Глава 50

Из окна гостиной Эрик увидел, как Стэн из службы проката машин «Энтерпрайзис» подъехал к дому на машине, которую Эрик арендовал. Мать Рене хотела встретиться с ним лично – больше она ничего не сказала. Газетчики взяли в осаду и дом Бевильакуа, поэтому Эрик и Пэг договорились встретиться на нейтральной территории, в каком-нибудь ресторанчике. Эрик понимал, что встречаться с ней один на один будет тяжело, и в то же время он надеялся, что получит какую-то информацию, которая сможет ему помочь.

Большой «Бьюик» уже ждал его у дома, поэтому он прошел через дом и вышел через заднюю дверь. Быстро заперев ее, он побежал по подъездной дорожке к «Бьюику», стоящему у бордюра. Он бежал очень быстро, но репортеры все же заметили его и бросились к нему, наводя на него камеры и выкрикивая на ходу вопросы:

– Доктор Пэрриш, куда вы идете? Доктор Пэрриш, пожалуйста, дайте комментарий! Доктор Пэрриш, что случилось в торговом центре? Вы собираетесь рассказать полиции все, что знаете о Максе Якубовски? Что вы знаете об убийстве Рене Бевильакуа? Вы не хотите дать нам комментарии? Почему вас отстранили от работы в больнице? Как надолго вас отстранили? Куда вы идете?

– Без комментариев! – крикнул Эрик.

Водитель Стэн уже пересел на пассажирское сиденье, как они и договорились, освободив место за рулем. Некоторые репортеры бросились к своим машинам, чтобы пуститься в погоню, но Эрик уже прыгнул на водительское сиденье, быстро захлопнул дверь и рванул с места.

– Классно! – сказал Стэн с одобрительной улыбкой. Он был молод, волосы у него были склеены гелем в гребешок, а в ушах поблескивали бриллиантовые сережки.

– Держись крепче!

Эрик знал все проселочные дороги вокруг, поэтому резко свернул налево, а потом так же резко – направо, глядя в зеркало заднего вида. Машины репортеров все еще маячили сзади, поэтому он снова вырулил вправо в какой-то случайный переулок и погнал вдоль домов, надеясь, что в конце не будет тупика.

– Здорово!

– Козлы! – Эрик быстро свернул в просвет между домами, надеясь спрятаться от репортеров. Через несколько секунд машины журналистов пронеслись мимо дальше по улице.

– Ух ты! Это было клево!

– Спасибо, я тоже так думаю.

Убедившись, что больше за ними никто не едет, он выехал на дорогу и поехал в обратную сторону. Высадив Стэна у «Энтерпрайзис», он поблагодарил его и направился на запад, куда ехало большинство жителей пригорода, в Даунингтаун, где довольно долго плутал между магазинчиками и торговыми центрами, пока не нашел то, что ему было нужно. Он припарковался около маленького ресторанчика «Тьюди», в котором подавали только завтрак и ланч, и поспешил внутрь. Открыв стеклянную дверь, он огляделся. Стены здесь были обшиты коричнево-белыми панелями, такого же цвета были деревянные полы. Ресторанчик был крошечный, всего, наверное, столиков на пятнадцать, большинство из которых были свободны.

Он сразу заметил кудрявые рыжие волосы Пэг – они были чуть более светлого оттенка, чем у Рене, и закрывали сзади воротник ее блузки. Она сидела одна у стены, спиной к двери. Одета Пэг была в свежую белую блузку и джинсы.

Эрик показал хостесс, что идет к определенному столику, а потом подошел к Пэг и остановился около нее.

– Здравствуйте, я Эрик. А вы, наверно, Пэг.

– Да. – Пэг подняла на него глаза, а потом жестом пригласила его присесть напротив нее за столик. – Пожалуйста, садитесь.

– Благодарю. – Эрик скользнул на стул и положил руки перед собой. – Мне очень, очень жаль, я очень сочувствую вам в вашей потере. Пожалуйста, примите мои соболезнования.

– Спасибо.

Пэг посмотрела ему в лицо. Ее глаза были опухшими и красными, и в них было столько горя, что, казалось, вся их голубизна разом выцвела – словно вылилась вместе со слезами, которых было слишком много. Кончик носа у нее был дерзко вздернут кверху и слегка посыпан веснушками, как у Рене, кожа бледная.

– Не за что, я на самом деле очень рад, что вы обратились ко мне.

– Я… не знаю, как описать вам, какая это потеря для нас… для моего мужа и для меня. – Пэг сглотнула вставший в горле комок, и на лице ее появилось выражение такой глубокой душевной муки, что, казалось, выдержать ее просто невозможно.

– Я действительно соболезную от всей души, – сказал Эрик искренне. Он знал, что его голос сейчас выдает его истинные эмоции – и не стал их скрывать.

– У вас есть дети, доктор Пэрриш?

– Да, у меня дочь, ей семь лет. И пожалуйста, зовите меня Эриком.

– Рене наш… была нашим единственным ребенком. Она была для нас всем. Мой муж… он был особенно близок с ней, она – такая настоящая папина дочка… – Пэг улыбнулась легкой, полной горечи улыбкой. – Они двое… они были двумя половинками единого целого. Они внешне очень похожи, они так похожи во всем. Для него это слишком невыносимо, слишком. Я даже не знаю, зачем вам это рассказываю, наверное, потому что знаю, что вы психиатр, а значит, вам приходилось уже такое слушать… Я знаю, вы работаете в клинике Хэвмайер, а я медсестра в Ланкенау, значит… у нас есть много общего.

– Да, много. – Эрик не знал толком, что говорить, он просто давал ей возможность высказаться, понимая, что в конце концов она сама перейдет к тому, зачем его позвала.

– Мой муж… ему очень плохо, он просто вне себя от горя. Он не встает с постели, хотя и спать не может. Он так плачет… Это ужасно, просто ужасно. Мне пришлось вызвать нашего врача, и мы дали ему снотворное… – Пэг покачала головой. – В общем, он не знает, что я здесь с вами. Я сказала ему, что пойду встречаться с сестрой. Репортеры окружили наш дом, они, похоже, собираются там разбить лагерь. Все это похоже на кошмар, на ночной кошмар, да это и есть кошмар. Это невыносимо, это просто невозможно вынести, никто не может…

– Именно так. – Эрик не стал говорить про газетчиков перед своим домом – его собственные проблемы казались такими мелкими и незначительными по сравнению с ее горем.

– Мы выбрали гроб для Рене. Вы можете себе представить? Гроб для моей дочки… Я буду хоронить свою чудесную девочку, буду знать, что ее тело вскрывали, потрошили… Нет, это действительно слишком…

– Я понимаю. – Эрик всем сердцем сочувствовал ее боли.

– Что ж… – Пэг выпрямилась на стуле, видимо, стараясь собраться с силами. – Я понимаю, вы удивлены, наверное, почему я вам позвонила. Просто я хотела поговорить с вами лично, без адвокатов и полиции и всего такого. Я не из тех, кто просто может упасть в пучину горя и ничего не делать – это не мой путь. Я… знаете, я, может быть, просто мать. Матери – они ведь заботятся обо всем. Они действуют. Они… все делают. Ради Рене. Вы, наверное, понимаете меня – как отец.

Эрик кивнул:

– Да.

– Ну вот, и я надеялась, что смогу поговорить с вами… как родитель с родителем… И тем более мы с вами оба медики, ну то есть мы друг друга сможем понять. Мы оба хотим помогать людям, мы заботимся о людях, ведь именно этим мы и занимаемся, не так ли?

– Да, конечно, именно так. – Эрик выдавил из себя улыбку, хотя и понимал, что она выглядит довольно жалко, потому что веселья в ней не было совсем.

– Я знаю, что говорю путано, просто я так устала… – Пэг провела по лицу указательным и большим пальцем, оставляя красные следы на безупречной коже.

– Я… видела вас по телевизору, там показывали, как вас вели в полицейский участок. И мы, конечно, видели все, что происходило около торгового центра.

Эрик молчал, ожидая, что она скажет дальше.

– И, конечно, мы слушали заявление Главного управления Мэриона и капитана Ньюмайера… – Пэг замялась. – Короче… чем больше я обо всем этом думаю, тем меньше мне верится, что это вы убили Рене.

– О, нет, разумеется, я не убивал Рене. – Эрик почувствовал облегчение. – Богом клянусь, я не убивал ее. Я не сделал вашей дочери ничего плохого. Я вообще не способен на такое. Тут и говорить не о чем.

– Вы ведь не знали ее, да?

– Нет, я ее не знал. – Эрик взглянул на молодую официантку, которая подошла к их столику в этот момент: – Мне, пожалуйста, диетическую колу.

Пэг тоже посмотрела на нее, даже не улыбнувшись.

– Мне тоже.

Официантка кивнула:

– Спасибо за заказ. Простите за ожидание. Я быстро.

Пэг подождала, пока официантка отойдет, а потом продолжила с того же места, где остановилась:

– Да, вот что я думаю об этом. То есть, понимаете, – вы последний человек, которого я могла бы заподозрить в убийстве моей девочки. Я спрашивала о вас, разговаривала с коллегами: все о вас слышали и все говорят, что вы очень уважаемый, прекрасный человек и хороший специалист. И у вас просто не было причин убивать Рене. Откровенно говоря, я склоняюсь к мысли, что это был Макс. А вы – психиатр Макса. И я думаю, что у вас есть информация, думаю, что он говорил с вами о ней.

Эрик слушал, как она говорит, ее голос, глубокий и спокойный, и, хотя уже понимал, к чему она клонит, не перебивал ее. В любом случае он понимал, что все равно не сможет дать на ее вопросы те ответы, которых она ждет, – если она спросит его напрямик. И поэтому не собирался ее торопить. Ведь отказавшись отвечать, он заново разобьет ее сердце, на этот раз – уже точно он сам, своими руками.

– Я хочу быть с вами предельно откровенной. Рене говорила мне – точнее, говорила моему мужу, когда они бегали вместе, что, кажется, Макс очень увлечен ею. Он ей тоже нравился – не так, в другом смысле, но отцу она говорила, что Макс точно увлечен ею, она знала это с самого первого их занятия.

Эрик ничего не говорил, просто слушал, никак не реагируя.

– Она никогда не боялась Макса, никогда не думала, что он может причинить ей зло, но она была такая юная, такая наивная… Мой муж и я… мы думаем, что он хорошо маскировался. Что все это время он планировал ее убить.

Эрик заставил себя промолчать в ответ.

Официантка принесла две диетические колы и поставила их на столик:

– Вот ваш заказ. Позовите меня, если надумаете заказать что-нибудь из еды. Спасибо.

Эрик кивнул ей:

– Благодарим, обязательно.

Когда официантка отошла, Пэг продолжила:

– Мы слышали, как капитан Ньюмайер говорил, что у вас есть информация, кто убил Рене, и что вы отказываетесь ее выдавать, потому что должны хранить врачебную тайну. – Пэг помолчала, не сводя своих опухших от слез глаз с Эрика и сложив руки перед собой. – Я понимаю, что это часть договора, который вы подписываете в больнице. То есть – я все понимаю, я сама работаю в этой системе… но ведь тут другое. Здесь речь не идет о корпоративности или о чем-то в этом духе. Это между нами – родителями. Вот почему я вам позвонила. Я хотела встретиться с вами и попросить… буквально умолять вас, умолять – вы понимаете, о чем я говорю? Я умоляю вас, как родитель родителя, сказать мне, что вы знаете. Вы должны рассказать мне, что Макс говорил о Рене и почему он убил ее. Она не отвергала его – он никогда не признавался ей в любви. Она хорошо с ним обращалась, она со всеми хорошо обращалась. Она никому и никогда не сделала ничего плохого. И она не заслужила того, чтобы умереть вот так, она была слишком молодой и слишком хорошей… – Глаза Пэг наполнились слезами… – Я хочу знать все об этом… потому что я хочу, чтобы закон восторжествовал. Энтони говорит, что закон не вернет нам дочь – и я это знаю. Но закон должен восторжествовать. Я хочу, чтобы Макс заплатил за то, что он сделал с моей дочерью и моей семьей!

Эрик тяжело вздохнул, не зная, с чего начать.

– Пэг… Я очень хотел бы сказать вам то, что вы хотите, но я не могу. И вы знаете, что я не могу. Ни за что на свете я не могу этого сделать. Но я скажу вам кое-что важное. Я скажу вам вот что: я совсем не уверен, что это Макс убил Рене. Вы, как и полиция, подозреваете не того человека.

– О чем вы говорите? – Тон Пэг стал значительно холоднее, но она пыталась сдерживаться. – Я знаю, что он с ума сходил по моей дочке, и вы это тоже знаете. И я уверена, что он планировал убить Рене, – и вы тоже это знаете! Я знаю, что полиция нашла ее телефон у него в комнате. Пожалуйста, из уважения ко мне – будьте честны со мной. Я взрослый человек, я видела в своей жизни многое, я каждый день вижу смерть. Я смогу это выдержать. Скажите мне все, что знаете.

– Я не могу сказать вам то, что я знаю. Но сегодня утром я…

– Стоп. Вы должны мне ответить. – Пэг выплевывала слова, глаза ее стали похожи на две голубые льдинки. – Я знаю, что это Макс ее убил. Знаете, откуда я знаю? Потому что я читала все, что они там понаписали о вас. О том, как вы приехали в «Вокруг света», как вы разговаривали с Рене, как вы потом ехали за ней до самого дома и как наш сосед видела вашу машину на улице, прямо перед нашим домом. Зачем вы все это делали?

– Я не могу вам сказать, не могу ответить.

– А вам и не надо отвечать, Потому что я не идиотка. Я сказала себе: существует только две причины для такого поведения. – Пэг подняла вверх указательный палец: – Первая причина – это то, что у вас с Рене были какие-то отношения, потом вы ее изнасиловали, а потом решили убить. Как я уже сказала, в это я не верю. Не верю – потому что многое о вас узнала и потому, что вижу таких, как вы, врачей каждый день у себя в больнице. Они целители. Даже если они грубы или хамоваты – а таких среди врачей немало, – они выбрали эту профессию, чтобы исцелять, а не чтобы причинять зло.

Эрик проглотил комок в горле, слыша в ее тоне новые уверенные нотки.

– А вторая причина – это то, что вы пытались защитить Рене. Я думаю, что после того как Макс пропал, вы начали опасаться за Рене. Поэтому вы поехали к ней на работу – о ней вы узнали от Макса, а потом вы поехали за Рене до дома, чтобы убедиться, что Макс ничего с ней не сделает.

Эрик слушал, признавая, что в ее теории есть логика и смысл – гораздо больше, чем в теории полиции о гипнозе. Но и это не было правдой. Он не пытался защитить Рене – он просто искал Макса. Но сказать об этом Пэг он не мог.

– Затем, когда наш сосед увидел вас на улице и велел вам уезжать, вы поехали домой и легли спать. Вы сняли свою охрану. Вы не смогли найти Макса, но Макс знал, что делать. Он нашел Рене. Он нашел ее утром. Он, видимо, знал, что она гуляет с собакой в Пикеринг-парке каждое утро перед школой. Она всегда там гуляла. Она любит… любила собаку, она все время говорила о собаке… наверное, и Максу рассказала о собаке во время занятий. И он убил ее там, в парке. Отнял у нее жизнь… – Пэг наклонилась вперед, вцепившись в край стола с такой силой, что костяшки пальцев у нее побелели. – Вы ведь этого и опасались, Эрик. Вы пытались это предотвратить, но не смогли. Скажите мне, что я права. Скажите мне правду.

– Правда в том, что я считаю, что Макс невиновен.

– Вот как… – Пэг выпустила воздух сквозь зубы – такой легкий вздох, призванный замаскировать истинные чувства… Потом снова откинулась на спинку стула и сложила руки на груди: – Так вы считаете, что он действительно невиновен?

– Да.

– Тогда скажите мне… хотя нет – лучше скажите это полиции… почему вы так считаете? Потому что полиция считает, что это сделал он, а если он этого не делал – значит, они только зря тратят время, заводя дело против него, в то время как им надо искать настоящего убийцу. И если это действительно так – вы обязаны им сказать. Вы обязаны рассказать им все, что знаете. Должны рассказать, почему вы считаете Макса невиновным. Вы не можете просто сидеть и ничего не делать. Моя дочь мертва. Ваша дочь жива. И вы даже представить себе не можете, насколько вы счастливый человек.

– Я очень, очень сочувствую вашей потере, поверьте мне, очень сочувствую, но вы должны понимать, что я не собираюсь сидеть сложа руки. – Эрик решил быть с ней откровенным, насколько это возможно. – Сегодня утром я залез в компьютер и провел кое-какие поиски. И составил список людей, которые близко общались с Рене.

– Откуда вы можете знать, кто общался с моей дочерью, а кто нет?

– Благодаря «Фейсбуку». – Эрик достал из кармана рубашки сложенный вчетверо листок. – Тодд Шулер, Хадсон Макаллистер или одна из ее подружек, а еще Джулия Клакни, Минди Хорец, Габи Матейл и Кейт…

– Вы серьезно? – Пэг отшатнулась. – Вы смотрели страничку моей дочери? Страницу на «Фейсбуке»? Она же закрытая. Я сама устанавливала ей настройки приватности, когда мы с ней создавали аккаунт.

– Страничка закрытая, но не у всех ее друзей закрытые страницы. У большинства девочек – да, но не у мальчиков. Правда, я так и не смог определить, кто из мальчиков был ее бойфрендом…

– Вы просматривали страницы ее друзей?! – Губы Пэг изогнулись в недоверчивой гримасе. – И какой еще бойфренд? У нее не было никакого бойфренда…

– Не было? – Эрик прекрасно помнил, как Макс во время сеанса рассказывал ему, что у Рене есть бойфренд, что она плакала как-то после ссоры с ним. Он вдруг сообразил, что Пэг может и не знать про бойфренда Рене, поэтому решил не настаивать на своем.

– Нет. Она раньше встречалась с Тоддом Шулером, но они давным-давно расстались. Он нам не нравился и… – Пэг нахмурилась, прервавшись. – Но это вообще не ваше дело! О чем вы вообще тут говорите? Чего вы добивались, просматривая странички ее друзей?!

– Пэг, я просто пытаюсь рассмотреть все возможные версии. Полиция задержала не того человека, и они не будут искать настоящего убийцу. А если ее убийство не результат случайного преступления, что тоже возможно, тогда это сделал кто-то, кого она знала…

– Да как вы смеете! – Глаза Пэг стали похожи на полированную сталь. – Вы что, хотите сказать, что это кто-то из друзей убил мою девочку? Да они были лучшими друзьями с детского сада – некоторые из них! И они плачут не переставая с тех пор, как она умерла…

– Я просто говорю, что настоящий убийца все еще на свободе…

– То есть вы считаете, что кто-то из ее друзей задушил ее собственными руками? Вы считаете, что это больше похоже на правду, чем то, что это сделал ваш чокнутый пациент Макс?! Черт возьми, у вас незавидная работа – покрывать пациента, который настолько опасен, что с оружием в руках берет в заложники детей и угрожает взорвать весь торговый центр со всеми, кто там находится! – Пэг скривилась, нагнувшись вперед: – А теперь послушайте меня. Я вас просила по-хорошему… умоляла вас – а сейчас я скажу вам, что собираюсь сделать, если вы не расскажете мне или полиции все, что знаете. Я сама предприняла расследование и задавала вопросы всем психиатрам, которых знаю, – они рассказали мне о случае Тарасова… и о том, что если психиатр подозревает, что его пациент может кого-то убить, – он по закону обязан донести на этого пациента в полицию или предупредить потенциальную жертву.

Эрик почувствовал, как вспыхнуло его лицо.

– Вы знали, что Макс собирается убить Рене. И истинная причина того, что вы преследовали ее в тот вечер до самого дома, – то, что вы хотели ее защитить. Значит, если вы не пойдете мне навстречу и не расскажете полиции все, что знаете, – мой муж и я… мы подадим на вас в суд. У нас есть деньги – и мы потратим все до последнего цента, чтобы доказать вашу вину. Вы потеряете все, что у вас есть. Вы никогда не сможете работать в государственной больнице… и ни в какой больнице вообще. – Пэг говорила так горячо, что слова наскакивали друг на друга, она была вне себя от ярости, боли и горя. – Я ни перед чем не остановлюсь, чтобы правосудие свершилось. Я не остановлюсь до тех пор, пока не увижу, что Макс наказан по всей строгости закона. Поэтому если вы не хотите попасть под горячую руку – вам лучше пойти в полицию и все рассказать.

– Мне очень жаль, но я не могу…

– Тогда пусть будет так. – Пэг вдруг поднялась, резко отодвинула стакан с газировкой, затем схватила сумочку, развернулась и быстро пошла к выходу.

– Пэг, подождите! – Эрик встал было, чтобы броситься за ней, но передумал и снова сел на свой стул: он и так причинил ей слишком много боли. Пэг была во власти эмоций, и на ее месте он, скорее всего, чувствовал бы то же самое.

Но если посмотреть отстраненно, то кое-что ценное он от нее все-таки узнал: бойфрендом Рене был, вероятнее всего, Тодд Шулер.

Эрик сделал глоток диетической колы и вытащил телефон из кармана. Он зашел на «Фейсбук» и нашел там страницу Тодда. Она была открытая, никаких приватных настроек, и Эрик внимательно изучил ее. В графе «отношения» было написано «все сложно». Эрик догадался, что если Тодд действительно был бойфрендом Рене, а ее родители не должны были знать об этом – то вполне логично, что Тодд не стал объявлять об их отношениях публично, на весь «Фейсбук». А Рене обозначила свой статус как «одинока» потому, что тоже не хотела привлекать к их отношениям лишнего внимания. Тодд не состоял в друзьях у Рене, поэтому Эрик и не видел его страницу раньше. Вероятно, она вычеркнула его из списка друзей, как это сделала Кейтлин с самим Эриком – возможно, это был только маневр, чтобы обмануть ее родителей.

Эрик стал читать посты на странице Тодда. Их было не так много, похоже было, что Тодд писал всего раз в три или даже четыре дня. Долистав до среды – дня смерти Рене, Эрик увидел пост, очень простой: там было написано только hrtbrkn 4eva. Никаких упоминаний о Рене или объяснений. Это только укрепило уверенность Эрика в том, что они встречались тайком.

Эрик пошел к предыдущим постам и стал внимательно их рассматривать. Там были фотографии, сделанные на вечеринках, при слабом свете, со множеством молодых лиц и красных бейсболок, надетых козырьком назад. А на одной из фотографий – селфи – был Тодд, который стоял рядом с Рене, улыбаясь в камеру, на фоне чего-то зеленого. Надпись гласила: «моя чикса». Эрик не так уж сильно отстал от жизни, чтобы не понять: чикса – значит девушка. Тодд, конечно, рисковал, размещая эту фотографию – но он, скорей всего, понимал, что у родителей Рене просто нет никаких причин приходить к нему на страничку: ведь у них не было даже подозрений, что эти отношения продолжаются, по крайней мере до сегодняшнего дня – пока Эрик не посеял зерно сомнений в Пэг.

Он проверил дату под фотографией – месяц назад.

Пэг сказала, что они расстались давным-давно – но фотография опровергала ее слова: были они парой или нет, но то, что они существовали в жизни друг друга, – это факт.

Эрик снова внимательно изучил фотографию – здесь, в ресторане, это было делать удобнее, чем в кабинете, из-за больших окон. Он не сразу смог определить, что там виднеется на лужайке на заднем плане, но это было что-то большое, а в уголке маячил какой-то малюсенький розовый объект.

Он коснулся экрана, увеличивая эту часть фото, но все еще не мог разглядеть, что это такое: оно выглядело как некий торчащий шип неоново-розового цвета, не существующего в природе. И вдруг его осенило: он ведь уже видел этот шип раньше, на каком-то из фото!

Он вышел из «Фейсбука» и пошел на сайт городской администрации, там нашел раздел «Парки и зоны отдыха» и выбрал в списке Пикеринг-парк. Нажав на ссылку, он увидел на экране фотографии: беговая дорожка, посыпанная гравием, место для паркура и… при виде третьей фотографии у него перехватило дыхание.

Это была корова – пластиковая корова неоново-розового цвета в натуральную величину, один из странных арт-объектов, которые привлекали публику в парк. Увеличив фото, Эрик прекрасно смог разглядеть кончик розового рога. Он вернулся на страницу Тодда в «Фейсбуке» и сравнил это изображение с тем непонятным розовым кусочком, который маячил в самом верхнем правом углу селфи Тодда с Рене.

Да, это была та же самая корова из Пикеринг-парка.

Во рту у Эрик пересохло, и он отпил еще глоток диетической колы. Мысли у него путались. Селфи доказывало, что Тодд бывал с Рене в Пикеринг-парке. Значит, он совершенно точно знал о парке. Эрик вспомнил, как Пэг говорила, что Рене гуляла с собакой в этом парке каждое утро – это было частью ее распорядка дня. И Эрик вдруг подумал – уж не использовала ли Рене прогулку с собакой как повод для встреч с Тоддом по утрам? Для тайных встреч. Может быть, Тодд встретился с ней в парке и утром в среду. И убил ее.

Чем больше Эрик размышлял об этом, тем более вероятным ему это казалось.

Что, если Рене хотела с ним порвать – и он убил ее?

А может быть, он ее приревновал к кому-нибудь?

У бойфренда всегда больше оснований для убийства, чем у любого другого человека, но полиции не было известно о том, что у Рене имелся бойфренд, так же, как и Пэг – до сегодняшнего дня. Если Тодд забрал ее телефон, когда убил ее, то о нем никто и не узнает. Полиция, конечно, может со временем что-то обнаружить, когда возьмет распечатку разговоров (если возьмет), но до этого пройдет уйма времени. И Тодд сможет уничтожить все улики или просто исчезнуть.

Эрик молил бога, чтобы по дороге домой Пэг подумала о том, что он ей сказал, чтобы после, немного успокоившись, она сама зашла на страничку Тодда в «Фейсбуке» и сама увидела фотографию, которую видел он. Он надеялся, что она увидит этот неоново-розовый коровий рог и сможет сложить два и два.

Эрик рассеянно листал предыдущие фотографии, планируя свой следующий шаг. Там было фото учебников с подписью: «Хуже школы может быть только летняя школа», а под ней – еще подпись: «Они что, искренне верят, что я выложу сто баксов за эту хрень?»

Эрик вернулся в профиль, в графе «Образование» Тодд указал, что учится на первом курсе колледжа округа Дэлавер, кампус Экстон.

Эрик задумался на минуту: Экстон находился всего в пятнадцати минутах езды отсюда, а у него не было сейчас никаких других срочных дел. Он хотел узнать, на какой машине ездит Тодд, чтобы потом уточнить – не видели ли эту машину вблизи Пикеринг-парка в то утро, когда убили Рене. В это время в том районе бывало довольно оживленно, так что кто-нибудь, возможно, мог заметить Тодда.

Эрик достал из кошелька и положил на стол двадцатидолларовую купюру.

И ушел.