Глава 19
– Светлана Зинкина, – пробормотал Миша, – знакомые имя и фамилия. Зинкина… где-то я ее слышал…
– Наша соседка по старой квартире, – ответил Гена, – той, что в доме, построенном в начале прошлого века, была. Баба жила в подвальном помещении, чтобы к ней попасть, следовало за лифт завернуть и по лестнице спуститься.
– Точно, – воскликнул Михаил, – рыжая такая, кажется, у нее был брат, имя его не помню, странный парень.
– Сумасшедший, – дополнил Геннадий, – его звали Артем. Злой очень. Шизофреник. Учился в школе для идиотов.
– Вроде детство не так давно было, а все из памяти вымело, – пожаловался Михаил. – А Флора-то откуда про Зинкину знает? Я сейчас еле ее вспомнил. Она дворником работала. Жила в служебной квартире. Но Флорке откуда про нее известно?
Геннадий Борисович кашлянул.
– Ума не приложу, кто ей насплетничал, хотя правду не скрывали. Дай бутылку воды, в горле першит.
Раздалось звяканье, плеск, Геннадий продолжил:
– Все знали, что Артем странный, способен из-за ерунды в драку полезть, и не связывались с ним. Родители Зинкиных умерли, когда Светка уже школу окончила, а вот Артем еще в садик ходил. Девушка брата в интернат не сдала, сама стала его воспитывать, хлебнула полной ложкой неприятностей, Артем был неуправляемый. Когда вся история замутилась, милиция выяснила, что Артема из нескольких детских учреждений за агрессивное поведение выгнали и в коррекционной школе у него полно проблем. Я его боялся, когда засиживался в училище, возвращался после девяти вечера. В подъезде вечно кто-то лампочку выворачивал, темнота была, как в аду. У меня с собой поэтому фонарик имелся, маленький. Я зажигал его, чтобы пройти, и часто видел у почтовых ящиков темную фигуру Артема. Стоит молча, покачивается.
– Фу, – выдохнул Миша, – но я с ним никогда не сталкивался.
– Правильно, – согласился Геннадий, – когда все случилось, мне было девятнадцать, а тебе четырнадцать. Отец нас с тобой строго воспитывал. Я обязан был не позже десяти дома быть, а тебе комендантский час – полвосьмого. Артем же в школе для олигофренов до восьми сидел, потом его Светлана забирала. Он только с девяти в подъезде мог стоять! Из подвала уходил, видно, ему там скучно было. А ты в это время уже в квартире сидел, поэтому вы и не встречались.
– Точно! – вспомнил Миша. – Здорово я на отца злился за его приказ в детское время домой возвращаться. Но с ним было не поспорить.
– Ну да, – согласился Геннадий. – А потом у лифта нашли изнасилованную и убитую женщину.
– Первый раз про это слышу, – воскликнул Миша.
– Летом это случилось, – пояснил брат, – в июне, тебя отправили на дачу к бабушке. Я сессию в училище сдавал, поэтому в Москве кантовался. Я в тот день в библиотеке до закрытия просидел, к зачету готовился, потом домой потопал, вошел в парадное, лампа, как всегда, не горит, зажег фонарик… Луч света упал на туфлю, одну. Я удивился, кто это потерял обувь? Стал освещать подъезд, ну и заметил в закутке у лифта женщину. Она лежала на спине, а рядом стоял Артем, руки у него были в крови. Перепугался я не по-детски, побежал к маме, не зная, что делать. А она милицию вызвала. Началось расследование, психа арестовали, я показания давал: как вошел в парадное, как Зинкина увидел. Нам очную ставку устроили. А сумасшедший вел себя неадекватно, орал, оскорблял всех. В конце концов Артема отправили в психушку. Что с ним дальше было, понятия не имею. Нашей семье пришлось переехать, потому что я не мог в подъезд входить. Открываю дверь, сразу в жар бросает, потом в холод, тошнит.
– Мне ничего про найденный тобой труп не рассказывали, – протянул Михаил.
– Ты в том году в школу позже пошел, помнишь? – спросил Геннадий.
– О! Да! – оживился Миша. – Очень расстроился. Все друзья в Москву уехали, мне к ним хотелось, а я с бабой Дусей на грядках ковыряюсь. Мама по выходным только приезжала, за мной старуха присматривала. Что-то мне сказали про переезд, вроде отец новую работу получил, хочет жить поближе к ней, чтобы много времени на дорогу не тратить. Потом меня домой вернули. Жилье у нас уже другое было, школа новая, я приуныл, все друзья в прежней остались. И квартира мне не понравилась, она меньше старой оказалась, наша с тобой комната вообще крошечная была, один стол на двоих.
– Да, – вздохнул Геннадий, – не лучшие хоромы. Но родители хотели из-за меня поскорей перебраться, поэтому согласились на первый попавшийся вариант. Им врач сказал: «Если старший сын не сменит обстановку, он может психически заболеть». В нашем подъезде целительница жила…
– Бабушка Татьяна, – перебил Михаил. – Она меня всегда конфетой угощала при встрече.
– То ли погибшая к ней на прием шла, то ли уходила, когда Артем на несчастную напал, – пояснил Геннадий. – Подробностей я уже не помню. Неприятная история. Интересно, откуда ее Флора знает? И при чем тут желтая пресса, о которой она кричала? Дело давнее, сейчас никому не интересное. Тебе надо жену невропатологу показать.
– Психиатру! – раздался голос Марии Ивановны. – Моей младшей невестке этот специалист явно необходим.
– Мама? – воскликнул Геннадий. – Ты? Откуда?
– Да я тут живу, – сердито ответила дама.
– Ты же с мигренью слегла, – удивился старший сын. – Зачем вскочила?
– Услышала ваши крики и встала, – отрезала пожилая дама. – Вопите на весь район. Окна открыли! Хотите, чтобы соседи услышали и в нашем семейном скандале поучаствовали?
Раздался стук, окно, неподалеку от которого сидела я на корточках, захлопнули. Я поспешила назад к калитке. Некрасиво подслушивать, но у меня есть оправдание: я совершенно уверена, что смерть Вики с Катей и нынешнее тяжелое состояние Марфы – звенья одной цепи. Каким-то образом медальон убил Трикси, Федоровых и уложил в кому Марфу Демидову. Дегтярев считает меня дурочкой, он не видит в произошедшем криминала: Александр Михайлович уверен, что Вика скончалась от употребления наркотиков, Катю загнал в гроб алкоголь, а Марфа объелась антидепрессантами, которые брала у подруги. Полковнику все ясно, а у меня много вопросов, и один из них такой: может, подвеска отравлена и кто-то в семье Демидовых решил избавиться от Марфы, которую считает незаконнорожденной? Мария Ивановна недолюбливает внучку, Геннадий девочку терпеть не может, Михаил тоже не проявляет по отношению к ней горячей любви. И обратите внимание: сначала стало плохо Вике и Кате, а Марфа впала в кому не сразу. Что, если кто-то из милых родственников отравил девочку, надеясь на то, что ее смерть объяснят дружбой с Катей? Федорова пила, глотала таблетки, подбила делать то же самое Марфу… Я уверена: в семье Демидовых что-то не так. Мне очень хочется выяснить правду, вот и пришлось притаиться под окном. Интересно, почему Флора так уверена, что Геннадий оставит Марфу в Москве, если она не станет рассказывать прессе о Светлане Зинкиной? Жена Михаила сделала свое заявление таким голосом, что было понятно: информация о бывшей соседке Демидовых – ее козырной туз.
Я вернулась домой, сняла балетки, увидела, что они выпачканы какой-то странной темно-синей пылью, вытерла их, позвонила Гале Волобуевой и начала разговор издалека.
– Как дела?
– Лучше сразу спрашивай, что надо, – ответила эксперт.
– Просто так звякнула, – ответила я. – Еду сейчас в город по делам, буду в пяти минутах от вашего офиса. Давай пообедаем вместе?
– Сижу на диете, – грустно сказала Галина, – на жесткой!
– Очень неудобно, – хихикнула я. – Может, на один день возьмешь мягкую подушечку? Чтобы сидеть комфортнее стало? Сейчас все диетологи говорят: если человек лишает себя вкусного, у него развивается депрессия.
Послышался громкий стук.
– Черт! Убедила, – рассердилась Галя. – Но раньше четырех я не вырвусь.
– Шестнадцать часов – прекрасное время для чая с пирожными, – заверила я, – займу столик в нашем любимом кафе. Идет? Если опоздаешь, я подожду.
– Ладно, – согласилась подруга. – Дегтярева прихватить? Он от сладкого не откажется!
– Нет! – испугалась я.
Галя рассмеялась и отключилась.
– К вам пришли, – сообщила Люся.
Я никого не ждала, да и в первой половине дня не принято забегать на огонек. В недоумении я вышла в прихожую и увидела Марию Ивановну.
– Дашенька, – заулыбалась соседка, – пришла сказать вам спасибо за Марфу. Очень благодарна, что вы приголубили девочку, не обиделись на нее. Вы моей внучке жизнь спасли.
– Ну что вы, – забормотала я, – просто пожалела ее, сама мигренью страдаю, понимаю, каково это.
– Нет, – решительно остановила меня Демидова. – Выгони вы девочку, она могла бы на улице упасть, бог весть сколько времени пролежать и умереть.
– Как себя чувствует Марфа? – спросила я.
– Пока не пришла в себя, – ответила бабушка. – Семья в тревоге, но врачи говорят: надо надеяться. Если откровенно, я в глубоком шоке. Гена рассказал историю про медальон и подлую Екатерину Федорову. Так я себя корю! Понятия не имела, с кем внучка дружит. Домой она эту Катю не приводила, я ни о ней, ни о ее матери ничего не знала! Даже фамилию их не слышала!
– О госпоже Федоровой постоянно писала желтая пресса, – вздохнула я.
Мария Ивановна развела руками.
– Так я не читаю подобных изданий. Очень плохо сейчас себя чувствую. Морально. Следовало интересоваться, с кем Марфа общается. Но ей пятнадцать лет! Задашь вопрос про личную жизнь, сразу колючки, словно еж, выставляет. Дарья, дорогая, хочу преподнести вам небольшой подарок. У вас из-за нас столько переживаний, хлопот.
– Ну что вы, мы же соседи, – смутилась я.
– Прекрасно понимаю, что вы можете купить все, что вам понравится, – продолжала пожилая дама. – Но это эксклюзив.
Мария Ивановна протянула мне пакет с надписью «Дом моды «Демидов».
– Сейчас не открывайте, полюбуетесь, когда я уйду. Там коробочка в дизайнерской упаковке, в ней потрясающей красоты домашние тапочки. Их сделал Миша. Сын удивительно талантлив, клиенты к нему рекой текут, но он не хочет расширять бизнес, говорит, если поставить производство вещей на поток, пропадет их индивидуальность. Мишенька специализируется на домашней одежде: халаты, пижамы, ночные сорочки, пеньюары – все только под заказ, поэтому в единственном экземпляре. Домашние наряды от Михаила Демидова – это как «Роллс-Ройс», у сына в заказчиках звезды, политики, спортсмены с мировым именем. Мишенька понял, что вы очень любите животных, поэтому ваши пантофли украшены особой вышивкой. На правом изображение кошки, на левом собаки. Носите на здоровье.
Я начала рассыпаться в благодарности.
– Надеюсь, вам понравятся! – захлопала в ладоши бабушка Марфы. – Носите с удовольствием, как истаскаются, Миша вам новые сделает. Ну, мне пора.
Пожилая дама ушла, я направилась в свою спальню, куда через пять минут заглянула Людмила.
– Вот, нашла! – ответила домработница.
– Что? – не поняла я.
– Вашу сумочку, – продолжала Люся, – красную, маленькую, на ремешке длинном, вы всегда с ней ходите и постоянно где-то бросаете.
– Всего пару раз казус случался, – возразила я, взяв потерю. – В среду забыла ридикюль в офисе коменданта поселка, охрана ее принесла. Я платила за газ, воду, электричество, ну и оставила у кассы. Ой! В чем у меня ладони? Какая-то синяя пыль! Она на сумке, я испачкалась.
Люся взяла кожаную сумочку.
– Похоже на пыльцу. Сейчас вытру. Уж простите меня, я работаю недавно, но за это время вы свою торбочку забыли в салоне, где стриглись, потом на бензоколонке и еще в десяти местах. Вам надо другую купить.
– Мне эта нравится, – возразила я.
– Красивый аксессуар, – одобрила Люся. – Модный, во всех журналах похожие сняты, но вы его неправильно носите. Вешаете на плечо. Ремешок узкий, длинный, он все время соскальзывает. Сумочка легонькая, вы не ощущаете, что потеряли ее. Хорошо, что до сих пор она оказывалась там, где люди приличные. А если потеряете в супермаркете? И попадет ваша дорогая торбочка в руки нечистоплотного человека. А в ней – права на машину, кредитки… Представляете, сколько хлопот документы восстанавливать?
– Да уж, – поморщилась я.
– На шею ее вешайте, – посоветовала Люся.
– Попробую, – согласилась я.
– Пакетик куда деть? – спросила домработница.
– Какой? – не поняла я.
– В прихожей на пуфике стоит.
– Забыла про него, – улыбнулась я. – Откройте, пожалуйста, там вроде тапки.
Домработница исчезла, но быстро вернулась, держа в руке пантофли, и стала восторгаться.
– Красота немыслимая! Бархат, мех, шитье, стразы, глаз не оторвать, в таких только на праздник ходить.
– Это домашняя обувь, – улыбнулась я.
– Правда?! – ахнула домработница. – Прямо не верится! Наверное, дорогие? Из Парижа привезли?
– Нет. Михаил только что подарил, – ответила я, рассматривая пантофли.
Они действительно были роскошны, из синего бархата, оторочены небольшой полоской меха, на мысках золотой нитью вышиты кошка и собака в рамках из разноцветных стразов. Но я не стану их носить. У меня сложные отношения с бархатом. От этого нежного, приятного материала у меня начинается почесуха. А еще я не люблю натуральный мех, вся моя обувь сделана из синтетики, мне не нравятся разноцветные стразы, вышивка золотыми нитями, с некоторых пор я не ношу домашние тапки. Год назад я намеревалась полакомиться сладким и почитать книжку, шла вверх по лестнице, неся в одной руке чашку какао, а в другой тарелку с печеньем. Собака Афина, привлеченная ароматом напитка, поспешила за мной и ухитрилась наступить лапой на задник одной тапки. Она соскочила, я споткнулась, выронила кружку, рассыпала бисквиты. Вот с тех пор бегаю по дому исключительно в носках, к которым снизу пришита пупырчатая подошва. Домашняя обувь, тем более с открытым задником, изгнана навсегда. Подарок Марии Ивановны очень красив, он бы понравился большинству женщин, но мне не подходит ни по каким параметрам.
Люся всплеснула руками.
– Вот повезло!
– Люсенька, если тапки подходят вам по размеру, забирайте их себе, – предложила я.
– Ой, нет, – испугалась горничная. – Нехорошо-то как получилось! Выпросила подарок. Не было у меня мысли их клянчить, просто похвалила от души.
Я пошла в ванную, говоря на ходу:
– Люся, у меня аллергия на бархат, не буду носить эти шлепки. Вам они понравились, вот и прекрасно. Я избавлюсь от тапок, которые мне не нужны. А вы берите то, что по душе пришлось.
– Спасибо, – прошептала домработница, – ну прямо огромное спасибище, мне еще никто просто так ничего не дарил, ну… без повода.
– Носите на здоровье, – улыбнулась я, схватила телефон, лежавший на раковине, и поспешила к двери.
– Уезжаете? – спросила горничная.
– Да, – на бегу бросила я.
– Сумочку забыли, – сказала Люся.
Я притормозила.
– Вот голова садовая, остановит ГАИ, а прав и нет. Пришлось бы немаленький штраф платить.
– Лучше вам ее на шее носить, – второй раз посоветовала Людмила. – Знаете, где я сумочку сейчас обнаружила? У калитки, она лежала прямо на земле. Когда-нибудь торбочка к вам не вернется.
– Пошла к Демидовым узнать про самочувствие Марфы и обронила, – догадалась я.
– Нет, – возразила Людмила, – тогда бы вы ее на обратной дороге обнаружили. Посеяли сумку, когда домой возвращались.
Я выбежала из комнаты.
– Главное, что вы ее нашли. Ой, опаздываю!
– Странно, однако, – пробормотала себе под нос домработница, спускаясь за мной по лестнице.
– Что не так? – поинтересовалась я.
– Я гладила белье, видела в окошко, как вы вернулись, – задумчиво проговорила Людмила. – Спустя минут пять заметила, что Мафи к забору подошла, я бросила утюг, помчалась за собакой. Вот же пройда! Обратили внимание, что она потолстела?
– Мафуся раздалась в боках, – согласилась я, – и непонятно, почему она жиреет? Ветеринар Паша месяц назад приказал ее на диету посадить, ей урезали порцию, но результата нет!
– Захотела я безобразницу словить, – продолжала Люся, – мимо калитки бежала, но сумки не приметила. Мафи нигде не обнаружила, словно под землю собаченция провалилась. Вернулась я простыни доглаживать, снова мимо ворот топала и опять не видела кошелочки. А вскоре после того, как соседка-старуха от вас ушла, я на веранду выглянула, Мафи по саду белкой скачет! Я за ней помчалась. Ба! Валяется сумка. Вот же удивление!
Я оставила Люсю охать и ахать у крыльца, села в машину и порулила в Москву на встречу с Галей.
