В Стамбуле уже третий день шли уличные бои. Тяжелые, напряженные и очень интенсивные. Они не прекращались ни днем ни ночью. А город… город пылал…

Поручик Игнатьев аккуратно выглянул из окна одного из немногих уцелевших каменных домов в этом довольно бедном квартале. Остальное окружение в основном развалилось и лежало пыльными бесформенными кучами.

– Идут? – тихо спросил осипшим голосом ефрейтор, который сидел на полу, прислонившись к стенке.

– Пока нет, – ответил, покачав головой, поручик и протер глаза. Пыль, грязь и пот… казалось, что они везде…

– Гранат много осталось?

– Шесть штук…

– Не хватит, – покачал головой ефрейтор.

– Верно… – хмуро согласился Игнатьев. – Василий, – крикнул он сержанта. – Бери свое отделение и выноси раненых на старую позицию. А мы пока прикроем. Понял?

– Так точно.

– Выполняй.

Но не прошло и минуты, после того как часть бойцов под командованием сержанта спешно покинула опорный пункт, войска коалиции вновь атаковали. Но не тут-то было. Десять карабинов под унитарные патроны, конечно, не автоматы, но застучали они довольно часто. Плюс с командного пункта роты эту неприятность заметили и поддержали огнем из минометов-«шестерок», которые ударили плотным заградительным огнем по площади. В общем – отбились. Хотя отделение, оставшееся удерживать опорную точку, сократилось еще на два бойца. Обоих убило наповал – крупные мушкетные пули, попав в грудную клетку, шансов не оставляют. Но не успел поручик передохнуть, как по позициям, куда отступили войска католической коалиции, ударили корабельные орудия. Разрывы были так сильны, что заставили и морских пехотинцев вжаться в пол, молясь о том, чтобы моряки ничего не перепутали. У них флажками по инстанциям запросили огневую поддержку по квадрату. А они все рядом. Ошибись артиллерийский офицер, и все. Даже фарша не останется. Вон «пятнашки» в каком-то полукилометре рвутся, а кажется, что еще чуть-чуть, и их накроет.

Само собой, огневой налет делался не просто так. Под его прикрытием к опорному пункту подошел полный взвод из резерва роты. Потрепанный. Но не суть. Главное, что подошел и притащил целую прорву гранат и патронов…

Бои не прекращались ни днем ни ночью.

Османы, французы, итальянцы и испанцы, потерпев фиаско днем, попытались задавить числом ночью. Но кто же знал, что на вооружении русской армии есть осветительные мины к минометам? После выстрела они раскрывали парашют и медленно опускались, подсвечивая все вокруг. Конечно, не как днем, но тоже неплохо. По крайней мере, можно было разглядеть силуэты и бить по ним. Плюс еще тусклый свет от пожаров, которые, казалось, горят везде. Ведь город пылал. А русская морская пехота постепенно вгрызалась в него, сминая любое сопротивление… вместе с городом. Шаг за шагом. Оставляя после себя одни обугленные руины.

Владимир Петрович, командующий этим наступлением, больше всего опасался начала разложения трупов. Ведь ни о каком перемирии речи и быть не могло. Враги как с ума сошли, ожесточенно сражаясь и предпринимая в день бессчетное количество контратак. Поэтому пришлось снимать часть корабельных экипажей и расчищать хотя бы тылы…

А потом вдруг все лопнуло. Как струна. Вот так – раз, и войска коалиции спешно, бросая все, стали оттягиваться из города.

– Не понимаю… – покачал головой герцог. – Почему?

– Так что удивительного? – усмехнулся Апраксин. – Ты посчитай, сколько они пороху пожгли. На всю кампанию обычно берут запас из расчета выстрелов тридцать-сорок на линейного бойца. Обычно больше и не нужно. А тут…

– И все? – удивился Владимир Петрович.

– Конечно. Или ты думаешь, после того, что мы им продемонстрировали, они с сабельками в атаку пойдут?

– Вряд ли… Что же они теперь предпримут?

– Судя по тому, что случилось на Днестре, более-менее боеспособны у них только две армии из четырех. В этой мы тысяч тридцать выбили, может быть, больше. Плюс боеприпасами истощили. На Днестре разгром еще сильнее произошел.

– Думаешь, они подтянут армию из Русы или Софии?

– Из Русы, – не задумываясь, произнес адмирал. – Армия, стоящая в Софии, прикрывает направление от возможного вступления австрийцев в войну. От нее хорошо если пороха со свинцом пришлют.

– Как эти бои начались, туда, наверное, послали курьера… И армия сейчас на марше.

– Я тоже так думаю, – хмуро произнес Апраксин.

– В принципе у нас не такие большие потери. Всего восемьсот убитых и две тысячи триста раненых. В обороне принять можем.

– А нужно ли? – задумчиво спросил Апраксин. – Их суммарно будет около ста пятидесяти тысяч. По одному направлению такой толпой не ударить. Поэтому они постараются обойти нас с разных сторон. Что само по себе очень плохо. Да еще боеприпасы. Не только они поиздержались. У нас осталось всего по три сотни патронов на каждый карабин. С минами, гранатами да снарядами не лучше. Плюс орудия сильно расстреляны. Еще немного, и все. Сам понимаешь, как будет неудобно, лишись мы своей огневой мощи в разгар боя.

– М-да… – покачал головой Владимир. – Кто же знал, что они так стойко станут город защищать.

– Вот-вот. Для нас всех это упорство – полная неожиданность.

– Поэтому ты предлагаешь отойти заранее?

– Почему? Нет. Войска коалиции уходят. Город наш. Пока. И мы просто обязаны взять трофеи. Какие найдем. Полагаю, неделя у нас есть. А потом с боями отходить. Правда, занимая сразу наиболее удобные позиции для этого. Потом, как постреляем немного. И снова отходим, сдавая позиции потихоньку.

– Отбили атаку и отступили туда, откуда старые позиции хорошо простреливаются?

– Именно так, – улыбнулся Апраксин…

Дальнейшие дни прошли очень рутинно. Жители в основной массе из города уже давно все сбежали, так как та чудовищная канонада и стрельба, что сопровождали бои, не предвещали им ничего хорошего. Какие-то населенные островки оставались только в западной части Стамбула, куда снаряды пока не падали. Да и то явно, что ненадолго.

Важной особенностью стало то, что быстро вывезти ценности из дворцов и особняков не представлялось возможным. Просто не успевали. Ведь дороги, забитые солдатами и военными обозами, совершенно не позволяли проходить гражданским подводам. А спорить с усталыми, злыми и вооруженными людьми фактически на передовой мало кто решался. Так что состоятельные люди эвакуировались преимущественно верхом, а ценности вывозили конными вьюками. Сколько могли. Даже лодками воспользоваться было нельзя. Броненосцы надежно блокировали все водное сообщение и без вопросов топили любого супостата, кто появлялся в досягаемости их пушек. Хоть рыбака, хоть боевой корабль. Поэтому добыча русских оказалась весьма и весьма солидной. И если сокровищницу султана еще до начала войны практически «обчистили» французы, оставив русским жалкие крохи, то вот «заначки» прочей османской аристократии и купечества оказались практически полностью в руках Владимира Петровича. Золото, серебро, драгоценные камни, меха, произведения искусства… все это спешно собиралось и волоклось на корабли.

Но все померкло после того, как морская пехота взяла штурмом дворец Топкапы, который обороняли какие-то слуги и евнухи. Вооруженные преимущественно холодным оружием, ничему не обученные люди сопротивления оказать не смогли толком, но ребят раззадорили. Так что пленных особенно не получилось. А потом бойцы ворвались во внутренние помещения и наткнулись на массу девиц разной наружности… Дело в том, что султан покидал столицу тайно, дабы не посеять панику среди войск. А вывоз гарема – дело хлопотное и публичное. Вот он его и бросил.

Удача это или нет? Сложно сказать. Но удержать разгоряченных морских пехотинцев от изголодавшейся по мужской ласке толпы девиц оказалось непросто. Владимиру лично пришлось нестись туда сломя голову и наводить порядок.

Конечно, можно было и отдать морских пехотинцев этим страстным девицам. Тем более что бойцы были не против. Но Владимир Петрович не решился. Во-первых, он опасался полного развала дисциплины немногочисленной армии. Во-вторых, девицы находились в статусе жен или наложниц султана, а решать судьбу такого рода особ без совета с отцом он не стал. А то, что у них не было секса по несколько лет, – не повод сходить с ума. Переживут.