12
До бала осталось всего два дня, и в Мортенхэйме было не протолкнуться. В обеденной зале, в обычно пустующих коридорах и оранжерее постоянно звучали голоса и смех. Днем гости собирались в гостиных — читали, играли в шарады, общались, вечерами дамы перебирались в музыкальный салон или библиотеку Ее Светлости, а джентльмены курили сигары, обсуждали новости и политику.
— Леди Тереза, нас ждут на примерку.
Все, кто был в большой гостиной, посмотрели в мою сторону. Стоило приблизиться, как разговоры стихли, дамы постарше отвернулись, всем видом выражая пренебрежение, юные особы опускали глаза, пряча откровенный интерес. Мужчины меня не замечали, но один наградил откровенным взглядом — на грани приличий. И если бы только он! В последние дни мне частенько хотелось убежать в ванную и долго тереть себя мочалкой.
Тереза поднялась, отложила книгу и подала мне руку. Взоры, устремленные на меня, обжигали. Неудивительно: для них я пятно на репутации всего высшего света, которое не отмыть и не отстирать.
— Не обращайте внимания, — негромко сказала она, когда мы вышли в коридор. — Они ненавидят вас, потому что вы решились бросить им вызов.
Я кивнула. Говорить боялась, подозревала, что позорно разревусь. От неожиданного тепла в ее голосе, от брезгливой молчаливой неприязни остальных. Я смирилась с таким отношением еще до начала предпраздничной недели: в конце концов, я здесь только из-за Винсента. Сейчас мне особенно важно было стать частью его мира, потому я ни слова не сказала о своих подозрениях. Точнее о том, что у нас будет ребенок. Задумываться об этом я начала пару недель назад, когда и без того здорово запоздавшая ежемесячная женская радость так и не соизволила меня посетить.
— О чем замечтались? — Тереза толкнула дверь в мастерскую, пропуская меня вперед.
— О платье, — соврала я.
Не говорить же, что в последнее время я только и думаю, что в очередной раз все испортила. Винсенту не нужен очередной скандал, и ребенок от меня ему точно не нужен. А ведь всего раз настойку не выпила — когда он, гм… спасал меня после театра. Тогда все и случилось, это точно.
Платье вышло роскошное: расшитый тончайшим кружевом лиф выгодно подчеркивал грудь, от талии нежный коралловый шелк волнами струился на пол. Глубоко открытые плечи стали смелым решением, портниха говорила об этом, но я не стала ничего менять — на балу такое допустимо. Рукава были пышными, мне предлагали еще расшить лиф драгоценными камнями по моде Вэлеи, но я отказалась. Драгоценности лучше носить на себе, а не на платье.
Глядя в зеркало, я не верила отражению. Сочетание моих золотисто — рыжих волос с таким цветом делало меня какой-то… утонченной что ли. Я настолько привыкла к яркому образу, что сейчас не переставала удивляться. Разумеется, в театре у меня были самые роскошные наряды, но на сцене я всегда носила грим и маски своих героинь. В жизни же столь дорогих и изысканных нарядов я себе позволить не могла. Когда Тереза во время первой примерки хмыкнула и поджала губы, я поняла, что платье удалось. Но сейчас даже это не радовало.
— Вам не нравится? — мастерица — невысокая кучерявая толстушка, взволнованно смотрела на меня темными глазами.
— Нравится. Очень. Спасибо вам!
Я проглотила слезы и начала поспешно выпутываться из коралловых облаков роскоши. Тут уже даже Тереза бросилась мне помогать, чтобы я ненароком ничего не зацепила и не порвала.
— Что с вами сегодня?
— Ну простите, что не улыбаюсь каждые пять минут!
Огрызнулась — и стало стыдно. Она не виновата, что меня угораздило сбежать из-под венца и уж тем более в том, что я забеременела.
— Простите. Из-за всего этого… я сама не своя. — Я старалась говорить тихо, но голос предательски сорвался на октаву выше.
Тереза приподняла бровь.
— Я тоже не горю желанием завтра идти на бал. Буду откровенной, общество меня тяготит, а уж показаться перед всеми почти обнаженной — просто ужас.
Что касается ее наряда, мы с портнихой с трудом отбили и без того не сильно откровенный лиф: та порывалась задрать его до самых ключиц. И так во всем. Кружева отвергались сразу и безжалостно, атласные цветы и банты тоже. Слишком пышная юбка — долой! Переубедить ее удалось только по поводу обрамления лифа и рукавов, на которых она разрешила кокетливо присборить ткань. Да и учить ее было сложно. Невероятно сложно!
Наклонять голову старшая Биго умела только вправо, влево, вперед и назад, разминая шею. И никак — чуточку, вполоборота, приподняв уголок губ и глядя из-под ресниц. Она смотрела, как ассасин, который вот — вот выхватит из-под юбки меч и пронзит врага насквозь, а не как женщина, мысленно целующая мужчину в губы. В какой-то миг я начала думать, что Тереза безнадежна.
Подозреваю, что она то же самое думала обо мне. Винсент разрывался между Лигенбургом и Мортенхэймом, мы с ним не виделись даже ночами. Он с такой настойчивостью соблюдал приличия, что временами я удивлялась, как мы вообще до постели дошли. Словом, когда нужно было сидеть и вникать в древнюю историю, я вспоминала то наш разговоре в Вайд Хилле, то думала о ребенке, то о том, как сказать о нем Винсенту, то как сделать, чтобы он не узнал. В итоге часть информации пролетала мимо, я терялась, переспрашивала, Тереза злилась, мы ругались и расходились до следующего раза. Чтобы начать все сначала.
Тереза была не уверена, что змею можно обратить в меч, потому что у клятвы оказалось совсем другое плетение. И все-таки я заставила ее рассказать мне все о том, как стражи использовали магию заклятия. Чтобы пробудить меч, требовалась невероятная концентрация силы, и вечерами я запиралась в комнатах и делала то, чего обещала не делать.
Только погружение в себя и спасало: помогало отвлечься и давалось мне на удивление легко. Стоило обратиться к змее, как ладонь начинала пылать и по телу прокатывалось тепло. Удивительные ощущения, сравнимые разве что с теми, когда Винсент во время близости окутал меня своей силой. Легкое покалывание в кончиках пальцев расходилось по рукам, плечам, шее — и дальше, заставляло каждую клеточку тела звенеть в предвкушении магии. Голова кружилась, но памятуя о том, что случилось в подземелье, я так и не рискнула что-нибудь поджечь. В конце концов, теперь от меня зависела не только моя жизнь.
А на косые взгляды не обращайте внимания, — мы с Терезой выскользнули из мастерской и теперь направлялись к лестнице, — в большинстве своем они готовы раздавить любого, кто хоть немного от них отличается.
Не просто слова утешения: она испытала это на себе. Тереза выбрала затворничество в Мортенхэйме, потому что ее сила превосходила даже силу брата, а уж с магией Винсента мало кто мог потягаться. Женщина с такими способностями станет парией в ту же минуту, как о них узнают. Я легко сжала ее руку, но тут из ближайшего перехода к нам выпорхнула герцогиня.
— Дорогие мои! Пойдемте встречать гостей. Прибыл граф Уитмор с супругой.
Ох нет. Нет — нет — нет, только не это!
Отказаться я не могла: в последние дни герцогиня вела себя на удивление мило, как если бы я была ее любимой дочерью. Представляя меня гостям, она неизменно сияла, как начищенный антал. Ее голос лился подобно ручейку с примесью расплавленной стали, и все безоговорочно перенимали ее «расположение», как дань уважения хозяйке. Меня же мороз пробирал, когда я вспоминала Хилкота. Знала ли она, что меня должны убить?
— Это ваши гости, матушка. — Тереза зло прищурилась и поджала губы — привычный образ для тех, кто ей не нравится. — Вот и встречайте их сами.
Она развернулась и направилась в противоположную сторону, а я проглотила негодующий вопль, прежде чем он сорвался с губ. Да как… да как она могла?! Бросить меня одну… с ними?! После того, как мы орали друг на друга в библиотеке, когда она назвала меня самой тупой змеей в мире, а я ее — грациозным бревном?! После того, как она три часа объясняла мне стадии оборота, а потом посоветовала засунуть свиток себе в ухо, чтобы быстрее дошло. После того, как я показывала ей способы привлечения мужчин с помощью веера, шали и заколки для волос, а она орудовала ими как бумерангом, веревкой для удушения и кочергой!
— Что ж, леди Луиза, остались только мы с вами, — герцогиня мило улыбнулась, и мы поплыли в сторону холла.
Я кисло смотрела прямо перед собой и надеялась, что приветствие не затянется. Видеть леди Уитмор не было ни малейшего желания. А уж когда я поняла, что встречать гостей вышли не только мы…
Винсент здоровался с графом — невысоким толстяком, розовощеким, точно карапуз
— неудивительно, что его жена пускала слюни на моего герцога, а затем поцеловал ей руку, сжимая кончики пальцев. Камилла светилась, как театральная люстра, завернутая в кремовое платье, а засмеялась словно чугунок с колокольчиками проглотила. Мне же захотелось надеть ей на голову горшок! Ночную вазу, из тех, что благодаря прогрессу большей частью канули в небытие. Но ведь где-то их еще можно найти. И желательно, с содержимым!
Герцогиня не сбавила шага, мне пришлось поспешить за ней. Стоило Винсенту заметить меня, как взгляд его потеплел. Он склонил голову, улыбнулся, и этого хватило, чтобы ревность растворилась без следа.
— Граф! Леди Уитмор! Как я рада вас видеть!
— Благодарю, Ваша Светлость!
Графиня присела в реверансе, ее супруг поцеловал матушке Винсента руку.
— Леди Луиза Лефер, моя дорогая гостья. Лорд и Леди Уитмор.
Камилла заметно скуксилась, когда герцогиня взяла меня за руку, а граф повторил жест вежливости со мной. Могу поспорить, что причиной ее неприязни был отнюдь не супруг, а взгляды, которыми мы обменялись с Винсентом. Мужчины отошли в сторону, герцогиня улыбнулась Камилле.
— Как добрались?
— Дороги сейчас не очень, все занесло снегом. — Камилла недовольно посмотрела на меня и сморщила нос. — А вам разве не нужно быть в театре, мисс Луиза? Сейчас самый горячий сезон.
Я собиралась прямо сказать, где желательно быть ей, но герцогиня меня опередила.
— Смею надеяться, что мой бал интереснее театральных премьер, — безмятежно заметила Ее Светлость. — Или вы предпочитаете театр?
— Нет, — лицо Камиллы тут же пошло красными пятнами. — Конечно же нет.
— Вот и славно.
Я мысленно пнула графиню под зад и даже проследила, как она летит в сторону двери, но тут лакеи внесли багаж, и вся наша процессия двинулась к лестнице. Де Мортен и граф пропустили нас вперед, я же немного отстала, позволяя матушке Винсента насладиться общением с новой гостьей, а сама наслаждалась мягким, чарующим баритоном моего мужчины: их разговор с Уитмором доносился и до меня.
— Поздравляю с победой, де Мортен!
— Благодарю, хотя победу праздновать еще рано.
— Вопрос уже решенный, хотя первое время я не верил, что у вас что-то получится.
— Граф крякнул. — Иметь в противниках Аддингтона, и перетянуть всех на свою сторону — это талант.
— Возможно, просто все мы дозрели до перемен.
— Бросьте! Вы помните, чтобы со времен его появления в парламенте хоть какой-то закон приняли, который ему неугоден? Не скромничайте, де Мортен, и принимайте мои поздравления. Вы один из самых сильных магов и один из достойнейших людей Энгерии, своим примером вы заставили всех задуматься. Именно поэтому большинство готово вас поддержать.
Меня охватила гордость — ни с чем не сравнимая гордость за Винсента и его победу. Невыносимо хотелось его обнять, рассказать, что сводит меня с ума, заглянуть в глаза, чтобы увидеть ответ. Вместо этого я шла за его бывшей любовницей и герцогиней, расправив плечи и думая, как пережить бал и все, что за ним последует.
Вечер накануне бала выдался шумным. Ее Величество с супругом должны были вот — вот прибыть, но Мортенхэйм уже напоминал королевский дворец. Он светился огнями, переливался украшениями, отовсюду доносились веселые голоса, за дверями музыкального салона музыка сливалась с тонкими девичьими голосами, затишье взрывалось аплодисментами и восторгами. Я старалась не высовываться из комнат и даже договорилась с Барнсом, чтобы завтрак, обед и ужин мне принесли сюда. Не хотелось видеть никого, кроме Винсента, Терезы и Лавинии, но Винсенту было не до меня, Тереза постоянно крутилась с матушкой на правах хозяйки, а Лавинию снисходительным умилением довели так, что она тоже засела за закрытыми дверями.
Только Арк все время был со мной. Его явно смущала толпа, постоянно звучащие из-за двери шаги, шелест платьев. Лежа перед дверью, он то и дело поднимал голову, оглядывался на меня и тяжело вздыхал.
— Как я тебя понимаю, милый! — я вздохнула не менее тяжко.
Платье висело в гостиной — без преувеличения роскошное, но всякий раз как я на него смотрела, мне хотелось рыдать. Невозможность перекинуться с Винсентом даже парой слов удручала. Меня совсем не прельщало превратиться в ноющую особу, которая постоянно требует внимания, но как же отчаянно его не хватало! Если бы мы были женаты, я могла бы вместе с ним принимать гостей, не говоря уж о чем-то большем — как например спокойно пройтись вместе по коридору до наших общих комнат, заснуть рядом и рядом проснуться, потратить утро на всякие глупости вроде болтовни в постели и нежностей. Увы.
Стук в дверь отвлек от невеселых мыслей. Тереза ворвалась в комнату, как смерч в юбке, глаза у нее были в пол — лица, и мне сразу стало не по себе.
— Что случилось?!
— Вы поможете мне встретить Аль… Прошу прощения, лорда Фрая?
Я облегченно вздохнула. Ничего не случилось, кроме Фрая. Только для Терезы это все равно что для меня — увидеть паука в человеческий рост.
— Разумеется, — я подхватила с кресла шаль и указала Арку, который вскочил, на место.
Улыбка приклеилась к лицу сразу, стоило ступить за порог: по пути нам приходилось здороваться и раскланиваться со всеми — в гостевом крыле Мортенхэйма сейчас царило оживление. От обилия лиц и церемоний пестрело в глазах, звенело в ушах и тошнило. Хотя тошнило меня, думаю, от другого. Иногда казалось, что после праздничной недели в Мортенхэйме я до конца жизни буду улыбаться, выходя из комнаты.
— Мама застряла в кабинете, с графом Аддингтоном, — поделилась Тереза, кивнула плывущей нам навстречу даме и ускорила шаг. Почему она все время ходит так, словно за ней гонится стая разгневанных зомби? — Наверное, опять промывает мозги на тему Винсента, и как папа ворочается в гробу. Узколобый кретин.
Я с трудом удержалась от смеха. Тереза иногда выражалась совсем не как леди.
Мы спустились, и я успела только перехватить привычно насмешливый взгляд Фрая, когда услышала голос Винсента:
— Добро пожаловать, граф Солсбери. Виконт. Леди Лефер. Мистер Чепмен.
Наверное, я выпала из реальности, потому что как во сне смотрела на свою семью. Как де Мортен приветствовал их, а Барнс и два лакея принимали одежду. Как отец и Глория рассыпались в любезностях, Себастьян кивал, а дед возвышался надо всеми ними могучей горой. Сердце заколотилось с бешеной силой, перед глазами потемнело и нам с Фраем пришлось обойтись без любезностей, потому что я чудом не кувыркнулась на пол. К счастью, реакция у начальника тайной полиции отменная
— он успел подхватить меня под локоть.
— Лорд Фрай, — сказала я в плавающее лицо затертые за последние дни до дыр слова. — Здравствуйте. Очень рада. Добро пожаловать. Леди Тереза…
Тереза выглядела так, словно проглотила апельсин целиком: молчала и потихоньку заливалась краской. Что у них там происходило дальше, я не знаю. Не дожидаясь ответа, осторожно высвободилась из рук Фрая и на негнущихся ногах направилась к родным.
Первым меня заметил Себастьян, который в миг переплюнул Терезу и побагровел, как вареная свекла. Глория побледнела, лицо ее исказилось — вот — вот заплачет или вцепится мне в волосы. А вот в глазах Винсента светилась нежность — искренняя, неприкрытая, только моя. Я зацепилась за нее, как за единственное спасение. И нашла в себе силы повернуться к отцу.
Стоявший передо мной человек ничем не напоминал мужчину, который оставил меня в снегу перед домом. Гладко выбритый, аккуратно одетый, седые волосы зачесаны назад, а глубокие морщины скорее подчеркивают возраст, нежели выделяют его. Я поняла, что не могу вытолкнуть из себя ни слова, но этого и не потребовалось. Отец взял мою руку в свои и поцеловал — давно забытый жест, оставшийся в детстве. Воспоминания нахлынули волной: вот он подхватывает меня на руки и кружит по комнате, вот подсаживает на первую лошадь, вот укачивает на коленях и рассказывает о матери, о том, как сильно ее любил, вот мы вместе смотрим ее портреты…
— Здравствуй, дочка. Сможешь меня простить?
Я молчала.
Так уж устроена память человека, что взамен десятка хороших поступков сразу подкидывает сотню плохих. Ссоры и холод непонимания, оскорбления, угрозы сыпались прахом сгорающих теплых воспоминаний. Его крики до сих пор стояли в ушах, он выплевывал жестокие слова мне в лицо. Снова и снова.
— Что, милая леди, так и не обнимете своего старика? — дед ухмыльнулся в шикарные пепельные усы, которые снова отпустил после болезни и глазами указал на отца.
Холодная мерзость злобы точно могильная гниль. Разве стоит она того, чтобы за нее держаться? Я отмахнулась от нее, как от паутины, порвала, сбросила, стряхнула остатки. В груди наконец-то взорвался ком из тепла и света, в носу защипало. Я прерывисто вздохнула и шагнула в объятия, которые отец раскрыл для меня. Положила голову ему на плечо, вдыхая забытый родной запах — горьковатой полыни и дыма.
В холле воцарилась тишина. Такой в Мортенхэйме не было уже давно. Я открыла глаза и поняла, что на нас смотрят все: Барнс и его помощники, Себастьян и Глория, Винсент и дед. Даже лакеи, которые несли багажные сумки. Даже выплывшая на лестницу стайка дам в разноцветных платьях, и их спутники, застывшие чуть поодаль. Даже Тереза и Фрай.
— Виконт, окажите мне честь. — Слова Винсента послужили для всех знаком «отомри», совсем как в детской игре. Дамы зашушукались, мужчины двинулись вперед, а отец разжал руки, отпуская меня.
Де Мортен пригласил его в кабинет, Глорию и Себастьяна лакей вызвался проводить до комнат, а мы с дедом направились в сторону малой гостиной. Я не тешила себя мыслью, что там нам удастся уединиться, просто шла за ним, оглушенная случившимся. Вспомнила про свою ученицу, оглянулась и заметила, что они мило беседуют с Фраем. Хотя беседовал преимущественно он, Тереза же сцепила руки перед собой и смотрела то в пол, то на его подбородок. Не спорю, подбородок красивый, но… паршивая из меня учительница.
Как вы себя чувствуете, дедушка?
— Лучше давно уже не было. Этот мальчик свое дело знает.
Я чуть не поперхнулась, когда поняла, кого он назвал мальчиком.
— Как вам сюрприз? — Дед довольно улыбнулся.
Я открыла рот, потом закрыла: дар речи отказывался повиноваться, совсем как магия.
— Сюрприз, — эхом выдохнула я. — Винсент об этом знал?
— Ваш отец немного расстроился, когда услышал о поступке жены, — дед изящно пропустил вопрос мимо ушей.
Немного? Судя по тому, как Глория на меня смотрела, до примирения еще далеко.
— Вы ему написали?
— Приехал в гости. Должен же кто-то был открыть ему глаза. Эта женщина чересчур долго водила его за нос, да и к долговой яме подтолкнула. С твоей матерью он бы до такого не докатился.
— Не думаю, что дело только в Глории.
— Не все, но многое зависит от женщины, — мы дошли до конца коридора и повернули назад. В глазах встретившегося нам джентльмена промелькнуло удивление. То ли его поразило само присутствие графа Солсбери в Мортенхэйме, то ли то, что я прогуливаюсь с ним под руку. Он склонил голову, и дед ему кивнул. — Твоя бабушка украсила мою жизнь, сыну повезло меньше.
— Он сумеет отказаться от игр?
— Зависит только от него, — дед мгновенно посуровел, — но теперь у твоего отца есть серьезный повод: замок Вайд и прилегающие к нему земли.
Так вот в чем дело! Вот почему отец приехал и обнимался со мной!
Я резко остановилась.
— Вы поставили ему еще одно условие?
Дед нахмурился, взглядом пригвоздил меня к полу.
— Он сам пожелал помириться, циничная леди. Ваш отец вспыльчив и безрассуден, но этого добра и в вас хватает, не так ли?
— Хм.
Гадкий червячок сомнений недовольно зашипел, но уши у меня вспыхнули. Похоже, все, что творилось вокруг в последнее время, губительно сказалось на моей доверчивости.
— Несмотря на все ошибки, он пришел к вам с открытым сердцем.
К ушам присоединились щеки.
— Я поняла.
— И почему-то мне кажется, что он тоже заслужил второй шанс.
Теперь полыхало все лицо.
— То-то же. — Дед кивнул. — Ну а теперь пойду прилягу — устал с дороги, как демон знает кто. Еще завтра весь вечер суетиться.
Я улыбнулась.
— Сейчас найдем Барнса, и я вас провожу.
— Как поживает черная бестолочь?
— Арк не бестолочь, — обиделась я.
— Я любя.
Чувство юмора у него, как у Винсента.
Весть о приезде моих родных уже облетела замок, и общество заметно оживилось: еще бы, такое развлечение! Под самыми разными предлогами они покидали насиженные места и прогуливались по коридорам, чтобы воочию убедиться, что семья Лефер воссоединилась под крышей Мортенхэйма.
Выпорхнула и Камилла Уитмор под руку с миниатюрной особой: высокая прическа и темные завитки на висках больше подошли бы юной леди, но юной она не была. Разве что миловидной, но недостаточно, чтобы затмить красоту Камиллы. Женщина быстро шагнула в сторону и потупила взгляд, словно графиня была королевой, а она — фрейлиной.
— Граф Солсбери! — Дамы присели в реверансе, и Уитмор защебетала, как южная птичка. Как ей удается делать такой голос? — Очень рада вас видеть!
— Леди Уитмор. — Дед склонил голову. — Вы уже знакомы с моей внучкой, леди Луизой?
— Ах, да, — меня не удостоили даже взглядом. — Как поживаете? Говорят, зимы в Вайд Хилле достаточно суровые?
— Замечательно, — дед погладил меня по руке, — леди Луиза — моя законная наследница. Надеюсь, вы подружитесь.
Спутница графини ахнула. Я с удовольствием наблюдала, как вытянулось лицо Камиллы. Леди Уитмор пробормотала: «Было очень приятно с вами поговорить, граф», — и исчезла вместе с безмолвной подругой. Остальные встречали нас более сдержанно или лучше владели собой. По крайней мере, приветствуя деда, они не забывали и обо мне. На лицах то и дело мелькало изумление, раздражение и недоумение, но теперь ничто не могло испортить этот вечер.
Мы разыскали его комнаты, а после дед решил прогуляться до моих.
— Иначе все будут говорить, что меня провожала дама.
— Я ваша внучка, — столько, сколько сегодня, я не улыбалась уже давно.
И все-таки его предложение приняла с удовольствием. Прощаясь в дверях, поцеловал меня в щеку и пожелал приятного вечера. Мой родной!
Опасное признание жгло язык, но я не хотела, чтобы кто-то узнал о ребенке раньше Винсента.
— Совсем забыл, — дед достал из внутреннего кармана сюртука большой футляр и протянул мне. — Завтра вам это пригодится.
Я собиралась открыть, но он легко сжал мою руку.
— Посмотрите у себя. Доброй ночи!
Сгорая от нетерпения, я поцеловала деда в щеку, он же снова усмехнулся в усы и бодрым шагом направился по коридору, приветствуя кого-то из гостей. Кого, я не стала смотреть, гораздо больше меня интересовало содержимое футляра. Изящное рубиновое колье с девятью подвесками — капельками, серьги и браслет. Под ними лежала записка, которая мигом напомнила мне о том, с чего все начиналось — о дурацкой розовой шкатулке и стишке, написанном корявыми буквами.
Я развернула листочек, на которым твердым каллиграфическим почерком Винсента было выведено:
«Моя дорогая Луиза,
ваш дед любезно согласился побыть почтальоном. Примите этот скромный подарок, чтобы оттенить вашу красоту.
Отнюдь не в качестве извинений за то, что я в последние дни уделяю вам непростительно мало времени.
Разве что самую малость.
Ваш Винсент».
Я посмотрела на платье и улыбнулась. По ощущениям — шире не бывает, хоть завязочки к ушам цепляй.
Что ни говори, а некоторые записки приносят счастье.
