро прищурился молодой человек. – Что будешь заказывать, моя леди? Здесь хорошее меню.

– Почему ты меня так называешь? – вдруг подняла на него глаза скрипачка.

– Мне нравится. Мне кажется, что ты похожа на леди, Марта. Или ты обижаешься, что я так называю тебя? – с беспокойством спросил Феликс подругу. – Прости, я…

– Нет, все в порядке. Я просто спросила. Наверное, мне нужно называть тебя в ответ «мой рыцарь»? – хмыкнула она. – А здесь и правда так здорово. – перевела разговор Карлова, видя, как ее спутник закусывает губу. – И воздух такой свежий. Здорово.

– Здорово, – согласился Феликс, поняв, что она не сердится, но леди больше не называл. – Закажем вино?

– Заказывай, – кивнула его спутница, наслаждаясь видом и прохладой. – Я полагаюсь на твой вкус.

Между ними потекла плавная неторопливая беседа, которая заставляла улыбаться и шутить обоих. Прервалась она тогда, когда Феликсу вдруг кто-то неожиданно позвонил, и он ушел, оставив Марту на пару минут одну. Она, потянувшись, как кошка, вновь стала смотреть на ночной Берлин, который казался ей все загадочнее и загадочнее, а после стала разглядывать и других гостей заведения. Она совершенно случайно перевела взгляд на небольшую компанию мужчин в дорогих костюмах, которые седели за одним из соседних столиков и пили весьма дорогой алкоголь. Судя по виду, это были бизнесмены, а судя по знакомой речи, двое из них точно были ее соотечественниками.

Услышав родной язык, который в Берлине, впрочем, редкостью не был, находящаяся в отличнейшем настроении Марта стала разглядывать мужчин. Один из них показался ей форменным бандитом: высокий, накаченный, побритый налысо и в довесок еще и со шрамом на щеке, а вот второй почему-то сильно заинтересовал. Он тоже был достаточно высоким, подтянутым, широкоплечим и с прямой гордой спиной – словно аристократ с закинутой ногой на ногу. Темные, почти черные волосы обрамляли бледное жесткое лицо с правильными чертами, тонкими губами, чьи уголки были опущены вниз, и цепкими глазами человека, привыкшего контролировать и себя, и ситуацию. Лет мужчине было около тридцати пяти или чуть меньше и, одет он был в дорогую и элегантную одежду. Темные брюки, светлая сорочка с отложным острым воротником, плотно облегающий корпус темно-бордовый трикотажный пуловер с треугольным вырезом – все сидело на нем великолепно. Этого мужчину нельзя было назвать слащавым юнцом с по-девичьи тонким станом и беспомощными руками – выглядел он отлично. И многие представительницы прекрасного пола в заведении с интересом посматривали на брюнета. Если его приятель-качок был громким и в то же время вальяжным, то этот темноволосый молодой мужчина казался спокойным, уверенным, несколько властным и вместе с тем умеющим быть вежливым и галантным – до тех пор, пока это не пойдет вразрез с его интересами. По крайней мере, так подумала Марта, с любопытством рассматривающая брюнета, в чьих пальцах был бокал бордового вина. Она вдруг сравнила его с ночным Берлином.

«Интересно, а какого цвета у него глаза?», – вдруг подумала она, решив, что, наверное, темные, как и волосы. Или нет? Скрипачка вгляделась в лицо незнакомца, который почему-то сильно заинтересовал ее, и вдруг поняла с каким-то даже ужасом, непонятно откуда взявшимся, что он поймал ее взгляд. И не просто поймал, а еще и удерживает его.

Они смотрели друг на друга секунд десять, не меньше, и только потом скрипачка смогла разорвать зрительный контакт, опустив глаза в открытое меню. А когда вновь подняла их с некоторой опаской, чувствуя себя беззащитной ланью перед хищником, то обнаружила, что брюнет, слегка прихрамывая, подходит к ее столику.

– Здравствуй. – Сел он перед ней на место отлучившегося Феликса.

– Здравствуйте, – несколько опешила Марта от его самонадеянности и наглости, которая, впрочем, с лихвой окупалась небрежным шармом.

Мужчина, склонив голову набок, оценивающе уставился в ее лицо, заставив скрипачку немножко покраснеть. Ей казалось, что он разгадывает ее так, будто не видел сто лет. Разглядывает и ничего не говорит.

– Как вы поняли, что я русская? – нарушила молчание девушка. Она не понимала, что происходит с ее телом – почему сердце колотится, под коленками холодеет, а дыхание учащается. Девушка списала это на вино, недопитый бокал которого стоял перед ней.

Он улыбнулся одним уголком губ.

– По крайней мере, сейчас ты хотя бы заговорила, – сказал темноволосый мужчина чуть хрипло, и Марта поняла, что глаза у него зеленые, с коричневыми крапинками вокруг узких зрачков.

– Что вы имеете в виду? – пробормотала она.

– Я был сегодня на твоем выступлении, – продолжал он, изумляя Марту все больше и больше. – Молодец. Ты все-таки смогла, несмотря на… – он молча показал взглядом на костяшки пальцев правой руки, которая лежала на столе. Глаза девушки округлились. А он-то откуда знает про ее переломы? Друг того журналиста, что ли? Может, тоже журналист какой-то?

– Извините, я не даю интервью, – сказала нервно Карлова.

– Интервью? О чем ты, Марта? – нахмурил брови брюнет и едва заметно коснулся кончиками зубов нижней губы, как будто бы запрещая сам себе произносить ее имя.

«Точно, журналист, раз знает, как меня зовут», – подумала в панике Карлова. Правда, ее очень смущал тот факт, что мужчина на журналиста похож не был совершенно. Скорее, на владельца какого-нибудь крупного издания.

– Извините, я не даю интервью, – заученно повторила девушка. – Обратитесь к моему менеджеру.

Ее неожиданный собеседник рассмеялся, правда, невесело, коснувшись лба согнутыми пальцами левой руки, на широком запястье которой мелькнули дорогие часы. Кажется, он сделал какие-то выводы. В глубине зеленых глаз мелькнула злость и что-то еще, что Марта не могла идентифицировать.

– Понятно. Все так же не хочешь видеть. Что ж, не буду тебе мешать. Рад был встретить тебя, сестренка. Вживую. И рад, что у тебя все в порядке. Что ты играешь. – Он так посмотрел на девушку, что та вдруг почувствовала себя совсем неважно.

«Сумасшедший поклонник?», – пронеслось у ничего не понимающей скрипачки в голове.

А сердце ее перекачивало кровь все быстрее и быстрее. И огни Берлина больше не интересовали. Все ее внимание было приковано к странному брюнету с зелеными глазами. Он тоже не мог оторвать глаз от нее. И вдруг неожиданно улыбнулся: мягко, искренне и с сожалением. От этой улыбки у Марты вдруг зазвенело в ушах. Она категорически не понимала, что с ней происходит. Поймав себя на том, что она перевела взгляд с его зеленых радужек на губы, скрипачка смущенно опустила глаза, но тут же вновь невольно подняла их, желая смотреть и смотреть на подошедшего к ней ненормального мужчину. Он был как картина, которой хотелось любоваться много часов подряд. Мало того, Марте вдруг захотелось коснуться его – его плеча или руки, и неважно, что они были совершенно незнакомыми, а он нес чушь.

– О чем вы говорите? – тихо спросила Карлова, облизывая пересохшие губы, не тронутые помадой.

– Я часто о тебе вспоминал. Ты изменилась. – Его голос отчего-то был теплым. Наполненным этаким болезненным теплом.

– Да о чем же вы? – сжала руку в кулак Марта.

– Опять играешь? Можешь просто сказать: «Убирайся».

– Во что играю?

Зеленоглазый мужчина не успел ответить ей.

– Кто это, Марта? – удивленно спросил появившийся около столика Феликс, глядя на незнакомца, усевшегося на его законное место. Ситуация ему не нравилась. А он, кажется, не нравился мужчине, сумевшему без проблем захватить чужую территорию и внимание Марты.

Она же только плечами пожала, не поняв, как от этого неприятно стало брюнету. Хотя, наверное, мало бы кто это понял – мужчина умел хорошо скрывать свои эмоции.

– Твой парень? – спросил брюнет, вставая и внимательно разглядывая пианиста. – Музыкант? – вдруг спросил он.

– Музыкант, – отвечал Феликс. – А вы кто?

– Хорошо, – неизвестно к чему сказал темноволосый обладатель зеленых глаз, вроде бы одобрительно кивая, но глядя на пианиста так пристально, что тому, человеку творческому и ранимому, стало не по себе. Феликсу казалось, что его оценивают – дабы понять: разорвать или все же из жалости оставить.

Самоуверенный незнакомец шагнул к Марте и, внезапно наклонившись к ней – их глаза были на одном уровне, – сказал негромко, глядя при этом не на ее лицо, а в сторону ночной берлинской панорамы:

– Не думай, не заставляю общаться тебя со мной. Но если понадобится моя помощь, я всегда помогу. – И он протянул ей визитку – черную, стильную, из дорогого сорта бумаги.

Он предлагал ей это от чистого сердца, незаметно касаясь гладко выбритой щекой ее волос.

Девушка, испугавшись такой близости их лиц, отвернулась.

– Пожалуйста, отдайте моему менеджеру, – зачем-то сказала Марта, чувствуя, что в горле у нее образуется комок – ей внезапно захотелось заплакать, и в глазах появилось неприятное напряжение. Не то, совсем не то она хотела сказать этому странному человеку, которого ей болезненно хотелось коснуться – хотя бы мимолетом.

Пространство, заполняющее пустоту ее сердца, тревожно загудело.

Это был третий раз, когда Саша видел Марту за последние восемь лет, прошедших со дня их ненастоящей свадьбы, так печально закончившейся для них обоих. Более-менее придя в себя, раненный в живот парень, никак не могущий – или нежелающий – взять в толк, почему Марта не хочет видеть его, решил навестить девушку и выяснить, что же с ней случилось. Нет, конечно, он понимал, прекрасно понимал, понимал с сожалением, что она, такая слабая и такая хрупкая, пережила по его вине ужасные события – не зря же находится в неврологическом отделении, но он хотел все-таки увидеться с ней, поговорить, попытаться объясниться или попросить прощения. Упрямый Александр не мог оставить это дело незавершенным и пошел искать Карлову, находящуюся в соседнем корпусе больницы, несмотря на проклятую боль в животе, которая постепенно становилась меньше, но которая продолжала мучить его. Можно сказать, он сбежал из палаты, когда почувствовал, что может более-менее хорошо передвигаться самостоятельно.

Однако Саша пришел слишком поздно.

Вышло так, что он застал тот самый момент, когда мама, дядя и не знающий, куда себя девать, отец Марты увозили девушку из этой больницы, чтобы поместить ее в другую. Дионов видел, как девушка медленно идет спиной к нему по коридору вместе с матерью, которая держит ее за плечи, и смотрел ей в спину, на собранные в низкий хвост длинные светлые волосы, кончики которых почти касались поясницы. На правой руке был гипс.

В сердце его откуда-то вдруг появились сожаление и жалость.

Саша хотел окрикнуть Марту, но не стал делать это при ее родителях и отце Ники, но она вдруг сама оглянулась и посмотрела ему прямо в глаза. Дионов, у которого сердце радостно вдруг забилось, подумал, что малышка, увидев его, обязательно подбежит или хотя бы что-нибудь крикнет – пусть просто спросит, как он, ему будет достаточно! Но Марта равнодушно скользнула по Саше смазанным взглядом, отвернулась и продолжила свой путь.

Сначала он рассердился, решив, что Марта игнорирует его, и угостил даже по этому поводу парой ударов больничную стену, а потом, уже находясь в своей палате и куря в открытое окно, хотя это было строго запрещено, понял, что, наверное, Марта просто-напросто не увидела его. Может быть, была накачана лекарствами или еще что с ней произошло.

Александр поставил себе цель все же поговорить с девушкой. И так как по телефону он этого сделать не мог – ее родители сменили Марте номер, то решил найти ее.

Пусть лично ему скажет, что не желает больше видеть.

Пусть скажет, что винит во всем, что ненавидит.

В лицо.

А еще он понял, что скучает. И не по Нике, хотя это было бы логичнее, а по ее кузине.

Через два месяца выйдя из больницы, Александр пробил место, где находится Карлова (правда, он так и не смог выяснить, что она потеряла память), приехал к ней в другой город, где девушка училась заново играть на скрипке, долго ждал ее на улице, чтобы лично поговорить, а когда увидел. Понял, что Марта действительно не хочет ни видеть его, ни слышать. Он стоял к ней лицом, широко расставив ноги и сжав в карманах куртки руки в кулаки, потому что волновался, как последний дурак, а она прошла мимо.

Просто прошла мимо, почти коснувшись своим плечом его предплечья, хотя отлично видела Сашу. Но сделала вид, что не узнала. Не сказала: «Привет». Не подарила улыбку. Она даже не вытащила наушники из ушей. Лишь безразлично посмотрела на него и просто пошла дальше, а ее длинные волнистые светло-русые волосы развевал осенний ветер.

Ему оставалось лишь смотреть ей вслед.

– Марта! – окликнул он ее зло, но он даже не услышала его из-за наушников.

А догонять он ее не стал.

Александр был не только упрямым, он был еще и гордым. То, что Марта вот так просто взяла и прошла мимо него, стало для молодого человека решающим моментом.

«Ты ей не нужен. Она делает вид, что не знает тебя», – красными буквами горело на табло его поражения. И несмотря на то, что Дионов мог горы свернуть, если хотел чего-то, на этот раз он решил ничего не делать. Раз Марта приняла такое решение, он будет уважать его, хотя, черт возьми, ее безразличие задело его! Задело почти так же, как и поступок Ники, а может быть, и еще больше.

Он пытался защитить ее в том проклятом доме, потому что она была ни в чем не виновата. Его вина – лишь в том, что он взял ее с собой, попросил сыграть роль невесты. Неужели она возненавидела его, несмотря на это?

«Твое дело», – подумал он отстраненно, и осенний пронзающий ветер пробрался под куртку. И шрамы вновь заныли: то ли в душе, то ли в теле.

Марта ушла, ни разу и не подумав оглянуться на Сашу, который так этого ждал, а он все стоял и стоял на улице, с засунутыми в карманы руками.

И зачем она сказала в тот день, что любит его?

Темноволосый мужчина резко выпрямился, явно оскорбившись словами Марты, но не подав вида и не прощаясь, ушел к своему столику, оставив в глубоком недоумении и Марту, и ее спутника.

– Да кто же это? – с недоумением спросил Феликс. Скрипачка качнула головой, словно говоря, что не знает. Отчего-то ей даже смотреть в сторону стола, где сидел сумасшедший со своей компанией, было страшно. Глаза ее блестели, и пальцы подрагивали, но пианист не замечал этого – девушка отвернулась, сделав вид, что любуется видом города.

– Забудем о нем. Наверняка нетрезв, – сделал вывод Феликс. – Ты выбрала, что хочешь заказать?

– Нет.

– Тогда выбирай. Как тебе вино? Повторим?

– Нет, – вновь односложно ответила девушка, чувствуя, что она то холодеет, то ее тело накрывает вдруг горячая волна.

– Он тебя так расстроил? – тихо спросил пианист, понимая, что что-то не так. – Марта, сумасшедших много, а ты одна. Не расстраивайся. К тому же сейчас, – он вдруг посмотрел на часы, а после – на темное небо, – будет кое-что чудесное. Такое же чудесное, как твои глаза.

– Что? – никак не могла прийти в себя скрипачка. Ей было неудобно перед милым Феликсом и одновременно хотелось сбежать подальше, чтобы побыть наедине со своими мыслями.

Или ей хотелось оказаться с этим странным мужчиной, который даже не представился ей?

Она мельком все же глянула на него – брюнет разговаривал со своими друзьями и совершенно не обращал внимания на Марту. Но стоило ей отвернуться, как он тотчас, нахмурившись, посмотрел в ее сторону и залпом допил вино из своего бокала.

– Сейчас-сейчас, Марта. Сейчас должно начаться. Сегодня вообще интересный день. Надо чаще смотреть в небо, – говорил между тем Феликс.

– Почему?

– Сегодня будут падать звезды, много звезд, – приглушенно объяснил Феликс, у которого был весьма заговорщицкий вид.

– Падать звезды? – отвлеклась от своих мыслей Марта.

– О, да. Мы должны будем всю ночь смотреть на небо, чтобы увидеть падающую звезду и загадать желание.

– Звезды не падают. Ты понимаешь, что было бы, если бы звезда… г-хм… упала на планету? Это всего лишь метеоритный дождь. Разрушение крупного метеорита в процессе его падения на Землю. Его маленькие частицы такие, как ты, и принимают за падающие звезды, – вдруг сказала, не задумываясь, Марта, и сама удивилась своим словам.

Романтически настроенный Феликс несколько приуныл.

– Да, конечно, это не звезды падают, но… Наше воображение бесконечно, – он коснулся своими пальцами ладони Марты. – Что ж. Просто полюбуемся небом, в котором будут сгорать маленькие частицы крупного метеорита.

Марта опять нервно посмотрела в сторону чудного зеленоглазого брюнета. Теперь ее мучило то, что она не взяла у него визитку. Вот же идиотка! Почему она не стала с ним знакомиться, ведь он… Он такой… Такой…

В голове девушки словно молния мелькнула, и она потрясла головой. Подобное бывало у нее несколько раз, когда скрипачка вспоминала пару эпизодов из своего «потерянного», как она назвала, года.

И голова вдруг стала болеть.

– Смотри в небо, – вдруг торжественно объявил пианист, задрав голову вверх. – Сейчас начнется!

И где-то далеко раздались громкие торжественные хлопки – один за другим. Марта, как и все присутствующие в панорамном ресторане люди, повернула голову направо, к огням мегаполиса, чтобы увидеть, как в небо стали взмывать яркие желто-белые столпы света, разрывающиеся на тысячи разноцветных огней с треском гигантских жемчужин, скатывающихся из чьей-то ладони прямо в небо.

– Вот и сюрприз! Я знал, что сегодня отсюда мы сможем увидеть великолепный фейерверк, – восторженно проговорил Феликс. – Великолепно, правда? Как будто бы звезды взрываются.

Марта медленно кивнула, не сводя глаз с берлинской лазури небес, на которой серебрились огненные блестки, взлетали на воздух стаи искрящихся птиц и расцветали золотые цветы, которым суждено было прожить лишь долю секунды, радуя глаза множества людей, прежде чем стать тусклым дымом.

Виски Марты вдруг заломило так, словно фейерверк был и в ее голове.

Сферы его огней определенно что-то напоминали скрипачке, чувствующей себя словно в невесомости.

Она на миг словно провалилась куда-то. Упала в воду: темную, холодную, безжизненную.

Гладь озера сомкнулась над ее головой. Заточила в себе. Не отпускала. А на поверхности его горел огонь.

Марта боялась сгореть, если попытается выбраться на поверхность.

В это же время из зала, где проходила свадьба, вышла невеста в пышном белоснежном одеянии и кокетливой короткой фате. Вернее, выбежала, и было видно, что она, несмотря на праздник, очень расстроена. Следом за ней спешил жених, что-то кричавший ей на немецком, однако девушка даже не оглядывалась на него – явно хотела сбежать от него прочь. Невеста, подхватив юбку обеими руками, направилась в сторону выхода, однако неожиданно столкнулась с вышедшим из-за угла официантом, который на подносе нес несколько бокалов с вином. Благородный напиток тут же оказался на свадебном платье, изуродовав его. Красное на белом смотрелось не слишком красиво. Но эффектно.

Девушка завизжала, брезгливо стряхивая с себя вино, официант испуганно принялся извиняться, а подбежавший жених стал что-то громко объяснять девушке, но почему-то получил пощечину и пару крепких ругательств.

Теперь добрая половина находящихся в ресторане гостей смотрела не на красивейший фейерверк, а на молодоженов, выясняющих отношения. И Марта не была исключением. Она просто не могла оторвать зачарованного взгляда от белого платья невесты, испачканного красным вином.

Прекрасная панорама и фейерверки над ночным Берлином прекратили ее интересовать.

Красное на белом. Красное на белом…

Марта в озере схватилась вдруг за бело-красную ткань, которую кто-то кинул ей в воду. И оказалась на берегу, тяжело дыша и откашливаясь. А рядом плавала лодка.

Теперь у нее не только ломило виски, но и болело в затылке – как будто бы ее по нему ударили битой. И били столько раз, сколько взрывался фейерверк. В глазах у нее все плыло, и теперь девушке казалось, что она стоит на какой-то пристани, ожидая, что вот-вот к ней приплывет лодка, в которой лежит что-то важное и что-то очень дорогое.

Реальность и фантазии смешались.

Под взрывы фейерверка невеста в испачканном платье второй раз ударила жениха.

Выбежавшие из крытого зала гости попытались увести пару обратно, однако те не обращали на них внимания. Ситуация складывалась некрасивая.

– О, Господи, – пробормотал впечатлительный Феликс, которому происходящее не нравилось. Он, поглощенный происходящим, не замечал, какой бледной стала его спутница. – Не люблю сцены. Все испортили. Все торжество фейерверка.

В это же время жених, скорчив свирепую физиономию, вдруг тоже замахнулся на кричащую невесту, однако не ударил – его руку перехватил один из гостей – симпатичный брюнет. Он закрыл невесту собой. Непонятно, кем он был, то ли родственником, то ли другом, то ли тайно влюбленным.

И эта сцена окончательно добила Марту, которая уже протягивала руки к грузу, что привезла ей лодка, начавшая медленно испаряться.

Грузом оказалась толстая, но необычайно легкая книга, из которой вылетели сотни страниц, стоило только Марте открыть ее. Тонкие белые листки взмыли в воздух, окружив девушку, словно щит. Скрипачка удивленно глянула на листки и зачем-то протянула вперед руку ладонью вверх, словно звала птиц. Вместо них ее ладони по очереди касались листки, касались – и исчезали.

Девушка, чувствуя слабость во всем теле, видела все это внутренним взором – видела целое кино, подаренное растворившимися в ней же листками чудной книги.

Это не заняло больше трех секунд, но эти секунды стали одними из самых важных секунд в ее жизни.

Кусочки пазлов пропавшего года сложились воедино.

И Марта вдруг совершенно ясно вспомнила все.

Уходят в коттедж подальше от всех гостей, и там…

Там… там… там…

Марту словно подбросило, и она распахнула глаза. Никто не ведал и не понимал, что сейчас творится с ней в эти секунды. Никто не чувствовал весь ужас и все слезы девушки, которая вспомнила все, что скрывала от нее ее собственная коварная память.

События той страшной ночи всплыли в ее голове размытыми неясными обрывками.

Звездопад – испачканное красным платье – фейерверк.

Эти три эпизода помогли Марте вспомнить практически все. А самое главное, вспомнить Сашу. Сашу, ее Сашу, Сашу Дионова, который только что подходил к ней!

Он изменился, он стал старше и жестче – Господи, он – взрослый опытный мужчина, хотя она запомнила его другим! – но зеленые глаза оставались все такими же, как и прежде, и все так же Марта любила их и их обладателя, и все так же хотела коснуться его и обнять. И если разум забыл об этом, то тело отлично помнило. Душа помнила. Сердце.

Оно никогда не забывало.

Берлинский незнакомец убрал с лица свою маску, показав такое знакомое и любимое лицо с зелеными проницательными глазами.

Скрипачка вдруг поняла, почему в ее душе есть пропасть, которую она так стремится заполнить.

Просто когда она потеряла память и забыла Александра, ее сердце стало вполовину меньше.

– Марта? – забеспокоился Феликс, глядя на белую как мел девушку, у которой тряслись губы. И глаза были, как стеклянные. – Что с тобой?

Она молчала, не слыша ни его слов, не грохота фейерверка. Для нее существовал сейчас только ее Саша, которого Марта и сейчас безмерно любила, но только скрывала это даже от самой себя.

Девушка уставилась на то место, где должен был сидеть Дионов и его друзья, но, к ужасу Марты, теперь оно было пустым.

Видимо, компания Александра только что ушла.

У Марты в животе стало холоднее, чем в Антарктиде, хотя в висках стучали огненные молоточки, и она резко вскочила.

Нет, только не это!

– Ты куда? – удивленно прокричал ей вслед Феликс, но ответ не получил. А Марта подбежала к официанту и на английском, очень волнуясь и оттого отчаянно жестикулируя, спросила, где те мужчины, которые сидели за тем вот столом?

– Они расплатились пару минут назад и ушли, – ответил официант замершей девушке, и она сорвалась с места и побежала вон из зала под удивленные взгляды посетителей.

– Марта! Вернись! Ты куда? – закричал ей вслед опешивший Феликс. – Марта!

Но та не останавливалась. Она выбежала из ресторана и бросилась к лифтам – закон подлости не сработал, и створки одного из них открылись тут же, как только находящаяся на грани истерики девушка нажала кнопку вызова. Она сейчас безумно хотела только одного – найти того, кого любила, и того, кого забыла, чтобы вспомнить через целых восемь лет. Того, кто только что подходил к ней и почти касался ее волос своей щекой. Того, кого она отвергла, причинив боль.

В голове скрипачки билась лишь одна мысль: «Господи, где же Саша?! Где он?!».

Он же не мог уехать, не дождавшись ее? Нет, не мог. Он не мог… Не мог!

А она не может потерять его – теперь уже навсегда.

Несколько минут – и Марта выбегала из здания торгового центра, оглядываясь по сторонам в поисках Саши. Ей вновь повезло – она заметила, как друг-бугай Дионова – кажется, его звали Миха – последним садится в белый БМВ последней модели.

Но на этом удача, казалось, покинула скрипачку. Роскошный автомобиль тронулся с места и медленно поехал по дороге, чтобы влиться в неспешный поток других машин.

Сердце Марты на миг прекратило биться. Неужели Саша уедет? Просто возьмет и уедет? Неужели она отпустит его?

Девушка, недолго думая, побежала следом за БМВ, громко крича, словно сумасшедшая, пугая прохожих:

– Саша! Саша! Постой! Пожалуйста!

Она не может потерять его!

Однако чуда не произошло. Белоснежный автомобиль так и не остановился, уехав прочь, не вняв ее крикам.

Марта, которую трясло от осознания прошлого и от ошибки, которую она совершила в настоящем, на ставших негнущимися ногах опустилась в своем дорогом черном платье прямо на асфальт, не обращая внимания на удивленные взгляды других людей. Ей ни до кого не было дела.

Она плакала, закрыв лицо ладонями.

Неужели ей не хватило всего лишь половины минуты, чтобы вновь встретиться с Сашей?

Девушка не могла поверить в то, что какие-то жалкие тридцать секунд смогли бы сыграть в ее жизни важнейшую роль.

Тридцать секунд стали равны восьми годам. Но как такое может быть?

Девушка давилась рыданиями. И немудрено – она только что вспомнила то, от чего ее защищала собственная память. И вспомнила единственного человека, которого любила и, как оказалось, продолжает любить, как будто бы и не было этих восьми лет…

А фейерверки все опаляли ночные облака. Огни разрывали небо на части, а сердце ее разрывалось на части следом за ними.

Марта плакала, давясь рыданиями, глотая слезы и хватая ртом воздух.

– Что случилось? – раздался вдруг над ней спокойный мужской голос.

От неожиданности Марта вздрогнула и медленно убрала руки от глаз, поняв, что прямо перед ней на корточках сидит Саша и смотрит внимательными, чуть прищуренными глазами в ее мокрое от слез лицо.

Такой взрослый… Красивый. Близкий.

Марта моментально почувствовала себя все той же двадцатилетней девчонкой, влюбившейся в крутого и опасного Дионова.

Как же давно она не видела его лица.

И как же скучала без него.

– Что случилось, что ты кричала мое имя на весь Берлин? – спросил Александр хрипло.

Она молчала. Улыбка сквозь слезы вышла жалкая.

– Вставай. Пойдем. На тебя вся улица смотрит.

Александр, который и предположить не мог, что она начнет себя так вести, явно был обескуражен. Он никуда не уехал вместе с Михой, а решил остаться и подождать Марту, которая, по его мнению, вновь сделала вид, что они незнакомы – так сильно хотел поговорить с ней. Если честно, Саша и не ожидал увидеть ее в ресторане, а когда увидел – повзрослевшую, элегантную, еще более с возрастом похорошевшую и улыбчивую, но вместе с другим мужчиной, понял, что не может не подойти к ней.

– Вставай, – повторил он тише. И про себя добавил: «Пожалуйста».

Однако встать Марта была не в состоянии – так дрожали ее коленки. Она, глядя на Дионова блестящими болезненными глазами, вдруг провела ослабевшей холодной рукой по его щеке, продолжая плакать, только уже беззвучно.

– Это ты, – проговорила Марта сквозь слезы с нежностью, боясь, что это лишь ее видение.

– Я, – зачем-то сказал Саша, растерявшись. Простое касание – а по телу словно ток прошелся. И в солнечном сплетении что-то щемило.

Может быть, душу?

– Прости меня, – едва слышно произнесла Марта, не в силах оторвать взгляда от его лица. И Саша понял: ее глаза остались такими же: наивными и светлыми.

Время их не коснулось.

Он встал на колени, совсем забыв, что они находятся посреди улицы, и осторожно обнял ее, гладя по волосам и спине, а она плакала, вцепившись в него, уткнувшись лицом в грудь. И повторяла в исступлении:

– Прости, прости меня, прости.

А он молчал и просто прижимал ее к себе.

Все фейерверки растворились в темном небе. Зато ярко светили фонари. И огни ночного Берлина играли в витринах даже тогда, когда вдруг пошел дождь.