23
Каждый день этой недели, последней в этом времени этого мира, был похож на предыдущий.
Я прогуливала ещё больше занятий, просиживая их над книгами в библиотеке. В отчаянии переключалась даже не те тома, где уж точно не могло оказаться ничего полезного, и, естественно, не находила ответов. Нервы сдавали, а решение покинуть этот мир всё крепло с каждым днём.
Не менее сильно жгла непонятная тоска, когда я начинала думать о магистре. Я вспоминала те мгновения безумия в моей комнате, а потом вновь, проматывая пленку памяти, натыкалась на момент, когда он ушёл. И гордость не позволяла мне прийти к нему после того, как он сам оставил меня в момент, когда я более всего нуждалась в тепле. И в то же время нестерпимо, до боли в груди, хотелось его увидеть.
Мне бы так хотелось найти здесь ответ! И, к стыду своему, я понимала, что во мне говорит не только желание поскорее излечить сестру, но и стремление остаться здесь вопреки всем доводам рассудка. Прежде чем уйти, придется деактивировать манок, чтобы он меня больше не перетянул в это время. И как жить дальше, зная, что тот, кто стал для тебя безумно важен, скорее всего, уже умрет, когда я перемещусь в следующий раз? Либо, в лучшем случае, будет дряхлым стариком?
Как сделать выбор между жизнью сестры и… чем-то ещё, пусть будет увлечением?
"Нет, Саша, у тебя нет никакого выбора. Ты давно знаешь, как следует поступить. Сестра важнее, жизнь человека всегда важнее душевных мук. Хватит быть эгоисткой, хватит думать только о себе", — убеждала я себя мысленно, затыкая голос сердца.
В моем желании найти разгадку проскальзывало что-то истеричное. Словно прямо перед глазами поставили песочные часы, и время скользило, падало вниз, отмеряя мои часы в этом мире. В мире и времени, где жил Тардаэш.
Я начала напоминать тень. В столовой появлялась лишь на обед, а круги под глазами превратились в моих извечных компаньонов.
Когда до тренировочного академического боя остался один день, я вынуждена была признать, что потерпела сокрушительное поражение. Это вариант я тоже продумала заранее, поэтому четко знала, как мне следует поступить, не поддаваясь порыву эмоций.
Для начала я переписала рецепт зелья на бумагу, предварительно удостоверившись с помощью Ониена, что они лишены магии. Такие чернила достать было непросто, но с этим помог Вазиль, у которого в лаборатории было множество самых разных предметов и материалов, совершенно не накачанных магией.
Затем, снова сбежав с последних занятий, я навестила господина Брора.
Пришлось подождать его какое-то время в доме, но Рамон пригласил меня на поздний обед, и мы провели время в разговорах об академии. Ему был очень интересен учебный процесс, и хотя он признал, что, хотя поступать по — прежнему не планирует, всё же чувствует толику зависти.
Я очень остро осознавала, что этот наш разговор последний. Раньше я была убеждена, что совершенно ни к чему не привязываюсь, но эти минуты легкой болтовни меня переубедили. Я буду скучать. Я очень буду скучать по всем этим людям, даже по служанкам, подававшим обед.
Как-то господин Брор попросил меня позаботиться о его предках, и теперь я точно знала, что найду их, как только будет возможность. Мне не обязательно с ними знакомиться, но если у них будут какие-то проблемы, то я незамедлительно им помогу.
Старый полугном вошел быстро, совсем непривычно для существа его комплекции. Он сразу подметил синяки у меня под глазами, и когда распахнул объятия, заключая меня в них, прошептал:
— Уходишь, да?
— Да, — так же тихо ответила я, не менее крепко его обнимая.
Он присоединился к нам за обедом, но в разговоре не принимал участия. Смотрел, как Рамон задаёт мне вопросы, а сам молчал.
— А как зачеты? Уже начались? — спрашивал Брор — младший.
— Ещё нет. Зато завтра будет тренировочный бой, и мы с моей командой планируем победить, — в лучших традициях Хараша хвасталась я тем, что ещё не произошло. Но я понимала его. Я тоже гордилась своей командой и желала им победы. Когда я уйду, они должны стать ещё сильнее. Не могут не стать.
— Что же вы заготовили? — с азартом подался вперед Рамон.
— А это секрет, — рассмеялась я.
— Становишься настоящей адепткой, — с лукавой укоризной произнёс мой собеседник.
— Да, наверное, — ответ получился намного более грустным, чем я планировала. Самоконтроль начал трещать по швам, в носу защипало.
— Что-то случилось? — обеспокоенно спросил сын торговца.
— Рамон, отстань от неё, — остановил его отец.
— Ничего, господин Брор, — я улыбнулась сквозь слезы, которые всё же появились в глазах. — Рамон, я больше не буду там учиться. Мне нужно уехать.
— Почему? — он был очень удивлен, совершенно ошарашен. Ещё бы! Минуту назад я рассказывала, как же интересно в академии, а теперь собралась уходить.
— Так получилось. Мне нужно вернуться домой. Семья важнее, — с горечью добавила я.
— Но ты же вернешься? — с подозрением уточнил он.
Я отрицательно покачала головой.
— Нет, так нельзя! — воскликнул он. — Нельзя уходить! Как так?
Я пожала плечами, ничего не говоря. Как тут объяснишь? Раз его отец не стал посвящать сына в детали моих перемещений, не сказал, кем я являюсь на самом деле, значит, так на самом деле лучше.
Рамон же не успокаивался. Воскликнул, возмущенно глядя на отца:
— А ты почему ничего не говоришь? Знал, что она пришла прощаться?
— Знал, — подтвердил гном, довольно хмурый. Ему вся эта трагедия, разыгрывающаяся перед глазами, тоже не доставляла никакого удовольствия. И так на душе противно, а тут ещё возмущение Рамона.
Тот непонимающе посмотрел на отца, затем с досадой махнул рукой и быстро вышел из комнаты.
Я недоуменно посмотрела ему вслед, ничего не понимая. Торговец тоже пожал плечами, растерянно глядя на дверь, за которой скрылся его сын.
Но прошло не более минуты, как она вновь открылась.
Рамон подбежал ко мне, взволнованный и, не слушая возражений, всунул в руку амулет либо артефакт. Он представлял собой кулон с голубоватым камнем на простенькой цепочке, но по тому, как скользили по его оправе серебристые искры, я поняла, что он имеет какое-то магические свойства.
— Это портал. Он очень мощный, хотя и одноразовый, но лучше, чем ничего. Тебе нужно будет лишь представить место, куда ты захочешь перенестись, только чтобы у тебя был доступ в это помещение. Либо на улицу переносись. Так что как закончишь свои дела, сразу возвращайся. И если вдруг тебя исключат за прогулы, поступишь на филигранника. Всё решаемо. Ты можешь вернуться.
— Рамон, не надо… — я попыталась вернуть ему артефакт назад, но он замахал руками, открещиваясь от него.
Вот и зачем мне это? Он же совершенно для меня бесполезен! Разве что прямо сейчас сократить путь до академии. Больше в нем не было никакого смысла, всё равно магия при перемещении развеется. Хотя… записка всё ещё лежит в книге. Понадеюсь на честность служащих академии, они должны будут вернуть артефакт настоящему хозяину.
— Спасибо, — поблагодарила его я. Он совсем ничем мне не помог, но честно старался облегчить мне жизнь.
Тем временем полугном тоже вышел из-за стола и покинул комнату. Я знала, за чем он пошел. Раз уж Рамон прознал о моём уходе, никаких шансов попрощаться наедине у нас не было.
Мои подозрения подтвердились.
— Вот и мой подарок тебе на дорожку, — сказал Брор, подходя ближе и кладя манок на стол передо мной.
Затем он наклонился, поцеловал меня в макушку и тихо произнес:
— Дай, Светлая мать, тебе спокойствия, укажи выход, освети путь. Пусть дочь твоя не останется без твоего наставления и заботы.
А затем добавил:
— Береги себя, девочка. Как жаль, что я не узнаю конец твоей истории.
— Мне тоже очень жаль.
Я не выдержала, подскочила с кресла и обвила его шею руками. Слезы горечи полились из глаз, и я какое-то время висла у него на шее, поливая его сюртук слезами. Он же ласково поглаживал меня по спине, приговаривая:
— Ничего — ничего… всё наладится… жизнь на этом не кончается… всё будет хорошо, Алесан.
Вскоре я покинула их гостеприимный дом. Мне не пришлось искать экипаж, господин Брор выделил свой, который довёз меня до самых дверей Академии.
Я замерла у ворот, любуясь видом. Закатное солнце окрашивало главный корпус в багряные тона, придавая готический антураж всё территории Академии.
Большая толпа адептов возвращалась со стороны тренировочного поля, из-за самого мрачного и аскетичного корпуса. Наверняка, это были команды, поддерживающие своего боевого мага либо ведьмака и решившие провести последние приготовления вблизи места завтрашних боев. Моя команда уже была готова, все всё сделали в срок, и во время ужина должны были поддерживать своими типичными шуточками Хараша. Я бы хотела быть рядом с ними в этот вечер, но у меня прощание с господином Брором было важнее. Помимо того, что мне хотелось выразить ему свою благодарность, я никак не могла уйти, не забрав с собой манок. Теперь уже не было никакого смысла возвращаться в это время. Вернее, смысл был, но долг призывал его игнорировать.
Привычный вечерний холод в этот день не вызывал злости на академию и весь магический мир. Напротив, я вдыхала свежий воздух полной грудью и наслаждалась запахом хвои и листвы, который всегда заполнял территорию, непонятно каким образом проникая сюда из разместившегося в отдалении леса. Здесь было уютно. Мне не хватило времени, что бы понять это, чтобы остановиться в постоянно бегущем вперед потоке часов и минут и попробовать пожить жизнью обычного адепта этого мира. Я не гуляла по вечерам, не бегала на свидания к теплицам, не околачивалась возле тренировочного поля, не пила в пабах, замаскированных под чайные… Это часть жизни прошла мимо меня. Я потратила уйму времени на то, что не принесло никакого результата, и даже сейчас горечь от неудачи перевешивает чувство тоски от надвигающейся разлуки с Академией.
В родном корпусе было так светло, что тьма ещё сильнее окутала мою душу. Словно в противовес этому теплу и уюту к горлу подступил комок, а грудь словно зажали в тиски. Я была уверена, что справлюсь с этим, что смогу уйти без сожалений, но, вопреки своим собственным установкам и постоянному самовнушению, начала привязываться к этому месту, к адептам и… магистру.
Стоило подумать о Тардаэше, как слезы всё же не сдержались и покатились по щекам. Мне не хотелось кричать от боли или выть от тоски, но тупое ноющее чувство плотно обосновалось в сердце, мешая радоваться хоть чему-либо. Как жить дальше? У меня есть смысл жизни, есть цель, но так ли она важна для меня теперь?
"Нет — нет, важна. Прекрати об этом думать! Ты уже всё решила. Прими это и двигайся дальше", — убеждала я саму себя.
В комнате было темно. Я на ощупь добралась до стола, ухватила руками пирамидку и совершила привычное действие, уже отточенное на уровне рефлексов. Светлый шар мягко поднялся от её вершины и затопил комнату белесым светом.
Я достала из сумки манок с порталом, чтобы положить их на стол.
И тут заметила, что он не пуст.
В свете магического шара на поверхности стола сверкал тот злополучный браслет, из-за которого на меня и поставили метку. К нему прилагалось записка с четкими и немного резкими закорючками, напоминающими арабскую вязь. Секунда — и моя магия начинает действовать, позволяя вчитаться в смысл слов:
"Завтра будет сложный день. Надень браслет, Алесан. Не упрямься".
Я прочитала это, но вместо приличествующего моменту сентиментального осознания своей нужности, важности своей безопасности для кого-то ещё, почувствовала прилив обжигающей злости.
Снова он мне указывает. Снова решает, как я должна поступить. И это его "не упрямься!", словно я маленький ребёнок. Почему бы не отдать браслет самому? Почему он вообще, черт возьми, не появлялся всё это время? Это его маниакальное желание всё контролировать, добиваться результата какими-то неведомыми мне обходными путями просто бесит!
И больше всего злило то, что он не пришел сам. Да, он не знает, что я собралась уходить. Но именно сегодня, именно в этот день, он должен был что-либо предпринять. Должно же случиться какое-то чудо! Не может же быть так, чтобы всё закончилось так глупо!
Бессильные слезы, на этот раз ещё и от ярости, добавившейся к горечи, против воли вновь появились на глазах. Я села на пол у кровати, обхватила колени и позволила урагану тёмных эмоций полностью поглотить моё сознание. Наверняка Тёмная мать в эти минуты мною гордилась. Сама себя накрутила, сама себя довела до ощущения полной безнадёжности и беспросветности.
Но, как это нередко бывает в истеричном состоянии, я быстро придумала способ унять эту боль — можно просто попытаться сделать больно другому, выплеснув на него всё накопившееся.
Не понимая, что делаю, я скомкала записку и швырнула в угол. Затем схватила браслет и хотела тоже им куда-то запустить, но пришла идея получше… вернее, побезумнее.
Я быстро накинула на плечи пиджак, даже не застегивая пуговицы, захлопнула дверь и побежала по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Улица снова встретила меня холодом, но не потушила жар ярости. Я не зря так много времени провела над картой, чтобы не попасть впросак. Теперь я прекрасно помнила, в какой части главного корпуса живут магистры. Нужно только найти вполне определенную дверь и вернуть браслет его ненавистному обладателю.
Привычный полумрак лестницы возле библиотеки, но в этот раз среди ночи я спешила не вниз, а вверх.
Жилой преподавательский этаж встречает меня бледным светом магических шаров. Они практически не разгоняют тьму, и она прячется в тени статуй темного камня, выглядывает оттуда сотнями пристальных глаз, протягивает ко мне свои липкие щупальца.
Когда посреди коридора открылась дверь, выпуская наружу полукруг света, я уже знала, кто меня ждёт. Глупо было надеяться удивить демона, который знает о каждом твоём шаге.
Он замер справа от прохода, дожидаясь, когда я его настигну. Я быстро заскочила внутрь, и он сразу захлопнул за мной дверь. Гулкий стук прозвучал в полной тишине, но даже он не привел меня в чувство.
— Ты!.. — задохнулась я, не находя нужных слов. Мыслей было так много, они все рвались наружу, но не давали выцепить хоть одну и сказать что-то действительно обидное.
Я ткнула в его сторону пальцем, сделала пару судорожных вздохов, пытаясь подобрать слова… и всё-таки швырнула в него злополучный браслет.
Промахнулась.
Тот с тихим звоном упал прямо возле камина, а магистр даже не пошевелился, когда он пролетал рядом.
Лишь когда я метнулась к двери, неожиданно смущенная своим нелепым поступком, он заступил мне дорогу.
Я сразу же остановилась, чуть не отпрыгнула назад, чтобы до него не дотрагиваться. Он смотрел на меня спокойно, привычно бесстрастно, застыв графитовым изваянием.
— Успокойся.
Эти слова возымели обратный эффект. Если бы было, что в него кинуть, я бы сделала это снова. Опять эта покровительственная интонация, опять этот внимательный изучающий взгляд, опять ощущение себя распятой бабочкой под нацеленной на неё иглой энтомолога.
— Что не так? — устало спросил магистр, скрещивая руки на груди и по — прежнему загораживая мне путь к отступлению.
— Ваши подарки… — я снова перешла на "вы", как всегда, когда хотела почувствовать твердую почву под ногами, — их можно было вручить лично. Без этого вашего… "не упрямься".
Он молчал, не понимая, к чему я клоню. Как же это всё-таки дико!
— Не упрямься, Алесан! — передразнила его я. Совсем непохоже вышло, совсем глупо, но меня было не остановить. — Не делай то, Алесан! Делай это! Иди! Стой! Ни шагу без слежки!
Я замолчала, так как дыхания стало не хватать. Зло сжала кулаки.
— Я не маленький ребёнок. Не надо за меня принимать решения!
Магистр чуть расслабился, поза стала более естественной.
— И браслет я ваш не надену! — последнее вышло и вовсе по — детски, сводя на нет всё впечатление от эмоционального монолога.
Тардаэш хмыкнул и милостливо разрешил:
— Хорошо. Не надевай. Бывает, что на боях задевают и зрителей… но я прослежу, чтобы этого не произошло с тобой. Если это такая проблема…
— Да, — прервала его я, не желая слушать дальше.
Я не нуждалась в его разрешении, но он посчитал нужным его озвучить, не давая мне остыть и вернуть разум на место.
Я сделала шаг вперед, намереваясь всё же уйти, но он не уступил мне дороги. Пришлось остановиться, чтобы больше до него не дотрагиваться. Потому что я помнила, что произошло в прошлый раз, когда я позволила чувствам выйти наружу.
— Я хочу уйти.
Он улыбнулся и отрицательно покачал головой. От этой снисходительности захотелось взвыть. Да я бы прямо сейчас смылась из этого мира, только чтобы стереть это выражение с его лица!
— Тебе лучше пока остаться. Успокоиться. Потом я тебя перенесу.
Отталкивать его с дороги было полнейшей нелепостью, прикасаться — опрометчивостью, оставаться здесь — унижением.
Мне оставалось просто молчать и с ненавистью взирать на него. Зачем он так меня мучает? Я хотела уйти отсюда спокойно, с минимальными потерями, но сама же затеяла скандал. А он не делает ничего, чтобы стало лучше, чтобы боль ушла.
— Ты же ушел, — обвинение всё же сорвалось с моего языка. — Теперь я хочу уйти. Дай мне пройти.
И снова этот цепкий взгляд.
— Ты так обиделась, что я тогда не остался? Это причина твоей истерики?
— Нет! — нелогично воскликнула я. Все мои слова друг другу противоречат, и мне не хватает даже крохи разума, чтобы связать их воедино, привести нужные доводы, солгать.
— Алесан, — мягко говорит он, снова проворачивая этот трюк — плавный хищный шаг, неуловимый для моего зрения. — Я ушел не потому, что не хотел остаться. Ты сама ещё не знаешь, чего хочешь, ты поддалась эмоциям… так не должно быть. Не с тобой.
— Тебе-то откуда знать, как мне лучше? — всё ещё вздорно ответила я, тем не менее, чувствуя, как злость постепенно утихает. С тех пор, как он перестал мне внушать животный страх, его руки, его тело в такой близости лишали меня воли.
— Я же вижу, что ты мне не доверяешь. Остерегаешься меня. Постоянно уходишь в себя, — так же мягко добавил он, убеждая меня своим вязким бархатным голосом, притупляя мою осторожность. — Тебе нужно время, чтобы привыкнуть.
Снова он всё решает. Я вскинула голову, всматриваясь в его лицо, такое нечеловеческое лицо самого близкого здесь существа, которому я действительно не доверяла и которого при этом безумно хотела.
— А если я не хочу?
— Что не хочешь?
— Ждать, — говорю ему прямо и зло.
Его глаза так близко. Непроглядная тьма. Выжженная земля. Чернеющий пепел.
Он смотрит пристально, ища подтверждения моих слов в каждой черточке, в отражении глаз, во взмахе ресниц.
А затем не выдерживает и приникает к моим губам.
Поцелуй не похож на предыдущий, самый первый. В нём больше не было ласки и осторожности, боязни спугнуть. Губы жесткие, твердые, они впивались в меня так сильно, что не было никакой возможности для ответа, для перехватывания инициативы.
Он прижимает меня крепко, приподнимая и сжимая до такой степени, что даже если бы я и пожелала, не смогла бы выпутаться из стальной хватки. Но я так сильно этого хотела, что мне всё равно. Я задыхаюсь без воздуха, но без него я задыхаюсь ещё больше.
Ему мало, и это заводит меня ещё сильнее. Его руки проникают под ткань блузки, резко её дергают. Слышится стук пуговиц по полу. Его это отвлекает на секунду, и я смотрю на него безумным взглядом.
Его глаза не менее безумны. Теперь я отчетливо вижу, что он всё же демон. В глубине зрачков появляется маленькая красная точка, он придает радужке какой-то тёмно — бордовый оттенок — цвет засохшей крови.
Черты его лица сильнее заострились. Я замираю от его взгляда, не понимаю его: он смотрит со страстью или с ненавистью?
Сердце снова сжимает холодная рука страха. Я думала, он пропал, но тот лишь затаился на время, прикрытый сверху тонкой пленкой заботы и внимания. Как я не распознала этого в нём?
Но прежде чем я успеваю хоть пикнуть, жесткие губы вновь накрывают мои. И несмотря на отчетливое понимание, что происходит что-то не то, я отвечаю, прижимаюсь теснее, хотя, казалось бы, больше некуда.
Раян резко дергает последнюю деталь верхней одежды, не отрываясь от меня, я слышу треск вмиг разогнувшихся петель. Запоздало понимаю, что эта часть гардероба совсем не местная, совсем не скромная, но он даже не обращает на этот факт внимания.
Приглушенное рычание, пара шагов вперед, и вот я уже распластана на кровати, прижатая сильным телом сверху. Его кожа горячая, совсем нечеловеческой температуры и пахнет огнём. Я бы хотела провести по ней языком, ощутить, какая она на вкус, но мне не дают ни малейшего шанса это сделать.
Когда он спускается чуть ниже, впиваясь в шею до боли, это даже не вызывает шипения. Я тихо охаю и запускаю руки в его волосы, в отместку зло дергая ленту. Те всё равно не распускаются, лишь приходят в легкий беспорядок.
Губы опускаются ещё ниже. Кажется, вместо дыхания к моей коже прикасается огненный пар, а язык его так горяч, словно кровь в венах заменилась кипящей лавой. Это пугает, но дарит совершенно невероятные ощущения.
Его поцелуи по — прежнему жесткие и больше напоминают укусы. Но мне нравится, и я испытываю какое-то мазохистское удовольствие от гремучей смеси внешней и внутренней боли. Давай, сильнее, больнее, именно так мне и надо. Именно этого я и заслужила. Именно это и останется со мной навечно.
Горячая рука скользит вверх по ноге, поднимая юбку всё выше и выше. Я выгибаюсь, мне хочется почувствовать его ближе, но он оттягивает удовольствие, вновь возвращается к губам, оставляя руки в опасной близости от самого сокровенного.
Я снова задыхаюсь. Он не даёт мне ни секунды передышки, полностью игнорируя мои робкие попытки хоть как-то вмешаться в процесс.
Когда я провожу руками по его плечам и пытаюсь плавно и медленно перевести их ему на грудь, чтобы дотронуться его смуглых мышц, что так привлекательно перекатываются под кожей, мои ладони останавливают, перехватывают и поднимают вверх, сжимая лишь одной рукой. Он не рассчитывает силу, и мне кажется, что их связали такой тугой веревкой, словно я заслужила наказание как преступница.
Грудь, плечи, губы горят. И я готова сгореть в этом огне вместе с ним. Мне и страшно, и больно, и нестерпимо горячо.
Не знаю, сколько во всем этом безумии было от страсти. Это скорее напоминало ненависть, желание завладеть, невозможность насытиться.
Когда его вторая, свободная рука вернулась к ранее прерванному занятию и резко дернула пояс юбки, стало действительно больно. Это возвратило моё сознание из транса.
Я зашипела, задергалась в его руках, но он проигнорировал мой протест. Спустя пару мгновений боль приутихла, я юбка стала сползать куда-то вбок, давая простор его пальцам.
Видимо, ему стало мало одной руки для исследования, и меня наконец-то выпустили.
Если бы его губы прекратили меня целовать, я бы, наверное, закричала, привлекая внимание, но такой возможности у меня не было, и я лишь терпела, пытаясь вникнуть в безумный ритм, что задавали его губы и руки, поглаживающие бедра.
Для меня это стало пыткой. Время, казалось, растянулось на часы вместо нескольких минут. Возбуждение как рукой сняло. В голове возникла совершенно определенная мысль — он меня не любит, это вообще не имеет ничего общего с любовью. Нет никакой нежности, заботы или даже желания получить их в ответ, только — насытиться самому.
Наверное, он наконец почувствовал, что что-то не так. Прервался. Посмотрел на меня своими невозможными горящими глазами.
Я не плакала. И, вопреки мелькавшему ранее желанию, не закричала. Просто лежала и тупо смотрела на него, надеясь, что это скоро закончится.
— Алесан, — зовет он.
Я смотрю на него более осмысленным взглядом, но не могу ни улыбнуться, ни нахмуриться. Даже страх куда-то пропал, принося лишь опустошение.
Он молчит. А потом наклоняется и целует вновь, на этот раз бережно, ласково, но как будто через силу, заставляя себя медлить нарочно. Губы просят ответа, но у меня не выходит, словно я разучилась целовать.
— Прости, девочка, — шепчет он куда-то в районе мочки уха.
Дыхание опаляет кожу, в этом месте она особенно чувствительна.
— Прости, — продолжает он, покрывая поцелуями моё плечо. — Прости. Я думал, что сдержусь, но не выходит.
Губы опускаются ниже, бережно дотрагиваясь до мест предыдущих полупоцелуев — полуукусов.
В районе живота он останавливается, понимает, что сейчас уже не следует двигаться дальше. Огненное дыхание прокладывает обратную дорожку до самых ключиц.
— Никак не получается остановиться. Я слишком долго тебя искал…
Слова воспринимались как белый шум на задворках сознания, но какая-то часть мозга всё ещё работала, и раз за разом, как эхо, принялась повторять "слишком долго тебя искал".
Я вздрогнула, немного запоздало. Страх — самая первая эмоция в отношении магистра — вновь вернулся. Если бы я была охвачена страстью, если бы возбуждение по — прежнему туманило мой разум, если бы он был человеком моего мира, его слова показались бы мне самыми подходящими для момента. Это у нас ищут любовь и посвящают этим поискам песни, но здесь… имеет ли вообще это выражение здесь такой же смысл, как и в моём мире?
Губы разлепляются с трудом. Они иссушены, требуют влаги, но сейчас есть кое-что поважнее:
— Ты меня… искал?
Он странно, хрипло смеется в мои волосы. Потом берёт моё лицо в свои руки, но медлит, не говорит ничего, вглядывается во что-то, видимое лишь ему.
— Искал… очень долго искал. Слишком долго, чтобы сохранить разум.
Я еле сдерживаю шок. Мотаю головой, вырываясь из его рук.
Его уже отпустило, и он больше не сжимает меня до боли, убирает руки, а потом и сам отодвигается в сторону.
— Я не понимаю, — говорю я чистую правду.
Поворачиваю голову в его сторону, всё ещё пребывая в некотором отупении. То, я лежу практически полностью голая, меня не беспокоит, лишь отмечается как факт.
Он ложится на бок, облокачивается на руку, нависает надо мной, но не дотрагивается. Лишь смотрит задумчиво, пребывая мыслями в другом месте.
— Знаешь… со мной однажды произошел очень странный случай. Ты ведь в курсе, что демоны проходят испытания?
Я киваю.
— На одной из ступеней, одной из самых ранних, когда тренируется сила и выносливость, мне решили усложнить условия. У меня семья… не самая простая, поэтому и требования выше. Но я вполне им соответствовал, поэтому, когда меня оставили одного в пустыне на несколько дней, был уверен, что справлюсь.
Тело непроизвольно дернулось. Я резко села. Глаза помимо воли быстро заскользили по комнате, отмечая расположение двери, а сердце застучало так гулко, что звук отдавался в ушах.
Я уже знала, что будет дальше. Невероятное совпадение, настолько невозможное, что в теории вероятности для её описания не хватило бы нулей после запятой.
Руки, живя своей собственной жизнью, потянулись вверх, прикрывая грудь. Осознание того, что я сижу сейчас перед тем мальчиком, которого я бросила в пустыне, заставило кровь прилить к щекам, а чувство смущения поглотить все остальные.
Моя реакция не укрылась от его взгляда, но я поспешила сказать хоть что-то:
— Ты справился?
Голос звучал хрипло, каркающе, и я поспешила встать с кровати, чтобы найти блузку. Желание поскорее прикрыться хоть чем-то только нарастало. Я не стала надевать лифчик, чтобы не приковывать его внимание к этой детали, лишь быстро наклонилась, став к нему спиной, и спрятала его в кармане полуразорванной юбки. Ворот блузки был тоже разорван, к тому же не осталось ни одной пуговицы, поэтому я просто запахнула один край за другой и спрятала их за пояс.
Больше прятать лицо не было никакой возможности, поэтому я повернулась к нему. Он вовсе не смотрел подозрительно, скорее, выглядел расстроенным, осматривая плоды собственных трудов и отмечая краснеющее лицо.
Но, тем не менее, ответил на вопрос, когда я приблизилась и села на край кровати, демонстрируя желание слушать.
— Да, не знаю как. Я потерял амулет связи, который оставляли всем на крайний случай, и помнил только направление, в котором нужно двигаться. Естественный огонь помогал не сгореть под солнцем, но и не давал влаги. И тут появилось… видение что ли.
— Видение? — уточнила я, пытаясь сделать удивленный вид.
— Да, наверное, — он немного замялся, сам сомневаясь в своих словах. — Мне показалось, что появился человек, дал мне поесть и попить. А потом он исчез.
— В пустынях всякое бывает, — вспомнила я по фактам из моего мира. — Миражи там…
— Может. Только у меня прибавилось сил, и я смог завершить этот этап, — возразил он. В его голосе прорезались какие-то упрямые нотки, совсем не похожие на его привычный уверенный приказной тон.
— Да — а? — протянула я, пряча глаза под видом интереса к убранству комнаты.
— Я вернулся тогда. Как восстановился, так сразу и вернулся, вместе с братом. Пытался найти то самое место, хоть какое-то доказательства… но моей магии было слишком мало, чтобы сориентироваться.
— Магии? — удивилась я. Вот это было действительно странно для этого мира.
— Да. Магию демонов из… нашей семьи не блокируют в детстве. Она жила со мной всё это время, но внутренний огонь не давал ей развиваться так быстро, как было бы у одаренных магией детей… отсюда.
— Так что же было странного? — мне всё ещё нужно было делать вид, что я не понимаю, к чему он ведёт.
— Видение — это ты, — улыбнулся он одними губами. Глаза стали холодными, и мне это совсем не понравилось.
— Я?
— Да. Знаешь, я мог бы подумать, что это был какой-то портал… магическая аномалия… отчего ещё человек может появиться и пропасть? Но уровень моей магии даже тогда позволял определить, было ли изменено магическое поле. А я ничего не уловил. И не догадался поговорить… с ним.
Я молчала, переваривая услышанное. Он остался жив — это хорошо. Но он до сих пор помнит о том происшествии — это очень и очень плохо.
Если я раньше надеялась, что между нами что-то может произойти (хоть эта надежда и граничила с безумием), то теперь была уверена абсолютно точно — нет, не может. Он, и только он, будет относиться ко мне в сотни раз подозрительнее любого жителя этого мира. И только его, по сути, мне и следовало остерегаться с самого начала, потому что он единственный, кто достаточно силен, чтобы меня не отпустить.
— Думаешь, я сошел с ума? — спрашивает он, криво усмехаясь.
— Нет, почему же… в жизни бывает всякое.
— Ты не первая, кто мы это говорит, — он тоже приподнялся, сел. Мы теперь сидели на разных концах кровати, не делая попыток приблизиться друг к другу. — Я тогда на самом деле не придал этому особенного значения… Был ещё мал и столько ещё ждало впереди, что необходимо было преодолеть, с чем нужно было справиться. Испытания проходились легко, а последний этап приближался. Я периодически вспоминал о случившемся, но в то время казалось, что любое произошедшее событие имеет объяснение, просто я его ещё не нашёл. И то, что люди более умудренные опытом тоже не представляют, что же это могло быть, меня не огорчало. Я-то был уверен, что рано или поздно узнаю.
Он сделал паузу, чтобы посмотреть на меня. И я наконец начинаю понимать весь смысл этих постоянных пристальных взглядов.
— У всех демонов, даже самых сильных, есть слабые места. Но, на самом деле, есть способ узнать о них точно и определить, как можно преодолеть слабость. Я думал, что у меня их нет, я же ничего не боялся. Но брат всё равно отвел меня к Оракулу, чтобы быть уверенным наверняка.
Я напряглась. Что-то мне подсказывало, что тут начнется неизвестная мне часть, которая вряд придется мне по душе.
— Тот у меня спросил: "Есть ли что-то, что бы ты хотел знать?". Тут многие отвечают что-то вроде "Я хочу знать, как преодолеть мой страх", "Я хочу знать, как победить моего врага" или "Я хочу знать, как заполучить эту женщину". Оракул даёт ответ на все вопросы. Я подумал, и решил, что единственный вопрос, ответ на который меня волнует больше всего — это что произошло тогда, в пустыне. Но он не знал. Ты понимаешь? Всесильный Оракул понятия не имел, что же это было! Я настаивал, пытался отыскать способы ещё хоть что-то узнать о видении, и Оракул сдался. Он заставил меня выпить зелье, которое восстановило той день в моей памяти до мельчайших деталей, а потом попытался найти тебя по ауре. И не нашел.
— Как не нашёл? — это и меня удивило. Я почему-то ожидала, что Оракул меня выдаст… хотя это странное ожидание, учитывая то, что Раян до сих порничего обо мне не знает.
— А вот так. Сказал, что тебя нет среди живых в этом мире.
Он замолчал. Наклонился вперед, уперся своими длинными руками о колени, вздохнул.
— Может быть, кто-то другой и сдался бы после этих слов, но меня переклинило. Тем более теперь, после того, как я помнил это событие так точно, словно оно произошло вчера. Я взглянул на видение по — новому, не глазами парня, а глазами мужчины, и его образ вызывал в голове совсем иные мысли, нежели благодарность за спасение. Я покинул земли демонов и отправился послом в соседние территории, но нигде не встретил никого, хоть отдаленно похожего на тебя.
Я смотрела на него во все глаза, не в силах поверить, что пять минут в этом мире в том времени заставили кого-то потратить столько времени на поиски.
— А затем пришел черед последнего испытания. И… я его не прошел.
Его лицо словно окаменело, а глаза потускнели, словно он вновь перенесся в те минуты разочарования. Голос стал жёстче, утратил мечтательные нотки склонного к приключениям юноши. Теперь передо мной снова сидел магистр, тот, которого я боялась.
— Я слышал прежде, как выжигает изнутри пламя, как ты горишь в огне и не можешь из него выбраться… И я знал, что нет возможности его обуздать, нет шанса пройти испытание еще раз, так как нет и ответа. Моим слабым местом оказалось упорство. Я не мог идти дальше, перешагнуть этот рубеж, не разобравшись с таким, казалось бы, совершенно неважным вопросом. Это оказалось сильнее меня. Спустя несколько лет бесплодной борьбы с самим собой и огнём я решил кардинально изменить подход. Раз мне сказали, что тебя нет среди живых… я решил поискать тебя среди мертвых. Я занялся некромантией.
И я знала, что он произнесет следующим.
— И среди мертвых я тебя тоже не нашел, — сказал он зло.
Вот он, вот этот взгляд. Так смотрят на того, кто мучал тебя годами… десятилетиями? Он меня ненавидел. И искал. Я знаю это чувство, когда ты желаешь достигнуть какой-то цели, но она так далека, так недостижима… И ты ставишь себе условие: не отступать, не сдаваться. В большинстве случаев потом, когда достигаешь желаемого, ты чувствуешь ликование, ощущение едва ли не всемогущества… Но есть ещё один вариант. В нем ты не можешь сдвинуться с намеченного курса и ненавидишь каждую секунду, вынуждающую тебя ему следовать. А потом вместо радости приходит облегчение.
Только он ещё не достигнул цели. Появилось кое-что, что запутало его ещё больше.
— А потом ты встретил меня, — подытожила я.
— Да, — твёрдый ледяной ответ.
Теперь уже он рассматривает комнату. Не даёт увидеть его глаза. Но мне это и не нужно. Я и так знаю, что не найду в них отражения собственных эмоций, что натолкнусь на гамму тех чувств, что подвластны Тёмной матери.
— Ты меня ненавидишь?
Молчит. Он знает ответ, но всё же некая доля человечности мешает ему выплюнуть его прямо мне в лицо.
— Я не знаю.
Ну хотя бы честно.
— Зачем же тогда… всё это? — я делаю жест рукой в сторону постели, не с силах дать произошедшему описание. Что это было? Уж точно не занятие любовью.
Он наконец поворачивает голову в мою сторону. Холодная ярость постепенно утихает, когда он замечает мою растерянность, мои неловко сложенные руки на поясе, не дающие рубашке распахнуться, мою скованность и страх.
— Когда я встретил тебя… вживую… в первый раз, мне захотелось тебя убить. Но потом, когда это чуть не сделал Хараш, я понял, что не могу позволить это совершить кому-то другому. Никому не позволю мучить тебя. Никому не позволю быть с тобой.
Его слова были страшны. Но я чувствовала себя сродни циркачу, сующему голову льву в пасть. Это пугало. Наверное, даже если бы он сейчас приставил мне нож к горлу, я бы оставалась до последнего, до того момента, пока бы не почувствовала, как под острым лезвием начинает рваться плоть, пропуская его глубже.
— Ты и сейчас хочешь… убить меня?
Надо же, даже голос не дрогнул. Только в моем мире с исковерканной моралью, где героями долгоиграющих историй выступают серийные маньяки и наркоманы, можно научиться относиться ко всему с пониманием. Или же в силу вступил Стокгольмский синдром?
— Нет, — качает головой. Темные хищные глаза не моргают, впиваются в лицо, жгутся. — Больше нет. Я понимаю, что ты не виновата. Я вижу, какая ты… нежная. И чувствительная. Я не могу причинить тебе боль. Но иногда это выходит не нарочно. Прости.
Я молчу. Тишина оглушает. Но что можно сказать? Уж точно не правду.
— Знаешь, — он улыбается странно, полубезумно, и это слегка пугает. — Когда мы пришли в этот мир, то очень удивились тому, что люди здесь верят в богов. Тёмная мать, Светлая мать… Природа нашей силы — тьма, огонь наш опаляющий и разрушающий, а души не ведают света. У нас нет богов, мы — высшая сила, мы — хозяева своей судьбы. Но когда я встретил тебя, настоящую тебя, когда увидел, что ты сплошь состоишь из света, по непонятному недоразумению соседствующего с темной силой, я понял, что всё это время не учитывал один вариант. Вдруг произошедшее — воля местных богов? Вдруг это было нечто сродни предвидению? Вдруг это судьба, сотканная Светлой матерью, простое предзнаменование будущей встречи?
Что мне на это ответить? Нет никаких богов? Это не Светлая мать? Это глупая девчонка, решившая поэкспериментировать и заставившая человека — нет, демона — потратить тьму времени на абсолютно бессмысленные поиски?
— Я не знаю, что это было Алесан. Но одно я скажу тебе совершенно точно — я тебя больше никуда не отпущу.
В его голосе — угроза, в глазах — твердая решимость, на лице — лёд.
Если бы я до этого не планировала покидать этот мир, то теперь определенно решила бы, что в нём не стоит задерживаться. Он может, может заставить меня остаться. Пока не знаю как, но он слишком упертый, чтобы так легко бросить это дело.
Несмотря на подступающую панику, я медленно встаю с кровати. "Никаких лишних движений. Всё строго по плану. Ты сейчас выйдешь за дверь — и уйдешь из этого мира. В чёрту тренировочные бои, к черту неуместные чувства! Если ты не уйдешь сейчас — вполне возможно, шансы спасти сестру будут равны нулю" — уговаривала я себя, снова запахивая ворот и осматривая одежду.
— Мне нужно это всё обдумать, — говорю я спокойно. — Пойду я к себе.
Он кивает. Смотрит пристально, раздосадованно, но контроль уже себе вернул. Понимает, что после услышанного продолжать начатое не получится, но и заставлять меня не планирует. Я в его власти, чего беспокоиться?
Встает. Я слежу за его действиями пристально и против воли делаю шаг назад, когда он проходит мимо. Он замечает это движение, но ничего не говорит. Лишь проходит к камину, наклоняется и что-то поднимает. Ну конечно же!
— Только надень браслет. Завтра будет неспокойно.
Я киваю. Не вижу смысла спорить. Но он подносит браслет сначала поближе к глазам, хмурится, говорит:
— Подожди. Защитный кристалл треснул.
— Разве он не магический? Как он мог треснуть?
Он смотрит на меня в стиле Хараша, как бы говоря: "как это можно не понимать?".
— Его хозяйка — ты. Он замкнут на тебе. Ты хотела его разбить — ты и разбила.
Раян оборачивается к камину. На нем стоят совсем диковинные часы из дерева и уже виденного мною зеленоватого металла. А рядом — большая деревянная шкатулка с железными углами и искусной росписью. Он откидывает крышку и запускает туда руку.
То, что он вытягивает оттуда, определенно магическое. Шкатулка внутри шкатулки. Эта немного поменьше, продолговатая, без каких-либо орнаментов, лишь с выложенным каким-то огненным камнем кругом по центру. Она слабо светится и вся как будто невесомая — железная начинка, опутанная тончайшей паутиной белесых нитей.
— Что это? — не сдерживаю потрясенного вздоха я. Впервые увидела магическое плетение вживую!
— Это? — он небрежно держит это сокровище, так спокойно, словно книгу из библиотеки, которую не нужно туда возвращать.
— Да.
— Семейная реликвия, — он неопределенно пожимает плечами. — Отдали её мне, так как нет в ней никакой ценности. Камни не магические, работа не ювелирная, разве что не горит да в огне не тонет.
— И всё? — удивленно спрашиваю я.
— Старая ещё. А так… магии в ней ноль, сплав должно быть особенный, потерянный, из старого мира.
То, что я вижу перед своими глазами — вполне себе магия, а вот сплав совершенно обычный. Неужели он не видит этой красоты? Неужели он не видит этих нитей, похожих… похожих на те, что мелькают в созданных мною стенах?
Неожиданная догадка осеняет меня, и я едва сдерживаюсь, чтобы не проявить своё восторженное возбуждение вновь. Не может быть, просто не может быть…
— А мне нравится! — говорю я немного упрямо, словно из простого духа противоречия. — Откуда она у тебя?
Он тем временем достает из шкатулки какой-то очень маленький кристаллик и начинает прилаживать его к одному из звеньев браслета.
— Ты знаешь хоть что-нибудь о прошлом демонов?
— Да, немножко.
— По легенде мы пришли сюда из другого мира, Преисподней. Там как раз заканчивалась война, опустошившая мир, иссушившая его магические источники… Магия покидала его, а демоны не могут жить без магии, ведь даже если демон и лишен магического дара, магия, содержащаяся в мире, подпитывает его внутренний огонь. Наши предки искали выход, искали способ восстановить самовозобновление источников, но у них не выходило. Тогда один из приближенных Повелителя предложил выход — вообще уйти из мира. Необходимо было забрать и сердце огня, чтобы восстановить свою магию после перехода… Сейчас все рукописи о переходе потеряны, так что ритуал перехода неизвестен. Осталась лишь эта шкатулка, в которой и перенесли сердце. Там ещё было несколько предметов: венец Повелителя, родовой артефакт правящей семьи, охотничий артефакт, артефакт усиления наследственности… Часть из них осталось в кругу семьи, а часть теперь потеряна. Среди оставшихся и шкатулка. Только нет в ней никакой магии, она хранится исключительно как часть исторического наследия. Её даже мне отдали, как наименее ценную часть артефактов предков.
— Получается… — я затаила дыхание, одновременно страшась услышать ответ на вопрос и надеясь получить его как можно скорее, — вы магию потеряли, а артефакты в шкатулке сохранили?
— Да, выходит, что так, — он пожал плечами, словно говорил о чем-то совершенно незначительном. — Давай руку.
Я как под гипнозом протянула руку, позволяя застегнуть браслет. Он делал это спокойно, методично, уже отойдя от печального флера воспоминаний.
Надев браслет мне на руку, Раян не выпустил её, а притянул меня к себе, обнимая. Нас снова окутал дымный вихрь тьмы. Привычное прикосновение ледяного дыхания потустороннего мира, когда мы оказываемся на территории, где повелевают некроманты — там, что проходит черта жизни, там, где всё пропитано тьмой и безысходностью, там, где нет власти ласковой руки Светлой матери.
В комнате он не отпускает меня, прижимает ближе. Я не поднимаю лица, застываю, как ватная, позволяя ему меня обнимать.
Он наклоняется, легко целует меня в макушку. И обещает:
— Мы ещё продолжим, Алесан. Больше никаких воспоминаний. Пора отпустить прошлое.
После этих слов я смотрю в его глаза, но по — прежнему не вижу любви. В них отражается твердая уверенность, новое обещание себе. Я словно сама читаю его мысли, в которых он ставит себе новую цель: справиться с этим, преодолеть чувства ко мне, заставить меня пойти ему навстречу, заставить меня подчиниться, словно, сделав это, он подчинит себе свою собственную жизнь.
Когда его губы касаются моих, сухих и потрескавшихся, я отвечаю ему. Я хочу сделать хоть что-то хорошее, чтобы не отталкивать его сегодня, потому что понимаю, что натворила своими опрометчивыми прыжками по линии времени. Он снова действует жестко, словно ставит своё клеймо грубыми мазками губ, обжигающим дыханием, раскаленным движением языка.
Когда поцелуй заканчивается, я вздыхаю с облегчением.
Он растворяется в воздухе. Я растерянно замечаю, как в кольце света оставленного мною в гневе освещающего комнату шара порхает пепел. Он постепенно исчезает, отправляясь туда, где ему и место.
Мой тщательно выстроенный план летит к чертям. Я не ожидала такого развития событий, я вообще не представляла, что такие случайности возможны. Откуда мне было знать, что потерянный темноволосый мальчик превратится в темного некроманта, брата Повелителя демонов? Он не озвучивал напрямую, в каком родстве состоит с правящей семьей, но благодаря злой отповеди Хараша я вполне могу сопоставить дважды два.
Откуда мне было знать, что тот, от кого я бежала всё это время — единственный, кто действительно мог бы мне помочь, и в то же время единственный, у кого я не могу попросить помощи? Мелькнула безумная мысль рассказать ему правду, но я тут же трусливо её спрятала. Что он сделает мне? Возненавидит из-за впустую потраченных лет, израсходованных на поиски того, чего не было в его мире? Убьет за то, что потушила его внутренний огонь своим глупым экспериментом? Захочет в отместку измучить меня и найдёт способ оставить меня в этом мире? Уверена, они есть.
Самое обидное, что именно теперь, когда я знаю способ спасти сестру, я никак не могу остаться в этом мире, потому что способ связан с магистром. Но я же хотела ниточку! Вот она — переместиться вперед и искать эту шкатулку среди детей Тардаэша.
При мысли о его детях больно кольнуло сердце. Нет — нет, сейчас не время для ревности! Я должна уйти. Я не могу быть с ним откровенной, никак не могу. Мне кажется, что если бы мне кто-то сделал нечто подобное, я бы его ненавидела, видеть бы больше не захотела. Что чувствовал он, молодой мужчина, когда не смог пройти испытание, которое прошли тысячи демонов? Когда какой-то сопливый Хараш, даже зная, что магистр состоит в Совете, всё равно над ним насмехается и даже в какой-то мере презирает? Сколько яда он слышал в свой адрес? Сколько врагов потоптались на его самолюбии, когда один из самых перспективных демонов оказался слаб? Можно ли простить другому человеку унижение на протяжении нескольких лет или даже десятков?
Я хочу остаться в его памяти светлым пятном. Я знаю, что он меня отчасти ненавидит, но у него явно есть и другие чувства ко мне, чуть более теплые. Пусть они и останутся. Как бы больно мне ни было расставаться, ему будет в сотни раз больнее, когда он узнает, чего лишился по вине глупой девчонки.
Но у меня ещё есть один день. Пока моё поведение не должно меня выдать. И оставшуюся ночь вполне можно потратить на нечто полезное. Например, использовать невидимую всем магию.
Я не верила, что у меня получится, но всё равно попыталась. Достала один из самых крупных флаконов для зелий и принялась словно обносить его стеной с теми светящимися линиями. Это выходило легко, как будто я занималась этим каждый день, но никак не выходило хотя бы отдаленно повторить узор. Линий было слишком мало.
Когда же забрезжил рассвет, оставляя меня наедине с моими бесплодными попытками, я поняла, что вполне могла бы всё это время спать и не трепыхаться — помимо того, что линии не подчинялись моей воле, флакон был стационарен, он словно замирал в дыре пространства — времени и не было никакой возможности его сдвинуть с места.
Господин Брор, помнится, говорил, что лишь новички могут клюнуть на манок. Поэтому не было ничего удивительного в том, что мой уровень владения пространственной магией оставлял желать лучшего. Возможно, в других мирах подобных мне обучают и те путешествуют затем чисто из интереса, но в моем родном мире магии нет, разве что такая, пространственная, и в этом тоже маги моего типа не водятся. И, вполне возможно, в Преисподней их тоже не было, раз в легендах никак не упоминалось о каких-либо выходящих за рамки способностях демона, спасшего их расу. Был ли он вообще демоном? Или оказался ещё одним пространственным магом, скрывающимся под маской? Мне вряд ли доведётся узнать ответ, но кем бы он ни был, он в сотни раз сильнее меня.
Воспоминание о господине Броре напомнило мне всё же оставить на столе записку. Артефакт я планировала оставить ему позже, после тренировочного боя, как меня пронзила неожиданная мысль. Я чуть было не совершила совершенно глупый поступок! Зачем мне возвращать вещи и артефакт постороннему человеку, которому я должна денег? Это наведет на Гидеона подозрения, особенно учитывая тот факт, что как раз сегодня я у него была.
Поэтому я судорожно скомкала записку, разорвала её на мелкие клочки и сбегала в душевые, чтобы смыть их в сток. Никаких следов, не хватало ещё подставить торговца.
В комнате я выложила на стол все оставшиеся деньги и именно их попросила вернуть торговцу, чтобы в глазах несомненно будущего меня искать магистра было оправдание моих посещений Гидеона, никак не связанное с моим личным к коллекционеру отношением.
Затем я уже отправилась в душ по естественной надобности. Хорошо, что было слишком рано и никто ко мне не присматривался, потому что в зеркале отражалась я с неестественно красными губами и красными же отметинами по всей шее и груди. Их можно скрыть за распущенными волосами и повязанной на шее широкой завязке, ранее использовавшейся мной для закрепления волос. Но в этот раз ей найдется более важное применение.
Я провела руками по этим отметинам. Мне тогда не почудилось опаляющее дыхание. Они не просто болели, как раны, но и рубцевались таким же образом, как обычные ожоги. Надо по прибытии домой смазать их какой-нибудь мазью, чтобы эти метки не остались со мной навечно. Я, конечно, сентиментальная, но не до такой степени. А Ониена просить не хочется. Когда я пропаду, он по доброте душевной может рассказать об увиденном Харашу. А мне не хочется, чтобы он знал обо мне и магистре насколько личные вещи.
Я облокотилась на стену, позволяя теплым струям воды ласково меня обнять. Ожоги щипали, болели, но я упрямо не выходила из кабинки. Если закрыть глаза, то можно представить, что это тепло — от Раяна, и эта боль — тоже от него. Если провести рукой вдоль тела, то можно вообразить, будто это его рука скользит так мягко и нежно. Если не открывать глаз, то можно представить, что он смотрит на меня с любовью и страстью, а не со сжигающей ненавистью.
Хлопнула дверь, вырывая меня из мечтаний.
Я быстро привела себя в порядок и вернулась к себе. Кинула в карман манок, нацепила маленький флакон с зельем наподобие амулета и кулон, подаренный Рамоном. Все самые важные вещи не хотелось оставлять в комнате. Мною владела параноидальная мысль, что кто-то может заявиться в комнату и раскрыть меня, понять все мои секреты по этим несвязанным друг с другом предметами. А возможно, это было предчувствие.
Я вдохнула, надела рубашку со штанами и вышла из комнаты.
Начинался мой последний день в этом мире.