8
— Сколько можно кормить меня водицей! Этак я никогда не поднимусь.
Недовольный голос дедушки ничем не напоминал тот слабый шелест, который я слышала по приезду. Горничная в светло — сером форменном платье и накрахмаленном переднике едва успела отскочить в сторону, когда я резко распахнула дверь в спальню.
Служанка мышью шмыгнула за дверь, а я прошла в комнату и остановилась, не зная, куда деть руки. Солнечный свет расплескался по стенам и по ковру, рисуя причудливые картины с помощью теней, на зеркале играли блики. Дед же хмурился и молчал. Он сидел, опираясь на подушки, длинные седые волосы отброшены за спину. Бледный, но лицо больше не напоминало предсмертную восковую маску с заострившимися чертами. Я видела перед собой перенесшего тяжелую болезнь человека: измученного, но готового жить дальше. Меня затопила радость — всепоглощающая, светлая и естественная, как пробуждение ребенка утром в день своего рождения.
— Доброго дня, дедушка.
— Пока что он отнюдь не добрый, леди. Подите-ка сюда.
Я подошла, не переставая удивляться могуществу магии армалов: мало того, что дед мог сидеть, в голос его вернулись командные нотки, а в движениях чувствовалась сила. Он уверенно указал мне на кресло, придвинутое к кровати. Сколько себя помню, в присутствии дедушки я всегда робела и чувствовала себя нашкодившей девчонкой. Сейчас ничего не изменилось.
— Что здесь делает герцог де Мортен?
От неожиданности я чуть не промахнулась мимо кресла, наткнулась на подлокотник и услышала, как хрустнул под юбками кринолин. Пришлось привстать и после этого медленно и степенно опуститься снова, как подобает настоящей леди.
— Он… приехал со мной.
— Что значит — с вами?! — дед сдвинул брови и подался вперед, тяжело опираясь о покрывало.
Я молча хлопала глазами. Не ожидала я, что меня встретят допросом про Винсента, скорее уж упреками о том, что я не соизволила навестить до недавнего времени.
— Язык проглотили? — ядовито осведомился дед.
— Он узнал, что вы больны, и любезно согласился мне помочь.
Ничего лучше я не придумала.
— И давненько его любезности распространяются на вас?
В висках застучала кровь, щекам стало горячо.
— Луиза Лефер, — угрожающе низкий голос деда звенел от гнева. — Немедленно рассказывайте все как есть.
Я вздохнула. Повертелась в кресле протянула руку ладонью вверх.
— Все началось с этого.
— прежде чем стянуть перчатку, потом
Лгать я не стала. Рассказывала о заклятии и о том, как прошла весь этот путь — от ненависти до простого и такого хрупкого счастья, а сама словно заново переживала каждый миг ссор и примирений. Мысль о том, что я не смогу вернуться в театр, больше не беспокоила. Да, я потеряла все свои роли — прошлые, настоящие, будущие, зато обрела себя настоящую.
Дед слушал внимательно, иногда хмурился, но чаще просто потирал подбородок: обычно это означало, что он всерьез о чем-то задумался. Я искренне надеялась на то, что он меня поддержит, но даже случись иначе, от своих слов я не откажусь. И уж тем более я не откажусь от Винсента. Разве что он сам меня об этом попросит.
Когда я закончила, воцарилось молчание. Долгое, тягостное, из тех, что кажутся бесконечными и наводят на мысли о надвигающейся буре. Когда дед начинал бушевать, это и в самом деле напоминало ураган — его гнев сметал все на своем пути, поднимал в воздух тучи пыли предыдущих ссор и ошибок, с корнями выворачивал деревья спокойствия, а от реки уверенности в себе летели пенные брызги. Как ни странно, сейчас ничего такого не произошло.
Он долго разглядывал крохотную змею на ладони, а потом взял мою руку и слегка пожал. Какая теплая у него сейчас ладонь!
— Что ж, похоже ваше прошлое вас настигло, леди.
И все?
— То есть… вы на меня не злитесь?
Дед довольно улыбнулся.
— Я всегда знал, что рано или поздно вы вернетесь к тому, от чего ушли. Вы оба.
— О, — только и сказала я, а он подтянул к себе столик — поднос, на котором стояла миска дымящимся бульоном и недовольно проворчал:
— Они всерьез считают, что мужчину можно поставить на ноги с помощью этого.
Я невольно улыбнулась. Если дедушка начал ворчать и ругаться, значит все в полном порядке.
— Нельзя же сразу набрасываться на жаркое. Позвольте, я помогу?
Он посмотрел так грозно, что пришлось опуститься обратно в кресло.
— Справлюсь сам, милая леди. А теперь расскажите, чем вы были так заняты все это время.
Когда дед подносил ко рту ложку, рука его едва заметно подрагивала, но я не решилась второй раз предлагать помощь, тем более что каждый даже самый маленький успех был для него настоящей победой. Не хотелось сейчас говорить о Глории, но дедушка ждал объяснений. Ждал слишком долго, чтобы сейчас я могла себе позволить и дальше избегать неприятного разговора. Я рассказала обо всем: почему не приезжала и как узнала о его болезни. Рассказала всю правду, не стала только упоминать о поддельном письме.
— Значит, Глория. — Он задумчиво пожевал губами. — Что ж, этого следовало ожидать.
Он дотянулся до колокольчика, висевшего над кроватью, и дернул за нить. Я же боролась с двойственными чувствами: если все так, как мачеха пытается представить, она действительно спасла ему жизнь. Без ее помощи он не протянул бы столько, и нам с Винсентом просто не к кому было бы ехать. С другой — она молчала, зная, что ничего не сможет сделать, что дни деда сочтены. Этого я ей простить не могла, как ни пыталась.
— Почему ты решила стать актрисой? У тебя же на лице все написано.
Я вздрогнула и посмотрела на деда.
— Иногда ты отчаянно напоминаешь свою мать. Та тоже оправдывала всех и вся.
— Я никого не оправдываю, дедушка.
— Да неужели? — он похлопал ладонью по покрывалу. — Иди-ка сюда.
Я шагнула к нему и сделала то, что хотела с тех пор, как оказалась в Вайд Хилле: заключила деда в объятия. Какое же это облегчение — прижаться к нему, уткнуться лицом в плечо и знать, что он поправляется! Щеку колола пробивающаяся щетина — совсем как в детстве, когда он легко, как пушинку, подхватывал меня на руки, и тихо всхлипнула. Хорошо. С ним все будет хорошо. Скорлупа страха, сковавшая сердце в Лигенбурге, рассыпалась окончательно.
— Ну, ну… мне тут только плесени не хватало, — недовольно проворчал дед, тем не менее все-таки обнял в ответ.
— Какой плесени? — я хлюпнула носом.
— Что значит какой? А кто мне тут сырость разводит?
Я помотала головой.
— Это не я.
— Милорд, — голос горничной прозвучал совсем рядом.
Я и не заметила, как она вошла.
— Пригласи-ка ко мне леди Лефер, да побыстрее, — произнес он, не спеша меня отпускать. — А заодно попроси Росса, пусть поручит кому-нибудь узнать о местах на поезда в направлении Лигенбурга.
Я напряглась, прямо-таки окаменела.
— Хорошо, милорд.
Горничная вышла, а я неловко отстранилась, заглядывая деду в глаза.
— Дедушка, Киана тоже ваша внучка, и она не виновата в том, что сделала ее мать. Глория действительно поддерживала вас. Если бы я сразу узнала о вашей болезни, все равно не смогла бы вам помочь. С Вин… с Его Светлостью мы тогда не разговаривали, а у меня нет даже задатков целительской магии…
Он поднял руку.
— Дети заслуживают своих родителей.
— Но ведь я тоже дочь своего отца!
— Вздумали учить меня жизни, Луиза Лефер? — В голосе его звенела сталь.
Единственная черта, которая пугала меня в дедушке: жесткость и безапелляционность. Если что решил, пути назад не будет. В этом они слишком похожи с Винсентом.
— Нет.
Их попробуй научи. Чуть что — знайте свое место, леди. Сидите и вышивайте. Читайте сонеты и думайте о высоком. Странно, что мне вообще позволили самостоятельно выбирать свой путь и написали рекомендации, чтобы я смогла на первое время устроиться гувернанткой.
— Вот и ладно, — дед погладил меня по волосам. — А теперь ступай. Нам с невесткой надо поговорить по душам.
Я мерила шагами малую гостиную, не обращая внимания на остывающий чай. Перед глазами мелькали бледно — зеленые диваны и пуфики, канделябры на каминной полке, мраморная скульптура в углу, светло — желтые портьеры и более яркие ламбрекены. Все это мельтешило и сливалось в единый фон, выделялся разве что сидящий у окна де Мортен. Поначалу Винсент еще следил за мной, но потом откинулся на спинку дивана и прикрыл ладонью глаза.
— Луиза, сядьте, или я вынужден буду вас привязать.
Я остановилась так резко, что платье взметнулось за моей спиной абрикосовым пламенем.
— Вы слышали, что я вам рассказала?
— Ода.
— Считаете, что дед прав?
— Это ему решать.
Ну разумеется. Не могла же я рассчитывать на то, что Винсент поддержит мою точку зрения!
— Луиза, он не собирается выгонять их на улицу.
— Он сказал, что ему нужны билеты. И что хочет поговорить с Глорией наедине.
— Я всегда знал, что граф — разумный человек.
Винсент поднялся и оказался за моей спиной: так близко, что я чувствовала его запах и дыхание, согревающее затылок. Он обнял меня за талию и развернул к себе. Стоило нашим взглядам встретиться, как в груди разлился жар. Теперь этот мужчина имел власть не только над моим телом, но и над сердцем. Он мягко приподнял мой подбородок в знакомой ласке.
— Вы удивительная женщина, Луиза. Второй такой нет.
Его слова отдавались сладким трепетом в душе: я не сомневалась в их искренности. Мы заключили перемирие, и каждая минута с Винсентом была наполнена волнующими мгновениями, не хотелось ни о чем думать, и никуда спешить.
— Спасибо вам, — повторила я, — вы спасли моего деда.
— Нет. Это вы его спасли.
Я улыбнулась и покачала головой.
— Если бы не ваше волшебство… Винсент, как вы с этим справляетесь? У меня дрожь по телу всякий раз, как я это чувствую.
Винсент наклонился ближе ко мне. Я закрыла глаза, но он неожиданно произнес:
— Как вы их чувствуете?
— Кого?
Разочарование оттого, что поцелуя не случилось, было слишком острым.
— Как вы чувствуете чары армалов? — Винсент внимательно смотрел на меня.
— Волны магии, — принялась перечислять я, — начинается с тонких вибраций в воздухе, а потом превращается в настоящий шторм. Голова кружится, перехватывает дыхание. Словно каждая частица воздуха переполнена энергией — мощной, истинной, яростной. Иногда становится спокойно, а иногда кажется, что сейчас все вокруг обратится в пыль. Это так важно?
Де Мортен сцепил руки за спиной.
— Луиза, магию армалов способен чувствовать далеко не каждый.
— Все дело в бабочке?
— Бабочка скрывает вашу силу от окружающих. Никто не почувствует в вас сильного мага, если сами не расскажете.
— Сильного… мага? — во рту пересохло.
— Ваши возможности продолжают расти. Судя по тому, что вы мне только что рассказали, стремительно.
Я сжала губы и замотала головой. Не хотела я быть сильным магом! Тем более зная страшилки про случаи пробуждения во взрослом возрасте, которое сводило с ума и чаще всего заканчивалось смертью.
— Можно это как-нибудь отменить?
Винсент приподнял бровь.
— Сомневаюсь. Нет повода для беспокойства — бабочка не позволит силе вырваться, если это не будет осознанным поступком. А учить вас я не собираюсь.
— Спасибо, утешили!
— Луиза, вы не побоялись бросить вызов обществу, когда вам было семнадцать.
— Я была маленькой и глупой.
— Тем не менее вы справились, выжили и жили неплохо. Разумеется, со мной было бы гораздо лучше, но мы говорим о том, что есть.
— От скромности вы не умрете.
— Не перебивайте. А главное, вы пристегнули себя наручниками в холле моего дома.
— Главное?
— И самое страшное. Это было очень и очень рискованно. Вам повезло, что я проснулся в хорошем настроении.
— Так в тот день у вас было хорошее настроение?
— Да, — глаза его смеялись, — иначе вы бы не отделались так просто.
Стоило вспомнить случившееся в библиотеке, как страхи куда-то отступили, по телу прошла дрожь. Корсет стал жестче, чем обычно, а платье тяжелым и явно лишним. Напряженные соски уперлись в плотную ткань, стоять напротив него, сгорая от невозможности прикоснуться по — настоящему, было невыносимо.
— И что бы вы… — я невольно облизнула пересохшие губы, — со мной сделали?
Винсент, не отрываясь, смотрел на мой рот. Взгляд его потемнел, сейчас он не улыбался.
— Ничего из того, что до безумия хотел. Так что заклятие на крови пришлось очень кстати.
Заклятие… Оно наградило меня непонятной пугающей силой, оно же подарило нам с Винсентом новую встречу. Нельзя сказать, что я благодарна неизвестному злодею, но его чудовищный поступок странным образом принес мне счастье. Похоже, и не только мне. Забывшись, я провела кончиками пальцев по его губам.
Он перехватил запястье и какое-то время просто смотрел мне в глаза: так близко, одуряюще — жарко и так откровенно, что колени подгибались. Никогда не думала, что достаточно взгляда и одного прикосновения, чтобы по телу прошла горячая волна, затопившая остатки разума, вытеснившая все мысли. Я подалась вперед, разомкнула губы, и Винсент резко притянул меня к себе. Поцелуй — обжигающепряный, выбил из-под ног почву и закружил голову сильнее магии армалов. Винсент ласкал мои губы и рот языком, я отвечала — неистово, горячо, задыхалась от этой чувственной пытки. Сколько дней у нас уже не было близости? Целую вечность.
Все закончилось так же неожиданно, как и началось. Он отпустил меня и отступил, полыхающий темный взгляд говорил о том, что шаг этот дался ему нелегко. Винсент смотрел на меня: казалось, что вот — вот набросится прямо здесь, позабыв о данном себе обещании. К счастью, в гостиную заглянул Росс — я едва успела отскочить от де Мортена на почтительное расстояние и сделала вид, что любуюсь мраморной женщиной. Сердце колотилось как сумасшедшее.
— Ваша Светлость. — Голос дворецкого сейчас звучал гораздо ярче, чем когда мы только приехали. — Граф спрашивает, не могли вы оказать ему честь и побеседовать с ним?
— Разумеется. Леди Луиза.
Он склонил голову, а я рассеянно улыбнулась, словно только что вспомнила, что не одна, и присела в реверансе.
— Ваша Светлость.
Мы напоминали заговорщиков, отгородившихся от остального мира плотным пологом театрального занавеса, но эта игра нравилась нам обоим.
Мужчины вышли, а я без сил рухнула в кресло. Сейчас мне очень не хватало веера: жарко, точно замок Вайд перенесли в самое сердце Теранийской пустыни. Я коснулась губ кончиками пальцев, вспоминая поцелуй. И поймала себя на мысли, что улыбаюсь.
