Ясин напряженно следил за тем, как доктор проверяет жизненные показатели Зимы. Это он должен заботиться о ее здоровье, разбираться в таинственных цифрах и результатах анализов, чтобы понимать, что происходит с принцессой и как ей помочь. Но вместо этого он терпеливо ждет, пока доктор в очередной раз сообщит, что сделать ничего нельзя. Только ждать и верить, что она поправится.

Ясина передергивало от этого слова, в ушах звучал испуганный голос Зимы: «Не понимаю, как здоровый человек сможет пережить такое. Что уж говорить обо мне…»

– Сердечный ритм по-прежнему учащен, – сказал доктор, убирая портскрин, – но, по крайней мере, сейчас принцесса спит. Когда она проснется, я снова ее осмотрю.

Ясин кивнул, удержавшись от едких комментариев. Когда принцесса проснется, визжа и брыкаясь. Когда она проснется и зальется слезами. Когда она проснется и начнет выть, как одинокая волчица. Когда она проснется, и станет ясно, что ничего не изменилось.

– Я не понимаю… – пробормотал Ясин, глядя на лицо Зимы. Она выглядела такой спокойной во сне… – Использование дара должно было улучшить ее состояние, а не ухудшить. Она столько лет сражалась с ним, так почему теперь…

– Именно поэтому, – вздохнул доктор, печально, – слишком печально! – глядя на принцессу. – Представьте, что мозг и лунный дар – это мышцы. Если вы много лет не пользовались какой-то мышцей, а потом максимально нагрузили ее, скорее всего, вы получите растяжение. Так случилось и с принцессой. Дар повредил ее мозг, и мы можем только догадываться о масштабах повреждения.

«Я уничтожена», – сказала в тот страшный вечер Зима. Уничтожена, не повреждена.

И случилось это еще до появления Эймери.

Едва доктор вышел из комнаты, Ясин придвинул стул к кровати Зимы. Первым делом он проверил удерживающие ремни на ее руках и ногах: не слишком туго, но надежно. При предыдущих пробуждениях у принцессы начинались припадки, она бросалась на окружающих. Одна медсестра чуть не лишилась глаза, и было решено привязать принцессу, чтобы обезопасить ее и окружающих. Ясин, скрепя сердце, согласился. У него самого на плече красовалась отметина от зубов Зимы, и все же он никак не мог поверить, что это брыкающееся существо – его нежная, тихая принцесса.

Сломленная, уничтоженная принцесса.

Пальцы Ясина задержались на ее запястье дольше, чем следовало, но сейчас некому было отчитывать бывшего гвардейца за неподобающее поведение.

Чумная сыпь стала совсем бледной. Вряд ли останется много отметин, да и те не будут заметны на смуглой коже Зимы. В отличие от рубцов на щеке, которые со временем побелели.

Он смотрел на эти шрамы с ненавистью и восхищением. С одной стороны, они постоянно напоминали о страданиях принцессы и о том, что он не смог ее защитить. С другой – служили ярким подтверждением мужества и отваги, которые мало кто мог заподозрить в Зиме. Принцесса осмелилась выступить против желаний Леваны и всеобщих ожиданий, хотя немногие заметили ее негромкий протест. За победы и поражения она платила одинаково высокую цену.

Врачи не знали, что делать, у них почти не было опыта в лечении лунной болезни, ведь мало кто отказывался от дара, чтобы обречь себя на безумие. И теперь они могли только гадать, как самоотречение повлияло на мозг Зимы.

А все из-за того, что она не хотела быть похожей на Левану, Эймери и прочих лунатиков, которые использовали окружающих для удовлетворения своих эгоистичных потребностей. Даже в ту ночь, когда принцесса при помощи дара заставила Скарлет убить Эймери, она сделала это ради спасения Ясина.

Как и он сделал бы все, чтобы спасти ее.

Ясин устало провел рукой по лицу. Он уже несколько суток не отходил от кровати принцессы, забывая про еду и сон.

Его родители оказались живы – Ясин был потрясен до глубины души, когда узнал об этом. Он не сомневался, что после того, как он ослушается приказа Леваны и поможет Зиме бежать, их публично казнят. Но жизнь щедра на сюрпризы. Несколько лет назад отца Ясина перевели в сектор лесорубов. После выступления Золы гражданские взбунтовались и арестовали всех стражников и их семьи. Когда приказ Леваны дошел до купола, казнить родителей Ясина было уже некому. Как позже оказалось, именно в этом секторе Зиму заразили летумозисом.

Ясин еще не успел встретиться с родителями: все стражники и гвардейцы ожидали суда. Он знал, что многим предложат присягнуть на верность королеве Селене. Его отец, хороший человек, немало пострадавший от Леваны, скорее всего, с радостью поступит на службу к новой правительнице.

Сам Ясин порядком нервничал, ожидая воссоединения с семьей. Долгие годы он отталкивал всех, кто был ему дорог, и теперь с трудом мог представить, каково это – жить с родными людьми и не бояться, что их используют против него.

Он не сомневался, что мать и отец будут рады увидеть Зиму. Ее всегда считали частью семьи. Но сейчас, определенно, не лучшее время для встреч. То, что творится с принцессой, разобьет его родителям сердце.

Зима заскулила, словно умирающий зверек. Ясин вскочил со стула и положил руку ей на плечо, надеясь таким образом успокоить. Принцесса резко повернула голову; глаза беспокойно двигались под плотно сомкнутыми веками, но она не просыпалась. Когда она наконец затихла, Ясин позволил себе выдохнуть.

Он хотел, чтобы ей стало лучше. Хотел, чтобы все это закончилось. Чтобы она пришла в себя. Он мечтал снова увидеть в ее глазах узнавание, радость и озорство, которые покорили его сердце задолго до того, как Зима стала самой красивой девушкой на Луне.

Ясин убрал с лица принцессы спутанную прядь волос.

– Я люблю тебя, – прошептал он, склоняясь к ней впервые за долгое время. Пальцы гвардейца невесомо скользнули над ее ресницами, щеками и губами. Он вспомнил, как она поцеловала его в зверинце. Тогда Зима призналась ему в любви, а он не отважился признаться в ответ.

Но сейчас…

Он уперся рукой в кровать. Сердце бешено колотилось в груди. Ясин чувствовал себя очень глупо. Если кто-нибудь увидит его сейчас, то примет за одного из безумных поклонников Зимы. Разум кричал, что это ничего не изменит. Глупый поцелуй не сможет собрать воедино осколки ее рассудка.

Но ему нечего терять.

Зима спала. Ее грудь поднималась и опадала.

Поднималась и опадала.

Ясин поймал себя на том, что тянет время. Заигрывает с надеждой и одновременно возводит стены, на которые можно будет опереться, если ничего не получится. Когда ничего не получится.

Он наклонился еще ниже и зарылся пальцами в тонкие больничные простыни.

– Я люблю тебя, Зима. И всегда любил.

Он поцеловал ее. Этот поцелуй не имел ничего общего с тем, страстным, в зверинце. Но Ясин вложил в него всю свою безумную надежду.

Отодвинувшись, он тяжело сглотнул и открыл глаза.

И встретил взгляд принцессы.

От неожиданности Ясин отшатнулся.

– Что б тебя, Зима! Как давно ты?.. – он смущенно потер шею. – Ты что, притворялась, что спишь?

По лицу Зимы блуждала мечтательная улыбка. Пульс Ясина участился, гвардеец смотрел на губы принцессы. Неужели?..

– Зима… Принцесса?

– Привет, – произнесла она голосом хриплым, но нежным, так похожим на обычный. – Снег идет.

– Снег? – удивленно поднял бровь Ясин.

Зима показала глазами на потолок. Несмотря на тугие ремни, она раскрыла ладонь, словно пыталась что-то поймать.

– Он красивее, чем я себе представляла, – прошептала она. – Я девочка изо льда и снега, и, кажется, я очень рада тебя видеть.

В груди Ясина всколыхнулось разочарование, но заранее возведенные стены помогли его сдержать. В конце концов, она хотя бы не пытается его укусить!

– Привет, снежная девочка, – сказал он, смыкая ее пальцы над воображаемой снежинкой. – Я тоже рад тебя видеть.