Глава 27
Артем умел отпирать замок на входной двери. Он проделывал это тихо, выскальзывал в подъезд и молча стоял у почтовых ящиков. Почему он так поступал? Спросите что-нибудь полегче. Зинкина сто раз задавала брату этот вопрос, но разумного ответа не услышала. Жильцы стали делать дворничихе замечания, они пугались, увидев у лифта темную, хранившую молчание фигуру. Светлана сердилась, ругала Артема. Но тот никак не реагировал на брань. В какой-то момент ей показалось, что брат над ней издевается, похоже, ему нравилось пугать людей.
В знаковый день Света затеяла глажку, чтобы не скучно было, включила радио, услышала звонок и открыла дверь. В тесный коридор быстро втиснулись Мария Ивановна и потный, взъерошенный Гена.
– Только не говорите, что вас Артем напугал и что он опять стоит у почтовых ящиков, – воскликнула Света. – Тема дома. Он в своей комнатушке на диване спит. Из квартиры больше не выйдет. Я сегодня новый замок поставила, очень хитрый, его брату не открыть.
Демидова схватила дворничиху за плечи:
– Хочешь получить в собственность трехкомнатную квартиру? Новую, просторную?
– Да, – опешила Света. – Но кто мне ее даст?
– Я, – отрезала Мария Ивановна. – Сделаешь кое-что и получишь.
– Что надо-то? – растерялась Зинкина.
– Слушай меня внимательно, – приказала Демидова. – В закутке у лифта лежит баба…
– Ё-мое, – не дала договорить гостье Света. – Пьяница забрела? Где она храпит? У входа? Или с той стороны, где чулан запертый?
– Она не спит, – перебила ее Мария Ивановна, – умерла, вернее убита!
– Мама! – ахнула Света.
– Потом голосить будешь, – оборвала ее Демидова. – Мой сын Гена видел, как твой Артем ее изнасиловал, а потом задушил. Когда придет милиция, Геночка расскажет правду.
Светлана попятилась.
– Но это ложь! Тема спит. Можете сами убедиться.
– Хочешь получить собственную просторную кооперативную квартиру? – повторила Мария. – Навсегда?
Зинкина кивнула.
– Тогда придется признаться, что сумасшедший брат любит у ящиков стоять и сейчас там толкался, – сказала Демидова.
– А кто мне жилье предоставит? – прошептала Света.
– Я! – заявила Демидова.
– Но как? – не поняла Зинкина.
– Все получишь, – заверила Мария Ивановна. – Потом объясню подробно. Ну? Согласна? Артем, как обычно, находился в подъезде. Скажешь так, получишь апартаменты.
– Тему посадят в тюрьму, – испугалась сестра.
– Нет. Его поместят в клинику, будут лечить, ты на время отделаешься от психа, отдохнешь, – успокоила ее Мария Ивановна. – Долго его не продержат, год, не больше. Вернется твое сокровище в роскошные хоромы. Думай быстрее! На размышления тебе две минуты. Ну-ну-ну!
– Да! – выпалила Зинкина. – Я согласна.
– Фу, – вырвалось у Марии Ивановны, – давай сюда рубашку и брюки Артема. А еще выдери у него из головы прядь волос. Не отрежь! Пальцами вырви.
– Зачем? – пролепетала Света.
– Потом поговорим, – отмахнулась Демидова.
Зинкина выполнила приказ. Мария схватила шмотки, унесла их, но быстро вернула со словами:
– Пусть немедленно все натянет.
– Но тут кровь, – испугалась Светлана, – и на сорочке, и на штанах.
– Хочешь получить квартиру? – прищурилась соседка.
Зинкина кивнула.
– Тогда живо вели ему переодеться, – отрезала мать Геннадия.
Когда появилась милиция, Светлана так испугалась, что не могла и слова вымолвить, мямлила нечто маловразумительное. Опера поняли, что Зинкина в шоке, и не стали ее допрашивать. К следователю ее вызвали через неделю. Молодой румяный парень с сочувствием сказал:
– Ваш брат состоит на учете в психдиспансере. Соседи рассказали о привычке Артема Егоровича у почтовых ящиков стоять, и есть свидетель совершения насилия и убийства. К вам претензий нет. Живите спокойно. Против вашего брата много улик, на его одежде кровь жертвы, в ее руке прядь волос убийцы.
– А что будет с Темой? – робко спросила Светлана. – Его в тюрьму упрячут?
Следователь помолчал, потом произнес:
– Не могу ничего сказать по данному поводу. Но, полагаю, скорее всего его отправят на лечение. Светлана Егоровна, может, мои слова прозвучат жестоко, но вам будет лучше, если брата в клинику упрячут. Ваши соседи сообщили, какая вы заботливая сестра, но у вас нет ни мужа, ни детей. Нельзя свою жизнь сумасшедшему посвятить. Вы его очень любите, но надо и о себе подумать. Артему Егоровичу необходимо особое лечение, потому что он совершил преступление. Всем будет лучше от его изоляции.
– Где Артем сейчас? – спросила Света.
– Под наблюдением квалифицированных специалистов, – пояснил следователь. – Свидания с ним пока не разрешены. Вопрос о ваших встречах с братом буду решать не я, а доктор.
Артема заперли в особой психиатрической лечебнице, он провел там несколько лет. На втором году Зинкиной разрешили его навещать. Света регулярно приезжала к брату, привозила всякие вкусности. Теме лечение пошло на пользу, он стал спокойным, располнел, казалось, что больной всем доволен. Артем разумно объяснялся, благодарил за сладости и фрукты, просил принести ему карандаши. В клинике его пристрастили разрисовывать картинки, и Тема радовался как ребенок, когда Света приносила ему детские раскраски. А вот ее с каждым днем все сильнее и сильнее мучила совесть. Мария Ивановна не обманула, сначала она пристроила Зинкину уборщицей в институт, откуда недавно уволился ее муж. А потом Света получила и кооперативную квартиру. Как Демидовой удалось проделать этот финт, Зинкина понятия не имела, она в то время чувствовала себя укутанной в вату куклой. Все эмоции притупились. Света ходила на работу, завтракала-обедала, смотрела телевизор, но все это как во сне.
Мария Ивановна помогла ей переехать на новую квартиру, в которой уже была необходимая мебель: кухня, стол, кровать, диван. Еще Демидова вручила Зинкиной деньги и объявила:
– Мы в расчете. Живи счастливо.
– Тема под замком, – тоскливо протянула Светлана.
– И очень хорошо, – отрезала Мария Ивановна. – Устраивай свою личную жизнь.
– Плохо мне, – простонала Зинкина. – Зачем только я вам помогла?
– Помогла? – повторила Демидова. – С тобой щедро расплатились. Имеешь работу в прекрасном месте, собственное жилье, избавилась от психа. Живи да радуйся. Ко мне больше никогда не обращайся. Не подруги мы с тобой, ни по возрасту, ни по образованию, ни по социальному статусу не совпадаем.
Пока Тема жил в психушке, Света несколько раз заводила романы, но ей попадались расчетливые кавалеры, которые хотели устроиться в Москве, получить столичную прописку, а вместе с ней дармовую домработницу. Принца Зинкина не дождалась. Когда Артема насовсем отпустили домой, Света стала истово заботиться о брате, искупала свой грех. Вскоре после освобождения Тема опять стал агрессивным, орал на сестру, пускал в ход кулаки.
Зинкина побежала к врачу, брата опять госпитализировали, но на сей раз в обычную, а не в спецлечебницу.
– У нас с лекарствами плохо, – сказал доктор. – Даем пациентам, что в нашей аптеке есть. Купите Артему вот эти медикаменты и принесите, ему нужно на курс тридцать коробок.
Светлана поплелась в аптеку, узнала, сколько стоит одна упаковка, умножила цену на тридцать и зарыдала. Где взять бешеные деньги?
– Ну раз материальное положение не позволяет вам обеспечить брата импортными препаратами, будем лечить нашими, хотя толку от них мало, – мрачно заявил психиатр.
После этих слов у Зинкиной успевший притихнуть комплекс вины разбушевался по полной программе. Светлана сжирала себя, думая, что она самая ужасная женщина на свете: сначала сделала из Темы убийцу и насильника, а теперь, когда несчастный брат наконец-то на свободе, не может достать ему лекарства, которые вылечат его.
Прорыдав неделю, Светлана поехала к Демидовой. Она знала, что та с семьей перебралась на новое место жительства. Выяснила через «Мосгорсправку» адрес и заявилась без приглашения в гости.
Мария Ивановна не предложила Зинкиной зайти, сама вышла на лестничную клетку и буркнула:
– Что надо?
Зинкина начала путано говорить про лекарство.
– Уходи, – процедила Демидова.
– Нет, – возразила Светлана. – Или вы мне даете нужную сумму, или я рассказываю всем, что Геннадий убийца и насильник.
– С ума сошла, дура? – возмутилась собеседница. – Мой сын ни при чем!
И Светлану понесло.
– Решили, что я идиотка, потому что восемь классов еле-еле на тройки окончила? Может, математику я не знаю и пишу с ошибками, но соображение имею. Ради кого вам так стараться? Квартиру мне дарить? Вы Гену спасали! Видела я, какой он красный, потный и растерянный был, когда вы в наш подвал спустились. Давайте деньги! Или я к ментам пойду и правду расскажу. Вы теперь не бедные.
Демидова молча ушла в квартиру, вернулась с деньгами и сказала:
– Не смей меня более шантажировать, не получится. Ну, сбегаешь ты в полицию, и что? Никто старое дело ворошить не начнет. Да и себя погубишь. Ты лжесвидетельствовала, за это срок положен. Квартиру у тебя отберут. Соображение у тебя, Света, есть, но оно дурное. Деньги я тебе из чистой жалости даю, из христианского милосердия, потому что Господь велит помогать тем, кому плохо. Но доброта моя одноразовая. Все. Кормушка закрыта. Только сунься еще раз ко мне!..
Светлана Егоровна замолчала.
– Но вы ослушались Марию Ивановну, – сказала я. – Пришли попросить денег на похороны брата?
Зинкина кивнула.
– Артему внезапно плохо стало, я «Скорую» вызвала. Брата в больницу отвезли, он там от инфаркта умер. В похоронной конторе счет составили. А у меня накоплений совсем нет, даже на самое дешевое погребение не хватает. Всю ночь проплакала, нельзя же Тему, как собаку, зарыть. Даже иным псам хозяева памятник ставят. Неужели мой несчастный брат хуже животного? И я перед ним сильно виновата, оклеветала Артема за квартиру, а теперь упокоить его достойно не могу. Я бы не сунулась к Демидовой, да как на грех решила успокоиться, включила телевизор, какой-то кабельный канал, а там Генку показывают. Сколько лет прошло с нашей последней встречи, и не вспомню, а он мало изменился, не разжирел. Демидов корреспонденту про мебель рассказывал, как он по заграницам ездит, ее находит, потом делает и продает. Сидел, умничал, за версту видно, что богатый. Мне плохо стало: вот он, убийца, на свободе, живехонек-здоровехонек, денег несчитано имеет, сытый весь. А у моего бедного братика гроба приличного нет. И снесло мне крышу! Помчалась к Демидовым на квартиру, а там уже другие живут, хорошие люди, они сказали, что Геннадий в доме своем обитает, адрес дали, я в поселок кинулась. В дверь колотила, деньги требовала и в полицию попала.
Светлана махнула рукой.
– Вспоминать неприятно. На меня такая злость накатила.
– Вы уверены, что женщину в подъезде убил Геннадий? – спросила я.
– А кто? – пожала плечами Зинкина. – И ради кого еще Демидова бы свою новую, только что построенную квартиру отдала? Борис Константинович за пару лет до своей смерти в кооператив вступил. Пай он сразу выплатил, весь целиком. Уж не знаю, где деньги взял, люди-то аванс вносили, а потом двадцать пять лет оставшийся долг выплачивали. Видно, водились у них денежки, прикидывались бедными, а чулок был хорошо набит.
Демидовы про свои планы молчали, я случайно о них узнала от Миши. В подъезде, сбоку от лифта, был чулан, запертый на висячий замок. Там хотели консьержку посадить, даже диван поставили, но почему-то не получилось. Когда я дворничихой стала, каморка уже заперта была, ее никогда не открывали. Внутрь я не заходила, а снаружи створку всегда мыла. Незадолго до убийства той тетки жильцы денег собрали, дали мне краску и велели дверь в порядок привести, а то она обшарпанная. Я расстаралась, аккуратно покрасила, всем понравилось. А потом на ней кто-то сердце нарисовал. Я его оттерла, но оно снова появилось, пришлось вновь тряпкой орудовать. Вечером иду со двора, гляжу: Миша на двери сердце малюет, я ему сказала:
– Тебе не стыдно! Большой уже, а ума нет. Самому-то приятно будет в грязный подъезд входить? Это твой дом!
И тут подросток выдал:
– В гробу я его видел! Мы скоро переедем! У нас такая трешка будет!
И все выложил про кооператив и выплаченный пай. Потом испугался, стал просить не говорить матери, что он язык распустил. Мария Ивановна сыновьям о ЖСК болтать запретила.
Квартиру построили незадолго до убийства в подъезде, они только-только переезжать собирались. Борис Константинович на следующий день после того, как я в милиции сказала, что Артем несчастную убил, со мной к нотариусу отправился и дарственную на жилплощадь оформил. Только он меня попросил через полгода туда перебраться.
Я молча слушала Светлану. Значит, Кузя не нашел упоминания о дарственной. В бумагах, которые он смотрел, было указано, что Зинкина владеет трешкой, как она ее получила, сведений не оказалось.
– Тук-тук, – раздался за дверью веселый голос. – Светусик, давай чайку с плюшечками выпьем. Шла мимо французской кондитерской, а там горячие витушки из печки вытаскивают. Взяла нам по две штучки для каждой.
Створка открылась, в крохотную комнату уборщицы вплыла корпулентная пожилая дама в бордовом платье с жемчужным ожерельем на шее. Увидев меня, она воскликнула:
– О! У тебя гости. Некстати я заявилась.
