Глава 20
Кресс проснулась от неведомого прежде разнообразия ощущений. Ноги ныли от боли, подошвы жгло как огнем. Груда песка, в которую они закопались, чтобы не замерзнуть, давила на нее всем весом. Кожу головы слегка покалывало от непривычной легкости. Кожа на теле пересохла и чесалась, губы растрескались.
Торн ерзал рядом, двигаясь осторожно и медленно, чтобы не сместить кусок парашюта, который они натянули над собой для защиты от песка. Мелкие песчинки во рту и носу Кресс говорили о том, что эта мера оказалась не очень эффективной. Песок был повсюду: он забился под ногти, в уголки рта, в волосы и уши. Она попыталась протереть глаза, но их тут же пронзила резкая боль.
— Замри. — Торн положил руку ей на плечо. — Возможно, на брезенте собралось немного росы. Нельзя, чтобы она пропала без толку.
— Росы?
— Воды, которая собирается на земле по утрам.
Кресс прекрасно знала, что такое роса, но ей казалось глупым рассчитывать на то, что она бывает в пустыне. Тем не менее воздух был почти влажным, и она не стала спорить, когда Торн проинструктировал ее, как взять брезент за углы и приподнять их, собрав таким образом всю влагу в самом центре.
Выбравшись из укрытия, они обнаружили полглотка воды, слегка замутненной от песка, который надуло на брезент в течение ночи. Кресс описала эту сомнительную находку Торну, и тот разочарованно нахмурился, но затем он пожал плечами.
— По крайней мере у нас еще полно воды со спутника.
Полно — это были последние две бутылки.
Кресс посмотрела на светлеющий горизонт. После марафона, занявшего почти всю ночь, они проспали не больше пары часов. Ноги болели так, что она боялась, что упадет и не поднимется, если попытается сделать еще хоть шаг. Посмотрев вдаль, Кресс совсем приуныла. Казалось, они совершенно не приблизились к цели и не сдвинулись ни на метр с прошлого вечера.
— Как твои глаза? — спросила она.
— Раньше мне говорили, что они просто дивные, но я предоставляю тебе решать самой.
Зардевшись от смущения, Кресс повернулась к нему. Торн скрестил руки на груди с легкомысленной улыбкой, но она чувствовала некоторое напряжение. Она понимала, что и беззаботность в его голосе была напускной. За его бесшабашным поведением скрывалась лежавшая на сердце тяжесть.
— Не могу с этим поспорить, — пробормотала она. Хотя ей тут же захотелось вползти назад под брезент и спрятать свое смущение, оно того стоило: улыбка Торна стала чуть более искренней.
Они собрали свою импровизированную палатку, выпили немного воды и перевязали полотенца на ногах Кресс. Ночная роса стремительно испарялась, и становилось все жарче. Прежде чем завязать котомку, Торн вытряс оттуда одну из простыней и велел Кресс накинуть ее на себя, как балахон, а потом расправил свою собственную простыню и смастерил для себя подобие накидки с капюшоном.
— У тебя голова покрыта? — спросил он, водя ногой по песку в поисках металлической палки, служившей ему тростью. Кресс попыталась как можно лучше скопировать его накидку и ответила утвердительно. — Прекрасно. Иначе ты скоро поджаришься, как бекон. А это поможет, по крайней мере, на некоторое время.
Кресс возилась с неудобной громоздкой простыней, одновременно пытаясь вести Торна вверх по дюне. Она совершенно не восстановилась, и ноги онемели от ходьбы. Все тело пульсировало от боли.
Они не прошли и четырех дюн, когда Кресс оступилась и рухнула на колени. Торн остановился и уперся пятками в песок, сохраняя равновесие.
— Кресс?
— Я в порядке, — ответила она, поднимаясь на ноги и стряхивая песок с коленей. — Просто немного выдохлась. Я ведь не привыкла к подобным нагрузкам.
Руки Торна замерли в воздухе, словно он собирался помочь ей подняться, но Кресс заметила это слишком поздно.
Он медленно опустил руки.
— Ты можешь идти дальше?
— Да. Мне просто нужно войти в ритм. — Она надеялась, что не врет и ее ноги не останутся на весь день такими же вареными макаронинами, как сейчас.
— Мы будем идти до тех пор, пока не станет слишком жарко. Потом передохнем. Мы ведь не хотим выложиться полностью, особенно под палящим солнцем.
Кресс двинулась вниз по склону дюны, подсчитывая шаги, чтобы как-то убить время.
Десять шагов.
Двадцать пять.
Пятьдесят.
Песок разогрелся и стал обжигать подошвы даже через слой полотенец. Взошло солнце.
Воображение Кресс крутилось вокруг самых ее любимых фантазий: пытаясь отвлечься, она представляла себя то потерпевшей кораблекрушение пираткой второй эры, то атлеткой, готовящейся к марафону по жарким странам, то андроидом, лишенным чувства усталости, который мог переставлять ноги снова, и снова, и снова…
Но мечты становились все более и более зыбкими, их вытесняла реальность — болью, неудобством и жаждой.
Кресс стала надеяться, что Торн вот-вот разрешит сделать привал и передохнуть, но он молчал. Они продолжали ковылять дальше. Торн был прав насчет простыней: они спасали от укусов безжалостного солнца, а выделявшийся пот немного охлаждал кожу. Кресс продолжила считать шаги. Капли пота медленно стекали под коленями. Ужасаясь собственным мыслям, Кресс порадовалась про себя, что Торн не видит ее в таком состоянии.
Он тоже не был неуязвим для испытаний пустыни. Его лицо раскраснелось, волосы свалялись под капюшоном, а по щекам, покрытым щетиной, стекали пот и грязь.
Когда стало жарче, Торн подговорил Кресс допить воду, которую они открыли утром. С удовольствием сделав это, она запоздало поняла, что он сам не выпил ни капли. Ей все еще хотелось пить, но впереди был целый день, а оставалась всего одна бутылка. Хотя
Торн и сказал ей, что они не станут ограничивать себя, пока вода еще остается, она не станет просить добавки, если он сам не будет пить.
Она принялась напевать, чтобы скоротать время. Одну за другой она мурлыкала себе мод нос все любимые песни из своей коллекции, какие могла вспомнить. Знакомые мелодии хорошо отвлекали ее. На какое-то время идти стало легче.
— Вот эта красивая.
Она замолчала и только через несколько секунд поняла, что Торн имел в виду песню, которую она сейчас пела. Кресс не сразу вспомнила, как она называется.
— Спасибо, — нерешительно ответила она. Она никогда и ни перед кем ее не пела — и ее никогда не хвалили за это. — Это популярная на Луне колыбельная. Я думала, что меня назвали в ее честь, пока не узнала, насколько распространено мое имя (прим. ред. Крессида (древнегреч.) — золотая).
Она пропела первую строчку:
— В темном небе показался лунный диск золотой, солнце на закате провожаем песенкой простой…
Посмотрев на Торна, Кресс увидела, что на его губах играет улыбка.
— Мама пела тебе колыбельные?
— Нет, что ты! Если ты — пустышка, это становится понятно прямо с рождения. Мне было всего несколько дней, когда родители от меня отказались. Я совсем их не помню.
Улыбка исчезла с ее лица, а Торн надолго умолк.
— Думаю, тебе не стоит сейчас петь, — наконец произнес он. — А то у тебя рот пересохнет.
— Ой. — Кресс сжала губы и коснулась кончиками пальцев плеча Торна — это значило, что они начинают спуск по склону дюны. Кожу у нее саднило от жары, несмотря на простыню. Но ее подбодряла мысль о том, что приближался полдень, а поскольку а это время температура поднималась выше всего, Торн обещал, что они устроят привал
— Ладно, — проскрипел Торн таким голосом, будто слова выскребли у пего из горла. — Пожалуй, хватит. Давай передохнем до тех пор, пока не станет чуть прохладнее,
Кресс застонала от облегчения. Она могла бы идти целый день, если бы он попросил ее об этом, но сейчас была просто счастлива оттого, что он не стал этого делать.
— Ты не видишь никакой тени? Или места, которое может оказаться в тени, как только солнце перейдет зенит?
Прищурившись, Кресс оглядела гряду дюн. Хотя кое-где за вершинами встречалась тень, она была временной: солнце проникало всюду. Однако чуть поодаль виднелась крупная дюна, которая вскоре отбросит тень, и это было лучшим вариантом из всех доступных.
— Сюда, — позвала она. Перспектива скорого отдыха придавала ей сил.
Как только они пересекли еще один холм, Кресс увидела что-то в отдалении. Она ахнула и схватила Торна за руку.
— Что там?
Она, разинув рот, смотрела на восхитительную картинку, не находя слов, чтобы описать ее. Голубое и зеленое, яркий контраст с оранжевой пустыней. — Вода… и деревья!
— Оазис?
— Да! Это точно он!
Ее охватил восторг. Она задрожала от предвкушения тени, воды и отдыха.
— Пойдем, он совсем недалеко! — И она бросилась вперед по песку с новыми силами.
— Кресс. Кресс, постой! Побереги дыхание.
— Но мы почти уже на месте!
— Кресс!
Она едва его слышала, уже представляя себе, как прохладная вода стекает по горлу. Легкий ветерок под сенью пальм. Может быть, гам даже найдется пища, какая-нибудь странная земная тропическая еда, которой она себе и представить не могла, — сочная, хрустящая и освежающая…
Но больше всего она желала рухнуть куда-нибудь в тенек, в закрытое от солнца место, и спать до тех пор, пока ночь не принесет прохладу и россыпь мерцающих звезд над головой.
Торн шагал следом, прекратив попытки остановить ее. Вскоре Кресс поняла, что это жестоко — заставлять его двигаться так быстро. Она немного сбавила шаг, стараясь не сводить глаз с озера, мерцавшего у подножия дюн.
— Кресс, ты уверена? — спросил он, переведя дух.
— Конечно! Вот он, прямо перед нами.
— Но… Кресс.
Она оглянулась на Торна.
— Что случилось? У тебя что-то болит?
Он покачал головой.
— Нет, просто… ладно. Ладно, я могу идти дальше. Давай доберемся до этого оазиса.
Просияв от счастья, она взяла его за свободную руку и повела по песку. Фантазии взяли верх над здравым смыслом и полностью вытеснили усталость Полотенца стерли ей ноги почти до мяса, щиколотки обгорели там, где их не скрывала простыня, а мозг гудел от жажды, но они уже были близко. Так близко!
И тем не менее, поскальзываясь в глубоком песке,
Кресс заметила, что оазис не приближается. Он все время висел под горизонтом, словно эта сверкающая вода и деревья отступали от нее с каждым новым шагом.
Она отчаянно бросилась вперед. Дистанция была велика, но преодолима. Скоро они придут туда, если только продолжат идти. Шаг за шагом — надо только не останавливаться…
— Кресс?
— Капитан, — пропыхтела она. — Он… совсем недалеко.
— Кресс, он хоть немного приблизился?
Она оступилась и встала как вкопанная, пытаясь перевести дух.
— Что?
— Я спрашиваю, он приблизился? Деревья стали больше, чем раньше?
Прищурившись, она посмотрела на деревья, на озеро — шикарный вид! ~ и вытерла рукавом лицо. Ей было ужасно жарко, но на ткани не осталось пота.
Правда была ужасна, и Кресс не хватало сил сказать все как есть.
— Н-нет. Но это… Как…
Торн вздохнул, но не с разочарованием, а даже с некоторым облегчением.
— Кресс, это мираж. Свет играет в игры с твоими глазами.
— Но… Я ведь вижу его. Даже острова на озере, и деревья…
— Знаю. Миражи всегда кажутся настоящими, но ты видишь только то, что хочешь видеть. Это обман, Кресс. Там ничего нет.
Она как зачарованная смотрела на легкую зыбь блестящего озера, на ветви, трепещущие на ветру. Все казалось таким реальным, таким осязаемым. Она почти чувствовала запах, ощущала прикосновение прохладного ветра к коже.
Между тем ноги уже едва держали ее — от падения удерживал только страх поджариться на раскаленном песке.
— Все нормально. Многие видят миражи в пустыне.
— Но я… я даже не подозревала. Я должна была понять. Я слышала о подобном, но не… Я не думала, что это может выглядеть настолько правдоподобно.
Торн провел рукой по простыне и нащупал ее руку.
— Ты ведь не заплачешь? — В его голосе слышались нотки ласки и строгости одновременно. Плакать было запрещено: они должны были беречь каждую каплю воды.
— Нет, — шепнула она и не солгала. Не то чтобы ей не хотелось плакать, просто она не была уверена, что ее тело еще в состоянии производить слезы.
— Хорошо, тогда пойдем дальше. Найдем себе подходящую дюну, чтобы перевести дух.
Кресс с трудом оторвала взгляд от манящей картинки. Оглядев ближайшие дюны, она повела Торна к склону, обращенному на юг. Пока она шагала к вершине, тонкая струна надежды, словно поддерживавшая ее все это время, лопнула. Застонав от боли, Кресс рухнула на песок.
Торн достал из котомки простыню и парашютный брезент и разложил его на земле так, чтобы можно было сесть, не касаясь раскаленного песка, затем стянул уголки вверху, чтобы образовался навес, скрывающий их от солнечных лучей.
Он положил руку Кресс на плечи и притянул ее к себе. Она чувствовала себя такой наивной и глупой, и обманутой — пустыней, солнцем, собственными глазами. И теперь правда медленно доходила до нее.
Не было никакой воды.
Не было никаких деревьев.
Ничего, кроме бескрайних песков, жгучего солнца и изматывающего пути.
И они могут так и не дойти до конца. Ведь они не способны шагать вечно. Она сомневалась, что сможет продержаться еще один день, а кто знал, сколько им придется идти до края пустыни. За каждой дюной будто скрывалось еще три таких же, и каждый новый шаг в сторону гор словно уносил их еще дальше от цели. И они даже не знали, найдут ли в горах желанное убежище, если доберутся до них.
— Мы не погибнем здесь, — мягко и успокаивающе сказал Торн. Он будто догадывался, о чем она сейчас думает. — Я бывал в переделках и похуже, но, как видишь, до сих пор жив.
— Правда?
Он открыл рот, помолчал, но все же решил ответить.
— Ну… Я сидел в тюрьме, а там был не курорт.
Кресс поправила полотенца на ногах. Волосяные веревки больно впивались в кожу.
— В армии тоже было не очень весело, если уж на то пошло.
— Ты провел там всего пять месяцев, — пробормотала Кресс. — И большую часть этого времени — в учебных полетах.
Торн склонил голову набок.
— Откуда ты это знаешь?
— Из своих исследований, — уклончиво ответила она. Ей не хотелось признаваться, сколько времени она провела, копаясь в сто прошлом, а он и не спрашивал.
— Ладно. Возможно, это и худшая из ситуаций, в которые я попадал. Но мы все равно выживем. Мы найдем цивилизацию, свяжемся с «Рэмпионом», и они прилетят за нами. Потом мы свергнем Левану, я получу кучу денег в награду, а Содружество простит мне мои преступления, и все мы будем жить долго и счастливо, и все такое прочее.
Кресс клубочком свернулась около него, изо всех сил стараясь поверить.
— Но для начала мы должны выбраться из этой пустыни. — Он потрепал ее по плечу. В обычное время Кресс бы одурела от восторга, но сейчас она была слишком измотана. — Поверь мне, Кресс. Я вытащу нас отсюда.
