Глава 9
ИГРОКИ И ИГРУШКИ

Остаток дня — вернее, ночи — ознаменовался тем, что я добила том по языку Изнанки, исчеркав непонятыми словами четыре пергамента. С обеих сторон. Очень мелким шрифтом.

И когда Лод всё-таки вернулся в свою спальню, решительно протянула эти пергаменты ему.

— Это слова, которые остались мне непонятными, — сказала я в ответ на его недоумённый взгляд. — Можешь их перевести? На русский. В свободное время, конечно.

— Хорошо. Завтра. Оставь на столе. — Лод устало вернул Пергаменты мне. — Не уверен, правда, что мне знакомы все русские слова, которые требуются для перевода.

— Подбери максимально близкие. — Я осторожно скатала листки в один толстый свиток. — И… я хотела, чтобы ты кое-что для меня сделал.

Колдун скинул с себя мантию, оставшись в штанах и рубашке.

— Что же?

— Я хочу такое же зеркальце, какое ты сделал Морти… принцессе Мортиаре.

Внимательный взгляд. Немой вопрос.

— Я тоже должна иметь возможность приглядывать за пленниками, — сдавшись, пояснила я. — В конце концов, я во многом поспособствовала тому, чтобы они тут оказались.

— И что даст тебе зеркало? Ты даже зайти к ним не сможешь, не подставив себя под удар, — Лод небрежно бросил мантию на спинку стула в углу. — И Морти я дал зеркало с одной-единственной целью…

— Чтобы она имела возможность остановить брата, если тому придёт в голову замечательная идея поразвлечься привычным способом. Я поняла. Просто… — Я сунула пергаментный свиток под мышку. — Они хотят сбежать. И я хочу быть в курсе того, что они замышляют.

— Достаточно и того, что я знаю, что они замышляют.

— Я догадывалась, что ты знаешь, — и это было правдой. — Но я тоже хочу…

— Я ценю всё, что ты для нас сделала, однако этой четвёрке я прекрасно могу противостоять без твоей помощи. Ты можешь вынудить меня подчиниться, но надеюсь, ты поймёшь, что зеркало тебе ни к чему, — Лод отвернулся, раскрыв дверцу шкафа. — Если тебе больше ничего не нужно, я попросил бы тебя уйти. Устал немного.

Я смотрела в его спину, пока он перебирал вещи, среди которых были и мои.

И сжимала кулаки в бессловесной ярости.

Я действительно могла опять приказать ему. Просто сказать «я прошу», дёрнув за магический поводок, снова заставив его со мной считаться, — и это будет неправильно. Ниже моего достоинства. Очередным нарушением того обещания, что я когда-то дала ему.

А мне хотелось, чтобы кто-то из нас двоих был честен.

С другой стороны — разве он когда-нибудь нарушал обещания, данные мне? В том-то и дело, что он мне ровно ничем не обязан.

— Знаешь, ты мог не сыпать передо мной красивые слова про «союзников», а просто сказать правду, — тихо произнесла я. — Я же не Криста, я бы поняла. Я ценю деловой подход к достижению цели. По-моему, по моим действиям уже можно было это понять.

Он замер. Медленно оглянулся:

— О чём ты?

Он же всё прекрасно понял. Не мог не понять. Но зачем-то решил сыграть в эту дурацкую игру — когда ты и так знаешь, о чём пойдёт речь, но вынуждаешь собеседника высказать свои претензии вслух. Наверное, надеясь, что он не сможет, и вопрос будет замят.

Что ж, а я выскажу. Мне не тяжело.

Лучше сразу расставить точки над «i», чем дальше носить всю эту горечь в себе.

— О том, что ты использовал меня, чтобы заполучить Дэнимона. Расположил к себе. Сделал вид, что тебе есть дело до меня и моей судьбы. Отлично сыграл, кстати, ничего не могу сказать. И я прекрасно понимаю, что в этом дворце… для дроу, для тебя — я никто и звать меня никак, — голос мой звучал ровно. — Но мне всё же не слишком нравится чувствовать себя одураченной. Думаю, в этом ты меня понимаешь. И поэтому… просто скажи, что это был только ход в твоей игре. Скажи, что тебя тяготит моё общество. Я пойму. И больше не буду навязываться. Никаких уроков магии, никаких разговоров — ничего. Я ведь уже говорила, что насилие над людьми не в моём вкусе.

Он смотрел на меня. Просто смотрел своими ясными глазами, светлыми и прозрачными, как вода. Равнодушное, бесстрастное зеркало, в котором не увидишь ничего, кроме своего отражения. И сколько ни смотри, так и не поймёшь, с кем имеешь дело, чему предстоит противостоять…

А ещё он молчал.

И каждая секунда этого молчания отвечала мне лучше любых слов.

Я развернулась и вышла. Мерным, почти чеканным шагом. Аккуратно положила Пергаменты на стол. Скинула сапоги, лёгоньким пинком в бок выпихнула из постели возмущённого Бульдога — мне было не до страха — и легла, отвернувшись от двери в спальню колдуна. Прикрыв глаза, натянула одеяло до носа.

В душе, которую минуту назад раздирало на части, было пусто и противно.

А ведь на какие-то несколько дней я, как последняя дура, позволила себе поверить, что он тоже рад нашей встрече. И я для него действительно… любимая игрушка. Пусть даже только игрушка.

Тьфу, до чего я докатилась? Думаю об этом так, словно это меня устраивало, — быть его куклой. Конечно же, нет. Глупости.

Только…

…если быть честной?..

И я поняла, что позволила бы ещё раз надеть на себя ошейник, если бы это вернуло наши ежедневные разговоры, нашу тонкую игру, наши шахматные партии — и теплоту во взгляде колдуна, обращённом на меня; и отвращение к себе заставило закусить кулак. Чтобы не дёрнуться, не закричать, не позволить хлынуть злым слезам.

Идиотка, тряпка, ничтожество… Сколько ещё раз ты будешь бегать за тем, кому ты не нужна? Что, травма детства запрограммировала всю твою дальнейшую жизнь? Жалкая неудачница.

Ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу…

Кажется, я всё-таки вздрогнула. Раз или два, давясь неслышными всхлипами.

А потом услышала за спиной тихий щелчок — и оранжевое марево перед закрытыми веками сменилось чёрным, и в этой черноте ясно стукнула закрывшаяся дверь.

Свечи. Свечи потухли. И, судя по щелчку пальцев, затушил их Лод. Как он прошёл сюда неслышно? Ах, да — я же не закрыла двери, когда выходила… ни в его спальню, ни в библиотеку.

Значит, он видел мою пародию на плач?..

Я глубоко вдохнула. Выдохнула, считая степени тройки.

И снова.

Бедная, бедная Белоснежка, что прибыла в эту страну из золотистого замка на зелёных холмах. Лежит и плачет, потому что даже после поцелуя, вернувшего её из мёртвых, прекрасный принц не разделил её большое и светлое чувство…

Я иронично усмехнулась этой мысли.

И осознала, что слёз больше нет.

Ладно, мой дорогой принц-колдун. Наша совместная игра была хороша, однако пришла пора закончить эту партию. Я не освобожу тебя от клятвы, потому что это гарантия моей безопасности, но не беспокойся. Больше ты от меня не услышишь ни одной просьбы, помимо тех, что жизненно необходимы.

И оставь своё зеркало себе. Мне оно действительно ни к чему. И так узнаю всё, что нужно, если решу, что оно мне действительно нужно. Ведь в твоих словах есть резон. В борьбе со строптивой принцессой людей ты и правда вполне обойдёшься без меня.

А у меня есть другие дела. В частности — поспособствовать тому, чтобы совсем не бедная Белоснежка всё же смогла в один прекрасный день вернуться в свой замок под названием МГУ.

И твоё поведение способствует этому как нельзя лучше.

Утром Лода, к счастью, в лаборатории не было.

Набравшись невесть откуда появившейся смелости, я снова спихнула Бульдога с подушки. После долгих колебаний, тщательно завернув руку в одеяло, но прогресс всё равно налицо.

Хватит с меня спать вместе с комнатной собачкой.

— И так отныне будет каждый раз, как я тебя здесь замечу, — торжествующе сказала я, глядя в его жалобные глаза. Тёмно-серые, как мантия колдуна. — Нет, и меня ты этим взглядом не проймёшь. Даже не надейся.

Рядом с постелью вместо привычных сапог меня ждали мягкие кожаные туфли. Я сунула в них ноги — надо признать, это было куда быстрее и удобнее, чем надевать сапоги — и пошла умываться. Заранее натянув на лицо самое непроницаемое выражение из тех, что нашлись в моём арсенале.

Но в спальне колдуна тоже не оказалось.

— Видимо, ушёл по государственным делам с утра пораньше, — зачем-то вслух пробормотала я, глядя на аккуратно заправленную постель. Похоже, Морти сегодня к нему не приходила.

Потом, пожав плечами, направилась в ванную.

Знакомый серебряный колпак с едой уже ждал на столе. А вот моих пергаментов там не было. Наверное, Лод их очистил… ну да, я ведь больше ни на что не претендую, зачем они ему. Зато, уминая тёплую, восхитительно свежую булочку с семечками, похожими на тыквенные, я заметила парочку бумаг с пометками колдуна — и их странно оборванные, будто обгрызенные края.

— Ты не дрыхнуть в моей постели должен, а паппея ловить. Тебя за этим сюда принесли, если что. — Я сердито покосилась на Бульдога, который сидел под столом в явной надежде на кусочек чего-нибудь вкусного. — Ищи его поскорей и убирайся восвояси.

Осознав, что кормить его ничем не собираются, Бульдог поплёлся к своим мискам, стоявшим в углу. Большим, металлическим, в одной из которых была вода, а в другой — что-то, напоминавшее рагу.

Неторопливо позавтракав, я решила спуститься в гостиную. Позаимствовать из шкафа какую-нибудь книгу, которую уже проглядывала, будучи пленницей, — и посмотреть, что я пойму теперь, выучив руны и ознакомившись с языком Изнанки.

И каково же было моё удивление, когда я обнаружила за знакомым круглым столом Навинию, мирно сидевшую в кресле с книжкой в руках.

Услышав меня, она вскинула голову, и ярко-зелёные глаза её сощурились.

— А, союзница Лодберга, — усмехнулась она. — Приветствую.

Её миролюбивый тон удивил меня не меньше факта её присутствия в гостиной.

Как и то, что она назвала колдуна по имени.

— И вас, — сдержанно кивнула я.

На обложке книги, которую читала принцесса, подписи не было — но, видимо, она заметила мой заинтересованный взгляд.

— «Щитовые заклятия», — любезно пояснила Навиния, кивнув на толстый том. — У Лодберга очень интересная библиотека, и он великодушно разрешил мне ею воспользоваться.

— И покидать ваши покои, видимо?

— Он наложил чёткие ограничения, и ошейник не позволит мне ослушаться. Я не могу выходить за пределы этой комнаты. — Принцесса печально потупилась. — Но это лучше, чем сидеть в четырёх стенах… особенно в обществе того, кто отверг тебя, и его счастливицы-невесты.

— Сомневаюсь, что Криста так уж счастлива. По крайней мере, сейчас.

Я смотрела на девушку, представлявшую собой воплощение грустного смирения, а в голове колокольчиком звенели слова, которые она говорила вчера.

А ведь я не говорила Кристе, что ошейники можно использовать в качестве камеры наблюдения. И видимо, никто из четвёрки не предполагает, что нам — по крайней мере Лоду — может быть известно каждое их слово и действие.

Итак, из комнаты ты уже вышла. Непонятно как, но вышла. Тогда чего же ты добиваешься сейчас, принцесса?

И что рассчитываешь делать дальше?..

— Снезжана?

Услышав голос Лода, я вздрогнула.

Колдун стоял на верхней ступеньке лестницы, ведущей в башню. Видимо, действительно уходил по делам.

— Лодберг! — Навиния вскочила с абсолютно необъяснимой радостью. Отложив толстый том на стол, сделала несколько шагов навстречу колдуну. — А я как раз хотела сказать «спасибо» за книгу. За все годы обучения никто из учителей не рассказывал мне тех вещей, что я узнала отсюда!

Лод перевёл взгляд на неё — и улыбнулся.

Той милой, приятной, располагающей улыбкой плюшевого мишки, которой я так часто удостаивалась в первые дни своего заключения.

— Рад, что сумел чем-то помочь.

— Вы помогли уже тем, что позволили мне выйти оттуда. — Навиния, нежно улыбнувшись в ответ, кивнула на дверь. — Находиться там, рядом с Дэном… это было…

Она прикрыла глаза. Прерывисто вздохнула. Потом, словно опомнившись, тряхнула волосами, густыми и блестящими, и снова посмотрела на Лода:

— А книга действительно хороша! Только я не совсем согласна с той рунной формулой, которую здесь привели для Абсолютного Барьера.

— Неужели? — осведомился Лод, приближаясь к ней. — Но это оригинальная формула, выведенная Версутьером Уграйским, который и изобрёл Барьер.

— Верно. Только вот сотню лет спустя его внук усовершенствовал формулу так, чтобы требовалось меньше времени на начертание.

— И это было уже после войны. А как вы понимаете, в последние триста лет маги под горами не имели возможности связаться с магами с поверхности, чтобы это выяснить.

— Ах, да. Конечно.

Навиния склонила голову набок, будто в растерянности. Облизнула губы — быстрым, каким-то кошачьим жестом, словно набираясь смелости.

Кто подменил высокомерную маленькую стерву этой милой пушистой кисой?..

— Знаете… возможно, мой народ осудил бы меня, и мои друзья по несчастью… но я могла бы показать вам. Эту формулу… и другие, которые вы не знаете. — Принцесса смотрела на колдуна широко распахнутыми глазами, высоко взметнув длинные ресницы. — А вы поясните мне некоторые моменты, которые я не поняла. И в этой книге, и в других. Я ещё кое-какие просмотрела, и… я ведь на самом деле и половины рун не знаю, изучала только те, что нужны для боевых заклятий… и для магии исцеления. — Она развела руками со смущённой улыбкой, извиняясь за своё невежество. — Если, конечно, вам не жаль тратить время на пленницу.

— Плохие, должно быть, вам достались учителя. А учить и учиться у такой пленницы, как вы, — не трата времени, но драгоценность. — И насмешка лишь слегка окрасила улыбку колдуна. — Всякий почёл бы за честь быть полезным будущей Повелительнице людей.

Улыбка Навинии стала светлее. Почти счастливой.

Тогда я, тихонько отвернувшись, пошла обратно в лабораторию — но они, кажется, этого не заметили. Они вообще забыли о моём присутствии. И их болтовня перестала быть мне слышна, как только я шагнула на первую ступеньку. Наверное, Лод и на лестницу наложил заклятие.

Я поднималась всё выше, и в груди стыло холодное бешенство.

Лод же всё понимал. Не мог не понимать — Навиния просто его использует. Наверняка хочет вынюхать побольше про ошейники и кольца, а потом попытаться найти брешь в заклятии.

Тогда какого чёрта он так с ней любезничает?!

Пинком распахнув дверь, я прошла в библиотеку. Выдернула оттуда первый попавшийся том — это оказались «Ловушки», которые я когда-то видела. Вернувшись в лабораторию, уже почти привычно выпинала Бульдога из постели. Села поверх одеяла, раскрыв книгу, тщетно пытаясь вчитаться в строчки.

С другой стороны, он наверняка тоже использует её. Так же, как меня. Так же, как ту девочку, Льену, что свалилась к дроу до этого. Чтобы получить то, что ему нужно, — в данном случае плюшки по магической части. А носить приятную маску для него — занятие привычное… за всё время, что я пробыла его игрушкой, он снимал её крайне редко.

Всё верно. Я больше ему не нужна, зато у него появилась новая кукла. Не девочка-незнайка из другого мира, с которой и поговорить не о чем, кроме различия ваших миров, — а принцесса, могущественная колдунья, способная обсудить с ним массу магических тонкостей.

На которую смотреть куда приятнее, чем на меня.

Ха. К Морти я его не ревновала, а к Навинии, значит, ревную? При этом вообще не имея права на ревность…

Раздражённо дёрнув плечом, я сосредоточилась на книге.

Ладно, ещё пара дней в том же духе, и вся моя симпатия к нему пройдёт. Если честно, она уже на грани исчезновения.

Потому что я, конечно, ценю деловой подход, но не когда при наличии законной возлюбленной ты дуришь головы девочкам, на которых тебе абсолютно наплевать.

Лод пришёл, когда я изучала тонкости магических ловушек.

Надо сказать, чтиво было интересное. Ловушки чертились на земле, как пентаграммы, и срабатывали, когда жертва на них наступала. А внутрь ты мог поместить любое боевое заклятие или проклятие.

И я так увлеклась, разбирая цепочки различных рунных формул, пытаясь понять смысл их построения — всё равно что разбираться в чужом коде, написанном на незнакомом языке, — что на какое-то время забыла о своей злости на Лода. По крайней мере, пока не услышала в комнате его шаги.

Я не подала вида, что заметила его появление. Так и сидела, уткнувшись в книгу, даже когда краем глаза увидела его ноги, застывшие в шаге от моей постели.

Услышав своё имя, неохотно подняла голову.

И растерялась, увидев, что мне протягивают пергаментные свитки, исписанные подозрительно знакомым почерком.

— Твой перевод, — мягко произнёс Лод. — С некоторыми словами пришлось нелегко, но, надеюсь, ты поймёшь, что я имел в виду. И…

В его свободной руке материализовалось карманное зеркальце. Без всяких изысков, с простой серебряной крышкой.

— …то, о чём ты просила, — заключил колдун. — Оно нагревается, когда рядом с пленниками оказывается носитель управляющего кольца. Одно прикосновение к стеклу активирует зеркало, второе переключает тебя на вид гостиной. Только дай мне слово: что бы ты в нём ни увидела, ты никогда не войдёшь в комнату пленников в одиночку. И постарайся больше не оставаться с Навинией один на один. Она только с виду хрупкая безобидная девочка.

Я не смотрела в его лицо — только на подарки, что он предлагал взять. Или подачки?

Пара вкусных галет, которые дают обиженной собачке, чтобы больше не выла под дверью…

— Если ты это из жалости, то не стоило, — спокойно заметила я, отвернувшись, не взяв ничего. — Я вполне могу обойтись и без этого.

Он не удивился, не возразил, не вздохнул. Просто сел на пол рядом с моей постелью и положил вещи, предназначенные мне, на подушку. Бульдог, немедленно расценив этот жест как приглашение на руки, шустро шмыгнул из-под стола на колени колдуна; и, пытаясь продолжить анализ рунных формул, я невольно переводила взгляд с книги на пальцы Лода, почёсывавшие пса за смешным торчащим ухом.

Какое-то время мы молчали. Он — изучая меня, я — не зная, как расценивать происходящее.

— А ты и правда снежинка, — в голосе колдуна звучала странная насмешливая нежность. — Маленькая, хладнокровная и колючая.

Я вздрогнула, но среагировать не успела — он уже продолжил, сменив тему:

— Иногда я почти жалею о тех спокойных деньках, что были у меня до всей этой истории. Прибавили вы мне проблем, дорогие гости… не только тем, что теперь я вынужден разыгрывать самую важную партию в жизни, — и мирно сложил ладони на морщинистой шкурке Бульдога. — Это не жалость, Снезжана. Я бы никогда не стал унижать тебя жалостью. И даже если я использовал тебя, это не отменяет ни того, что я могу желать тебе добра, ни того, что ты — мой союзник. Один из лучших, что у меня есть. И я хотел, чтобы ты стала им, даже когда ошейник ещё был на тебе.

Я замерла. Потом в замешательстве захлопнула книгу.

Это что ещё за биполярные отношения с американскими горками? Сначала спроваживать в другую башню и всем своим видом показывать, как ему докучает вынужденное общение с моей скромной персоной, а теперь…

А теперь — это.

Зачем он это делает? Зачем мне это говорит?..

— Мне казалось, у тебя теперь есть другой объект, — не удержавшись, колко заметила я. — Для союза и желания… добра.

Лод издал тихий короткий смешок:

— О, с Навинией у нас совсем другая игра, нежели была с тобой. Просто я привык использовать свои игрушки с максимальной пользой. И всегда получать от них лучшее, что они могут мне дать. — Он говорил сдержанно, но в словах скользнули какие-то лукавые нотки. — Посмотри на меня… пожалуйста.

Наверное, именно потрясение от того, что он прибавил последнее слово, заставило меня и правда поднять голову, наконец взглянув ему в глаза.

Теперь — тёплые.

— Я не лгу тебе. И никогда не хотел причинять тебе боль. — Он снова говорил со мной ласково, почти нежно. Словно мы вернулись в тот день, когда я лежала на его постели после побоев Артэйза. — Но если ты действительно собираешься вернуться домой… я не хочу послужить помехой этому.

— Помехой?

— Чем меньше вещей будет держать тебя в этом мире, тем лучше. И помехой может стать даже простая дружеская привязанность. Особенно если в том мире жизнь тебя друзьями не баловала.

И тут меня осенило.

Льена. Глупая девчонка, влюбившаяся в того, кто был к ней добр. Конечно, Лод видит во мне её тень — и не хочет повторения истории. Пока речь шла о том, что вскоре мне сотрут память и отправят к светлым, моё отношение ничего не значило. Но мы заключили сделку, которая изменила всё, и он решил надеть ледяную маску… чтобы, когда придёт время, вновь не стать тем, кого девочка из другого мира не сможет отпустить.

К чему тогда этот разговор, категорически не вписывающийся в подобный план? Из-за того, что я сказала вчера? Из-за моих слёз? Но это как нельзя лучше соответствовало его замыслу: заставить меня поверить, что я — кукла, которую использовали и выбросили. Ведь после такого ни о какой привязанности речь бы уже не шла.

Чему я могу верить? Этой маске — или предыдущей? Или изначальной, той, которую он сейчас приберегает для Навинии?

Я не знала.

— Не бойся. История с Льеной не повторится. — Слова, которые я в конце концов произнесла, звучали с твёрдостью обещания. — Даже если что-то помешает мне вернуться… я никогда не сделаю такой же глупости, как она.

Ведь я правда этого не сделаю. Я не убегу, потому что бежать мне некуда.

И уж точно никогда не скажу ему о том, что чувствую.

— Я верю тебе, — просто ответил Лод. — А тебя прошу верить мне. И больше не плакать… по крайней мере, из-за меня. — И, иронично улыбнувшись, протянул мне руку. — Сделка?

Улыбнувшись в ответ, я без лишних раздумий пожала его тёплую ладонь:

— Сделка.

Что ж, и в итоге я поверила той маске, которой хотела поверить. Хотя это определённо было не самым разумным решением.

Но вера — одна из тех штук, что с трудом поддаются доводам разума. Как и надежда… и третье чувство, из которого русские затейники когда-то сделали имя.

Ещё более алогичное, чем первые два.

— Отлично. — Он разорвал рукопожатие и, совестливо вздохнув, сдвинул Бульдога со своих коленей, заставив пса перекатиться на ковёр безропотным мячиком. — Как насчёт партии в скаук? В знак примирения.

— Скаук… а, риджийский аналог шахмат. — Я кивнула, вытащив из недр памяти нужное воспоминание. — Мы не ссорились, но я очень даже «за».

Играли там же, сидя на полу, разложив доску рядом с моей постелью. Расчистить стол не представлялось возможным, а внизу, видимо, всё ещё хозяйничала Навиния. Впрочем, нам и тут было неплохо. Правда, я пожертвовала Лоду одеяло, чтобы ему не пришлось мёрзнуть на полу.

Доска для скаука, которую колдун откуда-то призвал, не сильно отличалась от шахматной, разве что клеток, привычно делившихся на светлые и тёмные, было не шестьдесят четыре, а сто двадцать одна. Одиннадцать на одиннадцать.

Пока мы с Лодом разбирали свои фигуры — он чёрные, я белые, — я гадала, насколько их качество и расстановка отличаются от привычных мне. И на что похож сам скаук? Наверняка это что-то вроде сказочных шахмат, вопрос только, какого жанра…

— Каждый игрок выставляет на доску по семнадцать фигур. Фигуры делятся на шесть видов. Это король. Он беззащитен и никогда не двигается, — Лод выставил статуэтку тёмного дерева на клетку, которую я по аналогии с шахматной доской окрестила f11. — Понятий «шах» и «мат» здесь нет, но игра заканчивается, когда один из королей повержен. Если ему угрожает захват в один ход. Поскольку ходить он не способен, возможность самому уклониться от угрозы отпадает, и защитить его может лишь другая фигура.

— Плохо ему приходится. — Я выставила свою аналогичную фигурку на f1 — вполне достоверное изображение человека в короне — и взяла другую, в белой мантии, с глубоким капюшоном, скрывавшим лицо. — А это кто?

— Это колдун. Самая сильная фигура, как ферзь в шахматах. Даже ходит так же. Если его захватывают, то через десять ходов он возвращается к тебе на ту же клетку, с которой начинал. Кроме того, пока он на доске, то раз в десять ходов может вернуть одного из утраченных тобою воинов… да, это они, — Лод кивнул, когда я тронула одного из одиннадцати маленьких рыцарей в белых доспехах. — Подобие пешек. Тоже двигаются только вперёд и только на одну клетку, но могут ходить и по диагонали, и не для того, чтобы захватить вражескую фигуру. Сами не возвращаются, их может оживить только колдун. И начинают… — Он выстроил воинов ровным рядом на десятой горизонтали так, что они сплошным строем прикрыли короля, — здесь. И в начале игры, и после возвращения. Вернуть можно любого, на любую свободную клетку этой линии. Но ходить он сможет лишь на следующий ход.

Любопытно, однако. Возрождение фигур… видимо, в скауке это заменяло превращение пешек, достигших последней горизонтали.

Да уж, в шахматах такого точно никогда не было.

Зато в компьютерных играх встречалось постоянно.

— Понятно. И где начинает колдун?

— Самые сильные фигуры начинают на соседних клетках с королём. Но до расстановки мы ещё дойдём, а сначала я расскажу обо всех, — Лод поднял крошечную девушку в длинном платье, с короной на голове. — Это принцесса. Тоже имеет право вернуть одного воина, но раз в пять ходов, и через столько же возвращается к тебе при захвате. Ходит по диагонали, как слон в шахматах. Может перепрыгивать через другие фигуры, как конь, но лишь через одну за раз. Если ей приходится прыгать, обязана встать на клетке, следующей за перепрыгнутой фигурой. Нападает двумя способами: либо перемещается по диагонали и замещает одну из фигур противника, либо идёт по горизонтали на соседнюю клетку… не важно, вперёд или назад, но только на соседнюю… и захватывает фигуру, находящуюся там. Таким образом, начиная всегда на белых клетках, в процессе игры она может перемещаться на чёрные, а потом обратно. Но только путём захвата.

— Интересный персонаж. — Я взялась за точную копию шахматной ладьи, одну из трёх. — А это вообще один в один наша фигура.

— Это башня. Но роль её совершенно иная, чем в шахматах.

К моему удивлению, Лод выставил все три фигуры не рядом с королём, а на девятой горизонтали, перед воинами. Две с краёв доски, одну — посредине. На а9, f9 и k9, так, чтобы каждую башню отделяло от другой по четыре клетки.

— Они не двигаются, как и король, и после захвата больше не возвращаются. Захватить чужую башню можно, окружив её тремя своими фигурами. И пока стоит хоть одна башня, за эту линию, — он постучал кончиком пальца по той же девятой горизонтали, — противнику ходить запрещено.

— Это… что-то вроде крепостной стены, получается? И нужно разрушить её, чтобы пройти дальше?

— Да.

— И получается, изначально для сражения открыты всего пять горизонталей, не считая клеток между башнями?

— Этого вполне достаточно для маневров.

Что ж, не привыкать. Я и в шахматах не раз практиковала закрытую игру, когда центр фиксирован и перегорожен пешечными цепями. Да здравствует позиционность, лавирование и перегруппировка боевых сил… пока не нащупаешь слабость в лагере противника и не вскроешь игру, разрывая цепи, переходя в наступление посредством прорыва или жертв материала.

Я расставила своих воинов на второй горизонтали, башни — на третьей. Опустила взгляд на последнюю фигуру, о которой Лод мне не рассказал, миниатюрного длиннобородого старца в одеждах, походящих на сутану.

— Советник, — не дожидаясь вопроса, пояснил Лод. — Вот он как раз ходит, как в шахматах ладья. В любую сторону, но только прямо. Может перескакивать через другие фигуры по тому же принципу, что принцесса. Возвращает воинов и возвращается сам через семь ходов.

Дольше, чем принцесса. И это несколько компенсирует его силу. Ладья ведь и в шахматах сильнее слона…

И тут я сообразила, что в рассказе колдуна кое-что не сходится.

— Ты говорил, мы выставляем на доску семнадцать фигур, — заметила я. — Но вместе с советником… всего получается восемнадцать.

— О, дальше начинается самое интересное. — Лод улыбнулся, и я поняла, что он ждал вопроса. — Видишь ли, кардинальное отличие шахмат от скаука в следующем: в скауке ты выбираешь, какими именно фигурами играть. Неизменна лишь расстановка короля, башен и воинов. А дальше от тебя требуется выбрать любые две фигуры, которые встанут по обе руки от короля.

— Две. Из трёх, — я нахмурилась. — То есть либо колдун и советник, либо колдун и принцесса…

— Либо советник и принцесса, совершенно верно. И на какую клетку по соседству с королём — слева или справа — их поставить, ты тоже решаешь сама. Особые фигуры выбирают и ставят на доску по очереди, после того как расположили остальные. Первым выбирает тот, кто играет за свет, но только одну. Вторую и третью ставит тьма, последнюю — снова свет.

— Значит, у света преимущество? Он ведь уже знает расклад тёмных, когда берёт вторую фигуру.

— Зато тёмные ходят первыми.

— Почему? В шахматах первыми ходят белые.

— Потому что тёмные — злые. Они нападают, свет защищается.

Я посмотрела на своё белое воинство:

— Надо сказать, свет из меня так себе.

— Из меня тем более.

И в итоге получаем эдакую помесь шахмат, сянци и компьютерной игрушки в стиле МОВА. Даже возможность выбрать героя, за которого хочешь сыграть, присутствует…

А я уже вовсю просчитывала возможности.

Я могу действовать вот так, подумала я. А могу иначе. Могу опираться на силу своих фигур, а могу на быстроту возрождения воинов, задавив противника числом. Или выбрать баланс между этим.

Лод когда-то сказал, что ему шахматы нравятся больше скаука.

Может, всё дело в ощущении новизны, но сейчас я не была с ним согласна.

— Ты ведь видела вчерашний визит к пленникам, — неожиданно произнёс колдун. — Значит, уже знаешь, что произошло восемнадцать лет назад.

— Да. — Я немного удивилась внезапной смене темы, но ответила быстро.

— И что думаешь? Какая из сторон виновна в случившемся?

Вот так вопрос.

— Я ведь почти ничего не знаю о светлых. Если б у меня было больше информации…

— Я не спрашиваю, кто именно это сделал. Я спрашиваю, какая из сторон кажется тебе наиболее подозрительной. Включая дроу.

Я вздохнула.

Ну если ему действительно интересно моё мнение…

— Дроу тут ни при чём. — Я решила рассуждать вслух. — Если бы Повелительницу ранил кто-то из них — он не мог не знать, когда именно подействует яд. А если он знал, что она умрёт прямо за пиршественным столом, он должен был знать и то, что ни один дроу живым из зала не выйдет. И светлые не будут слушать доводы в духе «но разве мы стали бы травить вашу Повелительницу у вас под носом, да ещё таким образом, буквально кричащим, что это сделали мы». — Сняв очки с носа, я подышала на стёкла. — Даже если б она умерла позже, это ничего не изменило. Как только светлые распознали бы яд, то тут же накинулись на дроу.

— Светлые считают, дроу хотели затеять резню ночью. Когда все разойдутся по своим покоям, пьяные и умиротворённые.

— И для этого понадобилось заранее травить Повелительницу эльфов? Зачем? Заранее травить можно было разве что Повелителей, причём всех трёх. Они умирают во сне, начинается резня, но приказы отдавать некому… Нет, вы с Альей правы. Это были светлые. И остаётся вопрос: эльфы, люди или лепреконы? — Я тщательно протёрла стёкла краем рубашки. — С одной стороны, выбор объекта для убийства говорит в пользу лепреконов или людей, ведь их Повелителей не тронули… по крайней мере, пока не началась резня. С другой, почему именно Повелительница? Я могу быть не права, но мне чудится в этом что-то… личное. Не просто провокация. Светлые ждали подвоха от дроу, довольно было убить любого эльфа, и в остальных пробудилось бы не меньше ярости. Но ударили по больному месту Повелителя — по его жене, матери его детей… и при этом не по одному из его братьев, которые тоже там были. Они ведь оба там были, верно? — Лод кивнул. — И наверняка Повелителя и его семью окружала куча стражников, так что подобраться к ним с кинжалом было очень сложно. Следовательно, легче всего её было ранить кому-то из своих. Кому доверяли и стражники, и сама жертва. — Я подняла очки, проверив прозрачность стёкол, потом, удовлетворённо кивнув, вернула на нос. — Ставлю на придворные интриги среди самих эльфов. На кого-то, кто ненавидел Повелительницу. Возможно, какая-нибудь эльфийка мечтала занять её место, а тут подвернулся такой случай… просто прекрасный. Особенно если убийца ненавидела дроу. Но тогда она явно не совсем представляла последствия своего поступка, ведь Повелителя тоже могли убить, и… возможно, за ней стоял кто-то ещё. Кому хотелось развязать вторую войну с дроу, как ты и говорил. И тогда тот, кто отравил Повелительницу, послужил только орудием.

Замолчав, я перевела дух.

Пока Лод, щурясь, смотрел на меня.

— Спасибо, — сказал он потом.

— За что?

— За твои слова, конечно. — Лод поочерёдно поправил свои фигуры: колдуна, советника и принцессу, выстроив их в ровную линию на полу. — Как-нибудь я расскажу тебе то, что ты хотела знать. О ситуации при эльфийском дворе. И тогда ты поймёшь, за что я тебя благодарил. А сейчас… играем?

Неужели мои выстрелы наугад, вслепую — куда-то попали?..

Ладно, думаю, рано или поздно я это пойму.

Я улыбнулась, уже чувствуя, как покалывает кончики пальцев восхитительный азарт предвкушения, и выставила на доску белого колдуна.

— Играем.

Морти пришла, когда мы заканчивали пятую партию.

— О, скаук? — Она встала за спиной у Лода, глядя на поле сражения. — Так и знала, что вы до него доберётесь.

В её голосе звучало искреннее удовольствие, и у меня возникло смутное ощущение, что принцесса дроу сейчас не отказалась бы от попкорна — если бы знала, что это такое.

— И какой счёт?

— Два на два. Ты бы видела парочку трюков, которые она тут выкинула. — Лод задумчиво обозревал доску, одной рукой подперев подбородок, другой поглаживая Бульдога, посапывавшего рядом. — Не говоря о том, что меня обыграли в первый же раз.

Ситуация для него складывалась не слишком хорошо. Обе главные фигуры на доске, но все три башни уже снесены, и король в любой момент попадёт под угрозу, тогда как одна из моих всё ещё стоит…

— Потому что ты поддавался. — Я взяла с пола глиняную чашку с каким-то сладким напитком, упоительно пахнущим липой; рядом с Лодом стояла такая же. Чашку принёс Акке не так давно, горячую и дымящуюся, но она уже была наполовину пуста. — Ходил быстро, не продумывал всё так тщательно, как обычно, а мне давал кучу времени.

— Неправда.

— Правда.

— Ладно, я давал тебе немножко форы. — Он даже взгляда от доски не оторвал. — Твоя первая в жизни партия, в конце концов. Не хотелось, чтобы проигрыш отбил у тебя желание учиться дальше.

— Лестного же ты обо мне мнения.

— Зато остальные три я уже играл в полную силу.

— Я поняла. По своим проигрышам. А потому считаю, что у нас два-один.

— В чью пользу?

— В твою, конечно. — Я вздохнула. — Моя первая победа не считается. Ты подарил мне её, а я отказываюсь от этого подарка.

— Как ты к себе строга. — Морти положила руки на плечи колдуна и, наклонившись, чмокнула его в русую макушку. — А я не могу с ним играть. Он всё время выигрывает, если не поддаётся.

— А если поддаюсь, ты обижаешься, — перехватив одну ладонь принцессы, Лод поднёс её к губам, чтобы легонько поцеловать. — В этом вы похожи.

Я потупилась, гася непрошеное ощущение тонких и острых, как у котёнка, коготков, полоснувших прямо по сердцу. Молча сделала ещё один большой глоток.

Навиния — очередная его кукла. Та, от кого можно получить, что ему нужно. Я — его союзник. Та, с кем он играет в скаук — даже получив то, что хотел.

Но я далека от той, кому он целует руки, не меньше принцессы людей.

— Боюсь, мне всё же придётся прервать игру, — сказала Морти. — Я бы подождала, но Алья…

— Ах, да. Тренировка, — голос Лода казался искренне раздосадованным. — Снезжана, придётся отложить мой ход.

— Ничего страшного, — отозвалась я, не поднимая глаз.

— Доску оставлю здесь. На столе, чтобы Бульдог не сбил… хотя ты и так помнишь расположение всех фигур.

— Как и ты.

— Как и я. — Лёгкое движение пальцев, почти незаметно чертящих руны, и доска переместилась на стол. Фигурки, кажется, даже не шелохнулись. — Мы ещё не закончили, но спасибо за игру.

А потом Лод поднялся на ноги, взял Морти за руку и ушёл.

Оставив меня сидеть на постели, глядя им вслед.

Придётся смириться, что в отношениях с ним — либо лёд и тоска, либо тепло… и всё равно тоска. Только по другому поводу. Но второе таки лучше первого. А я уже привыкла, что тоска и невозможность взаимности — не такая уж большая плата за то, чтобы оставаться рядом с тем, кто тебе дорог.

С тем, кто тебе дорог…

Я соединила ладони, переплетя пальцы, уставившись на свои руки.

Я опять не могла вспомнить, когда в последний раз думала о Сашке. А уж тем более — когда хотела его увидеть. И… смешно и кощунственно, но сейчас я впервые за много лет ощущала себя на своём месте. В чужом для меня мире, рядом с человеком, которого знаю всего ничего. Потому что этого я хотела, об этом всегда мечтала, за этим убегала в книжки и игры: быть там, где решаются судьбы государств, где на кону стоят жизни, где разбираются с настоящими проблемами, а не плетут ничтожные интриги и строят мелочные пакости из-за неподелённого мальчика…

Действительно смешно.

Но всё это — ложь. Прекрасный самообман. Моё место не здесь, и Лоду я не нужна. А вот Сашке — очень даже.

Я не могу его предать. Я должна вернуться.

Ещё бы теперь понять, что делать с теми чувствами, которые я никак, никак, никак не могу контролировать…

Когда Бульдог с громким лаем сорвался с насиженного места, я вздрогнула и отшатнулась, но он понёсся не ко мне, а в дальний угол комнаты. Кое-как затормозил, чтобы не врезаться в стену, и прижался к полу, присев на передние лапы, нетерпеливо повизгивая.

— Эй, ты чего?

Я опасливо встала и подошла ближе, пытаясь понять, на что он лает, но Бульдог был слишком увлечён облаиванием пустого угла.

— Неужели паппея обнаружил? — Я облегчённо выдохнула. — Похоже, скоро мы с тобой наконец распрощаемся.

Отвернулась — и встретила сине-сиреневый взгляд Эсфориэля.

— Приветствую, — мягко произнёс эльф. Он стоял рядом с лестницей. — Видимо, Лодберг отошёл.

— Приветствую. — Я растерянно отступила на шаг. — Да, он ушёл на тренировку. Вместе с принцессой.

— Владение мечом?

— Наверное. Не знаю.

— Значит, найду его позже. — Эльф посмотрел на Бульдога, пританцовывавшего вокруг угла и жалобно поскуливавшего. — Упустил добычу?

— Похоже на то…

Я смотрела в его тонкое, чистое, такое юное и бесконечно старое лицо.

Вот она, возможность поговорить с тем, кто помнит войну. С кровным братом Тэйранта. Здесь только я и он, и не похоже, что Эсфориэль торопится куда-то.

Но все слова отказывались идти на язык.

Потому что я не осмеливалась просить его снова вспоминать о тех днях, когда ему пришлось предать своих друзей и свою любимую ради своего народа.

— Мне немного жаль, что ты не оказалась на месте Кристы, девочка, — неожиданно произнёс Эсфориэль. — Когда попала сюда. Однако и это место не так плохо, как может показаться.

Я удивлённо мотнула головой:

— Я вовсе не считаю его плохим.

— Но разве ты не желала бы оказаться на другой стороне? Быть там, где светит солнце, среди народа, который не презирает таких, как ты? — Эльф снова смотрел мне в глаза, пристально и проницательно, взглядом, который, казалось, проникал до самого дна моих зрачков. — Ты знаешь, что сделал Тэйрант. Ты знаешь характер его наследника. Разве ты не боишься помогать ему?

В памяти мгновенно всплыла картинка из недавнего сна: горы тел, Алья и Лод, все в крови — и Акке, с задумчивой улыбкой и словами о страхах…

Всего лишь сон.

— Это не принесёт пользы. Рассуждать о том, что могло бы случиться. Я оказалась там, где оказалась, и стараюсь извлечь из этой ситуации максимальную пользу. Как для себя, так и для окружающих.

— Но если бы тебе предложили выбор, где именно очнуться, попав в этот мир… что бы ты выбрала?

Бульдог, в последний раз тявкнув на пустоту, чинно процокал на привычное место под столом.

— Здесь, — не задумываясь, ответила я. — Я всё равно хотела бы попасть сюда.

— Но у светлых твоя жизнь, как и твоя свобода, не оказались бы под угрозой.

— Я не слишком-то трепетно отношусь как к своей жизни, так и к своей свободе.

А ещё здесь я встретила Лода. И это, пожалуй, стоит всего, что мне уже пришлось пережить и что ещё предстоит… но об этом, конечно, я эльфу говорить не собиралась.

Пусть даже от его взгляда и возникает смутное ощущение, что меня видят насквозь.

— И я считаю, что каждый заслуживает второй шанс, — продолжила я, — а один… сомнительный правитель не означает, что последующие будут такими же. Нельзя думать лишь о мифических будущих войнах.

— Правда?

Вопрос прозвучал тихо и мягко — и я осеклась.

Потому что сама всегда предпочитала бить противника наверняка.

Что было бы, если б я очнулась не в саду, где в вечной темноте цветут светящиеся розы, а во дворце Повелителя эльфов? Если бы подвернулась такая же возможность, какую мне предоставили здесь: внести свою лепту в противостояние света и тьмы, качнуть чашу весов в другую сторону? Наверняка помогала бы подготовить будущую войну — с тем же азартом и жаром, с каким сейчас помогаю её предотвратить. Смирилась бы с тем, что вернуться в свой мир невозможно, и пробивала бы дорогу к собственному благополучию. Играла против тех, с кем сейчас в союзе, — и свято верила бы в то, что светлые хотят всего-навсего защититься, раз и навсегда.

Ведь то, что они собирались делать, так хорошо согласовывалось с моими собственными понятиями о защите.

И чем тогда я лучше детишек, которые сейчас сидят в моих бывших покоях?..

— Ты не стала бы безоговорочно верить всему, что тебе говорят, — произнёс Эсфориэль. — Ты уже не поверила тому, что тебе говорили.

Я изумлённо моргнула, понимая, что не задавала последний вопрос вслух.

— За свою долгую жизнь я научился угадывать, о чём думают люди. — Вновь безошибочно определив течение моих мыслей, эльф коснулся стены бледной, хрупкой, почти прозрачной ладонью. — Ты похожа на Лодберга, а он ничего никогда не принимает на веру. И не вступает в битву, не узнав противника. Не поняв, как тот мыслит, что чувствует, каким будет его следующий ход. И потому мне жаль, что не ты оказалась на месте Кристы, этого милого ребёнка… ибо моим братьям сейчас не хватает кого-то, подобного вам. — Эсфориэль отвернулся. — Звёздной тебе ночи, девочка. Желаю тебе найти своё место в этом мире. Не хуже того, что ты потеряла в другом.

Я молча смотрела, как он спускается, скрываясь за изгибом лестницы.

Потом перевела взгляд на доску, где мои белые теснили вражеских чёрных.

И подумала о том, что, возможно, я ещё хуже светлых детишек. Потому что не знаю, чем занималась бы у эльфов, даже поняв: дроу не исчадия ада, для которых у природы не нашлось иной краски, кроме чёрной. Учитывая, что я никогда не была рыцарем в сверкающих доспехах, героем без страха и упрёка… скорее всего, я бы не стала утруждать себя размышлениями о справедливости происходящего, а просто воспользовалась ситуацией, в которой мои таланты могут пригодиться как нельзя лучше.

А следом я подумала о том, что если Эсфор действительно так хорошо угадывает мои мысли — мне вовсе не обязательно было говорить о причине, по которой я не жалею, что оказалась у дроу.

Он и так о ней знает.

Лод не вернулся даже после того, как Акке принёс ужин.

— Спасибо, — привычно сказала я, когда иллюранди поставил на стол тарелку и чашку с водой, по соседству с доской для скаука.

Акке молча склонил голову, и мне почудилось, что синие глаза его смотрят изучающе… однако в следующий миг иллюранди уже отвёл взгляд и неслышно ушёл в темноту, из которой явился.

Я отложила книгу.

В ожидании колдуна я занимала себя привычным делом — изучала перевод с рандхейвского, который мне любезно предоставили, и ковырялась в рунных цепочках. И уже поняла, что все мало-мальски сложные заклятия строились по одному принципу: вначале следовали руны «свет» или «тьма», затем знак одной или нескольких стихий.

А вот дальше начиналось самое интересное.

Если ты хотел сотворить простенькую ловушку, которая усыпит человека, ты должен был написать в пентаграмме опорные слова из фразы «свет, земля и воздух, помогите мне на время погрузить первого живого человека, который ступит сюда, в здоровый сон». То есть руны «свет, земля, воздух, один, жизнь, человек, шаг, время, сон, погружение». Я подозревала, что можно задать продолжительность сна, но это уже делалось с помощью заклинания. Язык Изнанки был определённо куда более гибким и многообразным, чем ансиентские руны, и заклинания на нём представляли собой полноценные фразы, а не кальку с них.

Соответственно, чтобы написать рунную формулу, требовалось лишь тщательно продумать фразу и вычленить из неё главное. Ну и выстроить слова в нужной последовательности, которая далеко не всегда соответствовала привычной. Но определённая логика в ней была всегда, и, если разобраться, она всегда была мне понятна.

Поев, я лениво взяла с доски белого колдуна. Повертела в руке, разглядывая искусную резьбу по дереву. У колдунов не было лиц, а жаль. Мне вдруг захотелось посмотреть, на кого они похожи.

Хотя для меня их лики, скрытые под капюшонами, и так обладали вполне определёнными чертами.

Я вернула фигуру на доску. Мельком взглянула на расположение войск, снова оценивая расстановку сил, автоматически просчитывая варианты хода Лода и своих ответов. Спохватившись, что это не совсем честно, отвела взгляд.

Где же ты?..

Взгляд упал на зеркальце, так и лежавшее на подушке.

Как там было в сказке про мою тёзку? «Зеркало, зеркало, молви скорей…»

Вернувшись на постель, я взяла его в руку. На ощупь серебро оказалось неожиданно тёплым, будто долго лежало на полуденном солнце, видимо, сработало оповещение, что к пленникам заявился кто-то из носителей кольца. Я откинула крышку, жалея, что сразу не сунула зеркало в карман, и коснулась пальцем безупречно чистого стекла.

Недоумённо посмотрела на картинку комнаты, где в разных углах молча сидели Криста, Дэн и Восхт. Втроём.

А потом тронула зеркальную поверхность ещё раз — и увидела Лода за тем же столом, за каким мы впервые играли в шахматы.

Рядом с Навинией.

— …формулу вы считаете лучшей? — Перед принцессой лежала книга, и девушка рассеянно водила тонким пальчиком по обложке, вырисовывая невидимые узоры. — Почему же?

— Она наиболее сбалансированная. Тот вариант, что предлагаете вы, быстрее, но значительно уступает в мощности, — услужливо пояснил колдун. — Я пробовал разные, но остановился именно на этом.

Вид в зеркале открывался как раз со стены, ближайшей к столу, так что я прекрасно видела обоих.

— Что ж, кто я такая, чтобы спорить… судя по тому, что я видела в Тьядри, в щитовых чарах вы лучший.

Она скользила кончиком пальца по кожаной обложке, неторопливо и ласково, поглаживая её легчайшим из обещаний — а Лод неотрывно следил за её рукой.

Я видела заигрывания с леденцами, бананами и мороженым. Я видела, как покусывают, поглаживают или вертят в пальцах ручки, карандаши, сигареты и прочие продолговатые предметы. И всё это заставляло меня думать, что со времён дедушки Фрейда в психологии соблазнения не произошло никаких изменений. Фаллические символы были, есть и будут главной её составляющей.

Но Навиния поглаживала книжку. Всего-навсего книжку. Квадратный объект, в котором эротики для меня всегда было не больше, чем в табуретке, — даже когда содержание всяческим образом пыталось воззвать к моим низменным чувствам.

Я и в страшном сне не могла представить, что прикосновения к обложке могут выглядеть настолько непристойно.

— Что ещё вы хотели бы от меня… узнать? — проговорила принцесса.

Провокационность паузы оценила даже я.

— Не слишком ли я вас утруждаю? — Лод говорил не более дружелюбно, чем обычно, но я помнила, что за его дружелюбием могли прятаться любые эмоции. — Пока я задал вам куда больше вопросов, чем вы мне.

— О, что вы! Вы ведь и вовсе не обязаны отвечать ни на один из моих вопросов. Я полностью в вашей власти, — она легко коснулась его ладони, самыми кончиками пальцев, — и вы могли бы приказать мне сделать всё, что угодно… но вы так добры ко мне. Ко всем нам. Я никогда этого не забуду.

Лод смотрел на неё.

И я бы многое отдала, чтобы узнать, что сейчас скрывается за маской плюшевого мишки.

— В преддверии будущего мира я предпочитаю наладить отношения с Повелительницей людей, а не портить их. — Его улыбка была спокойной и непринуждённой. — В таком случае… покажете, как вы чертите основу для ловушек отсроченного действия?

— Конечно!

Навиния поднялась с кресла стремительно и изящно. Сделала шаг.

Коротко ойкнула, запнувшись о край длинной юбки, всплеснула руками, стремясь удержаться…

Когда принцесса приземлилась прямо на колени Лода, цепляясь за его плечи, он удержал её за талию. Явно скорее машинально, чем осознанно.

А я отстранённо подумала, что тут она уже малость переигрывает.

Ведь даже я в жизни не поверю, что падение было случайным.

— Ох, простите…

Она вскинула голову, и их лица оказались совсем близко. Его — которое наконец покинула улыбка, и её — смущённое, с блестящими глазами цвета зелёного моря, с соблазнительно и беспомощно приоткрытыми губами, яркими и припухлыми.

Секунды растекались тягучей карамелью…

— Осторожнее, — мягко произнёс Лод. Всего одно короткое слово.

Не отворачиваясь, выдохнув его почти в те самые губы, что молча молили о поцелуе.

Потом он аккуратно ссадил девушку обратно на кресло, Навиния улыбнулась, виновато и чарующе, а я захлопнула зеркальце. Резко, с громким щелчком. Выпустила из рук, позволив упасть обратно на подушку.

Потому что этой короткой сцены мне хватило с головой.

Нет, я никогда не поверю в светлое чувство к своему тюремщику, которым принцесса внезапно воспылала. Эти сказки она могла приберегать для кого-нибудь другого. Но, судя по рассказам Морти, это было для Навинии привычным методом: добиваться желаемого с помощью тех, кого она купила на страсть к своей венценосной персоне.

А сейчас она желала только одного — свободы.

Я зажмурилась.

Лод… понимает это? Должен понимать! И почему тогда подыгрывает ей? Нет, ничего предосудительного в его действиях нет; но и тени того холода, которым он дистанцировался от меня, — тоже. Если б он хотел, чтобы принцесса прекратила свои инсинуации, то уже заставил бы её сделать это. Так или иначе. А чтобы вызнать у неё магические премудрости, достаточно ошейника.

Но тогда…

Я зарыла пальцы в волосы, царапая ногтями кожу, вычисляя степени девятки.

Потом, открыв глаза, потянулась за томом «Ловушек».

В конце концов, это совершенно не моё дело, как он ведёт себя с той или иной девицей. И чего от неё хочет. Пусть хоть со всеми дроу во дворце переспит — беспокоиться должна Морти, а не я.

Да. Эта мысль была простой и правильной.

Если б она ещё хоть немного умерила ледяную лаву, клокотавшую где-то между рёбер, — я бы поняла, что действительно в неё верю.

Когда Лод наконец вернулся в лабораторию, я сидела там же.

И конечно, он заметил, что при его появлении я снова не подняла головы.

— В чём я провинился на этот раз? — насмешливо спросил колдун, приблизившись.

Я оторвалась от книги, исподлобья взглянув на него. И промолчала.

Какое право я имею говорить ему о том, почему снова на него злюсь? Как могу сказать об этом, не выдав своих чувств?..

— Снезжана, ты больше не моя пленница. — Лод, посерьёзнев, опустился на колени перед постелью, на одеяло, которое я так и не убрала. — Не бойся. Скажи мне.

Я снова опустила глаза. На страницу, испещрённую чернильными значками. Провела по ней ладонью, словно стирая пыль, вспоминая ухищрения Навинии.

Это просто святотатство — использовать для подобных действий книги.

Не меньшее, чем направлять эти действия на Лода.

— Просто… я тут задумалась, что именно ты считаешь тем лучшим, что Навиния может тебе дать, — всё-таки высказала я, тихо и размеренно. — И если это не занятия магией… или занятия не магией… боюсь, принцесса Мортиара не одобрит подобного.

Я не смотрела на него, но его пристальный взгляд скользнул холодком по моим щекам.

— Значит, ты считаешь, что я готов предать того, кого люблю?

Он спросил это без обиды, без злости. Просто спросил.

И это не был риторический вопрос. Это был вопрос, на который он хотел получить ответ.

— Я ведь тебя почти не знаю. Как я могу судить, на что ты способен?

— Но ты знаешь меня. Как я знаю тебя. Иначе ты бы до сих пор ходила в ошейнике, а Кристы уже не было бы в живых.

Я подняла голову, всё же встретившись с ним взглядом.

Что ж, он прав. Я знаю его. Вернее, хочу думать, что знаю. Потому и откровенность, на которую он меня провоцирует, не пугает. Обычно люди, даже ожидая от тебя честного ответа, хотят, чтобы ты сказал то, что они желают услышать. Приправил честность толикой лести, мягкости, аккуратности. Отредактировал формулировку с учётом их пожеланий. А о некоторых вещах они и вовсе не спрашивают: ни о твоих отрицательных чертах, ни о своих, ни о том, что ты думаешь по этому поводу.

Но Лод поймёт меня, что бы я ни сказала. Поймёт и не осудит.

Потому что моему отражению из зазеркалья не нужна от меня красивая ложь.

— Я хотела бы верить, что ты не готов. Но я не могу найти объяснения некоторым твоим действиям. И поэтому… не знаю.

— Некоторым действиям? Каким же?

— Хотя бы тому, что ты подыгрываешь принцессе.

А о действиях, связанных со мной, лучше молчать.

Пусть даже это немножко против честности, которой от меня ожидают.

Иначе выдам себя — и это совершенно не впишется в честные отсутствующие отношения двух союзников.

— В вашем мире ведь играют в… как же это на вашем языке… та игра, когда один ребёнок бегает за другим? И должен коснуться того, кто убегает, чтобы роли поменялись?

Вопрос Лода оказался настолько неожиданным, что я замешкалась с ответом.

— Салки, — сказала я потом. — Это называется салки. Да, играют.

— А знаешь, что самое главное в любой игре?

Но я лишь смотрела на него, ожидая продолжения.

— Не пропустить тот момент, когда тот, с кем ты играешь, становится тем, кто играет с тобой. — Колдун махнул рукой, и доска для скаука вновь оказалась перед нами. — Я люблю наблюдать за людьми. Особенно в безвыходных ситуациях. Крайне увлекательное зрелище… и поучительное. Вот и сейчас собираюсь кое-что проверить.

— И что же?

— Ты поймёшь. Если я окажусь прав насчёт нашей милой принцессы. А если не прав — что ж, буду приятно удивлён. — И Лод сделал долгожданный ход чёрным советником, отступая под натиском моих фигур. — Твой черёд.

Я ожидала этого шага, и мой ответ был готов. А у него было продумано наперёд ещё десяток ходов, и когда я пошла в решительное наступление, это оказалось ловушкой, — которую я предполагала, но с которой ничего не смогла поделать. Так как одна комбинация, неожиданная, вроде бы глупая, но на деле оказавшаяся весьма подлой, заставила моё нападение захлебнуться, и отчаянная защита противника вдруг перешла в молниеносную атаку.

Сокрушительный проигрыш, последовавший за этим, начисто выбил Навинию у меня из головы. Как и следующая партия, которая наконец принесла мне ещё одну победу. Заслуженную.

И честную.