Глава 67

Эрик вернулся на кухню, стараясь не выдать своего состояния. Там пахло просто волшебно, но теперь этот запах вызывал спазмы у него в желудке.

– Телефон сегодня просто как взбесился. Прости.

– Ничего. У меня же есть коктейль. – Лори повернулась, допивая свой напиток. – Мне нужно слегка напиться. И не вздумай приставать ко мне до конца ужина. У меня все спланировано – сам увидишь.

Эрик выдавил из себя улыбку, но у него кровь заледенела в жилах: ему было страшно даже думать, что она там себе запланировала. Если он не ошибался, он пришел прямиком в логово голодного льва.

Но у него тоже был собственный план.

– Что случилось? Ты неважно выглядишь.

Эрик быстро нашел ответ:

– О… это из-за телефонного звонка.

– А кто звонил? – Лори открыла бутылку и плеснула себе в бокал еще джина.

– Амака. Она хотела кое-что уточнить… И потом, она очень тоскует. Всем будет очень тяжело без Сэма. Это трудно пережить.

– Конечно. – Лори долила тоника в бокал. Она не стала класть лед, и Эрик подумал, уж не является ли частью ее плана употребление алкоголя.

– Им нужно время, чтобы осознать все это. Нам всем оно нужно. Мы все любили его, и очень трудно поверить, что на самом деле он был совсем другим. Что он был не тем человеком, которого мы знали.

– Да, разумеется. Это как предательство.

– Частично. Но не только. – Эрик говорил искренне, он все равно не мог по-другому. – Я хотел бы понять раньше, что с ним происходит, хотел бы знать… Я… доверял ему. И я не могу поверить во все это.

– Я понимаю, это трудно. – Лори сочувственно скривила губы и покачала головой.

– Он был мне другом. – Эрик помолчал, рискнув дать ей шанс. – Я так хотел бы, чтобы ты получше его узнала.

– О, я тоже. Он был вроде милым, – кивнула Лори с сочувственным выражением лица.

– Да, был. И это большая потеря для всех нас. Интересно, знала ли обо всем этом его жена. Наверное, нет. А сам я хотел бы знать. Потому что я мог бы помочь ему.

– Помочь ему… в чем? – Лори резко вздернула голову, застыв с бокалом у губ.

– Помочь ему выздороветь. Облегчить его страдания. Я мог бы вылечить его. Он ведь не хотел быть таким, не хотел делать все эти ужасные вещи… он просто был болен.

– Ты ошибаешься. Он не был болен. Он был дьяволом. И он сам выбирал, каким ему быть. Ему, скорее всего, нравился тот выбор, который он сделал. Чистое зло. – Лори нахмурилась. По мере того как пустел ее бокал, она становилась все мрачнее. Эрик не знал, что будет дальше, но готовился к худшему.

– Не соглашусь. Дьявол – это не выбор, это этикетка. Самый простой ответ. Дьявол не размышляет, чистое зло не подлежит анализу с точки зрения психиатрии, его невозможно диагностировать. А Сэм был душевнобольным.

– И что же у него была за болезнь – с точки зрения психиатрии? – Лори сложила руки на груди, и Эрик поймал на себе ее враждебный взгляд.

– Он манипулировал другими людьми в своих интересах. Он использовал людей как марионеток в своей игре – так он собирался уничтожить меня и стать заведующим. Он не чувствовал ничего к другим людям. У него не было эмоций – он только делал вид, что они у него есть. И он сумел обмануть всех в нашем отделении – причем обманывал нас годами. Он даже меня сумел обвести вокруг пальца. Но это все – не талант, не мастерство, даже вообще не его заслуга. Это на самом деле симптом.

– Симптом чего?

– Он был социопатом. Какова бы ни была его мотивация – не она лежала в основе того, что он совершил. Настоящая причина – это его болезнь. А вся его «продуманность» только доказывает, насколько сильно он был болен…

Эрик наблюдал, как мрачнеет ее лицо, как сползает с него улыбка. Лори менялась у него на глазах, превращаясь в то, чем она была на самом деле, – как будто с нее постепенно сползала маска. Он продолжал говорить, провоцируя ее:

– Пока врачи спорят, является ли социопатия врожденным или приобретенным заболеванием, но я лично считаю, что и то, и другое – и многие со мной в этом согласны. Социопаты – это больные люди. И жизнь их просто ужасна.

– Откуда ты-то это можешь знать? – Лори подняла брови, невольно выдавая свои истинные чувства. – Ты что, лечил социопатов?

– Да. Двух. Я проходил медицинскую практику в тюремной больнице на западе Пенсильвании. Оба социопата, с которыми я имел дело, были осуждены на пожизненное заключение за убийство. Помню, что у одного из них был просто ледяной остановившийся взгляд. «Взгляд акулы» – хрестоматийный симптом.

– Прямо как в кино, – фыркнула Лори.

– Да. В тюрьме полно социопатов – особенно если ты это понимаешь и хочешь их найти. На самом деле в повседневной жизни мы встречаем их чаще, чем думаем. Большинство из них выглядят нормально, какой бы ни была эта самая «норма». – Эрик помолчал, думая о Ханне. – Но эта нормальность – фикция. Подделка. Только видимость.

– Никогда не слышала, чтобы ты говорил подобное. – Лори снова нахмурилась, стоя около раковины.

– Я очень изменчивый, ты же сама говорила. И если честно, никогда не задумывался об этом раньше. То есть я это знал, но никогда не задумывался по-настоящему. – Эрик говорил правду. Он всегда знал о существовании подобного явления, но никогда не замывался о нем глубоко, да и сейчас предпочел бы держаться от него подальше. – Социопаты обычно очень умны. У них есть некая «теория разума». Они считают себя выше других – но это ошибочное убеждение. Они высокомерны – но высокомерие это только внешнее. Социопат думает, что он сильный, сильнее других, но на самом деле он очень слаб. Как и любой другой душевнобольной.

– Я категорически не согласна, – возразила Лори, ее губы кривились с отвращением. – И вообще я не понимаю, с чего вдруг мы об этом заговорили.

– Потому что я думаю о Сэме. Я ему сочувствую. Мне жаль его.

Взгляд Лори стал тяжелым, но Эрик не мог перестать. Он понимал, что дразнит тигра, но ему надо было удостовериться, что все это правда. Она, конечно, все равно никогда не призналась бы, но ему хотелось заставить ее показать свое истинное лицо, даже если это было огромный риск.

– Лори, подумай обо всем с другой стороны. Социопат внутри совершенно холоден, он пуст, у него нет чувств. Он болен, но он никогда не признает этот факт. А раз он не может этого признать – он никогда не обратится за помощью, хотя она ему очень нужна.

– А что, если он знает, кто он, но просто не хочет, чтобы ему помогали?

– Вот это очень характерно для социопата, но ведь это и есть главный симптом болезни. Именно болезнь и является причиной этого.

– А может быть, ему нравится быть таким? – Глаза Лори сузились.

– Тоже симптом болезни. Но на самом деле он чувствует, что ему не хватает тех чувств, которые способны испытывать другие. Любовь, удовольствие, печаль, скорбь, настоящее счастье… Полный спектр, признак настоящей жизни. Ты называешь меня Капитан Эмоция – но разве эмоции не есть жизнь? Что еще мы запоминаем, как не чувства, которые испытываем? Все семейные фотографии, которые мы храним, – на самом деле ведь мы храним не кусок бумаги, мы храним эмоции, которые возникают при взгляде на этот кусок бумаги. – Эрик почувствовал, как в горле у него встает комок, но все-таки продолжал: – Социопаты никогда не познают этой радости. Они прячутся за своими масками. Они трогают жизнь руками в перчатках. И мне их очень жаль. Они не живут. А ведь если бы они не прятали свою болезнь так изощренно и умело, они могли бы получить помощь, в которой нуждаются. Может быть, до конца вылечить социопата и нельзя, но облегчить его страдания можно.

– Ты просто не понимаешь, о чем говоришь, Эрик. – Лори повысила голос, в ее темных глазах горела ярость. – Ты ничего не понимаешь. Вся эта болтовня не имеет ни малейшего смысла. Ты тут говорил о какой-то «теории разума», но ведь это только теория. Ты думаешь, что во всем разобрался, но на самом деле ничегошеньки не понимаешь. Только посмотри на тот выбор, который ты сам делаешь по жизни!

– Что ты имеешь в виду? – мягко спросил Эрик.

– Да посмотри только, как долго ты оставался с Кейтлин! Ты же дураком стал рядом с этой женщиной! – Лицо Лори исказилось. – Ты не мог даже понять, что она одна большая проблема – все это время ты не мог этого понять! Я же знаю тебя сто лет, еще со школы! Годы! И все эти годы я была тебе другом. И ты должен был понимать, что я хочу тебя. Ты должен был понимать, что я жду тебя, но ты не выбрал меня, ты выбрал ее! – Лори злобно махнула рукой в сторону цветов в вазе. – Да, теперь-то ты выбрал меня – после того как она тебе дала пинка под зад. Но сам ты никогда бы не дал ей пинка! Ради меня – никогда! Ты никогда не хотел понимать, что я лучше. Я красивее, умнее, более успешна… и в постели я лучше, я уверена! Но ты был слишком глуп, чтобы заметить все это. Ты был слишком глуп, чтобы заметить и то, что происходило с Сэмом. Ты вообще слишком глуп, чтобы заметить то, что происходит у тебя под самым носом!

– Вот как? – Эрик вынул из кармана салфетку. Лори, не отрываясь, следила за его движениями.

– Что это?

– Ничего особенного. – Эрик водил салфеткой перед ее глазами, словно гипнотизируя. – А зачем ты открывала историю болезни Вирджинии после ее выписки? Зачем ты мне солгала?

– О чем ты говоришь? – отшатнулась Лори. – Я этого не делала. И я не лгала тебе.

– Нет, делала. Ты открывала файл с историей болезни непосредственно перед тем, как это сделал Сэм, ты открыла ее, увидела его запись о консультации – и велела ему стереть ее. Ты знала Сэма лучше, чем я. Ты использовала его как марионетку. Не он все это придумал, а ты. И он не был главным – главной была ты.

– Что в этой чертовой салфетке? – зарычала Лори, и Эрик сделал шаг назад, продолжая держать салфетку перед ее глазами.

– Ты обманывала меня с самого начала. Ты не случайно вызвала меня тогда в отделение «скорой помощи» на консультацию – у тебя был план. Ты хотела уничтожить меня. Потому что я предпочел тебе Кейтлин.

– Что в салфетке?! – Лори пожирала салфетку взглядом, словно голодный волк кусок свежего мяса.

– Ты с ним спала? Он любил тебя? Это ты заставила его убить Рене? Это мое предположение – и оно объясняет, почему он подчинялся тебе, почему он делал то, что ты приказывала ему. Потому что он тебя любил.

Лори не сводила взгляда с салфетки, пока Эрик осторожно разворачивал ее. Внутри находилась тоненькая золотая цепочка с маленьким кулоном в виде ромбика, на котором было написано «БЕССТРАШИЕ». Эрик очень хорошо рассмотрел ее тогда там, в кафе-мороженом. И помнил, как Макс говорил о нем во время одного из сеансов. Это была цепочка Рене Бевильакуа. И на ней наверняка сохранились отпечатки пальцев и Сэма, и Лори.

– Нет! – взревела Лори и в ярости схватила лежащие на краю раковины ножницы, поранив себе левую руку. Она взмахнула раненой рукой, и капли крови разлетелись в воздухе, словно жуткий красный веер.

– Нет, не надо, стоп… – Эрик отступал назад к выходу из кухни. Он заметил на полочке приставку для видеоигр, схватил ее и метнул в Лори, но она уклонилась, и приставка с грохотом упала на деревянный пол.

– У нас было свидание, я слишком много выпила, – начала вдруг говорить Лори, как будто сама себе. – Ты пытался изнасиловать меня, угрожал ножницами. Целился мне в горло. Мы стали бороться.

– Нет, Лори, не надо! – Эрик продолжал отступать к двери. Он уже слышал снаружи шум – ему оставалось продержаться всего несколько минут: он позвонил детективу Роадесу из кабинета Лори сразу после того, как нашел цепочку.

– Я отняла у тебя ножницы, пыталась убежать. – Лори наступала на него, держа перед собой ножницы. – И я была уже почти у выхода, когда ты настиг меня. Ты разорвал на мне рубашку. Мне пришлось убить тебя. Это была самооборона.

– Лори, остановись. – Эрик распахнул входную дверь как раз в тот момент, когда Лори рвала на себе рубашку, вцепившись в воротник, пуговицы летели в стороны… И тут на пороге возник детектив Роадес и несколько полицейских с оружием в руках, которое они направили на Лори.

– Доктор Фортунато, ни с места! – закричал Роадес. – Не двигайтесь!

– Не-е-е-ет! – проревела Лори, ярость затмила ей разум. Она подняла ножницы выше, но Эрик успел сделать длинный выпад и вырвать ножницы из ее руки.

Как раз за мгновение до того, как они вонзились бы ему в грудь.