Глава 12. Земля оборотней
Храм горел неохотно и чадно, к небу, что и вправду было чистым, поднимался столб черного дыма. Оставленный внутри жрец вопил, изрыгал проклятия, умолял выпустить его и обещал отдать сокровища, клялся, что больше так не будет, уйдет в монастырь и исправится…
Потом он затих, а вскоре с грохотом рухнула крыша, из пролома выметнулся громадный сноп искр.
– Если я чего понимаю в этой жизни, то нам пора убираться, – сказал Ивар. – Только слепой не увидел, как мы тут порезвились… Обитатели соседних деревень, что поклонялись тому змеетелому, наверняка спешат сюда, и не для того, чтобы одарить нас цветами.
– Это верно, – Нерейд огляделся и поскреб задницу, словно та уже чесалась в ожидании хорошего пинка.
Обратно через чащу неслись будто стадо лосей, едва не сшибая лбами деревья, ломая ветки и сокрушая кустарники. Испуганные лесные твари шарахались в стороны, колыхались кроны, в них испуганно вопили птицы.
Дорогу находил Даг, ему помогал Нефритовая Жаба, в диком лесу ориентировавшийся не хуже, чем в собственных карманах. Ивар бежал последним, то и дело оглядывался, проверял, нет ли за ними погони, но не видел и не чуял ничего опасного.
На дорогу выбрались к самому закату, когда солнце ушло из виду, и меж стволами начала сгущаться тьма. На дальнем берегу обнаружился костер, рядом с ним – Арнвид, Рёгнвальд и остальные, в ноздри ворвался одуряющий запах жареного мяса.
– Ничего себе! – прохрипел Ивар, пытаясь отыскать удравшее куда-то дыхание. – Неплохо устроились!
С него лил пот, остальные тоже дышали с хрипом, даже Шао Ху выглядел слегка утомленным.
– Я начертил сторожевые руны, – сообщил эриль, понявший возмущение конунга по-своему. – Ни одна собака… в смысле враждебная собака не подойдет незамеченной, так что переночуем спокойно.
– Ночевка отменяется, – сказал Ивар. – Поедим, и в путь, мы тут разворошили осиное гнездо.
Рёгнвальд досадливо крякнул, но спорить не стал, мясо сожрали в один миг, забрались в седла и двинулись через погрузившийся во мрак лес. Поплыли мимо колонны стволов, зашуршала под копытами листва, потянуло из глубин чащи сырыми, колдовскими запахами.
Нефритовая Жаба шагал уверенно, колокольчики на посохе негромко звякали.
Коням приходилось хуже, они ступали осторожно, порой долго выискивали, куда поставить ногу. То один, то другой викинг, сраженный сном, ронял голову на грудь, начинал клониться к гриве, затем вскидывался, принимался истошно озираться, рука падала на меч.
Взошла луна, серебристый свет превратил очертания нависающих сверху листьев в подобие черной вышивки на шелке. С севера надвинулся тяжелый ухающий звук, будто бежал некто огромный в хлопающих сапогах, затем над головами забили громадные крылья, пахнуло смрадом, на юг пронеслась громадная тень.
Ближе к утру сам Ивар задремал и едва не свалился с коня.
Вскоре осознал, что на востоке светлеет, и что различает очертания едущих впереди спутников.
– Пожалуй, можно остановиться, – даос оглянулся. – Поспать до восхода…
– Давай, – согласился Ивар.
Проследил, чтобы все расседлали коней, ведь тем тоже нужно отдохнуть. Дружинники попадали наземь, не все даже подложили под голову мешки, по лесу поплыл густой храп.
– Ты тоже ложись, – сказал конунгу Арнвид. – Я посторожу.
– Лучше послушай, что с нами было… – и Ивар рассказал о том, что произошло в храме.
– Явление из колодца? Хозяин Чистого Неба? – эриль поскреб лысину. – Что бы это значило?
– Вот и мы не знаем, – негромко сказал Нефритовая Жаба.
Они с Шао Ху сидели рядышком, один лысый, другой лохматый, подобно стогу сена, один в драном ало-золотом облачении, второй в аккуратном оранжевом, но при этом похожие, как братья.
– Можно вопросить руны, – предложил Арнвид.
– И обратиться к «Чжоусским переменам», – добавил хэшан.
– А я потревожу одного из небесных наставников, – сказал даос, – давно этого не делал, но тут особый случай.
Первым за дело взялся эриль – расстелил на земле чистый платок, со стуком посыпались на него костяшки, выточенные из моржового клыка. Почти все упали гладкой стороной вверх, осталось только две – прямая вертикальная черта, и палочка с загибом сверху.
Иса и Лагуз, Лед и Поток, вода замерзшая и вода обычная.
– Вода… много-много воды, – Арнвид ожесточенно дернул себя за бороду. – Если спрашивать про направление, то все понятно – запад, точнее – северо-запад, но в остальном неясно… Не возвращаться же нам в Йотунхейм?
Шао Ху принялся бросать три круглых монетки с квадратными отверстиями в центре и рисовать на земле линии. Когда начертил шесть штук, одну под другой, погрузился в размышления, и так надолго, что Ивар даже решил, что хэшан попросту заснул.
Но тот вздрогнул и сказал:
– Начальное Затруднение… Лошадь и повозка по отдельности… Через десять лет родит… Благоприятно путешествие… А если разбить на две, то Кань и Чжэнь, Вода и Гром, дракон и опять же движения на запад… Нелегко нам придется, и не люди встанут на нашем пути, а существа, подобные дракону.
– Эх, я попробую… – Нефритовая Жаба закряхтел, вытащил из мешочка на поясе две красных лепешки размером с ноготь и проглотил их.
Глаза его засветились, словно у кота, сам даос не подскочил даже, а подлетел, и принялся вращаться, время от времени, точно спохватываясь, трогая землю то одной ногой, то другой. Очень нежно и мягко зазвенели колокольчики на его посохе, замелькали алые и золотые полосы на халате.
Продолжалось это долго – в лесу светлело, начинали петь птицы, а Нефритовая Жаба все крутился и крутился.
– И сколько еще? – не выдержал, наконец, Арнвид.
– Дорога к небесным наставникам далека, – отозвался Шао Ху.
В один миг фигура даоса стала прозрачной, он расплылся, превратился в облачко тумана, и тут же, тяжело отдуваясь, рухнул наземь.
– Ничего… не смог… – прохрипел Нефритовая Жаба, и из уголка рта его побежала струйка крови. – Словно крышка сверху… бьешься об нее, и никак не пройти… невозможно…
Вынул из мешочка пучок засохшей травы, принялся торопливо жевать, словно коза, роняя на одежду пушистые метелочки и семена. Тот из коней, что стоял ближе всех, заинтересованно пошевелил ноздрями, даже сделал шаг к даосу, но тот глянул грозно, и скакун сделал вид, что он вообще не при чем.
– Ну что, пора будить? – спросил Ивар, глядя на восток, туда, где между стволами струилось розовое свечение.
– Давай, – Арнвид зевнул. – И поедем, пока не особенно жарко.
Дружинники вставали с трудом, двигались поначалу, не открывая глаз, а когда поднимали веки, на конунга смотрели как медведь на охотника. Шевелились вяло, жевали и то с трудом, а на лошадей забирались с неохотой, поминая удобные лавки драккара, где сколько не сиди, задницы не намозолишь.
Когда выехали, солнце висело уже высоко, грело все сильнее.
Лес понемногу становился суше и реже, болота исчезали, а из-за края земли на западе выдвигались горы – хребты в несколько рядов, могучие, грозные, с блистающими белыми вершинами.
– Это нам туда? – спросил Нерейд, поеживаясь. – Брр, намерзнемся…
Около полудня проехали большую деревню, причем Ивар сначала хотел свернуть в сторону – вдруг и тут есть поклонники Чистого Неба? Но хэшан и даос его уговорили, сказали, что в селении местные напасть не рискнут, побоятся разгневать духов предков.
Погавкали собаки, вытаращили глаза крестьянские дети, и деревня осталась позади.
Погоня, если она и шла по следу разорителей храма Рассветных Лотосов, отставала сильно, а сам хозяин Чистого Неба то ли не мог пока ничем повредить путникам, то ли готовил какую каверзу.
Арнвид, судя по виду, именно так и думал – ехал мрачный, как ворон, зыркал по сторонам. Шао Ху выглядел спокойным, Нефритовая Жаба топал впереди, по-прежнему ничуть не уступая коням, и лишь по тому, что колокольчики звенели громче обычного, можно было понять, что даос тревожится.
Ивар, хотя всю ночь не спал, чувствовал себя бодро, только в уставших глазах появилась резь.
Когда впереди, на расположившемся в стороне от дороги холме, мелькнуло цветное пятнышко, конунг поначалу решил, что оно мерещится. Но моргнул, и видение не пропало, а Нерейд нахмурился, приложил ладонь ко лбу – выходит, тоже что-то заметил.
– Это что, дом? – спросил Болтун. – Откуда он здесь?
– Не дом, а настоящая усадьба, – сказал Шао Ху. – Мы еще в пределах Поднебесной, и тут вполне может жить местный князь или вышедший в отставку чиновник…
Пятно приблизилось, превратилось в окруженное оградой большое строение с красной черепичной крышей. Распахнулись ворота, и по ведущей от них дорожке к тракту поспешили трое мужчин в одинаковых желто-рыжих халатах.
– Славный мир и благоденствие вам! – закричал один еще издали. – Не проезжайте мимо, добродетельные путники!
– Это чего, в гости зовут? – оживился Нерейд.
– Похоже на то, – сказал Ивар, придерживая коня.
– Рады приветствовать вас в блаженной Сычуани! – воскликнул передний из троицы в рыжих халатах, отвешивая поклон. – Госпожа наша, благородная Нюй-гун, зовет вас насладиться ее гостеприимством! Омовение, прекрасное вино, обильная пища и учтивая беседа ожидают уставших путников!
– А не боится твоя госпожа жить в такой глуши? – спросил Ивар.
Чем-то не нравилась ему это троица – больно уж шныряли глазами, хищно скалили мелкие зубы, хотя оружия на виду не держали, да и на разбойников не походили. Арнвид недовольно сопел, таращился почему-то в землю, Шао Ху и Нефритовая Жаба выглядели озадаченными.
Предводитель рыжехалатников рассмеялся:
– Нет, не боится! Ибо могущество ее велико, а слуги – отважны и владеют разным оружием. Прошу вас, поезжайте к нам, куда лучше ночевать в тепле и удобстве, чем на холодных камнях.
Небо понемногу темнело, на нем проступали крапинки звезд, из мира, что днем был раскаленным, как внутренности печи горшечника, стремительно уходило тепло, а ветер нес с гор их ледяное дыхание.
Ивар подумал, что все равно им сегодня останавливаться на ночлег – нужно отдохнуть и людям, и животным. Так что почему бы не сделать это под крышей, рядом с очагом? Можно не обидеть хозяйку отказом, но выставить собственные дозоры, чтобы не дать захватить себя врасплох.
– Хорошо, – сказал он. – Ведите.
– О счастье, о радость! – воскликнули все трое рыжехалатников, и принялись кланяться.
Шао Ху прочистил горло, будто собираясь что-то сказать, но промолчал.
Провожатые зашагали по дорожке, что была вымощена камнем, зацокали по нему копыта. Надвинулись ворота, под аркой которых горело множество ярких фонариков, желтых и малиновых, открылся просторный двор, главное здание с множеством пристроек.
В один миг все поплыло у Ивара перед глазами, и показалось, что он смотрит на голый склон холма, усеянный валунами. Но он встряхнул головой, и все стало как прежде – теплый свет в окнах, доносящиеся изнутри женские голоса, суетящиеся вокруг слуги в рыжих халатах.
Проследил, куда повели лошадей, по умелым движениям узнал опытных конюхов, и успокоился.
Голоса стали громче, двери дома распахнулись, и на крыльцо выбежала миниатюрная женщина с очень пышными черными волосами, собранными в причудливую прическу. Блеснула вышивка на халате, стянутом на тончайшей талии, изогнулись розовые губы, большие глаза заискрились.
– Что за счастье видеть столь достойных мужей! – воскликнула женщина, всплеснув изящными руками. – Могучие воины, почтенный колдун-у, постигший Дао мудрец, и взыскующий иного берега…
От нее повеяло сладким, под тонкой тканью обозначилась выпуклость груди, крутое бедро, и губы Ивара пересохли. Он напрягся, как юнец, впервые ощутивший влечение к женщине, почувствовал бешеное, звериное желание, краем глаза увидел, как вздрогнул Арнвид.
Похоже, что проняло и старого эриля.
Конунг не успел моргнуть, как женщина, наверняка сама госпожа Нюй-гун, подхватила его под локоть, и повела в дом. При этом прижалась так, что он мог осязать тугую плоть, сладкий запах стал сильнее, от него закружилась голова, перед глазами помутилось.
В доме оказалось необычайно много девиц – молодых, сочных, улыбчивых.
Гостей повели в отведенные для них комнатки, крохотные, по одной на двоих, но с широкими лежаками и множеством подушек. Ивару досталось отдельное помещение, и он не нашел сил возразить, хотя поначалу не хотел оставлять дружинников без присмотра – ведь точно набедокурят…
Затем обнаружил себя голым в большой деревянной бадье с горячей водой, а рядом – одну из девиц, что строила конунгу глазки, и заодно терла ему спину чем-то жестким и шершавым.
Рядом стояли другие бадьи, над ними клубился пар, и торчали головы, лысые или облепленные мокрыми волосами. Глаза у всех были вытаращенными, в них стояло одурение, словно у давно пристрастившихся к опиуму доходяг.
– Если так тут всех гостей встречают… – просипел Нерейд.
– Не всех, только избранных, – мурлыкнула намывавшая его девица, и улыбнулась, блеснув белыми зубами.
Вымытых гостей вытащили из бадей и предложили чистую, хотя и странного покроя одежду. Ивар отказался, и принялся натягивать свою, пусть грязную и пропыленную, но привычную и знакомую, чем вызвал сдержанную досаду меж прислуживавших им девиц.
Глядя на конунга, и прочие викинги отказался от обновки.
Затем их повели в большой зал, где трещал огонь в очаге, многочисленные светильники источали сладкий аромат, а огромный стол был уставлен блюдами и кувшинчиками. Кари издал приглушенный стон, и даже на невозмутимой физиономии Шао Ху появилось изумление.
Ивара посадили рядом с хозяйкой, и она принялась его потчевать.
Чего тут только не было – рыба печеная, жареная, тушеная, разнообразное мясо, приготовленное дюжиной способов, овощи, какие растут только в Поднебесной. Вино лилось настоящим водопадом, и хотя вроде бы не казалось крепким, конунг понял, что быстро пьянеет.
А Нюй-гун не забывала время от времени приобнять его, коснуться, словно невзначай, пощекотать ухо локонами. От этих прикосновений мурашки бежали по коже, внутри начинало сладко ныть, а мысли путались, точно сеть у неумелого рыбака. Вокруг других гостей тоже вились девушки, хэшана обхаживали сразу две, грудастых и настойчивых.
Явилась еще одна женщина, постарше, ударила по струнам лютни с множеством струн, запела мягким голосом:
Кря-кря кричат селезень с уткой
Там, на островке речном.
Девица ясная, девица красная,
Доброму мужу – пара.
Ивару налили еще вина, он хотел отказаться, но наткнулся на взгляд мерцающих глаз Нюй-гун, и выпил все одним махом.
За первой песней началась вторая, еще более откровенная, про сливовые тычинки и пестики. Девицы со всего зала принялись подпевать, хлопать в ладоши, отбивая ритм, и этот ритм чудным образом заворожил, изгнал из головы конунга тревожные мысли, успокоил сердце.
– Пойдем, – хозяйка дома взяла его за запястье на диво мягкой рукой. – Пойдем же, доблестный муж…
Ивар не помнил как, но они очутились в отведенной для него комнате.
– Ну что же, гость, поиграем? – Нюй-гун загадочно улыбнулась, и облизала губы на редкость длинным языком.
Она повела плечами, и одежда поползла с них, обнажая белоснежную кожу, красивую грудь с алыми сосками. Хозяйка дома шагнула ближе, положила руки Ивару на плечи, сладкий, зовущий запах стал сильнее.
Голова закружилась, но перед глазами конунга неожиданно встала Рагнхильд, не такая, как сейчас, а молодая, когда он еще был не вожаком викингов, а работником в усадьбе Аки Золотой Бороды. Ивар вздрогнул и отшатнулся, едва не шлепнулся, зацепившись за низкое ложе.
– Я женат! – воскликнул он.
– Ну и что? – удивилась Нюй-гун. – Твоя жена далеко, я чую, и она ничего не узнает…
Но сладкий дурман уходил, рассеивалась дикая, звериная похоть, хмель выветривался, словно от воспоминаний внутри головы потянуло холодным, бодрящим ветерком. Лицо хозяйки дома исказилось, блеснули в хищной усмешке необычайно острые зубы.
– Вот ты каков, клянусь луной? – прошипела она. – Но ничего, и строптивых оседлывали!
Нюй-гун бросилась вперед, ударила его всем телом с такой силой, что захрустели ребра. Ивар шлепнулся на жалобно крякнувшее ложе, а сверху приземлилась хозяйка дома, успевшая избавиться от одежды.
Холодные пальцы вцепились в горло, не давая встать, и конунг ударил, забыв, что перед ним женщина. Махнул рукой, чтобы сшибить ее с себя, освободиться и… его с легкостью перехватили за запястье.
Нюй-гун с трудом охватывала толстое предплечье, но держала крепко, уверенно.
– Покорись, не сопротивляйся, – мурлыкнула она. – Тебе же будет хорошо… разве я не красива?
Да, она была необычайно хороша, и на ее прикосновение тело Ивара отзывалось сладострастной дрожью и шумом крови в ушах. Вот только он не был зверем, что следует лишь желаниям своего тела.
– Я женат… – повторил конунг, и левой рукой нащупал лежащий на полу меч.
Вытащил его из ножен, поднял, еще не зная, что хочет делать – то ли рубить Нюй-гун, то ли просто напугать. Лезвие вспыхнуло, словно оказалось в кузнечном горне, от его хлынул яркий, ликующий свет, и в нем хозяйка дома начала меняться. Белоснежная кожа покрылась рыжей шерстью, лицо вытянулось, руки стали лапами, в увеличившейся пасти блеснули зубы.
Ивар обнаружил, что на животе у него сидит крупная лиса.
Накатило отвращение, почти такое же сильное, как давешняя похоть, и он ударил, неуклюже и не очень сильно. Но лезвие вонзилось хищной твари в бок, заставило ее подскочить, рвануться в сторону.
Конунг перекатился, клинок словно потащил за собой, и ударил лису в спину, перебил хребет.
– Уййййуууу! – истошный многоголосый визг ударил по ушам.
Ложе хрустнуло, исчезло, и он обнаружил, что лежит на голой земле, а высоко в черном небе висит полная луна. Комната сгинула, будто ее и не было, пропала вместе с домом и усадьбой, но лиса осталась – огромная, с седовато-серой шерстью, и девятью хвостами, что разметались подобно вееру.
Нюй-гун была мертва.
Ивар повернул голову на шорох, увидел в дюжине шагов Нерейда, и лису, подбиравшуюся к горлу Болтуна.
– Прочь! – рявкнул он, замахнувшись мечом.
Рыжая бестия отпрянула, зашипела, оскалив зубы, а Нерейд выпучил глаза и рявкнул:
– Ах ты, тварь!
Сразу две лисы бросились на Ивара из темноты, но он уже вскочил на ноги, одну ударил мечом. Вторая смогла вцепиться в сапог, но прочной кожи не прокусила, и получила тычок в голову.
Болтун выхватил клинок и встал рядом, вдвоем зашагали по склону холма, где ворочались, силясь встать на ноги, одурманенные дружинники. Из-за большого валуна явился Нефритовая Жаба, его шатало, а по горлу бежала кровь, черная в призрачном свете луны.
– Нас обманули… – прохрипел даос, зажимая рану. – Это оборотень… Мои снадобья…
Со всех сторон донеслось перемешанное с воем рычание, из мрака появились звери – крупные волки, с ними похожие на тигров, но более мелкие коты. Захлопали крылья, небо заполонили птицы, от их истошного ора стало больно ушам, а наземь посыпались черные перья.
Ивар и Нерейд встали спиной к спине, заработали мечами.
Конунг проткнул самого шустрого волка, сбил наземь одну из птиц, вторая вцепилась в волосы, едва не содрала вместе с кожей. Раздавив ее в кулаке и отшвырнув прочь, увидел, что Нефритовая Жаба яростно отбивается посохом, а на помощь к нему спешит Шао Ху.
Донесся яростный рык Кари и хруст костей, возвестивший, что в ход пошла дубина.
– Где Арнвид!? – крикнул Ивар. – Эриля потеряем – не прощу!
– Тут! – ответил Даг. – Мы пока держимся!
В той стороне, откуда долетел его голос, сверкнуло, и воющая, рычащая, клацающая зубами свора отшатнулась в стороны. Раздался визг, ударил меч Ивара, продолжавший светиться, но куда слабее, чем вначале, и твари, словно по команде, обратились в бегство.
Он с облегченным вздохом опустил оружие.
– Что это такое было? Что случилось, во имя Херьяна? – Нерейд оглядывался в большом удивлении, лупал глазами, никак не мог понять, куда исчезли девки, вино и прочие радости.
– Лиса-оборотень, – сказал, подходя к ним, Шао Ху, – прожившая более тысячи лет и обретшая способность выглядеть человеком… Нрав ее непостоянен и сластолюбив, могущество велико, уловки бесконечны, а голод велик. Если бы мы поддались, то нас бы убили, и не просто убили, а высосали каждого досуха, забрали из тела все жизненные соки.
Подошел Кари, выглядевший так, словно дрался с кошками – одежда порвана, на щеке царапина. За ним начали являться остальные, почти все раненые, ошеломленные, но с оружием в руках.
Не хватило одного дружинника, и его труп с перегрызенным горлом нашли неподалеку.
– Вот она, – Нефритовая Жаба поднял мертвую лису за один из девяти хвостов, и скривился от отвращения. – И меня провела, и остальных, но чары ее настолько искусны, что даже заметить их сложно… Большое счастье, что ты, конунг, не поддался колдовству, и сумел пустить в ход оружие.
– Я увидел, что с тенями тех посланцев что-то не так, – Арнвид досадливо закряхтел. – Они выглядели так, словно их обладатели стояли на четвереньках… Но потом это почему-то вылетело из головы.
– Ладно, – Ивар убрал клинок в ножны. – Моя удача пока еще со мной, сейчас же нужно убраться отсюда подальше…
Лошадей, испуганных и дрожащих, нашли неподалеку привязанными к дереву.
Пустились в путь при свете луны, погибшего соратника погрузили на спину его коню. И только через несколько миль, когда проклятый холм пропал из виду, остановились, чтобы выкопать могилу.
Приволокли подходящий камень, и Арнвид высек на нем «Сигурд, сын Гицура лежит здесь».
Ночевать вновь не стали, так как эриль и даос в один голос заявили, что места здесь плохие. К утру горы приблизились, ближний их ряд надвинулся, закрыл западный горизонт, проявились расщелины на склонах, кудрявые полосы леса, а поднявшееся солнце заиграло на ледниках.
А к полудню впереди показались стены небольшой крепости, вьющиеся над башнями флаги.
– Здесь пролегает граница Поднебесной, – торжественно сказал Шао Ху. – Дальше нет дорог, и лежат земли варваров-ди, бедные и пустынные, и обители священномудрых отшельников…
– Лошадей придется оставить? – спросил Ивар.
– Дальше пешком, клянусь Тройным Обогревателем, – Нефритовая Жаба обернулся, и стала видна его злорадная улыбка.
Со стен крепости путешественников заметили, ворота распахнулись, и навстречу выехали несколько всадников – в панцирях и шлемах, с легкими мечами у пояса, щитами и копьями.
– Кто такие? – спросил передний, удивленно рассматривая странную кампанию.
Огромные варвары, по виду из самых диких, такие звероватые, что наверняка не умеют читать и едят сырое мясо, но с ними – буддийский хэшан в оранжевой рясе и настоящий даос. Подобных стражники из пограничной крепости видели немало, умели отличать шарлатанов и безумцев от истинных последователей мудрейшего старца Лао.
– По милости Сына Неба путешественники в западный край, – ответил Шао Ху, и вытащил из рукава свиток с печатью.
При его виде глаза воинов выпучились, руки убрали с эфесов – императорскую печать не под силу подделать никому, да и не найдется в Чжунго злодей, что решится на такое. От него отвернется Небо, откажутся служить демоны, люди, звери и даже воздух не полезет ему в горло.
– А, вот как… за редкими камнями и травами, что ли? – сказал передний всадник куда более мирно.
– Можно и так сказать, – Шао Ху кивнул. – Лошадей мы у вас оставим, последите за ними, а если найдется в крепости лишний провиант, то мы нижайше просим выделить нам немного.
– Это комендант решит, – всадник пожал плечами. – Следуйте за нами.
В крепости, что размерами не превышала замок бретландского или вальского рыцаря, обнаружилось на диво много народу. Высыпали на стены поглядеть на странников, лошадей увели, хэшан ушел на переговоры с комендантом, и викинги остались торчать посреди двора.
– А укрепления-то хлипкие, – сказал Нерейд, оглядевшись. – Больше для виду.
– Много ли варварам-ди надо? – Ивар пожал плечами. – У них таранов и камнеметов нет.
Шао Ху вернулся вместе с комендантом, дородным и красноносым, мешки дружинников набили рисом и сушеным мясом. Ворота крепости захлопнулись за их спинами, и они зашагали дальше, но не по дороге, а по крохотной тропинке, что понемногу шла вверх.
Солнце в этот день грело не так яростно, как вчера, а ночью стало по-настоящему холодно. Ивар проснулся, клацая зубами, и впервые за много дней вытащил из мешка одеяло.
Утром долго тряслись вокруг костра, отгоревали озябшие ладони, и лишь затем пустились в путь.
От сплошного леса остались небольшие лоскуты, начали попадаться скалы, серые и черные, быстрые и холодные речки. Когда Ивар оглянулся, обнаружил, что на восток до самого горизонта тянется бескрайнее зеленовато-белое море – закутанная в плащ влажных испарений чащоба.
Нефритовая Жаба вел отряд уверенно, отыскивал дорогу в переплетении ущелий, отважно карабкался по крутым склонам. Несмотря на седину, не уставал, а вот Арнвиду приходилось тяжко, но на все предложения помочь ему, понести мешок эриль отзывался злобным бурчанием.
Поминал задницу Одина, пасть Нидхёгга и прочие срамные места.
На третий день после того, как оставили позади крепость, на узкой тропе столкнулись с одетыми в шкуры низкорослыми людьми. Те вывернули из-за поворота так неожиданно, что Ивар успел только покрепче взяться за меч, а даос – вскинуть посох с колокольчиками.
Передний из варваров-ди схватился за лук, и принялся медленно пятиться, переводя глаза с одного викинга на другого.
– Эй, стой, приятель! Ты куда? – спросил Нерейд. – Нет ли у тебя пива или девок знакомых?
Но разговаривать обитатели гор не пожелали, через мгновение скрылись за поворотом, стих шорох их шагов. Когда двинулись дальше, то не обнаружили никаких следов ди, да и откуда им взяться на голых камнях?
– Не нападут? – спросил Ивар, осматривая окрестности. – Тут мест для засады – как блох на старом коте…
– Не должны, – отозвался Нефритовая Жаба. – Они боятся взыскующих Дао отшельников, стараются к ним не приближаться, но по сторонам лучше поглядывать, а на ночь выставить двойную стражу.
– Береженого Шакьямуни бережет, – добавил Шао Ху.
Вечером остановились рядом с крохотным водопадом, на площадке, где с трудом убралась бы даже собачья конура. Спали, прижавшись друг к другу, но так получилось теплее, поскольку костер, который поддерживали всю ночь, сжигая запасенные по пути дрова, не помогал.
Горы теперь были со всех сторон, сзади и спереди, нависали, подобно хмурым великанам, хотя блещущие снежными вершинами хребты находились по-прежнему далеко, и вроде бы даже не приблизились. Холодный ветер студил тело, выл на одной ноте, будто сошедший с ума волк, редкие деревья цеплялись за скалы, летали странные молчаливые птицы.
Викинги шагали мрачные, притихшие – во многих частях Мидгарда побывали, заглядывали в иные миры, но такого не видывали, даже Нерейд почти не шутил, а Арнвид каждый вечер падал полумертвым от усталости.
Но утром упрямо вставал, и тащился дальше.
– Я могу предложить почтенному снадобье, укрепляющее силы, подобное толченому жемчугу и жидкому золоту, – сказал Нефритовая Жаба, когда они в очередной раз остановились на ночлег.
– Да? – старый эриль поднял почерневшее от усталости лицо. – А из чего оно сделано?
– Из печени ласточки, слизи полуночной жабы, настоянной в серебре, трижды перегнанной киновари, ушей муравья и чешуи птицы хрын, что живет в Восточном море.
– Тогда сам это и пей, а я как-нибудь сам, – Арнвид сел, выплюнул комок мокроты размером с голубиное яйцо.
На следующий день увидели впереди, на фоне блекло голубого неба струйку дыма.
– О, счастье, мы дошли до обителей земных бессмертных! – обрадовался Нефритовая Жаба.
Вскоре показался дом, сложенный из камней и похожий на прилепившееся к склону горы огромное гнездо. Еще издалека увидели, как из дверного проема вышел высокий человек в ало-золотой одежде, направился к расположенной под навесом поленнице.
Захватил охапку дров и исчез внутри.
– Откуда он дерево берет? – спросил Нерейд. – И за водой ему таскаться не очень близко…
По дну ущелья, которым они шли, струился ручей, но от него до каменного дома лежало приличное расстояние, а никакой рощи или отдельных деревьев в окрестностях видно не было.
Шао Ху пожал плечами:
– Пути священномудрых неисповедимы.
– Ладно, надеюсь, он нас не прогонит, – сказал Ивар. – Может, переночуем в этой халупе.
И они полезли вверх по склону, усеянному валунами разного размера.
До каменного дома оставалось несколько десятков шагов, когда двери открылась, и хозяин вышел наружу. При виде чужаков он изумленно заморгал, по-птичьи склонив голову набок и ероша торчащие на макушке волосы.
– Привет вам, учитель Вэй! – почтительно воскликнул Нефритовая Жаба, и отвесил глубокий поклон. – Истинно взываем к вашему милосердию, просим приюта на одну лишь ночь, отдохнуть и укрепиться духом перед дальнейшим путешествием.
– Взывайте к милосердию великого Дао, – тонким голосом отозвался отшельник. – Мое тело, мой дом и все остальное принадлежит ему… В пути, по которому можно идти, нет ничего от вечного Дао-Пути. В имени, которое можно произнести, нет ничего от вечного имени.
Глаза у него были крупные, орехового цвета, и в них мерцали искорки безумия.
– Что бы это значило? – спросил Ивар. – От ворот поворот или добро пожаловать?
– Безымянное – Неба, Земли начало, Именуемое – матерью сущего стало, – продолжал декламировать учитель Вэй. – В отсутствии постоянном тайну его созерцать стремись. В наличии…
Он осекся, точно вспомнил что-то, и зашагал в сторону поленницы.
Захватил дров, и утопал в свое обиталище, оставив дверь открытой.
– Можно заходить, – определил Нефритовая Жаба. – Только тихо, дабы не помешать выплавлению божественного эликсира, зачатию бессмертного зародыша в темной утробе…
Лица у викингов вытянулись, не изменилась лишь физиономия Кари, обычно не обращавшего внимания на всякие умствования.
– Зародыши, чтоб им, клянусь кладом Рейна, – буркнул Нерейд, – я бы сам кого-нибудь зачал с удовольствием.
Дом отшельника оказался необычайно просторным, в огромном очаге пылало пламя. Багровые блики метались по стенам, бегали по сосудам из стекла, глины и металла, что стояли на длинных полках. В центре помещения располагалась курильница в виде горы с пещерами, украшенная крохотными фигурками людей и животных, и из нее валил дым.
От резкого травяного запаха на глаза у Ивара навернулись слезы, в носу защипало.
– Апчхи! – не выдержал Рёгнвальд.
– Тихо! – учитель Вэй, стоявший на коленях перед курильницей, повернулся к гостям, бросил на них свирепый взгляд. – Танцует тигр, взмывает дракон – бушуют ветры и волны; в середине, в центре – истинное место рождения сокровенной жемчужины!
Справа от очага стояло деревянное ложе, покрытое драным одеялом, и пространство вокруг него выглядело жилым. На столе располагались глиняные плошки и кувшины, огромный ларь с драконами на боках предназначался, скорее всего, для хранения провизии.
Противоположный угол казался заброшенным, так что туда гости и направились.
Пока устраивались, хозяин дома сидел неподвижно, вдыхая вонючий дым, а потом неожиданно вскочил на ноги, и заголосил, раскинув руки и закинув голову так, чтобы смотреть в потолок:
– Хум! Из Дхармакайи, покоящей все исходящее, над колеблемым ветром пылающим огнем, в «Ах» обозначенном черепе «Ом» вспыхивает в каждом из жертвенных веществ! Сверху на них стоят «Ом-Ах-Хум», пылающие каждый блеском своего цвета…
Ивару на миг показалось, что вверху и вправду вспыхнули три знака, один белый, другой красный, третий синий, но видение тут же исчезло. Арнвид покачал головой, глаз от хозяина не оторвал, следил с большим интересом, наверняка видел что-то, простым людям недоступное.
Шао Ху, наоборот, учителем Вэем не интересовался, уселся на корточки, закрыл глаза и начал перебирать четки.
– Мы видим перед собой великого даоса, святого старца, – шепотом сказал Нефритовая Жаба, – но он идет к постижению истины внешним путем, а значит, далек от сокрытого Дао…
Стоило признать, что к истине учитель Вэй шел разнообразно – то произносил непонятные словеса, то начинал щелкать зубами или шумно дышать, или скидывал халат и раскорячивался в невероятных позах. Кипятил на огне подозрительные жидкости, выпивал, не остужая, вдыхал дым из курильницы, добавлял в нее какую-то смолу, травы, клал драгоценные камни.
На гостей обратил внимание один раз, когда снаружи стемнело, дав им позволение воспользоваться очагом, чтобы разогреть пищу.
– Выпестовывающий истинную пневму не нуждается в пяти злаках, – сказал учитель Вэй, когда его пригласили разделить трапезу, после чего в очередной раз стащил с себя одежду.
Неимоверно худой, без волос на теле, он, казалось, холода вообще не чувствовал. Руки и ноги его изгибались так, как не могут гнуться у человека, а ребра натягивали кожу, грозя прорвать ее.
Заснул Ивар под речитатив хозяина, а проснувшись, обнаружил, что тот сидит у стола, и растирает что-то в фарфоровой чашечке. Спать учитель Вэй, судя по лихорадочно блестевшим глазам, так и не ложился, одеяло на деревянном ложе выглядело несмятым.
