Рано или поздно это должно было случиться. Расплата за все, что натворила в прошлом. Пламя в камине танцевало свой странный танец, а я задумчиво перебирала густой ворс ковра. Наваждение или нет, но сегодня днем я перешла ту грань, за которой раскинулась пропасть. Пропасть моих прошлых чувств, пропасть жестокости и непонимания.

Наша с Винсентом помолвка развивалась стремительно, точнее — отсчитывала дни до свадьбы, и пусть в его глазах мелькало желание, больше ничего не менялось. Я была забавной, я была непокорной, и чем дальше, тем сильнее это его заводило. Леди Луиза Лефер, маленькая глупышка, достойная умиления и снисхождения, которую забавно приручать, дрессировать и из которой со временем получится отличная жена. Всевидящий, тогда мне было и этого достаточно. Достаточно до того самого дня, как я призналась ему в любви.

Я ничего такого не задумывала, слова сами сорвались с губ: Винсент целовал меня, а я падала в бездну темных глаз. Падала и понимала, что дышу им, живу им и жду дня нашей свадьбы, чтобы стать его навсегда. Раствориться в нем без остатка. Три коротких слова: «Я люблю вас», — положили конец всему. Недоумение во взгляде сменилось весельем, а затем он сказал самый страшный комплимент в моей жизни: «Луиза, вы очаровательны!»

Подыграй он мне тогда, хотя бы с насмешливой снисходительностью, я бы вышла за него, но Винсент решил, что это ниже его достоинства. Да и к чему, если обещанная тебе девчонка все равно никуда не денется? Он сказал, что его жизнь никогда не сойдется только на мне, что наш брак не имеет к чувствам никакого отношения.

«К чему? — спросила я. — К любви или к женщинам, с которыми вы будете проводить время, пока я стану воспитывать наших детей?»

«Вы слишком много думаете, Луиза, — последовал ответ, — и в этом ваша основная проблема. Женщине достаточно знать, что рядом есть мужчина, который сумеет о ней позаботиться».

Для начитавшейся сентиментальной прозы девчонки это была трагедия. Повезло мне или не повезло, но моим воспитанием занималась мачеха, занималась постольку — поскольку. Я росла, предоставленная самой себе, читала слезливые романы, и в отличие от сверстниц, верила в большое чувство. Все девушки готовились к замужеству, я же мечтала о любви. Окажись на месте Винсента другой человек — тот, кто был мне безразличен, возможно, все случилось бы по — другому. Но рядом с ним я не могла лгать и лицемерить. Не могла так.

В тот вечер я пришла к отцу и умоляла его разорвать помолвку. Не хотела я такой заботы, не хотела пресной участи жены, с которой изредка, когда пожелают, проводят время. К тому, что случилось дальше, я была не готова: отец больно схватил за руку, швырнул на диван и шипел мне в лицо, чтобы не смела больше даже заикаться о таком. Выговаривал, как мне повезло и сколько женщин мечтают оказаться на моем месте. Чем дальше я слушала, тем отчетливее понимала, что выбора у меня нет. Такие помолвки не расторгают, даже если у меня получится сбежать, найдут и силой поволокут под венец.

Оставалась единственная возможность — заставить Винсента отказаться от меня. Всю ночь выметая из сознания осколки розовой мечты, я думала о том, как это сделать. И под утро в голову пришла одна идея.

В мои мысли ворвался стук в дверь. Не дожидаясь ответа, де Мортен вошел в комнату. Я не сказала ему о происшествии, было не до того, но пока он в замке, смысла запираться нет. Тот, кто хотел меня напугать, вряд ли повторит свою попытку в его присутствии.

— Ваши волосы словно пламя в камине.

— Вы совсем не умеете говорить комплименты.

— Слишком прямо?

— Чересчур возвышенно. Не побоюсь этого слова, романтично. Вы точно не читаете Миллес Даскер, когда никто не видит?

Винсент улыбнулся и направился ко мне.

— Комплименты не главное. Обычно хватает взгляда.

Герцог опустился рядом, устроился на ковре и коснулся моих волос, словно решил проверить обжигают ли они. От этой невинной ласки я едва уловимо задрожала, хотелось закрыть глаза и прижаться щекой к его ладони.

— Леди падают к вашим ногам, сраженные грозными герцогскими очами?

— Нет, моим обаянием.

Вот это уже больше похоже на Винсента, которого я знаю. И слава Всевидящему, рядом с таким мне проще и привычнее. Стараясь не думать о том, почему его слова так неприятно зацепили, я вытянулась на ковре, подперла руками голову и уставилась в окно. Стекла вставили быстро: еще вчера вечером все было готово.

Какое же блаженство — лежать вот так у камина, в тонком шелковом халате, без вороха стягивающей и стесняющей движений одежды. Иногда мне кажется, что мода делает все, чтобы превратить женщину в чопорную куклу, проглотившую мереновый кол. Хорошо хоть с недавних пор снова стали допустимы глубокие декольте, до этого все ходили как монашки. Хотя это скорее состояние души, нежели чем одежда.

— Что нового вы насоветовали Ее Величеству за эту неделю? — я провела пальцами по ковру и бросила на него взгляд через плечо.

Винсент сдвинул брови и теперь смотрел на огонь.

— Я давно занимаюсь проектом, который позволил бы нашему государству сделать стремительный скачок в науке. Ее Величество поддерживает меня, но есть еще парламент. И недовольные. Подобно моей матери, многие считают, что наука и магия не способны идти рука об руку, и что очень скоро чему-то одному наступит конец.

Он покачал головой, встретился взглядом со мной.

— Помните Пирса? В Энгерии много талантливых ученых, но каждое изобретение им приходится отстаивать, доказывать, что оно не нарушает закон и что его использование не принесет вреда.

Он действительно отличался от своего отца: тот вовсе не признавал технологии. Для Винсента же это казалось по — настоящему важным. Я села, поправила сползающий с плеча халат. Тому, для кого магия — основа силы и власти, нелегко от нее отказаться, зато для простых людей работа Пирса и ему подобных неоценима.

— И каково же соотношение голосов в парламенте?

— Раньше большинство было против, но сейчас, когда сильной магией обладают единицы, многие склоняются к тому, что достижения науки пойдут во благо Энгерии.

— Многие, но не все?

— У реформы достаточно сильные противники. Итан Аддингтон — один из них. Он вел дела с моим отцом, и до сих пор считает меня паршивой овцой. Хотя и не говорит об этом вслух.

Я вспомнила ледяного лорда — канцлера и поежилась.

— Сейчас они делают основной упор на то, во что это выльется. Итан считает, что это ударит по казне и в конечном итоге приведет к революции. Хотя вопрос о финансировании даже не стоит, главное, чтобы парламент утвердил законопроект.

— Почему не стоит? — удивилась я, перехватила его взгляд и замерла. — Вы… собираетесь взять расходы на себя?

— Не только я. Многие аристократы и предприниматели готовы поддержать развитие Энгерии, и, естественно, получить прибыль.

Винсент оперся на локоть, я его интересовала больше опостылевших дел.

— Вы бывали за границей?

— Однажды. Посетила столицу Вэлии, отдыхала на побережье.

— Вам понравился Ольвиж?

— Город как город. Шумно, пыльно, пестро, много приезжих, кабаре, развлечений и любвеобильных вэлейцев. Хотя красота многочисленных соборов поражают, галереи и театры там весьма недурны.

— Не сомневался, что вы обратите внимание на театры. Как вам побережье?

Де Мортен коснулся моего плеча, провел рукой по спине и ниже, его ладонь замерла над бабочкой. Кажется, наш разговор только что стал еще откровеннее.

— Океан невероятен. Не думала, что меня что-то сумеет…

Винсент потянул мой халат вниз, обнажая спину, коснулся губами основания шеи.

— … так впечатлить. Он сильный, неукротимый, и… — он скользнул руками по моим плечам, погладил лопатки и поясницу, дюйм за дюймом сдвигая шелк — поразительно, раньше я и представить не могла, что у этого мужчины могут быть такие нежные прикосновения. — Мягкий, волнующий. Опасный.

Мы все еще об океане говорим?

— Опасный. — Дыхание Винсента щекотало кожу на затылке, и я задрожала. — Продолжайте.

Его губы нежно касались спины вдоль позвоночника, а руки поглаживали ягодицы. Я вздрогнула, когда он отбросил халат, опаляя кожу прикосновениями. Не могла продолжать, потому что узор под его ладонью отзывался пульсацией и обжигал так, словно мне заново наносили татуировку. Попытка вывернуться не увенчалась успехом: Винсент подтянул меня к себе, заставляя приподняться и встать на четвереньки. Теперь его пальцы скользили по внутренней поверхности бедер, тем неожиданнее оказалась короткая искра боли, ужалившая чувствительную кожу и тут же сменившаяся дразнящим поглаживанием.

От ладоней Винсента шел жар, каждое его касание наполняло силой, а моя бабочка помогала ему в этом. По телу разливалась истома, заставляющая пьянеть, для того, кто обладал магией — привычно, но мне открылось совершенно новое чувство. Колени подрагивали от напряжения, спина взмокла. Чувства стали ярче, сильнее, и в миг, когда он сжал мою грудь, играя с напряженным соском, тело пронзил острый разряд наслаждения — достаточно для того, чтобы застонать в голос.

Я подалась назад, стремясь вжаться промежностью в его бедра, но он не позволил. Провел пальцами между набухших влажных складок, вокруг клитора, лаская издевательски — медленно. Желание смешалось с чистой энергией, будоражило, заставляло извиваться и кусать губы от невозможности получить больше. Тело горело, словно меня окунули в прорубь или я шагнула в огонь, тысячи иголок впивались в кожу, пульсация между ног то становилась сильнее, то отступала.

Не знаю, что он со мной делал, просто не представляю: теперь уже не только браслет змеи рассыпал изумрудное сияние, перед глазами полупрозрачным флером плыла мерцающая пелена, коконом окутавшая нас и в точности повторяющая контуры наших тел. Сознание словно отключилось, когда его пальцы оказались во мне — растягивая, лаская, поглаживая чувствительный до безумия вход. Я ахнула, когда он скользнул глубже, мягко и в то же время настойчиво массируя не менее чувствительное местечко внутри. Наслаждение шло по нарастающей, я только чудом не забывала дышать, а потом Винсент убрал пальцы и вошел — резко, сильно, на всю длину.

Я опиралась на локти, прогибаясь, подставляясь откровенно, бесстыдно, принимая его в себя. Это действительно напоминало слияние, словно мы стали единым целым, я цеплялась дрожащими пальцами за ковер — до той самой минуты, когда сладостный жар внутри стал нестерпимым. Я закричала, меня затрясло в оргазме — сильном и настолько мощном, что на миг показалось: не выдержу. Пульсирующий внутри меня член и последние несколько толчков накрыли второй волной, я обрела возможность дышать лишь когда он меня освободил.

Творилось что-то странное, пелена вокруг не исчезла, разгоралась все сильнее. Усталости — ничуточки. Я толкнула Винсента на спину, устроилась поверх его бедер, скользя поцелуями — укусами по рельефному торсу, лаская языком, руками, губами, обводила узоры шрамов. Мышцы под ладонями казались просто каменными, я то и дело поднимала голову, чтобы перехватить завораживающий взгляд. Прическа разлетелась ко всем демонам, когда — я не помню.

Отбросив длинные взмокшие волосы за спину, я потерлась о горячий, вновь наливающийся член. Сердце бухало гулко, чудом не отдельно от меня — не способна простая женщина выдержать такую чувственную игру. Подаваясь вперед — назад, я гладила его живот, сильные руки, на краю сознания отмечая, что должно быть сошла с ума, что все это происходит не со мной.

Какое же это удовольствие — наблюдать, как темнеют его глаза. Ни одна страсть в мире с таким не сравнится. Я медленно приподнялась и так же медленно опустилась на него. До предела. Глубоко. До стона. Чуть подалась вперед, переплетая наши пальцы, прошептала:

— Вин — сент…

А потом потерялась в сладости движений — медленных, плавных в начале, и сильных, резких, болезненно — острых — на пике удовольствия.

Я почти рухнула рядом с ним, глядя как окутывающая нас дымка растворяется… или впитывается? В нас. В самую суть. Глубже, чем в душу.

— Что вы со мной делаете?

— Хотел спросить о том же, — хрипло выдохнул Винсент и бережно прижал к себе, заглянул в лицо. — А, вы о магии. Я просто немного поделился силой: ваша бабочка способна на многое.

Да, современные мужчины многое упустили, когда решили не обучать женщин.

«И что теперь?» — хотела спросить я, но вместе с флером растаяла и моя неутомимость. Я провела ладонью по его сильной груди, устроилась на плече и закрыла глаза. Хотела попросить, чтобы остался со мной на всю ночь, но пока подбирала слова, поняла, что уйдет все равно. Если сам не захочет заснуть рядом. А захочет — пинками не выгонишь. Мужчина, которого я знала — жестокий, черствый и равнодушный, исчез, будто и не было его никогда. Но кто же тогда жил в моих воспоминаниях?

И каким будет наше утро?